Часть 4.

Три крещения.

Вместо пролога.

Аллегро рождения свыше – II.

 

«…Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него…»

От Матфея Святое Благовествование, глава 27, стих 19. Обращение к Понтию Пилату его жены.

***

Британский контингент и французский армейский корпус составили полукольцо блокады вокруг русского города.

К этому времени в восьмикилометровой оборонительной линии лучше и полнее других вооружён был шестой бастион. Перед валом высотой в четыре метра был ров глубиною в два метра. За бруствером бастиона стояло пятнадцать орудий.

Вал у пятого бастиона был слишком низок. Собственно, пятый бастион представлял из себя большую насыпь. Одиннадцать 12-фунтовых пушек были установлены на его оборонительной казарме.

Четвёртый бастион был недостроен. Левый фас и фланг его представляли собой насыпь, пригодную лишь для ружейной стрельбы.

Третий бастион, с брустверами неполного профиля и рвом глубиной в полтора метра с шириной в пять метров, был вооружён семью пушками. Пороховые погреба на третьем бастионе были устроены ненадёжно.

На месте второго бастиона была возведена только часть бруствера высотою в один метр. За ним установили шесть орудий. Первый бастион имел такой же вид и четыре пушки.

Все батареи к востоку от Южной бухты не были связаны между собою, и самая местность представляла несколько слабо защищённых подходов. Вооружение Малаховой башни также было неудовлетворительно, и она не исполняла потенциальную роль достаточного препятствия неприятелю, сумевшему овладеть так называемыми «неприступными» альминскими высотами.

***

В оное время, когда внимание прогрессивной русской общественности сосредоточилось на Севастополе и Крымской кампании, давняя, внутренняя и незримая война продолжала незаметно подтачивать Россию. Одним из главных фронтов этой войны являлся Соловецкий монастырь…

 

Нет, нет, не советская власть ярче всех отметилась на этом фронте. В её эпоху Соловки уже были «пионерским лагерем» в сравнении с прошедшим исторического узилища, где неизменно страдали за мысль, убеждение и пропаганду…

***

…Первого июля в год от воплощения Слова тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый в Соловецкий монастырь, Архангельской епархии, два жандарма привезли из Москвы секретного арестанта.

С шестнадцатого апреля сего года Архангельская губерния была на военном положении. По указу Священного Синода уже переслали в Архангельск все ценности, имевшиеся в монастыре. Уже приняли определённые меры для повышения его обороноспособности. Монастырь становился крепостью, а настоятель монастыря архимандрит Александр - фактическим комендантом крепости. Через него передавались все военные приказы высшего командования, ему подчинялся начальник инвалидной команды, бывшей при монастыре. Впрочем, архимандрит Александр не оставлял и своего основного занятия.

Вместе с секретным арестантом Александру было вручено письмо московского военного генерал-губернатора, графа Закревского. Это был тот чиновник, который пять лет тому назад дал благоразумный приказ по Москве. Было велено, чтобы все собаки, кроме ошейников, в предосторожность от укушения, имели ещё и намордники. В то время приехал в Москву светлейший князь Меншиков и, обедая в Английском клубе, сказал обер-полицмейстеру Лужину: «В Москве все собаки должны быть в намордниках, как же я встретил утром собаку Закревского без намордника?»

***

Высокий каменный корпус, куда препроводили арестанта, стоял в стороне, в самом углу монастыря. Каземат мрачно глядел перед собою рядами маленьких, тёмных окон из-за особой каменной стены, отделявшей его от остальных зданий. Молодой крепкий арестант, лет тридцати пяти, грустно улыбнулся, подумав: «Храм и тюрьма. Монастырь и каземат. Монах и арестант. Монастырь в качестве острога и анахорет в роли тюремщика. Тонкая ирония».

 

Архимандрит Александр вскрыл письмо. «Государь император Высочайше повелеть соизволил: заключить мнимодуховное раскольническое лицо под номером 6 в монастырь под строжайший надзор, с прекращением средств сообщаться с раскольниками и вообще с которыми-нибудь посторонними людьми».

