ЖИЛ ОТВАЖНЫЙ КАПИТАН - 2

 

( продолжение, пять лет спустя )

 

Если я дам герою моего рассказа имя, и буду писать о нем, все равно станет ясно, что речь идет об авторе. Не стоит вводить читателя в заблуждение. Благодарю его уже за то, что он снизошел до процесса чтения в принципе, ибо многие в наше время пишут, читать некому. Так было всегда. Все труднее становится найти интересный сюжет, а он в моем рассказе уже испорчен тем, что повествование ведется от первого лица, и, следовательно, изложенная история имеет заведомо благополучное окончание. Но интрига присутствует даже при игре с открытыми картами, потому что никто не знает, с какой из них пойдет игрок, иногда, даже, он сам. То есть – я, капитан морского судна «Ошея Экспресс», способного перевезти около полутысячи автомобилей единовременно. «Ошея» - имя старшей дочери нашего судовладельца. Ей далеко за тридцать, она владеет небольшой сетью бутиков, не замужем. Слово «Экспресс» - объяснять не нужно. Действующие персонажи – настоящие, живые люди. Сейчас принято писать, что все герои, мол, вымышленные, совпадения случайны. Мои ребята – самые реальные и книжек они не читают, потому опасаться мне нечего.

Многие романы о морских приключениях, начинаются примерно так:

… сентября 200….года наш корабль вышел из бельгийского порта ….. с грузом автомобилей, предназначенным для одной из стран Средиземноморья. Шли четвертые сутки плавания, причем, трое из них мы, практически, не вылезали из штормов, находясь в самой середине Бискайского залива. Кто не знает, иначе этот залив называется Гасконским. Да-да! И не исключена возможность, что маршал Франции д*Артаньян в детстве лазал по склонам скалистых океанских берегов. Если, конечно, погода позволяла. Потому, как добрых две трети календарного года в этом районе приходится на штормы и ураганы.

Несмотря на сильный встречный ветер, наше судно, медленно, со скоростью около четырех узлов, продвигалось вперед. Оно уверенно держалось на волне, взбираясь на гребни и падая с них, да так, что сердце не успевало за телом и оказывалось вверху, возле самой гортани. Ощущение, сродни американским горкам, или русским качелям.

Наша судовая жизнь протекала в соответствии со шкалой Бофорта, дающей характеристику погоды в интернациональном измерении. Что может позволить себе человек при девяти баллах, если это соответствует силе ветра около двадцати метров в секунду? Представьте, что вы бросили окурок, а он через секунду упал в двадцати метрах от вас! Хотя нет, окурок вообще не упадет, он улетит. Да и выйти из дому в такую погоду вам, пожалуй, не удастся. А нам, так это уж точно – одна вода кругом. Ни ходить, ни спать, ни принимать пищу нормально нельзя из-за бортовой качки, доходящей иногда до тридцати градусов. Лист бумаги на столе не лежит, падает. Вода в закрепленной на плите кастрюле закипает, но сварить в ней ничего, кроме яиц и сосисок, не получается. Они-то и составляют «горячую» часть нашего рациона в последние дни. А вот спать невозможно по причинам чисто механическим: тело перекатывается в постели и закрепить его, расставляя в стороны руки и ноги, либо упираясь в стенку, не удается. Наш старший рулевой Мохаммад, по прозвищу «Гуд», кладет в ноги ведро, и упирается в него. Таким образом, ему удается заснуть. Свое прозвище этот матрос заработал из-за привычки постоянно быть на хорошем счету. Он – классный рулевой и способен вести судно совершенно без подсказки, лишь время от времени спрашивая: «Капитан, Мохаммад – гуд?» «Гуд, гуд!»,- что означает «хороший», отвечаю я. И потому, когда в команде появился еще один матрос по имени Мохаммад, то к рулевому автоматически прилипла упомянутая кличка. Да так за ним и осталась.

