… Наташа проводила взглядом уходящий перрон, людей на нем. Сложив флажки, закрыла дверь вагона и прошла в освободившееся купе.

Верхние полки были подняты. Она опустила их, проверила, не остались ли там вещи, забытые пассажирами, заглянула в багажное отделение над дверью. Подняла нижнюю полку, опустила, другую. Увидела на полу два фантика от конфет, сложенные «квадратиками» для игры « в фантики».

Она села за стол и стала смотреть на, набегающую на вагон, тайгу.

Наташа разглядывала эти два кусочка детства.

… В пионерлагере они много времени тратили на эту игру. И мальчишки и девчонки соревновались в своём умении точно и грамотно положить такой вот «квадратик» на «квадратик» соперника.

Она положила его на ладошку и лёгким ударом по краю стола положила первый квадратик на самый край. Взяла другой, прицелилась, и … квадратик лёг точно на первый. Выиграла.

Наташа положила квадратики в карман.

- Приеду, надо будет Верочку научить играть! – подумала она.

… В этом купе ехала семья с Сахалина и молодой парень – Володя, который сейчас вышел.

- Играют на Сахалине «в фантики». Не забыли.

Думала Наташа, глядя в окно.

…- Чего сидим? Давай, пока никого нет, протру пол. А то сейчас увидят, что купе свободно, проситься будут.

В дверях стояла Светка. Светка – сменщица была смешливой и беззаботной хохотушкой.

…Через минут двадцать в двери служебного купе стоял молодой парень и улыбался, «как медный пятак».

-Девушки. Там купе свободно. Можно я в него переселюсь, а то в моём пацан «шубутной» - тесно ему.

- Грамотно излагаешь. О других заботишься. Только билеты-то в него уже проданы. И не «факт», что там не будет «шубутная» пацанка.

Светка вызывающе смотрела на парня.

- Так с пацанкой всяко проще договориться, чем с пацаном.

- Этттт точно! Пацаны часто «не догоняют»…

- Это, смотря, кто убегает!

- Ой, ой, ой! Из какого купе-то?

Парень назвал. Светка переложила его билет в другую ячейку.

- В ресторане есть конфеты в коробках. Вкусные.

Она выразительно посмотрела на балагура.

- Вечером будем пробовать. С чаем…!

Парень подмигнул и пошел переселяться.

- Как ты с ними… Подумает чего.

У нас с тобой тут еды … Давай здесь поужинаем.

Наташа увидела сумку с продуктами, оставленными Володей и сахалинцами.

- Давай здесь. У меня ещё вечернее чаепитие будет. Рано пока. Давай попозже. Мне ещё сверку по свободным местам отнести надо.

- Попозже, так попозже. Захватишь что-нибудь к чаю.

- Зах-ва-чу. При-хва-чу. Если очень за-хо-чу. Не грусти, Натка! Молодость дается раз. А мы ей справа в левый глаз.

Светка засмеялась и потянулась так, что слышно было, как хрустнули суставы.

… Потом убежала, а Наташа стала выкладывать всё из сумки.

Развернула газетный сверток.

В нем были деньги. Много денег. Очень много.

Она задвинула дверь.

В голове что-то зашумело, закрутилось. Она, оглядываясь, ища, куда бы засунуть свёрток, стала метаться по купе.

- Да, что же это такое? Успокойся!

Она села и закрыла глаза.

…- Володя сказал, что «купи, что-нибудь Верочке. Деньги в газете. От бригады». Винится в бригаде кто-то перед кем-то.

Вспоминала она, что говорил Володя на перроне.

- Значит мне деньги. За что? Ладно. Потом разберусь.

Она прошла в купе проводников. Достала свою сумку. Вытряхнула из неё всё. Достала со дна картонку. Положила свёрток на дно сумки, накрыла его картонкой и сверху побросала все, как было. Сумку поставила на место.

…- Ты чё? Случилось что? Зелёная вся. Не пугай меня! Наташка! Ты, чё?

Светка стояла растерянная в дверях.

- Что-то, как-то нехорошо вдруг стало.

Наташа снизу вверх смотрела на неё.

- Ты это кончай. Нам ещё два дня ехать. Дома умирать будешь. Или у Верки сестренка намечается?

Светка присела рядом.

- Откуда? Типун тебе, Светка, на язык! Накаркаешь!

- А кто вас,- тихонь, знает. У вас же так – «ветерком подуло и надуло».

- Балоло! Принесла что-нибудь к чаю?

- Принесла.

Есть не хотелось, но надо было всё доедать. До утра продукты могли испортиться. Попили чаю.

- Свет! Пойду я! Что-то мне не по себе. Пойду. Ночью понадоблюсь – стукнешь.