 

Каждый свежий человек, попадающий в Соловки, испытывает невыразимо тяжёлое, подавляющее впечатление. Соловецкая тюрьма, когда к ней приближаешься, кажется какою-то громадною, многоэтажною гробницей, откуда вот-вот покажутся, открыв свои незрячие очи и потрясая цепями, бледные призраки прошлого. Невольный трепет охватывает простых смертных, когда они вступают в ограду исторической темницы. Секретный арестант №6 был спокоен и невозмутим. Задумчиво смотрел он в ультрамариновое небо.

 

Архимандриту Александру вменялось в обязанность, чтобы означенный человек, по доставлении его гражданским начальством, был принят в арестантское отделение монастыря и помещён в отдельную келию под строжайший надзор епархиального и монастырского начальств, с прекращением им возможности иметь какие-либо сношения с посторонними лицами. Имени сего человека предписано никому не открывать, а называть его и писать в бумагах просто арестантом под № 6.

 

Шестой номер печально, с некоторою жалостью всматривался в узкие оконца с тройным рядом рам и решёток. Это были пустые, незрячие «глаза» легендарной обители, конечного пункта ссылки и заточения многочисленных преступников против веры, еретиков.

 

Арестант № 6 знал, что бывали ещё более мрачные времена. Когда лучшим, радикальнейшим средством в борьбе с религиозными верованиями считались пытки. Сюда попадали, большею частью, после розыска, нередко прямо из застенка тайной канцелярии, преображенского приказа et cetera. И вот, подвергнутые разнообразным мучениям, висению на дыбе, избитые нещадно кнутами и батогами, с вырванными ноздрями, с отрезанными языками, инаковерующие отвозились в Соловки. Запирались здесь в сырые, тёмные, холодные погреба, прозываемые тюремными кельями. В этом месте они обрекались на пожизненное одиночество, на бессрочное молчание, нужду и горе. Казалось, что после ссылки о них совершенно забывали, их вычёркивали из списка живых людей. И действительно, только смерть избавляла несчастных узников от дальнейших страданий, только могила успокаивала их измученные тела.

Сколько крови пролилось на эти сырые и холодные плиты? Сколько стонов слышали эти влажные и мрачные стены? Сколько сектантских учителей и раскольничьих лидеров перевидали эти стены за двести лет?

Арестант №6 знал, что здесь принимали страдания митрополиты и архиереи, монахи и князья, бояре и вельможи, священники и купцы, солдаты и офицеры, крепостные и казённые крестьяне. Здесь они томились в могильном одиночестве тюремных келий, за тройными железными решётками. Томились годы, десятки лет и нередко целую жизнь. Некоторые из узников всю жизнь сидели скованными в цепях. Эти цепи снимались с них только после смерти.

 

Здесь канули в вечность множественные творцы самых разных учений. Вслед за своими создателями растворялись в реке забвения и сами учения. Об этом некогда говорил в синедрионе некто фарисей, именем Гамалиил, законоучитель, уважаемый всем народом. Если предприятие и дело – от человеков, то оно разрушится. А если от Бога, то вы не можете разрушить его.

 

Вот и сейчас в келиях-одиночках обретаются поповцы и беспоповцы, хлысты и бегуны, духоборцы и скопцы, молокане и всякие «люди божьи», богомилы и богоносцы, и даже некто «богочеловеки». Чьё учение-предприятие разрушится со временем, а чьё останется в последователях? «Сбившиеся с пути» искатели «правой веры» веровали в свои справедливости и мечтали обновить мир, существо и природу человека. Здесь средоточие туманных мистических теорий и учений, построенных на многообразных истолкованиях Ветхого и Нового Заветов.

 

По заведённому в монастыре порядку, архимандрит Александр приказал составить подробную опись вещам и деньгам, которые оказались при шестом номере. Вещи его находились в двух узлах и кожаном коробе. Все найденные деньги и большую часть вещей настоятель оставил у себя, а арестанту велел выдать необходимое количество белья и платья. Опись эту дали подписать владельцу-узнику, с тем, чтобы он поставил только цифирь 6. После чего шестой номер немедленно же был отведён в арестантское отделение монастыря.

 

Суеверный страх охватывает всякого, когда он входит в узкую дверь узилища, за которою тянется вдаль чёрный коридор, словно щель в какой-то каменной массе. Каким-то бездушным космическим холодом обдают лабиринты монастырского острога. Кажется, что в мертвенном воздухе ещё стелется и расплывается отчаяние и скорбь узников, прахи которых давно истлели на монастырском погосте. Шестого же арестанта не покидало присутствие духа.