До района с нормальной погодой нам оставалось идти целых два дня. Мы с этим уже было смирились, но вдруг… Конечно «вдруг», потому что, по всем критериям изменения могли произойти лишь в лучшую сторону: в худшую некуда! Вдруг, мы получили сообщение от Томаса, нашего управленца:

«Дорогой капитан! К 22.00 ожидается ухудшение погоды, при юго-западном ветре до 160 км/час. Мы рекомендуем Вам срочно изменить курс и следовать в порт Ла-Корунья ( Испания ). Запросите местные портовые власти о возможности предоставления Вам убежища. Информируйте нас о результатах»

Даже не глядя на карту можно было дать ответ, что Ла-Корунья недоступна для нас, но следовало использовать предоставленную возможность и попытаться спрятаться от надвигавшегося ... Не знаю, какое название придумать для него, если «это» в два раза больше, чем мы имели на момент принятия сообщения. Во всяком случае, я ответил, что полным ходом следую к берегу, который хоть на первое время сможет прикрыть нас от урагана. Судно легло на новый курс, и ветер стал попутным. Мы стремительно понеслись вместе с волнами вперед и успели бы достичь пусть временного, но укрытия, если бы катастрофа не случилась на целых три часа раньше обещанного.

Сперва изменил направление ветер. Довольно быстро возникли волны новой формации, которые, в свою очередь, сталкиваясь с предыдущими, образовывали толчею и сумятицу. Послышался унылый вой в снастях и антеннах. Небо стало неравномерно серым и низко прижалось к воде. Верхушки гребней, срываясь, начали вытягиваться в длинные полосы. Судно с трудом удерживалось на курсе, который срочно пришлось изменить. Сигнализация противно покрикивала о перегрузке главного двигателя. Подступало время, когда уже невозможно будет отлучиться с мостика, поэтому я решил использовать последнюю возможность для чего-нибудь очень личного и полезного. Над всем разнообразием эмоций преобладала досада, ведь мы были уже так близки к финишу, а тут…

Вода за бортом холодная. Надеть тельняшку? Она плотно облегает тело и, следовательно, лучше хранит тепло в морской воде. Ее полоски более заметны на поверхности с вертолета и вообще, я в ней с семнадцати лет. Навидался всякого. Затем побриться и облачиться в чистую рубашку. Не забыть перекреститься перед образком Божьей Матери. Я приобрел его четырнадцать лет назад в Гданьске, и с тех пор он сопровождает меня во всех путешествиях. У него удивительное название: « Не устающая помощь». И, нужно заметить, до сих пор помощь не переставала быть. Что еще можно сделать для облегчения стоящей передо мной задачи? Не нервничать и оставаться спокойным. Люди, они сердцем видят. Поэтому внутри себя тоже должно быть спокойно и хорошо. Взять документы и деньги - значит тут же расписаться в малодушии, а вот сигареты прихватить стоит. Спать еще долго не придется. Вот, вроде бы, и все!

Немного смущало, что первым забил тревогу Томас, для которого понятия плохой погоды не существовало в принципе. Мы только посмеивались про себя, когда он, тыча пальцем в черную от графического изображения ураганов карту погоды, говорил: « Смотрите, какая хорошая у вас впереди погода! И здесь хорошая, и здесь!» С начальством не поспоришь. Пусть будет хорошая. А тут…

Вернувшись, я застал старшего помощника у руля. Он перешел с автоматического управления судном на ручное.

« Не держит?»

« Не хочет! Несколько раз переключал – уходит с курса»

Становлюсь вместо него к штурвалу: « Позови рулевого»

«Мохаммад-гуд?»

«Нет. Боюсь, Мохаммад понадобится нам позже. Кого боцман даст »

Действительно, в обычную штормовую погоду любой из наших матросов способен удерживать судно на курсе. Другое дело - Мохаммад- гуд. Вот уже третий год моряк работает без отпуска: собирает деньги на квартиру. За это время он стал, как бы частью самого судна. Однажды Томас пошутил над ним, спросив, сколько лет еще тот намеревается работать,

« Вы видите этот кнехт?», матрос ладонью похлопал по чугунной тумбе для крепления троса,- «Мохаммад будет работать столько же, сколько и он!»

