Витька и Леонид подобрали старика в сугробе возле дома. Они собирались пройти мимо – мало ли не совсем трезвых мужиков «отдыхает» в сквериках второго января. Но была ночь, был мороз, и возле лежащего мужика сидел пес. Пес выл. Не громко, но до того тоскливо и протяжно, что Витька притормозил и дернул Леонида за рукав:

 

- Пойдем, глянем, а?

 

Этот дом на набережной был неправильным. А на взгляд Витьки – совершенно неправильным. Именно в этом месте строгая линия тяжеловесных «сталинок», обращенных фасадами на Москва-реку, давала сбой – дом прятался чуть в глубине, развернувшись к реке боком и прикрыв этот бок высоченными тополями сквера. В доме было десять этажей, но если попытаться их посчитать, стоя у подъезда, то почему-то получалось девять. А еще была башенка. Маленькая башенка со шпилем, которая выглядела как запасная макушка от новогодней елки – не оставлять же ее в коробке, вот и прицепили на фикус.

 

- «Сталинский классицизм», - назидательно произносил Леонид, беря под локоток очередную хорошенькую девицу. – Величественные сооружения, построенные по подобию ацтекских пирамид, башен Кремля, православных храмов и американских небоскребов – все лучшее на службу советскому народу! Вы можете мне не верить, Машенька (или Катенька), но изначально именно здесь планировали возвести восьмую московскую высотку!

 

Леонида совершенно не смущал общеизвестный факт, что на фундаменте восьмой построили гостиницу «Россия», впрочем, девиц это тоже не смущало. Башенка, доставшаяся дому от автора высотки на Лермонтовской, говорила в пользу слов Леонида гораздо красноречивее каких-то там «общеизвестных» фактов.

 

В свое «логово» Леонид заманивал девиц по проверенной схеме: знакомство в Парке Культуры, прогулка по Нескучному саду с небольшой остановкой у перил набережной:

 

- Видите тот дом с башенкой? Посчитайте, сколько в нем этажей.

 

Дальше шли в ход байки и легенды о московских высотках и небольшая лекция по «сталинскому классицизму». За это время пересекался Андреевский мост. При особо удачном стечении обстоятельств в этот момент по мосту с грохотом проходил товарный поезд – юные девы «впадали в панику и падали в объятья» (каламбур Леонида). Заканчивалась прогулка возле дома с башенкой повторным подсчетом этажей, и их оказывалось на один меньше. Разгадку тайны «восьмой высотки» Леонид предлагал узнать, выглянув из окна этой самой башенки.

 

Леонид там жил. А вместе с ним жили, вернее, периодически обитали Витька, Пьер, Тёмыч, Феличита и еще бог знает сколько молодых (и не очень) московских художников. Трехэтажная студия, предоставленная когда-то кому-то (возможно, и Леониду, как самому старшему) в качестве творческой мастерской, никогда не пустовала. Творческие личности приходили, уходили, спали, пили, общались, совращали юных студенток, декламировали стихи и рассказывали анекдоты. Здесь можно было переждать за портвейном творческий кризис или наоборот – поймать за хвост вдохновение и, поднявшись на самый верх башенки с панорамными окнами от пола до потолка, писать, писать…

 

А если не побояться и через огромную створку окна выйти на балюстраду и перегнуться через каменные перила, то можно увидеть широкий ступенчатый карниз, который и закрывает от взгляда стоящих внизу таинственный десятый этаж дома с башенкой.

 

Старик отзывался на «Петровича», а его собака на «Полкана». Их появление ненадолго вывело художников из постновогодней комы – старику налили водки, дали одеяло и аспирин. Собаку погладили, попросили дать лапу и оставили обоих в покое. В принципе, на новых жильцов всем было наплевать.

 

Старик не помнил, как оказался в сквере на набережной, не помнил своей фамилии и домашнего адреса и вообще почти все время молчал. Ему выделили раскладушку и стул, на котором он тихо сидел целыми днями, поглаживая собаку, пока кто-нибудь не просил его сходить за хлебом или сигаретами. После прогулки у старика случался приступ говорливости. Вывернутая возрастом наизнанку, память подкидывала старику сюжеты из разных, но неизменно далеких лет. Поначалу обитатели башенки задавали ему вопросы, пытаясь выяснить, кто он. А потом стали просто слушать.