 

Жандармам, которые привезли арестанта, выдалась архимандритом особая квитанция в исправном получении от них узника.

« Квитанция.

При секретном отношении его сиятельства г. московского военного генерал-губернатора, графа Закревского, от сего 1854 года за N оо, доставлен во вверенный управлению моему Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный* мужской монастырь к содержанию в крепостном арестантском отделении секретный арестант №6, мнимодуховное раскольническое лицо, от сопровождавшего его московского жандармскога дивизиона унтер-офицера Лавочкина в десять часов утра 1-го июля сего года мною принят, в чём ему, унтер-офицеру Лавочкину, за подписом моим, с приложением монастырской казённой печати, и дана сия квитанция. 1-го июля 1854 г.

№ 411».

Независимо от этой квитанции архимандрит, по прибытии секретного арестанта в монастырь, сделал письменный доклад об этом генерал-губернатору, непосредственно приславшему заключённого, а также своему прямому начальнику, архангельскому епархиальному архиерею. Наконец, устно сообщил он об этом, в «секретном порядке», начальнику местной инвалидной команды, с просьбою «повелеть военному караулу иметь за арестантом № 6 особый, строжайший надзор».

 

После бумажной волокиты настоятель Александр задумался о таинственной личности шестого номера. В узлах секретного арестанта хранились: шерстяное синее одеяло, полукафтанье дымчатого сукна на овчинном меху, полукафтанье синего сукна на вате и китайчатой синей подкладке, новая синяя китайчатая рубаха, кожаная подушка, две плисовые с бараньим околышем шапки на вате, несколько белых холстинных полотенец, мешок синего холста, деревянная чашка с крышкою, бутыль синего стекла.

 

В кожаном коробке находились: чёрное шерстяное полукафтанье на бумажной подкладке, чёрная шерстяная пелеринка, такая же атласная, китайчатая синяя рубаха, китайчатые синие шаровары, два бумажных клетчатых носовых платка, холстинная ночная занавеска, хрустальная кружка, костяной гребень.

В конце описи значилось: «сверх сего, отобрано от № 6 триста тринадцать (313) золотых российских империалов, сто (100) червонцев, карманные золотые часы без цепочки, кожаный ремень, подушечка, шейный простой платок, два кошелька».

 

Архимандрит Александр пригладил бороду, констатируя, что таких богатых острожников на его веку ещё не бывало. Да, наверно, и не будет уже никогда. Он повертел пальцами монету с портретом императрицы Елизаветы Петровны. На другой половине были гербы, расположенные крестообразно. В центре герб государственный, а вокруг - сибирский, астраханский, казанский и московский. Эта вариация вполне пристойная. Но вот настоятель Александр взял империал чеканки от Павла Первого и укоризненно покачал головой. Вместо императорского лика там красовалась надпись: «Не нам, не нам, а имени твоему». Архимандрит из разных источников точно знал, что это девиз Тамплиеров. Говорят, что ныне они переделались в масонов. Далее рассуждать об этом предмете – это поддаваться сатанинскому искушению. Говорят, что масоны имеют силу и при нынешнем императоре Николае Павловиче.

Уж лучше направить рассуждение на персону засекреченного арестанта. Шестой номер в письме графа был установлен, как «мнимодуховное раскольническое лицо». Но не было среди вещей ни маленьких складных образков, ни обыкновенных старообрядческих образов в медных или серебряных окладах, ни крестов, ни шнурков, ни ладонок и ни одной книги. Может, № 6 – опальный масон? Нет, нет. Не при таком гардеробе вояжируют масоны, даже опальные в ссылку.

 

Дальнейший текст письма генерал-губернатора представлял категорическую инструкцию: «И состоять ему, № 6, в крепкой тюрьме, под частным надзором архимандрита. А караульным унтер-офицеру и солдатам иметь крепкое и неусыпное над ним, № 6, смотрение и осторожность, чтобы при нём пера, чернил и бумаги отнюдь не было, и чтоб он ни с кем и ни о чём ни в какие разговоры не вступал и ничего б непристойного не разглашал и не говорил, чего ради к нему не только из посторонних никого, но и из монастырской братии и служителей ни в келью, ниже во время слушания литургии и прочего церковного пения, ни для чего не допускать и разговаривать запрещать».