Боцман прислал на руль повара Махера. Я видел много таких, как Махер, арабов в Ливане. Они сероглазы, светловолосы, всегда опрятны и немного шумливы - совсем не похожи на злодеев горячих точек, которых можно увидеть по телевидению. Вот, к примеру, наш экипаж: знаю точно, что все они молятся, но ни разу никого за этим занятием не находил. На работу выходят вовремя, всегда придут на помощь, если таковая потребуется. Готовы услужить, но не подхалимствовать. Часто расплачиваются в морском клубе или с таксистами друг за друга и не требуют возврата денег. А как они любят маму! У них поистине материнский культ. Мама – это все: и домашний очаг, и оплот семьи, и прибежище в тяжелой ситуации. Даже ребятишек своих они любят меньше: детей может быть много, а мама – одна! Проработав с ливанцами и сирийцами двенадцать лет бок о бок, я понял, что обращаться с ними нужно, точно с детьми. Не задирать, не затрагивать, время от времени хвалить. Понятие «друг» у них зыбко, нуждается в постоянной подпитке и подлежит изменению, понятие же «враг» - навсегда! Возможно, отсюда берет начало та особая деликатность человеческих взаимоотношений, которая позволила прийти к заключению о том, что «Восток – дело тонкое»? Именно оно побудило меня в свое время прочесть Коран. Если хорошо поискать, там можно найти все, что угодно. Очень помогает управлять экипажем, избегая при этом нравственных и национальных проблем. С католиками общаться сложней: они гордятся приверженностью своим традициям и, считая их единственно правильными, пытаются навязать другим. Но, в общем, наш экипаж религиозно толерантен, учитывая, что на вверенном мне конфессионном ноевом ковчеге есть даже иудей! Не скажу кто, да это и не важно, так как он, судя по всему, атеист. О его национальной принадлежности известно всем, но вида о своей осведомленности никто не подает, даже в случаях выяснения межличностных отношений, что иногда случается с нами, как и со всеми людьми.

Очень непросто размышлять связно, когда судно то вздымается вверх, то ухает вниз, да так, что вершина следующей волны находится на уровне груди наблюдателя, а не то и над его головой. Зимой темнеет рано, а потому визуальные проявления шторма быстро растворились в темноте, оставляя то тут, то там лишь светловатые всполохи пены. Мы не видели направления волн, а ветер, казалось, дул отовсюду. Нет, не дул! Скорее он был похож на взрывную волну, с той лишь разницей, что волна проходит, а здесь постоянно действует. Чтобы хоть как-то определить направление «происходящего вокруг», я приказал включить сначала прожектора, а потом и все наружное освещение. Водяная стена окружала нас повсюду, отражая свет и не позволяя разглядеть что-либо впереди. Шквал, а во время этого шквала еще один, который тоже шквал, по отношению к настоящему, а потом еще и еще! Они обрушивались на нас по принципу матрешки, то есть шквал в шквале, но от меньшего к большему, с той лишь разницей, что матрешка имела свой конечный вариант, а тут его не было.

Рука привычно нащупывала пачку «Мальборо» и, автоматически поднеся сигарету ко рту, вспыхивала зажигалкой. Волна за волной, сигарета за сигаретой. Я всегда придерживался правила: если не знаешь, что сделать, а сделать что-нибудь непременно нужно – закури. Это тоже действие, протест своего рода всему, что на тебя навалилось.

Слева воздух завыл сильнее, чем справа, значит Он – там. Он был больше, чем ветер и сильнее, чем ураган. Он хотел развернуть нас, лишить возможности сопротивляться и без остатка отдаться его воле. Пришлось положить руль на левый борт полностью, чтобы удержать направление корпуса судна. Корма угрожающе задрожала, от перегрузки взревел главный двигатель, я ждал тревожного звонка из машинного отделения, но его все не было. Пришлось звонить самому.

«Как у вас дела?»

«Я не могу говорить»,- просипел старший механик,- « масляный сепаратор накрылся! Мы постоянно меняем фильтры!»

«Как часто?»

«Збышек моет, я тут же ставлю!»

«Виталий, как часто?! Мне важно знать как часто!»

«Через каждые десять минут! Все! Извините!»

Плохо. Как только они перестанут успевать, двигатель остановится. Это – конец! Пока не стоит доставать их расспросами.

Раздался мощный удар по рулевой рубке, стекла иллюминаторов, казалось, вылетели. Нет! Выдержали! Только металлические крепления стеклоочистителей выгнулись и стали торчать наподобие тараканьих усов.

«Лево на борт! Лево десять! Лево двадцать! Лево на борт!», - мне казалось, что я все-таки продолжаю удерживать судно, хотя, вполне может быть, только сохранял видимость управления.

