***1

 

Шумит тысячами бумажных листов ветер.

Разрывает их тонкие лица,

Некогда твёрдые,

Хотя и столь же хрупкие,

Вовлеченные некогда в круговерть звёзд

Древесными кольцами.

Годичными кольцами, в которых года были взглядами

На попытки осязать бесконечность,

Прощупать неверием,

Вложить пальцы в дыры ладоней её,

На попытки стать шире себя.

Шумит ветер.

Право, я не знаю,

Зачем он свистит трубами,

Будто бы в последний раз - поминальный,

Так жалостливо,

Будто бы хочет пересчитать секундами

Всё, что было…

И года из древесных колец,

Что родились в руках человека чернильными,

Разлетелись…

Лишь осталась загадочность слов

В скрытой тайне значения буквы…

 

***2

 

Не кораедовым терпением

Ночь раздвигает листья,

Как и не сущностью термитов.

В центре ствола

В выгрызенном объёме,

Заполненном планетами

И звёздами разных размеров и масс,

Нагая в смелости своей,

Она личинкой пряной и слепой

Плетёт пространство…

Пространство в нить.

Нить к нити в сплетение подобное узлу

На лимфатический манер…

В неверии торжества лишь ветра,

В желании раскрыть секрет,

Не кораедовым терпением

Глядеть я бегал на движение листвы.

Потягивая сок из любопытства,

Часами сидя на корню,

Следил я за мельчайшим колыханием,

Но видел лишь пьяное подергивание

Их тел

Или припадочные пляски

Под скрипку эфира.

И вот тогда, когда кора покрылась

Лунной сыпью

И не хватило мудрости в обхвате ствола,

Решился я раздвинуть листья…

Что узел-кокон пробивается

Под взглядом людей,

Нам каждый день рассказывают светлячки.

Да только мы воспринимаем их речи

Игрою света, брачной игрой,

Но не метафорой…

В стремлении бабочки взлететь

И даже ещё в личинке,

Плетущей кокон,

В биении сердца её – чёрной дыры,

Так же тянущей соки любопытства,

Только людского,

Есть что-то интимное,

Что-то пленяющее,

Что заставляет человека искать

Пробоины и щели,

Входы и выходы

И быть свидетелем просушки крыльев…

Не кораедовым терпением

Ночь раздвигает листья – руками человека

На родах космоса…

 

***3

 

Однажды я был стаей ос.

Над млечной кромкой бесконечности

Собирал я нектар ручейной чистоты,

Отцеживая всю грязь в жала…

Гера наклонилась к воде посмотреть

На паучка, поймавшего в сети звезду.

Паутина колыхалась в дыхании богини –

Паук крутил добычу, заматывая её в куколку…

Звезда прорвалась, превратившись в бабочку.

Вспыхнула, завязала ритм новой вселенной –

И по воле большей божественной,

Воле, что делает богов богами,

Но лишает возможности познания собственного существа,

Бокал кометой вылетел из руки Геры…

И разбился, смешав вино с молоком, и забрызгав мои крылья.

Я был стаей ос.

Мои жала дрожали, надувались от злости, слепленной грязью.

Пунцовые тучи в своих видениях возвещали трагедию –

Я готов был порешить галактики и системы,

Ужалив богиню и пробив иглой пространство…

Но молоко сгустилось, а вино дало сахар…

Однажды я был,

И за обёрткой, до атомов пропахшей сгущёнкой,

Я увидел ос.

Их лапки переливались мистическим нектаром,

А в жалах пульсировала молоко…

 

***4

 

Однажды я был… Кем? Каковым?

И это было в сегодняшнем…

Каковым? Дневным ли?..

 

***5

 

Я был…

Собой ли?..

Если нет, то кто истинный Я?

Или все-таки ОН?..

 

***6

 

Я был… Другое лицо.

Должен ли я буду сделаться собой?

Да! – отвечает что-то за шторой.

Но как? – спрашиваю – Как?

Тишина – нет ответа,

Лишь луна медленно просачивается через зрачки.

Разрезает светлячок пространство не просто так – не для того ли,

Чтобы я сам дошёл до ответа?..

Но как? Как, если на мне чужое лицо?

Оглянись! – восклицает в ответе – Вокруг люди – зеркала твои…

В них истинный ты – не вымысел!..

Но ведь лицо то чужое – другой мир – а значит и глаза! – отдергиваю штору,

Надеясь найти себя.

Никого…

 

***7

 

Однажды я был знаменитым.

Но тело моё поджарили на костре неверия,

А душу разгрызли, будто бы грецкий орех,

Желая докопаться до тайны.

Безумная боль вскрыла орех,

И студенты сбежались глядеть на профессорские руки,

Сканирующие отпечатками летопись моей жизни.

Замуровав в пыль всё, что можно было,

Склеив свои губы моей наивностью,

Они сожгли всё остальное…

Всё остальное – не нужное им.

А мне?

О, крах! О, начало начал! А мне?

Изрезанная память – метка пустоты?..

И пока ещё эти бурые язычки пламени

Добрались лишь до моего самолюбия,

Я задаюсь вопросом: нужно ли быть знаменитым только для того,

Чтобы растерять себя?

Чтобы прочесть собственный некролог?

Я был знаменитым, читаемым, … , популярным,

И никогда – понятым…

 

***8

 

Я бы мог быть чем-то большим,

Чем молчащий homo sapiens.

Например, фонтаном на площади – львом,

Из пасти которого звенящим потоком

Бьют будни.

Уносятся вверх,

Преломляясь в палящей короне безвременья,

А на самом дне свистящих божественных высот,

Среди кораллов – сгустков бытия

И дрожащих волн – желаний существовать,

Прикрытые куском плотной небесной материи,

Они зачинают галактики…

Мог бы быть вселенским чревом всепрощения,

Распоротым остроконечным витком спирали

Или колокольчиком на шее ищейки,

Под который просыпается мистика…

Но я homo sapiens.

Я разрываю нитки,

Сшившие губы – и пронзительный крик

Небывалой мощности врезается

В древнюю пыль…

Я обнажён перед Вселенной,

Вселенная обнажена во мне…

Ещё один планетарный оборот

И вот новая вспышка нового солнца

Возвещает приход чего-то большего…

 

***9

 

Пока меня ещё не засудили за жизнь,

Пока я сам не сделался судьёй,

Я буду поэтом.

Пока ещё веру не принесли в жертву,

Пока я сам не заложил жертвенный алтарь,

Я буду поэтом.

Пока ещё не все живут речами критиков,

Пока я сам не склонил перед ними голову,

Поджав хвост,

Я буду поэтом.

Пока ещё не учат,

Что буква – это только для письма,

Пока ещё значение слова не затвердело

В отлитых формах,

Я буду поэтом.

Пока я ещё открываю рот от удивления,

А душу космосу,

Пока ещё мои глаза видят

И бьётся сердце,

Я буду поэтом.

Пока ещё бабочки садятся на мои руки,

Пока мне ещё щекотно от этого,

Пока ещё кувшинки раскрываются

На моём вдохе,

Пока я ещё чувствую близость

Неопределённости,

Я буду поэтом.