ГЛИНА

Алексей Плохов

Действующие лица:

Горшков.

Илова.

Мелисс.

 

 

Часть первая

Квартира Горшкова. Свет выключен – полутьма. Звонит телефон. Никого нет дома. Телефон звонит довольно продолжительное время, прежде чем отключиться. Через какое-то время в квартиру входит Мелисс, он что-то ищет, подсвечивая себе фонариком. Раздаются шаги, слышимые с лестничного пролёта. Мелисс поспешно покидает комнату.

Входит Горшков. Включает свет.

 

Горшков: Как я устал. (плюхается на диван; звонит телефон, Горшков лениво подтягивает к себе трубку за шнур) Слушаю. Да, вы не ошиблись номером... Нет, его нет… Он умер… Вчера похоронили… Я его помощник… Да, ассистент в его научной деятельности… Горшков… Живу временно у него, пока власти не определят, что делать с квартирой… Я тоже очень сожалею, действительно был замечательный человек во всех отношениях… Спасибо большое, и вам того же… Всего доброго.

 

Достаёт из тумбочки бутылку, делает глоток из горлышка.

 

Какая гадость! Бр-р-р!!!

 

Входит Илова.

 

Илова: Простите, но у вас дверь не заперта.

Горшков: Перестаньте, я сам её запирал.

Илова: Честное слово.

Горшков: Не может быть, у нас замок такой, что его нужно закрывать с обеих сторон на ключ. А я, если мне не изменяет память, её как раз…

Илова: Не верите? Посмотрите сами.

Горшков: Бог с ней с дверью, я сегодня так измотался, что… Простите, а вы собственно…

Илова: Илова. Я к профессору… профессору… (роется в сумочке, ищет бумажку, на которой написано как зовут профессора) профессору… А вы кто?

Горшков: Я его друг и ассистент в научной работе.

Илова: Это как?

Горшков: А вы по какому делу?

Илова: Я – по личному.

Горшков: Секрет?

Илова: Нет, в общем-то, но хотелось бы лично…

Горшков: Исключено.

Илова: Он в Ленинграде?

Горшков: Нет, но…

Илова (перебивает): Слава богу, а я уж думала обратно придётся возвращаться. Я только что из Ленинграда, приехала специально, чтобы повидать профессора… профессора… (роется в сумочке)

Горшков: Я очень сожалею, но к несчастью это невозможно…

Илова: Понимаете, они с моим сыном работали вместе в Ленинграде над одной проблемой, понимаете?

Горшков: Не очень.

Илова: Ну, в Ленинграде.

Горшков: Я понимаю, что в Ленинграде. Но я не понимаю, над какой проблемой.

Илова: В общем, это не важно, важно то, что они вместе трудились в Ленинграде над одной…

Горшков: Давайте оставим северную столицу в покое, сядем, выпьем, вы что предпочитаете?

Илова: Нет, вы не понимаете?

Горшков: Вы правы, я не понимаю, поэтому нам нужно выпить. Вы что предпочитаете?

Илова: Вы не понимаете, мне срочно нужно увидеть профессора… (роется в сумочке) Боже мой, наверное, в гостинице забыла.

Горшков: «Виски» вас устроит?

Илова: Мне очень нужно увидеть профессора. Честное слово… Умоляю!!!

Горшков: Он, как не прискорбно…

Илова (перебивает): У меня есть деньги.

Горшков: Какие деньги?

Илова: Правда немного, но это всё, что я могла собрать.

Горшков: Перестаньте.

Илова: Возьмите их все. Все! Все до единой копеечки.

Горшков: Прекратите.

Илова: Если нужно ещё, я соберу.

Горшков: Перестаньте немедленно.

Илова: Я съезжу в Ленинград, домой, и привезу. Продам квартиру, гараж, машину и привезу. В крайнем случае, перезайму.

Горшков: Не нужны мне ваши деньги.

Илова: Как? Вам не нужны деньги? … А, понимаю, вы и так состоятельный человек. Тогда, что вам нужно? Скажите… Говорите-говорите, не стесняйтесь, я сделаю всё что угодно, честное слово. Хотите меня? Я, конечно, должна признать, что я товарец не первой свежести, но ещё кое на что сгожусь.

Горшков: Если вы не угомонитесь, то я вышвырну вас из этого дома, как дворняжку бездомную.

Илова (с угрозой): Где профессор?

Горшков: Ну, хватит!!!

Илова (выхватывает из сумочки пистолет, нацеливает на Горшкова): Говори, где профессор, или из головы дуршлаг сделаю!!!

Горшков: Умер.

Илова: Как?

Горшков: Вчера похоронили.