«Кажется, мы достигли пика», - обратился я к балансировавшему возле меня старпому.

Но ответил не он, ответил еще более мощный, чем прежде, удар волны. Если вода разобьет стекла и зальет мостик, то откажут приборы, в том числе и рулевая машина. Придется переходить на аварийное управление: лишние проблемы, лишние люди, лишние шансы не выбраться из беды.

« Виктор Федорович, ты бы не мог пригласить Мохаммада? Но сначала вместе проверьте рулевое отделение. Вибрация такая, что вот-вот корма отлетит. И возьми с собой боцмана, посмотрите на груз. Только между машин не лазьте, чтобы не придавило »

Не сказав ни слова, старпом перестал маячить за моей спиной и исчез. Я, конечно, доверяю ему, но в штормовых условиях всегда существует опасность получения травмы и поэтому никто из экипажа не должен перемещаться по рабочим помещениям в одиночку. А потому, пусть его, лазит с боцманом.

«Пан Конрад! »,- обращаюсь ко второму штурману, - « Попрошу пана пройти по каютам и собрать все спасательные нагрудники. Мы их проверим здесь, на мостике. Вдруг у чьего-нибудь лампочка не горит, или свистка сигнального нет».

Но это только так говорится. На самом деле я начал вынашивать мысль о том, чтобы собрать весь экипаж на мостике. Не дай бог, дойдет дело до спасения, придется делать все и сразу. Это только по теории экипаж должен прибыть на обусловленное место сбора. В настоящее время наружу и носа не высунуть! Какие там спасательные плоты и шлюпки! Радиолокационные буи можно выбросить вручную, космический буй сам всплывет, когда судно погрузится достаточно глубоко.

« Лево десять! Руль прямо! Лево на борт!»

Бешеный танец продолжается, необычный крен сбрасывает со штурманского стола журнал и путевую карту. Чайная чашка спрыгивает вниз, весело катится куда-то в угол да там и замирает. Появляется Мохаммад, меняет повара. Пришел его час, он может управляться с рулем самостоятельно. Это позволяет отвлечься на решение других проблем. Только бы с грузом обошлось!

Входная дверь открывается и в проеме возникает фигура сварщика. Владислав любит появляться некстати и не вовремя! Можно сказать, это у него прямо хобби какое-то. Он прижимает к груди двухлитровую стеклянную банку, на дне которой что-то плещется.

« Я к пану капитану!» Ударяясь о выступающие части приборов, Владислав пытается приблизиться ко мне, но на его пути вырастает повар и перекрывает подступы.

« Пустите Валдика, ему к капитану»,- подает голос Мохаммад Гуд. Повар слегка теряется и Владиславу удается пробраться к моему креслу.

«Пане капитане, прошу, спаси нас!» голос его дрожит, слез в темноте не вижу, но, судя по интонации, должны быть.

« Выпей, капитан, хоть глоточек!»,- сует он мне под нос стеклянную банку.

«Что это?»,- отворачиваю в сторону лицо,- « Лево двадцать!»

«Цэ свента вода, пане капитане!»

Очень не хочется обижать Владика, но и пить тоже не хочется.

«Спасибо, Владю, но я уже выпил свенту воду и облатку тоже съел. Вшистко в пожонку!»

Но Владислав не унимается, и повар мягко отстраняет его от меня,- « Валдик! Капитан занят. Иди, Валдик, иди!»

Огорченно покачивая лысой головой, сварщик уступает натиску и перемещается в сторону двери, но выйти не успевает: на пороге вырастает старпом. Волосы на голове взлохмачены, одной рукой он ищет точку опоры, другой держится за горло. С него стекает вода. В общем, выглядит так, будто его только что вынули из проруби. Вместо речи из горла выходит какое-то шипение. Протягиваю ему коробку с сигаретами, но он отрицательно мотает головой и хрипит, выдавливая по слову из себя:

« Нижняя грузовая палуба залита водой!»

«Насколько залита? Трещина в танке?»

«Вас пожалеть, или как?»

После этого вопроса становится ясным, что дело принимает серьезный оборот и впервые, где-то «очень внутри» появляется предательски тревожный холодок. Мгновенно выстраивается цепочка предполагаемых в последующем событий. Конечное звено цепи уходит в пучину холодной вездесущей воды.