При этом особенное внимание обращалось на то, чтоб № 6 «ни с кем и никогда о вере никаких разговоров не вёл, к размножению противных благочестия дерзостей возможности не имел, но пребывал бы в покаянии и питаем был хлебом слёзным». Дверь келии для секретного арестанта предписано было не только запереть под замок, но ещё запечатать особыми печатями.

 

Однообразно и печально текли в монастырской тюрьме дни, недели, месяцы и годы заключённых. Особенно удручающим образом действовало на узников полное одиночество. Они были обречены на таковое. Кроме монастырского служителя, состоявшего при «арестантском отделении» и обязанного подавать заключённым пищу и выносить из их казематов «парашу», они не видели человеческого лица, не слышали человеческого голоса.

Впрочем, некоторых мог посетить архимандрит Александр. Для собственного развлечения, для индивидуальной борьбы с еретическими заблуждениями и в расчёте выведать, что было известно злыдням относительно организации старообрядчества вообще и в частности раскольнической иерархии.

С секретным арестантом № 6 возбранялось соприкасаться в общении даже отцу настоятелю, архимандриту Александру.

 

***

Через трое суток архимандриту Александру представил устный доклад начальник инвалидной команды. Дескать, № 6 не притрагивался за оно время ни к хлебу, ни к воде. А караульный унтер-офицер слыхал из его келии иноязычный говор.

 

Настоятелю было ныне не до того. В монастырь прибыла небольшая, но чрезвычайно важная делегация. Первым было представлено послание от обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода, генерал-адъютанта графа Николая Алексеевича Протасова. Вторым документом было отношение министра внутренних дел России, генерал-адъютанта Дмитрия Гавриловича Бибикова. Третья гербовая бумага имела подпись князя Алексея Фёдоровича Орлова, шефа корпуса жандармов и управления III отделения собственной канцелярии. Каждый циркуляр имел гриф – «совершенно секретно».

Делегация выехала из северной столицы, чтобы «принять со своей стороны все меры духовного вразумления к рассеянию заблуждений».

***

… Архимандрит Александр лично возглавил «экскурсию» по келиям. Его сопровождали трое чиновников. Отцу настоятелю было предложено показать узников, более-менее лояльных к гражданской власти.

Прекрасно одетая женщина, симпатичная, лет тридцати двух, осталась в обществе двух серьёзных мужчин. Они говорили между собою по-немецки в апартаментах архимандрита.

Чиновники были от тех ведомств, руководители которых подмахнули свою роспись на отношениях, предоставленных отцу Александру. Открывались «кормушки» в келийных дверях и чрез них распространялось общение.

 

Много, много мыслей услышали чиновники из сырых, затхлых келий. Речи из погребов были болезненной скачкой суждений. От одного предмета к другому. Без малейших признаков логической связи и последовательности. По временам проскакивали здравые, оригинальные, даже крупные мысли, но они тонули в общем потоке туманных аллегорий, бесчисленных текстов из Библии, странных сопоставлений, различных формул, всевозможных цитат. Тут были, например, рассуждения об огромном значении нуля в математике, причём это значение каким-то совершенно непостижимым образом приравнивалось к понятию о существовании в природе высшей духовной силы, Бога. Приводились тонкие теологические толкования о значении трёх лиц Святой Троицы et cetera.

Через три часа чиновник второй экспедиции** III отделения собственной канцелярии докладывал по-французски даме с серьёзными кавалерами:

-- Это всё люди со своей idee fixe. Это некая одержимость mania religiosa. Ничего нет достойного вашего внимания. К сожалению.

Два других чиновника подтвердили краткий вердикт. Дама посовещалась по-немецки со своими спутниками и сказала со властью архимандриту Александру, по-русски:

-- Отец настоятель, вы, вероятно, забыли нам показать ещё какого-то человека, находящегося под вашим надзором.

Архимандрит думал недолго и степенно отвечал:

-- Да, вы правы, сударыня. Есть ещё шестой нумер. Извольте прочесть циркуляры про него.

 

Сначала с циркулярами внимательно ознакомились буквоеды.

-- Любопытно-с, - заметил чиновник второй экспедиции.

-- Странно-с, - высказался бюрократ из департамента Правительствующего Синода.

Чинуша из МВД промолчал. Эта поездка ему была в тягость, он просто терпел передвижение своей плоти и пространственные картины перед таковой.