 

Вот совсем молодой Петрович приехал в Москву строить «храм науки» - Университет. Хотел пойти в высотники – чтоб дух захватывало и до облаков рукой. Но, как оказалось, квалификации не хватает. Отправили его на керамический завод, плиты для облицовки обжигать. Так и просидел два года в горячем цеху… А «храм» и вправду хорош получился – громадина необычайная, а вся будто воздухом наполнена. Вроде и на земле стоит крепче крепкого, но и взлететь может…

 

Не давала ему покоя мысль о высоте, засела в голове, будто гвоздь. Утешал себя тем, что строек этих будет в Советском Союзе великое множество, и рано или поздно он выучится и все-таки глянет на великую Родину с высоты башенного крана…

 

«Храм науки» принял первых студентов, а Петрович отправился строить гостиницу «Украина». С азартом работал, с огоньком, хоть и посадили его не на кран, а на грузовик – кирпичи возить. В две смены пахал, все надеялся, что приметят его, возьмут в верхолазы… А стройка уже к концу шла. Не утерпел, подошел к охране и попросился на самый верх подняться. Сначала на лифте, потом по лестнице, через люк и – мама дорогая! Вот он, шпиль со звездой! И он, Петрович, прямо под Звездой на крохотном балкончике! Аж прослезился тогда…

 

Хотел потом на другую высотку, что в Зарядье, но «Украина» оказалась последней… Без Иосифа Виссарионыча заглохло дело, да…

 

А позже пешком ходил мимо «сестрички» - той, что на Котельнической – от военной академии до Таганки. Там же, на горбатом мостике через Яузу Валюшу первый раз поцеловал. «Темень непроглядная, а мне все кажется, что таращатся на нас, бесстыдников, ну прям из каждого окна!»…

 

- Живой свидетель расцвета «сталинского классицизма», - хмыкнул Леонид. – А ты знаешь, Петрович, что сейчас тоже в высотке сидишь?

 

Старик вздрогнул и удивленно уставился на Леонида.

 

- Я серьезно. И стиль узнаваемый, и архитектор тот же – Мезенцев, не слыхал о таком? И башенка со шпилем, – Леонид обвел глазами стены их мастерской. – Только не достроили ее, видишь, какая маленькая. Видать, тебя тогда позвать забыли, вот и не получилось.

 

Художники дружно заржали.

 

После следующей прогулки старик сел на свой стул и заплакал. Все Валюшу вспоминал и ее нелепую смерть. Работала она тогда горничной в «Ленинградской». Мыла окно, поскользнулась. Девятнадцатый этаж… Хотел с собой покончить – даже номер в той же «Ленинградской» снял... Струсил. Месяц пил по-черному, а потом поменял квартиру, уехал подальше от центра и на первый этаж.

 

- К земле поближе быть хотел. Только зря, - старик неожиданно улыбнулся. – Здесь мое место, наверху. Чтоб до облаков рукой и вся Москва, как на ладони!

 

Леонид и Витька переглянулись:

 

- Петрович, может, все-таки в милицию позвоним?

 

На следующий день приехала милиция. Пока Петрович стоял в очереди за колбасой, Леонида, Витьку, Чудика, Гарри и двух девиц посадили в «бобик» и увезли. «Постоянный шум, драки, распитие спиртных напитков и присутствие женщин сомнительного поведения», - так было написано в коллективной жалобе жильцов подъезда. Соседей поблагодарили за бдительность, вход в башенку опечатали.

 

Художников отпустили через сутки. Подержали для острастки в «обезьяннике», слегка припугнули выселением и отправили домой ваять шедевры.

 

У подъезда и в сквере толпился народ.

 

- …старик какой-то…

 

- …у художников он жил…

 

- …пьяный небось был, вот и вывалился…

 

- … какие шансы, с такой-то высоты!

 

А наверху, где-то за потерявшимся десятым этажом, протяжно выл пес, оплакивая хозяина, то ли шагнувшего за любимой Валюшей, то ли решившего достроить свою последнюю высотку.