«Пожалей, Витя, пожалей!»

«Вода только на правом борту, на левом – нет»

От такого рода жалости становится еще хуже, поскольку налицо угроза потери остойчивости.

«А если не жалеть, то воды сколько?»

«Ну, где-то по грудь»

А вот это уже до хрена. То-то я чувствую судно, вроде бы, потяжелело…Пробоина или течь? Только этого мне и не доставало!

«Причина! Старпом, нам нужно знать причину!»

«Сейчас, я только переоденусь…» Складывалось впечатление, что он не собирается возвращаться к месту происшествия.

«Не стоит. Все равно мокрый будешь»

«Но ведь я могу простудиться!»

Интересно устроен человек. Он продолжает жить мелкими заботами до последнего мгновения своего существования. Я ничего бы так не хотел, как если бы у старпома появилась возможность заболеть.

А, впрочем, никто, кроме меня, не имеет полной картины происходящего. У каждого своя маленькая картинка, которые объединяются в капитанском мозгу в единое, большое живописное полотно под названием …Названий много, но все они до неприличия непечатные

«Витя! Возьми кого хочешь. Возьми всех! Нам нужно выяснить, откуда поступает вода. И почему ты один? Где боцман?»

«Боцман с братом полезли к носовой рампе. Там что-то стучит. Возможно, груз сорвало»

«Вперед, дорогой, вперед! Чем быстрее ты это сделаешь, тем больше у нас будет шансов»

«Шшшансов на шшшто?», - шипит старпом.

« На то, что ты заболеешь! Дыру больше шансов закрыть. Или не закрыть. Боцмана пришли ко мне! Лево двадцать! Прямо! Лево десять!»

Надо будет обязательно позвонить маме, если все обойдется. Буду говорить долго-долго. Черт знает, как долго буду говорить! И с котом буду гулять столько, сколько захочет он. С каким наслаждением я зарылся бы сейчас лицом в его рыжий персидский мех! Я начинаю любить кота, как своего сына. И на сына больше кричать не буду. Да пусть он хоть всю жизнь не работает. Только бы она была, эта жизнь!

«Право пять! Прямо!»

Право? Значит, ветер меняет свое направление!

Дверь на мостик распахивается и в просвете появляется фигура боцмана. Мустафа с трудом переводит дыхание, чтобы начать говорить.

«Мохаммад?», - тревожу я рулевого.

«Да, капитан!»

«Я просил тебя держать ветер слева. Сам! Держи ветер только слева. Нужно положить руль вправо – клади вправо. Делай, что хочешь, но ветер должен быть слева!»

« О*кей, капитан! Только слева!»

«Ну что, рассказывай, дорогой!»,- обращаюсь к боцману, используя слово «дорогой» в арабском его звучании: «хабиби». Арабы часто используют это слово в разговорной речи, в значении доверительном, похожем на аналогичное обращение «дорогой» у кавказцев. С тем отличием, что оно действительно уравнивает собеседников, а не служит ширмой, позволяющей впарить тебе что-нибудь. «Хабиби» возвышает нижестоящего до более высокого уровня, подчеркивая равенство собеседников, а не наоборот. Скажи я своему хозяину «хабиби», и это будет моим последним изречением, по крайней мере, в этой судоходной компании.

«Мне нечего сказать капитану. Все плохо. Вода залила автомобильные двигатели, и теперь все палубы покрыты маслом. Машины из-за этого масла скользят, срываются с креплений и «гуляют» по палубе. Несколько «Мерседесов» и «джипов» разбиты полностью. Очень дорогие!»

Насколько они дорогие объяснять не нужно. Приблизительная цена внедорожника известна школьнику.

«Но вода! Откуда вода?!»

«Ударом волны повредило переднюю бортовую дверь и вывернуло резиновую прокладку.

Мы с братом вставили новую резину и закрепили ее клиньями»

«Что клинья, Мустафа? Надолго ли те клинья?»

«А брат уже сейчас заканчивает сварку! Правда, потом без сварочного аппарата мы дверь не откроем!»

Не откроем! Да потом все, что угодно. Не откроем, так выломаем! Дожить бы до того момента, когда эта проблема у нас возникнет.

«И что, вода совсем не поступает?»,- спрашиваю боцмана, потому что быть такого не может.

