Темное и светлое, отрицательное и положительное, Инь и Ян, замутненное и прозрачное...Каждая пара этих понятий, призванная существовать в замкнутой самодостаточности, стремится, однако, к бесконечному воспроизводству и повторению в любом тексте, независимо от его формы, в любом движении человеческого вещества и это абсолютное стремление приводит к поляризации каждой, отдельно взятой пространственно-временной элементарной ячейки, наполненной прозрачным веществом события. Этот бесконечный повтор, эта неуловимая и непередаваемая никакими средствами игра света и тени на зеркальной поверхности темной и медленной реки, название которой также обманчиво, как ее неподвижность - не есть ли все это намек самой природы на одну удивительную идею, высказанную Ницше? Я имею в виду его знаменитую доктрину о вечном возвращении.

Впрочем, для человека, стоящего на берегу этой реки и пытающегося увидеть ее течение, истинность или лживость этой идеи по сути дела не имеет никакого значения. Он перебирает в уме и тихо бормочет давно забытые названия, слова, звуки, силясь отыскать среди них то единственное, которое соединит его с этой водой и даст ему - пусть слабую! - надежду на слияние всех противоположностей и рождение Единого в его душе и за ее пределами. Из этого бормотания, перерастающего в громкие возгласы возмущения, рождается крик. Этот крик будет записан и размножен в тысячах разных рукописей и печатных текстов, он будет повторен миллионами голосов в разные эпохи и в разных странах, переведен на язык музыки и красок, вставлен в изысканную оправу поэзии и воплощен в мраморных монументах. Этот крик войдет в плоть и кровь каждого человека, и будет передаваться по наследству, и люди привыкнут к нему и смирятся с ним, как привыкают и смиряются они с разгулом стихии, с неизлечимой болезнью, со смертью... И в каждом человеке этот крик обретет свой голос, свой тембр, и свою неповторимую интонацию. Но лишь избранным единицам подарит он бессмертие и человек, стоящий у реки, возможно, станет самым первым из них, несмотря на то, что история не сохранит для нас его имени. Но крик этот имеет ценность лишь постольку, поскольку за ним наступает великая немота, бесконечное молчание, в котором сливаются в Единое одинокий атом на берегу и бесконечный океан Вселенной, хранящий в себе тайну немоты, мерцающей мириадами синих созвездий. Ибо молчание до крика и молчание после крика - это совершенно разные вещи. Надо изойти, отразиться в тысячах зеркалах, растратить себя с безумной щедростью нищего, чтобы твое молчание после всего этого обрело силу и вес, способный перевесить Вселенную. Но если немота и бессилие сковывают тебя с самого начала и до конца, если ты даришь свой голос добровольно кому-то другому, то что есть твое молчание?.. Отблеск изначальной неизреченности мироздания, издевка его над человеком или же величайшее смирение перед Единственным Словом, заключающим в себе все тайны мира, в том числе самую мучительную и жуткую - тайну Времени?..