6.

 

ЧУдное утро в осеннем лесу! Дышишь - не надышишься, глядишь - не наглядишься! Взгляд скользит по густым зарослям папоротника и лещины, путается в мохнатых ветвях сосен, коснувшись ствола могучего дуба, легко поднимается вверх до самых облаков. Над головой золотые купола деревьев и голубой небосвод. Под ногами персидский ковер с витиеватыми узорами. Он соткан из трав, набравших к осени зрелые краски, из листьев и переспелых цветов. Хочется только любоваться, а должен ступать, потому как нет местечка, не укрытого этим дорогим роскошным лоскутом. Вначале жалко пачкать работу искусного мастера. Но вот, решился и ступаешь. Ты – Царь и Бог! Вселенская красота и воплощенная небесная фантазия брошены к твоим ногам.

Воздух бодрит, дает силу, витамин! Чувствуется в нем и аромат опят с дубовым листом, и горькая рябина с сахарным боярышником, и переспевшая груша-дичок, и вяжущий дерен. Глотни всем собой! Напейся лесного аромата до донышка! А потом, услышь лесную музыку! Она завораживает душу и меняет внутри. Едва слышна в начале леса, будто начинающий пианист неуверенно касается клавишей, но чем дальше проходишь вглубь, тем откровеннее и ярче звучит тема, тем замысловатее лесные аккорды и звуковые переплетения. Характер пьесы меняется. От темпа медленной паваны и изящного менуэта до шутливого бурре и оживленного ригодона. И вот, наступает тот самый момент, когда ты понимаешь, что волшебных клавиш коснулась рука великого мастера звуков...

Толстуха в душе была изящна и романтична. Ее восхищало все прекрасное. Раскачиваясь тяжелыми боками, Толстуха шустро поспевала за Ингой и не сводила с нее оценивающего взгляда.

«Простовата», - думала про Ингу Толстуха. «Жирна не в меру, хоть и бегает по утрам. А ножищи у неё какие! Шлёп, шлёп. Как наступит - так гусеницы и червяка как не бывало. Всю живность лесную так передавит. Ей бы с лосями да косулями наперегонки. Мужика загнала. А я что? Вот последний кружок и хватит. Сколько ж можно? Каждое утро бегаем. Покоя нет. Лосеобразная. Но, надо отдать должное - супец отличный варит. Ножку куриную в этот раз всё-таки положила! Не жадная, значит. Эх, ножку-то я не доела! Нужно было припрятать!»

Тут Толстуха увидела, как над самой ее головой пролетела здоровенная бабочка. Крылья шоколадные, с алыми узорами, усики кокетливые.

«Красавица какая!» – подумала Толстуха и забыла про куриную ножку. Размечталась.

И вот она уже не Толстуха вовсе, а здоровая псина известной породы. И может быть даже зовут ее Матильда Блэк де Флер! И бежит она по лесу, а рядом с ней, в алом длинном шелковом платье, с копной развивающихся золотых волос - хозяйка – прекрасная самодостаточная блондинка лет двадцати восьми.

«Для алого длинного платья неплохо бы черные туфли на высоких шпильках, как в журнале, что валялся у сторожа на кровати», - подумала Толстуха.

И вот, прекрасная блондинка уже переобулась в туфли на высоких шпильках и, слегка приподняв подол, играючи, перебирает ножками по лесной тропе. Толстуха заскулила от зависти и восхищения.

-Алексей! Давай побежим не так быстро! Они же только поели! Толстенькая вон скулит! В животе, наверное, крутит.

-Толстуха! Мы сбавляем темп!- крикнула Инга, заправляя шнурок в изношенные кроссовки.

«Эх! Не блондинка ты златовласая! И платья шелкового у тебя, скорее всего, нет, - сделала вывод Толстуха,- но все равно, я тебя любить буду. И супец твой тоже».

«Опять про жратву вспомнила!»- подумала про Толстуху Сеструха. «По скуляжу ее поняла! Наверное, про курицу недоеденную! Обжора! А у Алексея ни жиринки! Мускулы одни! Вот это мужчина! Здоровый, крепкий, сильный».

Уже много лет Инга и Алексей приезжали в лес, чтобы совершить многокилометровую пробежку. Бег выносливость вырабатывает. Когда тошно так, что дышать нечем, когда от обиды хочется рычать, рвать на части – опыт длинных дистанций помогает. Со временем, Толстуха и Сеструха привыкли к совместным пробежкам с Алексеем и Ингой. За миску супа платили, чем могли - преданностью, верностью, лаской, готовностью умереть, защищая.

Прошел месяц.