«Немного поступает»

«Немного – это сколько, если считать на каждый удар волны? Ведро? Десять ведер?»,- облегчаю ему задачу.

«Ведра два-три»

Пусть надежда не появилась, но хоть что-то сработало в нашу пользу. Если бы все началось снова, то три ведра - это почти ничего. Меня тревожит проблема другого рода.

« Скажи, а в салоны автомобилей вода попала?»

«Полные! Полные воды!»

Это было уже хуже, потому что ее оттуда не откачать. Таким образом, мы приобрели мертвый балласт только с правого борта.

« Хорошо! Перекачивайте воду с верхних палуб на нижнюю. Потом все это – за борт »

«Невозможно, капитан!»

«Почему? Давай, давай, объясняй! Не жди вопросов. Лево двадцать, Мухаммад!»

Боцман, как всегда, набивает себе цену. Но сейчас не время, и Мустафа это понимает. Он с готовностью, словно извиняясь, начинает докладывать обстановку так, как это следовало делать с самого начала. Картина вырисовывается следующая. Правые борта трех палуб находятся под водой. Кроме воды, что гуляет по палубам, есть вода в салонах автомашин. Полным ходом идет откачка из помещения дизель - генераторов. Сварщик Владислав стоит по горло в воде и удерживает руками шланг. Если уровень достигнет самих генераторов, все системы обесточатся. Мы потеряем сначала управление, а потом и само судно.

Мощным толчком волна забросила перо руля на борт. Заорала сигнализация. Все, что могло упасть, рухнуло вниз. Мы оказались в кипящем котле, где отсутствовали понятия «лево» и «право», «верх» и «низ» Что это за волна должна быть, чтобы перехлестывать через судно тридцатиметровой высоты? Задребезжал телефон – это звонили из машинного отделения.

« Мостик! Что там у вас? Мы уже не успеваем менять фильтры. Каждые восемь минут. Пришлите ко мне Владислава, кажется, холодильник турбины потек!»

Никогда, никогда больше я не стану перечить своим близким. Пусть поступают, как хотят. И вообще, пусть все на свете делают все, что им вздумается! До чего глупы и немощны наши ежедневные заботы и опасения. Какими смешными вещами я занимался на берегу, вместо того, чтоб любить. Любить утро и вечер, дождь и солнце, крики детей, что досаждали мне шумными играми под окнами. Я готов безропотно терять кошельки, опаздывать на поезда, промокать насквозь от дождя. Пусть мне очень больно наступят на ногу, не скажу ни слова. Пусть я заболею, наконец! А жена станет поить меня липовым чаем с малиновым вареньем. О! Какое счастье, когда раскалывается от боли голова или мучает бессонница!

«Не будет тебе Владислава! Он откачивает воду из генераторной. Ты лучше запусти балластный насос на льяльный колодец с правого борта!»

« Но если сорвет насос, то нам – хана!»

«Послушай, Дед»,- впервые я называю старшего механика дедом,- «Не хочу повторять то, что сказал сейчас ты, но все именно так! И потом у нас два насоса »

Запустит, куда он денется! На флоте Дедом принято называть не всех старших механиков. Это – особая, почетная кличка. Мало однажды заслужить ее, нужно постоянно ей соответствовать. За ней скрываются опыт, умение, навыки. Нет такой поломки, с которой Дед не справился бы, и нет такой аварии, из которой Дед не смог бы выбраться.

На сигнальной доске загорается зеленая лампочка: запустил! Значит, примерно через полчаса, будет ясно, пошла ли вода на убыль. В голову лезут наиглупейшие мысли. Ловлю себя на том, что мне не хочется лезть в холодную воду больше, чем прощаться с жизнью. Океан продолжает клокотать вокруг. Направление! Нужно придерживаться хоть какого-то направления, пусть даже неправильного. Ни в коем случае нельзя бездействовать. Но что это? Нас развернуло на обратный курс! Движение урагана с его волной и ветром приняло зеркальное отображение. Все происходит с точностью до «наоборот». Разбираться нет времени. Держали на норд – вест, а теперь на зюйд – ост. Ну и пусть с ним, мне – то какая разница, тем более, что летим назад со скоростью в шесть узлов.

