Выл ветер. Стегал поземкой. Качал фонари. Подгонял прохожих по

улице. Они беспомощно ежились, пытаясь подставить воротники, спины,

капюшоны. Ветер пел, усмехался, торжествовал, веселился. Гудел

проводами над головой.

Я видел лишь черный асфальт сквозь стоптанный, серый снег. Чьи-то

спешащие ботинки, края курток, кожаные перчатки, сумки, разноцветные

шарфы. Ветер торопил, подгонял, не давал поднять глаз от асфальта.

Съёжившись, шел вперед…

- Веруй в Христа! Веруй! – кричал хриплый голос. Звенел колокольчик...

Монах стоял под фонарем. Его длинные волосы и заиндевелая борода

разметаны ветром. Сутулая фигура в черной рясе и колпаке выделялась на

фоне ярко освещенной витрины. Его голос, его вера, его колокольчик

распространяли тишину в окружающий мир гудков, смешков, вскриков,

ругательств, мельканий, людей. Он смотрел перед собой, звонил и верил:

- Веруй в Святую церковь! Веруй!

«Веруй, - отозвалось в душе, - веруй! Русской верой надо жить. В церковь

ходить. Пост соблюдать - а ты… Когда в церкви был? Когда пост соблюдал?»

- Чти Библию! Книгу книг!

«Ты Библию не открывал ни разу, не то чтоб читать… Чтоб завтра на

исповедь. К отцу Роману на исповедь, и покреститься! Твоя вера поможет

тебе. Бог поможет тебе. И нормально все будет».

- Веруй! – колокольчик вдруг зазвенел с бешеной силой, а охрипший голос

монаха говорил. – Пред ликом твоим, пред взглядом твоим – скрепляю веру.

Вторю: славься истая вера - вера православная! Славься Библия! Славься

Святая церковь!

Колокольчик слабо тренькнул, ударяясь об асфальт. Мир вновь наполнил

людской гомон, скороговорка рекламы, свист и гудки машин. Я, напряженно

всматриваясь, искал, куда делся монах. Позади пустая улица, впереди

дорога. Некуда ему деться. А колокольчик катался по асфальту, слабо

позвякивая.

«Куда ж он подевался? Как провалился… - думал. – Верить… Нести веру.

Заблудшим. Раскаявшимся. Ходили же наши войска под ликом Спасителя.

Вывести из тьмы на свет… Очиститься самому. Почему бы и нет?.. И

нормально все будет». Ветер хлестал и хлестал: то по одной щеке, то по

другой, то в спину. «Вот, блин!» - успел подумать, натыкаясь на кого-то.

Толкнув плечом, но сохранив равновесие, развернулся. Увидел девушку с

живыми, чуть грустными глазами и ямочкой на подбородке. Я смущенно

пробормотал: «Извините». Она была в спортивном костюме и со сноубордом

за спиной. Улыбнулась мне в ответ. Хотела что-то сказать. Но ветер уже

утащил меня дальше.

«Девушка… Куда она? Я… да, нести веру. Нести добро людям. Таким, как эта

девушка. Нести веру. Нести свет», - ветер все дул и дул в спину сильнее и

сильнее, быстрее и быстрее, и вдруг исчез. Я очнулся от мыслей и поднял

глаза: впереди рекламный плакат, на котором счастливые мама и малыш

что-то радостно уплетают.

«Есть-то как хочется… борща, например. Наваристого, чтоб запах мяса и

ложка стояла… нет, нельзя пост ведь… Или щей … нет. Начни с себя.

Возроди Русь! С поста и веры начинается возрождение её!» Ветер все злее

и злее. Торопил, кружил в водовороте снежинок. Я увидел золото крестов на

куполах церкви. Сказал: «Стоп!». Захотел перекреститься. Очень – очень. И

ветер начал наблюдать, замерев.

Я медленно, нарочито торжественно вынул руку из кармана куртки и стал

креститься, проговаривая: «Во имя Отца! И сына! И Святаго…»

- Верить? – раздался из-за спины резкий, громкий голос. – Церкви? Для

них вера – работа. Прихожане – источник дохода. Так почем опиум для

народа?

Перед глазами промелькнуло: отец Роман, открывающий ногами двери в

храме, разговоры батюшки по мобильнику на недуховные темы во время

исповеди.

- Библия? Ха! Её придумал человек! – восклицал голос. - Бог дал веру –

человек извратил её и записал.

И снова вспомнилось: в прошлом году бродячий монах стал проповедовать в

портале нашей церкви, у нашего батюшки аж лицо позеленело. Прибежал,

ругался матом, взашей вытолкал из храма.

Одна вера. Один Бог. Одно дело!

- У бога нет лица. Его придумывает иконописец, – продолжал голос. - У

каждого свой любимый святой. Ему и молятся. Иногда путают святого и

бога. Бывает. Тогда почему бы не повесить в церкви «Черный квадрат»

Малевича, и ему не молиться?

Я обернулся. Двое. Один высокий, с грубыми, крупными губами, носом

картошкой и второй - хрупкий, тонкий, женственный.

«Бога нет… - стучалось в голове. – Нет. Без веры я – снег!»

- Где был бог, когда тебе было очень плохо? – издевался высокий. - Почему

в мире столько смертей? Бедных? Обездоленных? Сумасшедших? Не

знаешь? Это божий промысел. Точнее, на все воля божья. А ты смирись… А

ты молись, чтоб быстрей пришел хищник. Тьфу… Иллюзия слабых для

поддержания сил.

Я двинулся, чтобы опровергнуть, разуверить, доказать, но ветер не дал: со

всего размаха бросил мне снег в лицо. Асфальт исчез под ногами, и я

грузно повалился в сугроб, потеряв равновесие.

Лежал, дышал, выпускал пар в небо. Ветер подхватывал и уносил его,

завывая в проводах.

«Значит, Бога нет… - подумал я, пробуя на вкус фразу. – Нет, – воскликнул

я и ударил кулаками в сугроб. - Что ж такое… всю жизнь мотает туда-сюда:

верю в бога – поношу его. Священника встречу – в крестный поход иду.

Атеиста встречу – церкви сношу. Ладно хоть буддиста еще не встретил… Во

что я верю? Без чего я – снег? Чего я хочу? Борща и глинтвейна. Мотает

меня, как ковыль на ветру… себя понять надо. Свою веру отыскать. Свой

стержень в себя вставить. И нормально все будет. Или всю жизнь

поклоняться чужой вере…»

И ветер смолк. Снег летел отвесно. Снежинки, попадая в дыхание,

прерывали безмолвное падение и начинали метаться. «У них тоже нет

стержня», - устало улыбнулся я.