***

Через полчаса привели секретного арестанта № 6. Царственная дама попросила архимандрита удалиться. Шестой номер потихоньку и совершенно спокойно сказал:

-- Здравствуйте.

Ему никто не ответил, а дама по-французски попросила чиновника второй экспедиции принести табурет для арестанта. Шестой присел и сказал:

-- Благодарю.

Минутное молчание вызвало во всех присутствующих напряжение и неловкость. Шестой сказал:

-- Только ныне понимаю, что третье крещение отдалено от меня ещё на некоторый срок. Потому что сегодня я обязан своему присутствию здесь чудным сновидениям, которые должны быть открыты её владетельнице.

 

Черты лица единственной здесь женщины были благородны и привлекательны. Необыкновенной белизны лоб, резко оттенённый свежестью щёк, нежный носик, будто выточенный искусным художником из слоновой кости, большие чёрные глаза с длинными, густыми ресницами. Она улыбнулась. Сверкающая белизна зубов разительно выказывала яркость её губ и чудную их форму. Но вместе с улыбкой бледное лицо дамы слегка покраснело. Все мужчины непроизвольно посмотрели на неё, и от этого она ещё больше вспыхнула.

Шестой же отрешённо продолжил свою речь:

-- К сожалению должен вас уведомить, Ольга Николаевна, что вы здесь ныне находитесь не только по причине своих сновидений. События ваших сновидений перевешиваются вашим рационализмом. Из него вытекают две другие причины. Первая из которых – ваше желание материнства. Другое – это целесообразность политики вашего отца. Вы усматриваете прямую связь между ними.

 

Помощник могущественного секретаря Святейшего Правительствующего Синода не выдержал и резко высказался:

-- Область государства - земля и вещество! Его оружие - меч вещественный! Единственная область Церкви – это душа! Единственный меч, которым она может пользоваться, который и врагами её может быть с некоторым успехом против неё обращаем, есть слово. Не слушайте же его! Не слушайте! Недаром он обозначен цифрой 6!

Ольга Николаевна дрожащим голосом обратилась по-немецки к своему мужу:

-- Выставьте, пожалуйста, вон за дверь этого фанатика.

Плотный немец с курчавыми бакенбардами кивнул своему спутнику, и тот силой вывел из апартаментов помощника секретаря Синода. В звенящей тишине Ольга Николаевна спросила:

-- Что же мне делать?

Шестой номер пожал плечами и негромко сказал:

-- Прошли времена праведного Ноя. Теперь можно спасаться только лишь собственной инициативой. Даже, если вы уверуете – это не спасёт вашу семью. Вам следует для самой себя порассуждать над этим местом Святого Писания –

«…В ночи изумлённо спрашивал Никодим:

-- Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?

Иисус отвечал:

-- Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше…»

 

Ольга Николаевна твёрдо сказала:

-- Я совершенно этого не понимаю. Изъясняйтесь, пожалуйста, буквальнее.

Шестой номер печально улыбнулся:

-- Увы, Ольга Николаевна, увы. Буквально для вас будет лишь то, что богатому действительно невероятно труднее войти в Царство Божие. Другая буквальность, более мелкая: война тысяча восемьсот пятьдесят третьего года возгорелась не из-за политической свободы единоплеменников наших, а из-за требований преобладания самой России в пределах Турции. То бишь – это всего только личные амбиции русского императора. Наше покровительство гораздо более, чем их свобода, - вот, что имелось в виду. Сам Государь считал себя вправе подчинить себе султана, как монарха Монарху, - а потом уже, по своему усмотрению (по усмотрению России, как великой Православной Державы), сделать для единоверцев то, что заблагорассудится нам, а не то, что они пожелают для себя сами.

-- И что из этого? – спросила Ольга Николаевна.

-- Это про целесообразность политики вашего отца, - спокойно отвечал шестой номер. – По вопросу же вашего материнства…Этот вопрос пока остаётся открытым.

-- Вы не отвечаете однако на мои вопросы! – возмутилась Ольга Николаевна.

-- Вы сами себе уже на всё ответили, - грустно улыбнулся шестой. – От своих уст осудишься или же оправдаешься. Собственно, жизнь всякому человеку для того ведь и даётся, чтобы предполагаемое, прогнозируемое или ожидаемое, стало, наконец, объективной реальностью, действительностью исполненной…

Крымская же кампания – это только очередной виток политического переустройства России. Ваше же возмущение в настоящее время – это преткновение вашему материнству. Настоятельно вам рекомендую не находиться в монастырской гостиннице шестого июля.

