Маленькая Розалия любила танцевать. Она могла кружиться под пение птиц или идти по улице, пританцовывая. Никто и никогда не обучал ее танцу, она проделывала его велением души. А уж как послышатся звуки шарманки, тут и говорить нечего! Приподняв тонкими пальцами края платья, она кружилась в такт печальным звукам. Но шарманка в деревне была одна, у старого трактирщика Тома, и все ее мелодии Розалия давно выучила. Несколько раз трактирщик позволял ей крутить ручку, но Розалия, пытаясь добиться от ящика веселой мелодии, слишком быстро делала это, что Тому вовсе не нравилось. Подумаешь! Она вполне могла обходиться и без музыки, напевая слова песенки себе под нос. Соседский мальчишка Джонни, который был старше ее на целых два года, подсмеивался над ней и дразнил «замухрышкой». Ну почему она – замухрышка? Каждый раз, перед тем, как сесть за стол, она подходила к рукомойнику и тщательно вымывала руки. У нее не было таких ужасных цыпок, как у Джонни, так что замухрышкой скорее был он, а не Розалия. Вот, правда, платье…. Мама уже столько раз латала его, что оно потеряло свою первоначальную расцветку и стало похожим на старое одеяло, которое тоже, кстати, было сшито из лоскутов.

«Вот, соберем урожай…», говорил ей отец,- « и поедем в «таун», тогда-то я и куплю тебе новое платье»

Когда еще это будет: новый урожай! Тайком от родителей Розалия бегала на маисовое поле и трогала пальчиком упругие кочаны. Вроде уже созрели! Но отец не спешил собирать их. И никто в деревне не спешил. А так хотелось получить новое платье поскорее!

Но всему рано или поздно приходит конец. В один прекрасный день наступила и уборка маиса. Все вышли на свои поля и работали там все светлое время. Телеги непрерывно подвозили все новые и новые пригорки початков и сваливали их во дворе. А после уборки кукурузу чистили, выбивали зерна, сушили и только потом ссыпали в мешки. Как долго все это продолжалось! Сначала девочка устала ждать, а потом и вовсе перестала.

Сообщение отца о поездке в «таун» застало Розалию врасплох. В тот день они поднялись затемно. Отец отправился в конюшню, запрягать лошадей, а Розалия изо всех сил принялась помогать хлопочущей матери, чем только мешала ей, и, в конец концов, ее отправили к повозке.

Джексенвилльтаун поразил девочку. Там было столько много людей! Все они громко разговаривали, спорили, иногда кричали. И все привезли на ярмарку кукурузу.

«Как же отец сможет продать ее?»,- думала девочка. Она видела, что все вокруг только продают, и никто не покупает. Отец оставил их с матерью возле повозок с мешками, а сам куда-то исчез. «Нет, не видать мне платья»,- горестно размышляла Розалия. Первый раз в жизни ей совсем не хотелось танцевать. Даже когда неподалеку раздались звуки губной гармошки, Розалия не обратила на них внимание. К полудню появился отец в сопровождении толстого, тяжело дышащего дядьки, который часто снимал с головы шляпу и вытирал уже давно влажным платком красную лысину. Они долго препирались с отцом, но, наконец, ударили по рукам. Толстяк привел рослых парней, которые принялись таскать мешки, а отец только распоряжался и давал им указания. Никогда не видела Розалия столько денег сразу. Конечно, теперь они непременно отправятся выбирать платье. Но время шло, родители засобирались в обратный путь, а про девочку словно забыли.

«А где Розалия?»,- звонко вопросил голос матери. Нагнувшись, она увидела в просвете телеги сидевшую на корточках и горько плачущую девочку.

Она подошла к дочке и ласковым голосом спросила: «Что случилось, малышка?»

«Платье!»,- продолжала рыдать Розалия.

«Какое платье?»,- переспросила мать.

«Новое платье! Вы обещали!»

Отец всплеснул коричневыми от загара руками и ударил себя по бедрам. В ярмарочной суматохе родители ни разу не вспомнили о своем обещании. Он подошел к Розалии, молча взял ее за руку и поднял на ноги.

«Вытри слезы!»,- ровным голосом приказал он и повел девочку за собой. Если бы Розалия была менее расстроена, она обратила бы внимание на множество интересных вещей вокруг себя. На ярмарке продавалось все, о чем только возможно себе вообразить и даже больше этого. Ну разве возможно ребенку пройти мимо сахарных пряников-голубей или цветных петушков на палочках, совершенно не обратив на них внимание? А Розалия прошла! Зато, когда они приблизились к торговому ряду, где продавали одежду, она увидела все сразу, распознавая мельчайшие детали.

«Мне бы платье, вот, для девочки»,- сказал отец красивой приветливой продавщице в голубом капоре. У мамы тоже есть такой, она надевает его по воскресеньям, когда они ездят в соседнее село к пастору.

Веселая продавщица взяла Розалию за руку и увела за собой. Они очутились в отгороженном от прилавков месте, где были развешаны детские платья и костюмы. «А ну-ка ! Прикинь вот это! А теперь это!»,- подавала продавщица платья девочке. Все они были чудные, но ни одно из них не приходилось малышке впору. Розалия расстроилась окончательно. Видя печаль ребенка в ее больших, наполненных слезами отчаяния и надежды глазах, продавщица тоже расстроилась. «Подожди меня, я сейчас!»,- сказала она девочке и растворилась в пестрой толпе. Долго ждать не пришлось. Женщина вернулась скоро. Она держала в руках платье и красные, на каблучках туфельки. Эти вещи не были совсем новыми, но почти…. «Погляди на себя !», сказала продавщица и выставила тусклое, в почерневшей от времени оправе зеркало.

