Реликвия

 

Политработникам 60-х годов посвящается.

 

Шебутное время было!

Скинешь, порой, с плеч зимнюю сессию, «пивка попьешь» и задумаешься:

- Чего бы еще отчебучить?

- Может в Питер смотаемся? – отхлебывая пивко, предложит кто-нибудь из нас.

- Нормально, - соглашаемся мы. – По Невскому прошвырнемся, в Эрмитаж сходим, «пивка попьем».

Послали гонца. Прилетел гонец с двумя штрафными.

- На Ленинград билетов нет, взял на Киев.

- Нормально, - открывая штрафные, опять же соглашаемся мы, - хохлов поглядим, в Лавру сходим, «пивка попьем».

А тут и летняя сессия подошла. Спихнули мы ее, «пивка попили», и задумались: - Куда теперь податься? Да и на пивко надо подзаработать.

Достали карту, никак решить не можем: везде бывали, всё видели, везде «пивка попили».

Затащили молодого студента, завязали глаза, три раза покрутили и: - Тычь, - говорим. Молодой тыкнул и угодил в Аму-Дарью.

- Нормально, - опять же даём согласие мы, - поработаем, покупаемся, в Самарканде и Бухаре «пивка попьем».

Ну и двинули по карте, куда молодой тыкнул. Нашли какое–то ПМК (передвижная механизированная колонна) и решили пескокопами устраиваться. Вокруг пустыня, песка навалом. Думаем, что работы на месячишко хватит. Пишем заявление, получаем по лопате. Выделяют еще железный самосвал для нашего передвижения к месту загрузки и для механизированного места разгрузки песка. Получаем, значит, по лопате - и на первый рабочий перекур.

Я тогда еще в некурящих пребывал, от нечего делать побрел местный колорит осматривать. Сначала ничего особенного: доска почета, соц. обязательства, окурки тонким слоем. Никакого колорита, всё как в обычном ПМК!

Завернул по коридору за угол, и МОЛЧА, МОЩНО ГРЯНУЛ РЕКВИЕМ.

Во всю стену, в немом изваянии, молчаливо и величаво, как картина Рембранта, глядела на меня СТЕННАЯ ПЕЧАТЬ. Как и полагается величественному изваянию, снизу ЕЁ поддерживали широкие тумбы, изображавшие трибуну. Вверху, на всю ширину - знакомое предложение пролетариату. По центру, чуть ниже, - могучие профили основоположников предложения. Справа и слева покоились тяжелые, налитые в ту пору кровью, знамёна. Как и икону, Время состарило их: знамена из красных превратились в красно-коричневые.

Слева - выражение самого молодого основоположника о важности и значимости печати.

О ее значимости я знал ещё с дошкольного порога. Отец, служивший в какой-то бухгалтерской конторе, иногда брал меня на работу, где я, сидя на его коленях, усердно шлепал печать на исписанные листочки, которые потом он аккуратно подшивал в большую книгу.

- Без печати документ ничто, просто бумажка, - учил меня жизни отец.

Так, слева мы уже ознакомились с одной цитатой. Справа под многочисленными слоями красок, как у старинных икон, многократно замазанных последователями, красовалось изречение последнего, ещё не замазанного, но уже потускневшего автора, не призывавшего как основоположники верхнего предложения, а уже утверждавшего прямо с доски:

 

«НЫНЕШНЕЕ ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ БУДЕТ ЖИТЬ ПРИ КОММУНИЗМЕ»

 

И внизу, совсем свежая ссылка на автора изречателя: «Карл Маркс».

 

Сделаем паузу. Пусть читатель тщательно пережует оба блюда. Несовместимые, но одновременно поданные, они из пресных превращались уже в остренькие. Как на вкус, читатель? Пережевали?

- Согласитесь, не плохо подано! Не все пережевали? Тогда, позвольте, я продолжу и предложу Вам сценарий: как создавался кулинарный рецепт совместного блюда.

Представьте!

«Темная ночь». Уж третий час пошел. Спальная секретаря первичной ячейки ПМК. Звонок. Секретарь, махнув рукой, как бы отмахиваясь от кого-то, переворачивается на другой бок и возобновляет храп. Еще звонок. Первичный с трудом встает, держась за голову, и берется за телефон.

- Ты чё, мудило, трубку не берешь! - прорычал аппарат.

- А это Вы, Иван Степанович, - узнав по обращению голос Первого, моментально отрезвел низший по званию.

– Так вчера же очередной день политработника обмывали! Час назад только и пришел.

- А я, думаешь, не обмывал! Ещё как! Спать и не думал ложиться. Слаб ты, Петров, для партийной работы!

- Исправлюсь, - уже отвердевшим голосом пообещал подчиненный.

- Ну, ну, смотри у меня! Дал слово, так держи, как партия учит!

- Только что из горкома звонили. Прямо в «Березку». Первый всегда знает, где меня найти. И я как всегда на месте. Пример тебе, Петров, с меня брать надо! Тогда может быть и замом сделаю.

- Так вот, мудило, - продолжал Первый, - сообщаю новость: сняли Первого и Нового уже назначили.

- Чем же это Степан Иванович - то провинился! - изумился будущий зам.

- Ох, и мудило же ты, Петров! Первого не в области, он же сам только что звонил. Чувствуется, перебрал ты вчера, Петров! В столице нашей Родины Первого сменили.

- Помер, что-ли?

- Да нет, на этот раз живой вроде бы.

- Вот что, мудозвон! (Чувствовалось, что перемены коснулись и Первого).