- По башке бы тебя стукнуть. Подруга. Иди уж. Знаешь, где меня искать.

Светка стукнула костяшками по стене три раза, потом пауза и ещё два раза.

… Наташа после поездки пришла домой поздно. Вера уже спала.

- Намаялась что-то сегодня, я её раньше уложила. Ты что – серая. Случилось что?

Мама встретила её в дверях.

Наташа разделась, прошла в ванную, потом на кухню.

- Мама, мне деньги дали. Много. Очень много.

- Зачем? За что? А сколько?

- Не знаю. Не считала. Ты сама говорила, что шальные деньги считать нельзя – «не к добру».

- Говорила. Когда вы с Мишей после свадьбы сели считать. Конечно, «не к добру». «Не к добру» и вышло. Сколько всё-таки и за что?

- Тысячи две, наверное. Не за что. Просто так дали. Сказали –«Купишь что-нибудь. Или сами придумаете.» Вот!

… От бригады какой-то. Кто-то винится. С Сахалина парень ехал. Он и дал. Сказал - «Купишь что-нибудь. Или сами придумаете.»

- Сколько?! Дела! Нарочно не придумаешь. А почему взяла?

- Да, я думала, он мне за банку кофе деньги в сумку сунул. Кофе растворимый. «Касико». А потом посмотрела, а там … Тысячи две. Наверное.

- Не было печали, черти накачали. Покажи.

Наташа достала из сумки газетный сверток.

- «Советский Сахалин».

Прочитала мать.

- Да. Не меньше.

Она посмотрела на деньги и села за стол.

- Угораздило тебя.

…Завтра положишь на книжку. Убрать надо из дома их. Может хозяин появится. Дурные какие-то деньги. Беды бы не было. Ладно, садись чай пить.

… Убери подальше.

Мать кивнула на свёрток.

- Мама. Я вот, что дорогой подумала.

Наташа присела к столу.

- Обменяем квартиру и мою комнату на одну. Будет большая трехкомнатная. Я в институте восстановлюсь. Может так? Здесь ведь стипендия за пять лет.

Будем все вместе. А?

… Не приедет Володя за деньгами. Не приедет. У него жена, сын – Петька. Девять лет ему. Не приедет.

- Что за Володя?

- Ну, это тот парень, что деньги отдал.

… - Да, девка. … «Раскрывай ворота» - называется.

Мать сидела за столом, разглядывая Наташу, опустившую голову, крутя пустую кружку.

… - Да, девка. Пышешь!…

Повторила она.

Наташа достала из кармана фантики и положила их на стол.

- Что это?

Мать посмотрела на квадратики.

- Фантики. Там девчонка ехала ещё … с Сахалина. Играли, наверное, с родителями. Взяла – Веру научить. Потеряли, наверное.

Наташа посмотрела на мать.

- Да, девка. Беда…а…а!

Повторила она, пристально глядя на Наташу.

- Наташа! А скажи, мы уже можем поговорить, как две бабы? Вот, просто, как две бабы, имеющей по дочке? Вот просто о себе, о жизни.

Мать не отрывала взгляда от Наташиного лица.

- Наверное, можем.

Наташа растерялась и медленно передвинулась на краешек стула, положив руки на квадратики фантиков.

Она поймала себя на мысли, что похожие чувства она испытывала, когда мама проверяла у неё уроки.

- Наташа. Мне меньше сорока пяти лет. Поверь мне, что я не чувствую себя ни несчастной, ни старухой.

Я хочу любить. Я могу быть любимой. Но я люблю и свою дочь. Я люблю свою внучку, её дочь. Мне страшно признаться, но я боюсь, что моя любовь делает и её, и внучку, и меня несчастнее. Несчастнее потому, что каждый день идет время. Идёт. Идёт. А я стою, как прибитая гвоздями к забору. Приходит день, наступает ночь, мимо идут, спешат куда-то люди, а я всё стою. Мне не больно, - мне «никак». Понимаешь? «Никак»!

Я могу проходить весь день в халате. Я могу не выходить на улицу, если я одна. Я не хочу так. Я хочу «по-другому». Понимаешь? «По-другому»! Я не знаю как! Но хочу «по-другому».

…Но я люблю свою дочь, я люблю свою внучку. Я нужна им. Я хочу, чтоб у них было хорошо. Я могу в чём-то помочь. Я рада бежать за «тридевять земель», чтоб помочь. А так… - моя помощь – это помощь … Как тебе сказать? Не знаю! Я своими руками толкаю вас в болото.

А время идёт. Время идет. Оно уносит силы и желания. Оно приносит безразличие и пустоту.