«Право двадцать! Прямо! Право на борт!» Было – лево двадцать, теперь – право, не все ли равно? Стрелки на циферблате и так почти не двигались, а теперь и вовсе зависли. Не буду смотреть долго – долго, а потом посмотрю. Только таким образом можно сдвинуть время с места. И станет ясно, уходит ли вода, и что делать дальше. Но, конечно же, на полчаса меня не хватает. Если через двадцать минут уровень воды не изменился ни на сантиметр, то…

«Дед, запускай второй насос!»,- кричу я в телефонную трубку. На доске загорается вторая зеленая лампочка. Стармех уже ни о чем не спрашивает. Вызываю по рации старпома. Сейчас будет репортаж с места событий.

«Ну, что, Витя, чем порадуешь?»

«Радовать нечем. Все без изменений.»

«А уровень, уровень как?»

Что – то пищит, трещит в эфире. Потом следует пауза и фраза: «Уровень тоже без изменений!»

Вот! Наконец-то! Ситуация остановилась. Как долго я ожидал этого! Мы держимся против урагана! Теперь избавиться бы еще от воды. Пусть не до конца, но хоть…

«Витя! Работают оба, два балластных насоса. Уровень упадет, сразу дай знать!»

В ответ – короткое:

«Понял! Два насоса!»

При общении в эфире нужно использовать четкие и понятные слова. И не только в эфире, но и на море вообще. Излишние прилагательные и определения только засоряют речь и уменьшают шансы на прием информации. Опять замирают стрелки часов. Или не все в порядке с теорией относительности? Время ведет себя, как попало. Хочет – идет, хочет – стоит. Знать бы, что окажешься в ситуации, можно было бы на берегу много дел не начинать, а иные закончить. С другом не попрощался, а мог. В церковь перед отъездом не зашел. Вот! Церковь! Еще один шанс! И губы мои начинают тихо шептать:

« О Всесвятый Николае, Угодниче преизрядный Господень…»

Из-за рева ветра окружающим не слышно, что я там бормочу, а вот Святитель Николай услышит. Только бы услышал! Что – то тихо говорит Мохаммад, до моего слуха доносится «Алла, Алла! » Слышны некоторые слова второго помощника – поляка. Текст разобрать невозможно, но слышно «Свентый… Боска…» Конечно! Все! А ты думал один такой! Все мы, люди, из одного материала сделаны. Самое интересное, что если все обойдется, то каждый будет думать, что это его молитва помогла. И его Бог! А Бог – вот он, один. Поднял над нашим суденышком свои волны–руки и взывает:

« Вы, жалкие и ничтожные люди! Разве вы не видите, что я один? Как вы можете делить меня на будд, аллахов и иегов?»

И самое удивительное: мы все, стоящие перед лицом гибели, это чувствовали и понимали. Страх? Страха перед смертельной опасностью не было. Был страх остаться без погребения, страх такого одиночества, при котором никто не придет к тебе после жизни на могилу. Никогда! Был страх перед той болью, которую придется ощутить детям. Этого допустить нельзя! И пусть не услышит Господь мой слабый вопль грешника, но к голосу Святителя Николая, может быть, и прислушается…И потом… Если бы Бог не был Христом-Спасителем, то мы, при наличии имеющегося букета проблем, давно уже потонули бы!

Начинает потрескивать рация. С нижней палубой связь плохая из-за большого экрана от множества стальных препятствий между говорящими. Даже не пытаясь разобрать булькающей речи, кричу в микрофон: «Повтори! Тебя не слышно!»

«Вода уходит!», - кричит динамик голосом старпома.

Дождались! Рано говорить о победе, но это – большой шанс, и он у нас есть.

«Так! Теперь пошли второго механика к сточному колодцу. Как только воды будет по – колено, пусть останавливает один балластный насос. Без команды! Сам! Ты меня понял?»

«Понял! По колено – один балластный стоп!»

«И сообщишь мне. Как Владислав? Вы меняете его? Еще простудится!»

