Он всегда мне нравился. Более того, я им восхищался, как восхищаются героями и молодыми гениями. Да в сущности, он и был героем и гением. Судьбу его можно легко описать всего двумя фразами: он все всегда знал, и у него все всегда получалось. Всегда. Всегда с блеском и до конца. Он легко шел по жизни, приняв от судьбы или природы, от провидения два этих подарка, не очень-то обращая на них свое увлеченное подвигами внимание. Все выходило легко и естественно, и если б вдруг что-то им сделанное, да нет, не сделанное, совершенное, вдруг оказалось не идеальным, скорее это удивило бы всех окружавших его, чем то, что он мог делать все и все знал. Я восхищался им не в одиночку, им восхищались все - родители, учителя, женщины и мужчины, сокурсники и сослуживцы. Всегда.

 

В школе он был лучшим учеником и самым популярным спортсменом. Он никогда не слыл зубрилой и никто не видел его тренирующимся. В старших классах он гулял ночи напролет, а потом с похмелья, так и не открыв ни разу учебник легко сдавал экзамены. Он курил столько, что, казалось, легкие его должен покрывать слой дегтя, и бегал стометровку быстрее ветра. С ним невозможно было играть в баскетбол - он никогда не промахивался, и в шахматы - он всегда выигрывал. Когда мальчики закончили бить девочек, а стали заглядывать им в глаза со значением, а в расстегнутые блузки с интересом, его явно не мучили подростковые комплексы, он всегда знал, о чем говорить с новой пассией и как улыбнуться ее маме, чтобы мама растаяла и перестала напоминать начинающую тещу. Мамы тайно вздыхали о своих ушедших годах и сокрушались, что их растрепанная взбалмошная дочь не очень-то достойна такого видного, удачливого и не по годам умного парня. Он и впрям был умен. Не только начитан и эрудирован, он был мудр, мудр той житейской мудростью, которая не всем дается и к старости, а появляется лишь с опытом. Не с рассказами других и прочитанными историями, а только с пережитым тобой самим. Он был умнее ровесников всегда - и в четырнадцать и в тридцать, уверен, он будет умнее сверстников и в девяносто. Он мог дать совет в любой ситуации - и всегда был прав. Его ранний ум вызывал не то уважение, не то благоговейный ужас.

 

С легкостью закончив школу, он поступил всюду, куда только можно, выбрал самый удобный для себя институт и с той же легкостью и безо всякого усердия, продолжил грызть гранит науки, ни на минуту не поменяв образ жизни. Он был таким же ловеласом, каким его знали в школе и во дворе. Ему было легко знакомиться с девушками, и он легко с ними расставался, умудряясь оставить о себе лишь приятные воспоминания и груду фотографий, которые, впрочем, не рвались и не жглись, а бережно хранились в семейных альбомах брошенных девиц, вызывая у последних не слезы, а только мягкие загадочные улыбки. Он жил одним днем и никогда не строил планов. Кто-то невидимый вел его по жизни, расстилая соломку в местах будущих падений. Он стал зарабатывать деньги. Не знаю как, но денег у него всегда было предостаточно. Он тратил ровно столько денег, сколько стоила вещь, которую он задумал купить. Он дорого одевался и ему никогда не изменял вкус. Его галстуки стоили целое состояние и смотрелись на нем лучше, чем на витрине или на обложке модного журнала. Шли годы, а он все нравился женщинам. Нет, не нравился, они были без ума от него. Все. Все, кто знал его или просто видел. Он менял женщин чаще, чем ребенок меняет игрушки - роман еще не достиг апогея, а он вновь раскидывает сети, из которых, впрочем никто не стремится ускользнуть, напротив, туда бросается огромная толпа дам, которым еще не выпало счастье быть объектом его интереса.

 

Он всегда жил легко, не принимая тяжелых решений, обходя подводные камни. Он и сейчас парит над проблемами, наслаждаясь жизнью и собственной удачливостью. Его все любили и завидовали. Его все знали и тянулись к нему. Я - больше всех. Я любил его и ненавидел, завидовал ему больше всех. Ведь я знал его лучше, чем другие. Я знал о нем все. Ведь он - это я. Я, которым мне так и не удалось стать. Я, который относился ко всему легко. Я, который просто решал проблемы, не борясь с собой, не ломая лбом моральные преграды, а аккуратно и элегантно обходя их. Он - это я, который всегда был прав перед собой, не мучил себя сомнениями. Да и совесть ему не докучала. Он - это я, которому не мешал я сам. Господи, какой же он ограниченный и бессердечный подонок!