С трудом узнавая в заплаканном личике свое, Розалия улыбнулась отражению. Всего платья увидеть, конечно, невозможно, но она нисколько не сомневалась, что выглядит в нем здорово. Пусть теперь только попробует этот гадкий мальчишка Джонни обозвать ее замухрышкой!

«Не достает одной детали»,- сказала продавщица, нагнулась, поискала в какой-то коробке и достала оттуда шляпку, которая очень подходила к платью. Такой не было даже у племянницы пастора, к которому они ездили на службу по воскресеньям. «Это – подарок!», настолько громко, чтобы их услышал ожидавший отец, сказала женщина,- «за все с вас два доллара»

Два доллара! Безусловно, это были большие деньги. Захочет ли отец расстаться с ними? Девочка замерла в ожидании ответа. Ее сердце так громко колотилось , что она испугалась, не слышен ли этот стук окружающим? Вся ярмарка, казалось, застыла и наступила тишина в ожидании отцовского ответа , а все люди повернули головы в направлении Розалии.

«Всего-то!»,- воскликнул отец и полез в кошелек за деньгами.

Еще не веря в происходящее, девочка продолжала ожидать чего-то. Она боялась даже моргнуть! Ей казалось, что стоит лишь на мгновенье закрыть глаза и чудо исчезнет. Но оно не исчезало. Сложив старое, опостылевшее платье и стоптанные башмаки и завязав все это в узелок из мешковины, веселая продавщица протянула его Розалии. Впервые за все время девочка улыбнулась и вместе с ней улыбнулся весь мир. Как, все-таки, хорошо жить на свете! Теперь она видела и сахарных петушков на палочках и слышала громкую музыку, раздававшуюся из «салуна». Но до этого ли ей было сейчас?

«Ну, что? Надо обмыть удачную сделку?», - скорее подытожил, чем спросил, отец , взял дочку за руку и повлек за собой. Он шел впереди, большой и сильный, уверенно рассекая толпу крепкими плечами, и малышка, с непривычки, еле поспевала за ним на своих новых красных каблучках.

«А у взрослых женщин эти каблуки еще выше, и как они ходят?»,- подумала Розалия.

К тому же, ей то и дело наступали на новые туфли. Со старыми такого не происходило, а тут, как назло! Она шла, непрестанно глядя себе под ноги и стараясь двигаться насколько можно осторожней. Музыка звучала все отчетливей . А в «салуне» гремела так, что людям приходилось кричать друг другу, чтобы быть услышанными. Отец посадил ее на стул возле самых музыкантов, а сам отправился к стойке, где отпускали пиво и виски. Взрослые всегда пьют пиво и виски, а потом слушают громкую музыку и танцуют. Положив узелок перед собой на стол и развязав его, Розалия сняла новые туфли и аккуратно завернула в старое платье, вместе со старыми. Пусть уж лучше ноги оттопчут, чем испортят такую красоту! Поболтав немного босыми ногами, она принялась разглядывать оркестр. Впервые ей довелось увидеть от чего, собственно, музыка происходит. Вот эта маленькая скрипка знакома ей по рисунку в книжке, принадлежащей племяннице пастора, а вот эта огромная!... Отец долго не возвращался. Девочке надоело сидеть, и она встала со стула. Музыканты заиграли плясовую, и тут с босыми ногами Розалии произошло чудо. Они сами стали приплясывать в такт мелодии. Все уверенней и уверенней! К ним подключились руки и платье: оно захотело кружиться, чтобы распустить свои оборки. А шляпка! Она словно приподняла Розалию в воздух и поставила перед оркестром. И девочка, и ее обновки пустились в безудержный пляс.

Сначала на Розалию обратили внимание те люди, которые сидели за столами, что поближе. Они развернули стулья, чтобы лучше видеть происходящее, чем привлекли внимание других посетителей. Причем некоторые покинули свои насиженные места и подошли ближе. Самые веселые принялись хлопать в ладоши, стараясь попадать в такт. Розалия танцевала так, как она не танцевала никогда: каждой клеточкой своего маленького тела и каждой ниточкой купленного платья. А уж что ее босые ноги выделывали, невозможно описать! На зависть новым туфлям на каблучках, которые были так для нее дороги. Такого веселья старый «салун»не знал с момента своего открытия.

«А я? Дайте и мне посмотреть!»,- слышались крики в дверях.

Заканчивался один танец и музыканты тут же начинали другой. Неожиданно в проем двери протянулась чья-то рука с зажатыми в ней цветами. «Передайте туда! Передайте девочке!»,- и букет двинулся над толпой. Каждый хотел дотянуться до него, чтобы тоже принять участие в подарке, чтобы цветы были и от него тоже. Грубые, обожженные солнцем крестьянские лица на какое-то время стали трогательно добрыми, а жесткие, с засохшими порезами натруженные руки такими же мягкими, как лепестки цветов, которых они касались.

«Браво!» , - закричал кто-то, когда цветы упали к ногам девочки. Полупьяная толпа принялась тоже притоптывать сапогами и башмаками. У тех, кто передавал цветы, руки уже были подняты вверх, поэтому они начали танцевать первыми. К ним присоединились прочие, и вскоре вместе с Розалией плясал весь салон. А кое-кто даже на улице.

Осень. Ярмарка. Простое, недоступное для нас человеческое счастье и красные туфли на каблучках, которые нам не суждено увидеть.