«Меняем, постоянно, воды уже по грудь»

Вот так, мало–помалу, ситуация начинает меняться к лучшему. Мы уже думаем о простуде. Надо по этому поводу закурить. Что же у нас снаружи–то без улучшений? Протянув руку за сигаретой, неожиданно для себя, я нащупал пульт от музыкального центра. А была, ни была – нажимаю на кнопку, и пространство вокруг наполняется звуками танго. Танцевальная музыка на фоне драматических событий звучит более, чем странно, но, вместе с тем, ее звуки снимают и уносят с собой пропитанную напряженностью атмосферу, заменяя ее другой, наталкивающей на мысль «пропади все пропадом!» или «после нас хоть потоп!» Вот именно: после нас, а тут…

На какое-то мгновение «Ошея» замирает, словно прислушиваясь, а затем, прижавшись всем корпусом к урагану, начинает исполнять танец танго, полностью следуя своему непредсказуемо резкому ведущему. Щекой – к щеке, он вправо – и она вправо, он отступит и она за ним.

После очередной команды «Право на борт!» сообщаю Мохаммаду, что он теперь - капитан и, кренясь и шатаясь, то упираясь, то хватаясь за переборки эдаким пауком или крабом, пробираюсь в свою каюту. Здесь все перевернуто вверх дном, книги на полу, шкаф открылся, и извергнул содержимое наружу. Дверка стучит так, что удивительно, почему она до сих пор цела. Еще вчера погода в девять баллов казалась мне катастрофой и вот сегодня, при двенадцати я занимаюсь самыми обыденными делами. Нужно достать новую пачку сигарет и взять стакан для чая, вместо пропавшей чашки. Наконец, хоть на время нескольких секунд остаться наедине с собой, расслабиться и почувствовать себя самым несчастным человеком на земле, чтобы потом, хватив глоток уверенности и спокойствия продолжать делать вид, что происходящее полностью соответствует, чуть ли не тобой придуманному плану!

По возвращении мостик встречает меня абсолютной темнотой, хотя это вовсе не так. Просто, глаза после яркого света ничего не различают, но то, что не стало лучше, понятно сразу. Устал Мохаммад. Ставлю на руль второго офицера, а рулевого посылаю в машинное отделение – мыть фильтры. Отдых, поистине, есть смена занятий. Жалко парня, а что делать? Мне теперь становится труднее. Лучше Мохаммада судно не чувствует никто. Если прежде я мог не озвучивать последующей команды, зная, что он сам все сделает, то теперь рулевого без внимания оставлять нельзя. Зато, у меня есть посуда для чая и сигареты. Хотя все еще выглядит точно так же, как прежде, накал ситуации явно уменьшился. Я присоединяюсь к танцующей среди волн «Ошее» и, корректируя действия рулевого, возвращаю дикую пляску в, исполненный жизнелюбием и трагизмом одновременно, ритм танго. Танго втроем, что явно не нравится моему сопернику – урагану, страстно желавшему безраздельно овладеть грациозной красавицей «Ошеей»

Музыка привнесла в ситуацию некоторую будничность. Наверное, точно так же люди и к войне, и к тюрьмам, и к болезням привыкают. Как выразился булгаковский Воланд: « Да, человек смертен, но это было бы еще пол - беды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!» А потому нет смысла откладывать земные дела на «потом». Тем более что уж если я обо всем пишу, это значит, все обошлось. Относительно, конечно.

Трое суток мы боролись за существование, и носило нас по бурному океану, как ему того было угодно, среди плавающих контейнеров, которые ураган сорвал с борта контейнеровоза. Одно судно утонуло, но команде удалось спастись. Другое судно, находившееся в двенадцати милях от нас, исчезло бесследно с двенадцатью членами экипажа. Ребятам не повезло. Вот уж неисповедимы пути.… А я-то думал, куда оно подевалось с экрана локатора?

Все это время каждые восемь минут мы продолжали менять масляные фильтры, и весь экипаж по очереди принимал участие в их промывке. Приборы вместо севера показывали направление на юг и наоборот. Совершенно непонятно из-за чего это могло произойти. Следящая система гирокомпаса от удара полюса поменяла, что ли? И в головах наших тоже многое что изменилось. С севера на юг. Все стали очень добры, заботливы и внимательны по отношению друг к другу. Жили, несли службу и передвигались по судну в режиме «автомат», задумчивые и тихие. А у боцмана состоялся серьезный разговор с братом. Брат сказал, чтобы Мустафа больше в море не ходил. Мол, нельзя обоим братьям в море быть: если оба утонут, то на кого мама останется?