Слепящее и вездесущее солнце Сан-Диего обжигает твою кожу и воспламеняет твой мозг. Оно проникает в каждую клеточку твоего организма, торкает, и, словно наркомана, накачивает тебя новой дозой свободы. Все мы – сбрендившие калифорнийские торчки. Иссохшие от доупа и регулярного бега с препятствиями мальчики, и сексапильные мокрые девочки. Беспутные детишки океана и карамельного мороженого. Да-да-да! «Сигареты, мороженое, фигурки Девы Марии». Вот тебе и вся наша религия. Цок-цок-цок! Цыпочки стучат каблучками по подогретому асфальту. Шлеп-шлеп-шлеп! Я бегу босиком по пенной линии, отделяющей сушу от океана. В предзакатные часы неугомонное солнце обнимает тело цвета капучино, а в волосах копошится соленый ласковый ветер. Я останавливаюсь от бега, зачерпываю пригоршней воду и поднимаю тучу брызг. Улыбаюсь всем сердцем и целую океан. В ответ чувствую на губах соль. “This is Ca-li-for-ni-a, muddafuggazz!!!” – ору я во все горло. Я долбаный калифорниевый наркоман. Вдалеке я вижу Локо-Майка, восседающего на доске. Он плавно покачивается в такт волнам и машет мне рукой. Я посылаю ему воздушный поцелуй, потом сажусь на обжаренный до золотистой корочки песок и зарываю в него пальцы. Отсюда океан кажется похожим на платье королевы, усеянное бриллиантами. It feels so fucking good! Я закрываю глаза и вытягиваюсь восклицательным знаком. Через 20 минут подгребает Локо-Майк и втыкает доску носом в песок, рассказывая, какую охрененную волну он поймал сегодня. «Жалко, ты не видела». Когда-нибудь он свернет себе шею на супер-волне. Оранжевое солнце слепит глаза, я зажмуриваюсь от удовольствия. Нам, жителям Вест-Коуст, повезло наблюдать закат солнца каждый день. На восточном побережье они могут видеть только восход над морем, но для этого надо чертовски рано вставать. А мы здесь – везунчики!

Майк переоделся и уже направляется к машине, мурлыча себе под нос какую-то гавайскую серенаду. Я не спеша плетусь следом. Покуда светило не скроется в волнах, на побережье царствует тотальный chill, и все так нежно и лениво.

Мы завозим вещи домой и занимаемся красивой любовью на моем скрипучем диване. Это единственный трухлявый кусок мебели, который мне когда-либо пригодился. Остальной хлам Майкл помог мне выволочь на задний двор, чтобы не мозолил глаза. И все стало совершенно идеальным в этом драйвовом красно-желтом цвете. В последних лучах, сочащихся сквозь жидкие занавески на окнах, и наши тела цвета меди, переливающие и искрящиеся от пота и оргазма, и этот город, и сама маленькая спаленка, где мы так естественно друг друга любим… залитое медовой сахарной смазкой, оно было прекрасно.