Илова: А вы?

Горшков: А я жив.

Илова: Нет, вы кто?

Горшков: Его ассистент.

Илова: А профессор?

Горшков: Умер.

Илова: Не может быть.

Горшков: Вчера похоронили.

Илова: Умер, значит?

Горшков: Да.

Илова: Как же так? (садится на пол, на четвереньки, роняет пистолет; с ужасом) Он не мог.

Горшков: Все мы люди. Все мы твари божьи – смертные. (ногой откидывает пистолет подальше)

Илова: Всё пропало.

Горшков: Что пропало?

Илова: Вас это не касается.

Горшков: Извините, я просто спросил.

Илова: От вас позвонить можно?

Горшков: Конечно. Телефон там.

Илова: Спасибо. А по междугороднему?

Горшков: Далеко?

Илова: В Ленинград. Я заплачу.

Горшков: Нет-нет, что вы, звоните на здоровье.

 

Илова набирает номер. Горшков подбирает пистолет, лежащий на полу, проверяет барабан.

 

А пистолетик-то не заряжен.

Илова: Знаю. Патроны у меня в сумочке, чтобы случайно не выстрелил.

Горшков: Зачем же вы на меня его наставляли, если он не заряжен?

Илова: Испугались?

Горшков: Отнюдь.

Илова: Не верю.

Горшков: И зря.

Илова: Все мы люди. (в трубку, повысив голос) Привет, это я… Да… Как там дела?.. Плохо? У меня тоже… Профессор умер… К сожалению, это правда… Я перезвоню… Давай. (кладёт трубку) Не буду больше вас задерживать, поеду в гостиницу, заберу вещи и домой.

Горшков: Вам очень был нужен профессор?

Илова: Даже не представляете как.

Горшков: Может, я смогу чем помочь?

Илова: Не думаю.

Горшков: Я ему ассистировал последние двадцать лет, поэтому в курсе некоторых его дел.

Илова: А в Ленинграде вы с ним работали?

Горшков: Нет.

Илова: Значит вы не в курсе.

Горшков: Почему вы так думаете?

Илова: Я не думаю. Я – знаю.

Горшков: Почему вы так уверены в этом?

 

Илова хочет ответить, но её перебивает телефонный звонок.

 

Горшков (в телефонную трубку): Да… Конечно-конечно, я узнал вас… Буду дома… Весь вечер… Заходите, отведаем вина из личных запасов хозяина… Жду. (кладёт трубку)

Илова: Мне пора. (на полпути останавливается) Кажется вы предлагали мне что-то выпить, или я заблуждаюсь?

Горшков: Отнюдь. «Виски»?

Илова: Пожалуй, я предпочла бы что-нибудь полегче.

Горшков: Вино!?

Илова: Было бы неплохо.

Горшков: Какое?

Илова: У вас богатый выбор?

Горшков: Безумно.

Илова: Вы ничего устроились.

Горшков: На всё воля божья. Все мы люди. Какое предпочитаете?

Илова: На ваше усмотрение.

Горшков: Вы не разочаруетесь.

 

Горшков уходит. Илова тут же начинает быстро шарить по шкафам и книжным полкам. Как только слышит шаги возвращающегося Горшкова, тут же прекращает. Горшков входит с двумя наполненными бокалами.

 

Илова: Мерси. (берёт бокал, делает глоток) Блаженство.

Горшков: Кровь невинных младенцев.

Илова (поперхнулась): Что???

Горшков: Название вина. Делается из нескольких сортов винограда, имеет насыщенный аромат, обладает уникальным вкусом, а цвет крови придаёт ему особый колорит.

Илова: Вы прекрасно разбираетесь в винах.

Горшков: Возможно, в прошлой жизни я был виноделом!?

Илова: Мой сын тоже прекрасно разбирался в винах. Он примерно одного с вами возраста. Хотя… Вы, наверное, постарше.

Горшков: Почему разбирался? Он?..

Илова: Нет-нет, он жив.

Горшков: Тогда почему в прошедшем времени?

Илова: Он около года в коме.

Горшков: Кошмар. И что, простите, с ним приключилось?

Илова: Мне не хотелось бы вспоминать этого.

Горшков: Простите.

Илова: Профессор обещал помочь ему, вы ничего об этом не знаете?

Горшков: Нет. Каким образом, он же не медик?

Илова: Не знаю. Возможно, он мог бы посоветовать какого-нибудь специалиста?

Горшков: Поэтому, чтобы разыскать профессора, которого вы и в глаза не видели, вы готовы отдаться первому встречному или прострелить ему голову? Вы что-то не договариваете.

Илова: Мне пора.