И они тоже стоят. Стоят. Никуда не бегут. Нет, чего-то того, что было… И стоим мы, обнявшись, любя друг друга, но стоим. Жизнь идёт, а мы стоим! Втроем стоим. Верочка, конечно, растёт, но…. Мы-то стоим, и она стоит!

Наташа смотрела на мать. Действительно, - нестарая женщина. Только в глазах…, не грусть, а какая-то пустота.

Наташа хорошо помнила, как принесли из роддома Верочку. Как светились мамины глаза. Лучики теплого света освещали всё кругом. А потом, как-то незаметно, потухли, а потом появилась эта пустота.

- Мама. Я всё понимаю, но не знаю, что, как, делать. После гибели Миши во мне что-то пропало. Что? Сама не знаю. Что было? Тоже не знаю. Что-то было, а теперь этого нет. Я не знаю, что делать!

- И я не знаю, что делать! Только знаю, что делать что-то надо!

… Они сидели, положив руки на стол. Обе думали о своей жизни, о жизни другой, которая хорошо была известна во всех подробностях. О Вере, о годах, которые прожиты, о тех, что будут, о будущем, о другой бабушке, о бабушке и дедушке Наташи, о том, что, как-то незаметно всё заплелось в такой плотный клубок, что конца ниточки, за который можно было бы потянуть и распутать его весь, не видно.

- Мама. Я знаю, ты советов не даёшь. Ты знаешь, я их не прошу. Что нам делать?

Мама встала, взяла чайник, зажгла плиту, поставила на неё чайник, устало села опять за стол.

- Если нельзя вернуть эти деньги обратно, то обменяй свою комнату на квартиру, где-нибудь здесь рядом. Забирай Верочку. Восстановись в институте, а там смотреть будем. Будем в гости ходить. Позовёшь – прибегу.

Я другого ничего не вижу. Денег хватит и на обмен и «на пожить» какое-то время. Потом думать будем. На своих поездах ты никуда не уедешь. Да и я, как на перроне, эти два года. Провожаю и встречаю. И Мишина мама так же из-за нас живёт.

Придумали мы все для себя жизнь, которой нет. Поставили Верочку в «красный угол» и в «молитвах на неё» не видим, что вокруг делается, что жизнь мимо нас идёт.

И ещё обертку красивую этой жизни ищем. Кого обманываем?

… Или, давай, я перееду в вашу комнату, а вы с Верой здесь оставайтесь. Это же твой дом тоже.

…Часы идут. Дни бегут. А годы, Наташа, летят! Летят!

… К дедам даже выехать не можем. Всё нам некогда.

… У тебя должен быть свой дом. Понимаешь, свой. Без меня. А у меня - свой. Всегда открытый для вас.

А ты обязана сделать так, чтоб…. Обязана. Понимаешь? Обязана сделать так, чтоб тебе, мне и Верочке было хорошо.

Чтоб не одни вы с ней в четырех стенах в фантики играли. Понимаешь? Обязана. Вывернуться наизнанку, а сделать. Для себя, для Верочки, для меня, для дедов своих, для мамы Мишиной.

Ходить по улице и улыбаться не потому, чтоб показать другим, что у тебя всё хорошо, а сделать, чтоб так было, что ты ходишь и улыбаешься.

Фантиком не прикроешь от людей, то, что есть!

У тебя есть шанс. И возможности. Вон пышешь вся.

…Да и без этих денег был. Смелости не было. Только время потеряли.

А так! Запремся мы в этой трехкомнатной и ….

… Ладно. Давай спать, дочка! Поздно уже.

… «Рельсы-шпалы, рельсы-шпалы, е-дет по-езд за-поз-да-лый…»

Наташа засыпала под стук колес своего поезда.

Напротив, в кресло-кровати спала Верочка.

А Наташе уже снилось, что она куда-то едет.

Куда – неизвестно. Но, её должны встретить. Она достала черно-желтый «кирпичик» ленинградской туши, открыла коробочку, достала щёточку, подошла к зеркалу.

Она увидела себя стоящей у зеркала в купе поезда. В зеркале отражалась тайга, пробегающие телеграфные столбы, километровые указатели, на которых нельзя было разобрать цифр, себя, стоящую с закрытыми глазами. Она рассматривала своё лицо. Оно было спокойно.

Наташа открыла глаза. Да. Это была она. Только моложе. И эта кофточка,- её они купили сразу после школы.

Наташа подкрасила ресницы и удивилась, как у неё ловко во сне получилось. Быстро и аккуратно. Опять стала разглядывать себя, ища морщинки. Их не было. Она подумала, что Светка сказала бы, что сон хороший.

Поезд стал притормаживать.

- Ну, вот и приехала! Встречают ли нас? Почему нас?

Подумала во сне Наташа.