***

Английские «Бриск» и «Миранда» были небольшими рейдерскими судами, предназначенными для грабежа купеческих и рыболовных судов и прибрежных сёл. На каждом из них было установлено двадцать восемь лёгких пушек. Стрелять они могли только с одного борта. На один залп уходило до пятнадцати минут. За девять часов непрерывной стрельбы англичане могли сбросить около тысячи ядер, но ведь пушки должны были ещё и охлаждаться. Конечно, невелика разница: 1000 или 1800, но… чиновник морского ведомства Максимов, посещавший Соловки уже в 1855 году, писал, что англичане обстреливали, в основном, гостиницу Архангельскую. Спасо-Преображенский собор (попробуйте-ка промахнитесь!) был поражён всего двумя ядрами, одно ядро сбило зубцы крепостной стены, было выбито несколько окон корпусов и церквей.

Сам обстрел длился «от начала крёстного хода по стенам монастыря и закончился во время службы в храме». Итого - менее часа. Для удовлетворения оскорблённого английского самолюбия потребовалось меньше времени, чем для совершения молебна о спасении…

 

Чрезвычайная делегация в это время была уже далека от Соловецкого монастыря. Ночь опустилась над землёй, взошла луна. Её диск был велик, кроваво-красен, она казалась вышедшей из недр религиозной крепости, которая на своём веку так много схоронила в себе человеческой плоти и изобильно окропила свои стены кровью.

PR-кампания, организованная позже архимандритом Александром, включила в себя поток памятных стелл, литографий, гравюр и статей. Результат не замедлил сказаться: монастырь приобрёл известность, а с ней - и многочисленный паломнический поток. Большое количество паломников отразилось на величине кружечных сборов, увеличило продажи культовой атрибутики: свечей, икон и прочих религиозных сувениров. В «урожайные месяцы» выручка доходила до 95.000 рублей. А почему бы и нет?

 

Ведь, всем доныне как бы известно, что невредимыми остались не только люди, но и даже чайки, гнездившиеся на монастырских стенах. Насельники монастыря испытали настоящее потрясение, когда нашли за иконой Богоматери неразорвавшееся ядро.

 

Лишь только одна Ольга Николаевна* прокручивала в своём сознании последнюю фразу секретного арестанта № 6: «Севастополь будет последней каплей в чаше терпения. Это пророчество в отношении вашего отца».

___________________________

_________________________________________ ________________

 

Ольга Николаевна* -- дочь Николая Первого. Ольга Николаевна встретила наследного принца Вюртембергского Карла, и согласилась на его предложение о женитьбе. Свадьба состоялась в Петергофе 1(13) июля 1846 года, в день рождения Александры Фёдоровны и в день её свадьбы с Николаем Павловичем Романовым. Посчитали, что это число должно принести счастье новой паре. Целый день звонили колокола, иллюминацией были украшены даже дома в Петербурге. Император пожелал дочери: «Будь Карлу тем же, чем все эти годы была для меня твоя мама». Семейная жизнь Ольги сложилась вполне благополучно, но детей у них не было. Её обучали языкам — французскому, немецкому и английскому. Она занималась ваянием под руководством скульптора Ивана Петровича Витали, прекрасно пела, играла на фортепиано и органе. Вюртембергская принцесса, а затем и королева, Ольга Николаевна много времени посвящала благотворительным учреждениям, тем самым завоевав любовь и уважение немецкого населения. Её именем и сейчас называется улица в одном из курортных городов Вюртемберга в Германии, в столице земли Баден-Вюртемберг. Привлекательная, образованная, говорящая на нескольких языках, увлекающаяся игрой на пианино и живописью.

** -- II экспедиция заведовала — раскольниками, сектантами, фальшивомонетчиками, уголовными убийствами, местами заключения и «крестьянским вопросом» (разыскание и дальнейшее производство дел по уголовным преступлениям оставалось за министерствам внутренних дел; связанные с фальшивомонетчиками — за министерством финансов).

*** -- ставропигиальный* - в 1765 году монастырь стал ставропигиальным, то есть перешёл под непосредственное подчинение Синоду. _____________________________________________________________________________