Горшков: Допейте вино, такого вы нигде не купите, я его сам изготовил.

Илова: На сегодня хватит. Спасибо за угощение. (берёт сумочку, осматривает содержимое, протягивает открытую ладонь Горшкову) Будьте любезны, верните то, что принадлежит мне.

Горшков: Что именно?

Илова: Пистолет.

Горшков: А вы меня не пристрелите?

Илова: Он не заряжен.

Горшков: Раз в год и полено может выстрелить.

Илова: Не смешно.

Горшков (отдаёт пистолет): Надеюсь, ещё встретимся.

Илова: Надеюсь, что нет.

Горшков: Тогда прощайте.

 

Илова разворачивается, идёт к выходу, в этот момент гаснет свет, комната погружается в полный мрак.

 

Голос Горшкова: Что это?

Голос Иловой: Кто-то выключил свет.

Горшков: Вы не выключали?

Илова: Нет.

Горшков: Я тоже. Тогда кто?

Илова: Быть может, короткое замыкание?

Горшков: Вроде не искрит нигде. Что-то в последнее время участились сбои со светом.

Илова: И как я теперь найду выход в такой темени?

Горшков: Подождите, сейчас я пошарю в тумбочке, вроде бы там лежали свечи.

Илова: Если можно, побыстрее, а то у вас здесь жутковато становится.

Горшков: Стараюсь, как могу.

Илова: Ну, как у вас там дела?

Горшков: Всё в порядке, правда, я ещё не нашёл тумбочку, где лежат свечи.

Илова: Великолепно… Ой!

Горшков: Что такое?

Илова: Мимо меня что-то пробежало.

Горшков: Перестаньте.

Илова: Честное слово. Слышите скрип? У вас крысы не водятся?

Горшков: Как вы могли такое подумать?

Илова: Сейчас я готова думать всё что угодно. Вы не нашли свечи?

Горшков: Кажется… Вот незадача, не те.

Илова: А нельзя ли побыстрее? Ой! Нет, у вас определённо кто-то водится.

Горшков: Кроме барабашек никого.

Илова: Кроме кого никого?

Горшков: Вы не волнуйтесь, он ручной.

Илова: Прекратите немедленно, я боюсь.

Горшков: А что вы меня заводите, думаете, я каменный? Я тоже с детства темноту не переношу.

Илова: Тогда найдите свечу, иначе у меня нервный тик будет.

Горшков: Ура, нашёл.

Илова: Слава богу, давайте её сюда скорее.

Горшков: Бывает же такое?

Илова: Что?

Горшков: У меня нет спичек.

Илова: И что?

Горшков: Зачем нам свечка без… У вас случайно не завалялись где-нибудь спички или зажигалка?

Илова: Не курю.

Горшков: Я сказал: «случайно».

 

Вспыхивает спичка, поджигает свечку. Горшков и Илова стоят лицом друг к другу, посередине Мелисс, с зажжённой спичкой. Волосы его всклокочены, взгляд весёлый, полудикий, идиотски улыбается. Мелисс дуновением тушит спичку, они стоят втроём в зоне освещения свечки. Илова неожиданно взвизгивает.

 

Горшков: Вы?

Мелисс: А вы кого ждали?

Илова: Кто это?

Мелисс: У вас дверь не заперта. (плюхается на диван, включается свет) Видите, я приношу удачу. Чайничек не поставили?

Горшков: Нет.

Мелисс: Прискорбно, аднакась, я же позвонил вам, предупредил, а вы… (берёт бокал с вином) Ну да ладно, и вино сойдёт. (отпивает) Кровь невинных младенцев!

Илова: Вы тоже разбираетесь в винах?

Мелисс: Нет, просто похоже… А почему тоже? Ах да, наш друг, кажется, в прошлой жизни был виноделом, он вам не рассказывал?

Илова: Вообще-то, это мой бокал.

Мелисс: Аднакась!!! Я его первый нашёл.

Илова: Постойте, а мы с вами не встречались?

Мелисс: Ни в коем случае.

Илова: Мне кажется, я вас где-то… Ну, конечно же…

Мелисс: Предупреждаю вас, вы заблуждаетесь.

Илова: Я видела вас на лестничной клетке, когда шла сюда.

Мелисс: Невозможно.

Илова: Я не могла вас ни с кем спутать?

Мелисс: Почему нет?

Илова: Я вас сразу узнала по этому странному чёрному плащу.

Мелисс: Мало ли на свете странных чёрных плащей?

Илова: Не так много.

Мелисс: Преувеличиваете.

Илова: А вы преуменьшаете.

Мелисс: Аднакась.