Возьмешь профком и дуй в свою контору! Комсомол не трожь, не доросли еще. И чтоб порядок был! Голову поправишь в “Березке”. Сегодня будет работать круглые сутки. Портрет Нового получишь к 7 утра. Самолет уже в пути. В 10-00 совещание в райкоме. В 18-00 обмывка Очередного. Пришло указание: обмывать до утра. Так что смотри у меня, Петров! Чтобы обмывку согласно указания провел и завтра в 8-00 как штык в кресле сидел. Сам проверю, позвоню! И начальника подготовь, чтобы не выглядел круглым идиотом.

- Ох, и тяжела же наша партийная работа! Едва одну успел сдать, тут же вторая подвалила, - вздохнул исполнитель и направился в «Березку».

Жилой райцентр еще спал, а в многочисленных конторах, школах и библиотеках уже горел свет: партийные, профсоюзные и библиотечные работники ненормированно трудились, подправляя Историю.

И только магазины, зияющие космической пустотой своих витрин, могли спать спокойно: портретов им не полагалось.

«Березка» располагалась в единственном для городка ресторане. Вход для «простого народа» еще дремал до своих положенных 11-00, а «Служебный вход» «Березки» со стороны двора всё ещё всасывал и всасывал непрерывную вереницу ночных посетителей, также регулярно выплевывая их через «Служебный выход».

Секретарь ПМК вошел через положенный вход, показал допускающий документ, подошел к стойке дозволенного для Первичных буфета, взял «за вредность» нормированные 250, и, крякнув не хуже Первого (крякать разрешалось, но не громче присутствующего выше по званию), освежил свою голову. Поправившись, позвонил профкому и сказал: - Чтоб дула в контору.

Самое простое было с Портретом. Сняли и спрятали за доской почета. Собрания сочинений связали и уложили в кладовке. Лозунги убрали, на счет новых указания явно запаздывали.

Кажется все, утирая выступивший пот, - тяжело проговорил Секретарь.

Профком внимательно ещё раз всё осмотрел и обнаружил еще один коварный след.

– А что будем делать с этим? - задумчиво произнесла председатель профсоюза и указала на стенную печать с изречением только что снятого автора.

Задача вначала показалась неразрешимой.

- Надпись замазать нельзя, - рассуждал Секретарь, - в райкоме за такое отношение к Светлому Будущему могут и из партии исключить. И куда он пойдет? В подсобники на стройку! Нет, такой вариант Cекретаря никак не устраивал! А упоминание о только что снятом надо как-то убирать.

- Может фамилию заменим? – предложил профком. – Андропова или Суслова, приличные же люди, - смущаясь своей образованности, высказался профком.

- Дура, - покривился Секретарь. – Сегодня приличные, завтра никто знать не будет! «Приличные не высказываются, приличные работают», - неожиданно выдала опохмелевшая голова Секретаря.

- Надо же, - мысленно пришел в восторг основоположник новой цитаты, - надо ее будет Первому ввернуть, может действительно замом сделает!

- Тогда надо кого-нибудь из мертвых и уважаемых, - еще раз предложил профком.

- Надо же, соображает! - подумал самый малый Секретарь, - нужно будет в замы к себе взять. В нужный момент всегда что-нибудь подскажет, - осмотрев еще раз неплохо сохранившуюся фигуру, заметил про себя перетасовщик кадров.

Стали перебирать мертвых и уважаемых. Мертвых было, хоть пруд пруди, а уважаемых даже профком не мог вспомнить. Оказалось, что всех пришлось вычеркнуть из истории, и претендента на крепко стоявшую фразу явно не находилось.

- Может, Василия Ивановича, - вспомнив единственно известного ему героя, решил было копатель истории, но в сознании всплыл последний анекдот, рассказанный самим Первым.

- Не пойдет, - решил Мыслитель, - в райкоме не поймут.

«В райкоме анекдоты про тебя рассказывать будут, а работяги будут регулярно ржать», - выдала голова.

Секретарь еще раз внимательно осмотрел стенную печать. Слева уже было высказывание одного основоположника, сумевшего вовремя отойти на тот свет, справа разрешалось высказаться другому.

- Другому, - моментально зафиксировала голова и, переведя глаза Секретаря на изображение основоположников, подсказала: - Выбирай!

- Кто этот, выбрав бороду покрупнее, - спросил Секретарь партийной организации.

- Карл Маркс, - смущенно сообщил профком.

- Помер?

- Еще в прошлом веке.

- Пойдет! Старую надпись замажешь, наложишь новую. Так и напишешь: Карл Маркс.

- Головастый мужик, - рассматривая основоположника, заявил фальсификатор истории. - Такой уж точно знал, что при Коммунизме жить будем!

Профком хотел было возразить, но секретарь махнул рукой и, взглянув на часы, радостно проговорил: - Время еще есть, до портрета еще в «Березку» успею смотаться. И поспешил по своим партийным делам.

ЖЕНЩИНА призадумалась.

- Да будь, что будет, - решила она, - даже первый секретарь не заметит, а только одобрит (надпись действительно же сохранилась для истории). А простой народ «прыснет в кулачок и промолчит».

Взяла она краску из кладовки, замазала желтой снятого и уже на подсохшую черной присвоила цитату указанному ей основоположнику.

РЕКВИЕМ ПРОДОЛЖАЛ ЗВУЧАТЬ.

Передо мной в глубоком молчании стояла История моей страны. Вспомнив «Черные доски» Солоухина, мне так и хотелось смыть поочередно слои краски и ознакомиться с предыдущими цитатами и их изречателями.

- Нет нельзя, - решил я, - ей же место в музее, в Эрмитаже! Это же РЕЛИКВИЯ!