Илова: А трость?

Мелисс: Что трость?

Илова: В наше время человека с тростью встретить непросто.

Мелисс: Сколько угодно. Вы когда-нибудь осматриваетесь по сторонам, когда ходите?

Горшков: Какая интересная трость.

Мелисс: Чистое золото.

Горшков: Это собака?

Мелисс: Только голова сего животного.

Илова: По-вашему вокруг шныряют толпы народа с собачьими головами на трости?

Мелисс: Не всегда. Один мой друг ходит с головой дракона?

Илова: На трости?

Мелисс: Он не носит трости.

Илова: То есть?

Мелисс: Что вы вытаращили глаза? Голова дракона на портсигаре. Вы портсигары видели? В них иногда сигареты укладывают.

Илова: Причём здесь портсигары?

Мелисс: Что вы мне зубы заговариваете?

Горшков: А почему у собаки три головы?

Мелисс: У какой собаки?

Горшков: Ну, на трости.

Мелисс: Ах, это!? Мутация, знаете ли. В наше время чего только не встретишь, особенно после чернобыльской аварии, загазованности городов, психологической деградации общества и ливерной колбасы.

Илова: Вы меня не проведёте. Я видела вас на лестничной клетке, когда шла сюда.

Мелисс: Что вы заладили про клетки. Вы не могли меня там меня видеть – определённо.

Илова: Могла.

Мелисс: В это время я был в Министерстве Культуры, у меня есть свидетели.

Илова: И что вы там делали?

Мелисс: Вот бы мне кто сказал. Каждый раз, когда я там появляюсь, я всё время себя спрашиваю: «Что я здесь делаю?»

Горшков: Хватит ссориться. Вы только что встретились, а уже успели наговорить друг другу всяких неприятностей.

Мелисс: Точно. Вы слышали, он только что сказал, что мы с вами только что встретились, а ему я доверяю больше, чем вам.

Илова: Мы не только что встретились.

Горшков: Что вы заладили: только что, не только что…

Мелисс: Действительно, и чего это мы?

Горшков: Давайте, я лучше принесу другое вино, припрятанное на всякий случай. Мне кажется, что наша встреча должна быть отмечена. Заодно мастера помянем.

 

Горшков быстро убегает.

 

Илова: Кого?

Мелисс: Профессора.

Илова: А почему он сказал мастера?

Мелисс: Верьте мне, он был великим Мастером.

Илова: Мастером чего?

Мелисс: Знаете что?

Илова: Что?

Мелисс (встаёт с дивана, подходит к Иловой, нежно берёт её за плечи): Сейчас мы не будем обсуждать этот вопрос, но…

Илова (резко): Без рук.

Мелисс: Что вы прямо как ребёнок, ей-богу.

Илова: Не приставайте ко мне.

Мелисс: Если бы я к вам приставал, вы бы уже умоляли меня обесчестить вас!

Илова: Хамло! Не много ли берёте на себя?

Мелисс: Аднакась. Верьте мне, что дела обстоят именно так, как я вам их обрисовываю.

Илова: Вы откуда такой самоуверенный?

Мелисс: Из Ленинграда.

Илова: Что вы говорите? Я тоже там живу, но вас там почему-то не видела.

Мелисс (после некоторой паузы): Всё гораздо сложнее, чем я думал.

Илова: Не думать надо, а соображать.

Мелисс: Знаете, с этой секунды я определённо начинаю вас уважать.

Илова: Ещё бы!

Мелисс: А с этой ещё больше. По профессии я практикующий психиатр, а так же гипнотерапевт со стажем, честно скажем – не маленьким.

Илова: Я рада за вас.

Мелисс: А что это вы меня «в штыки» принимаете? Не нравлюсь?

Илова: Вы сами себе-то нравитесь?

Мелисс: Безумно.

Илова: А в зеркало смотреться не пробовали?

Мелисс: Каждый день и подолгу.

Илова: У вас жена есть?

Мелисс: Две.

Илова: Что?

Мелисс: Это только в Ленинграде, а здесь в…

 

Вбегает Горшков с бутылкой вина в руках, с недоумённым видом.

 

Илова: Что с вами?

Горшков: Там следы повсюду.

Мелисс: Где?

Горшков: В комнате, где вино хранится.

Мелисс: И что?

Горшков: Это не мой размер ботинка, а мастер… (оглядывается на Илову) … профессор носил как раз один в один.

Мелисс: Перестаньте молоть чепуху.

Горшков: Не верите – сходите сами.

Мелисс: Следы там, возможно, есть, но то, что они принадлежат профессору, это – спорный вопрос.

Горшков: А вдруг он вернулся?

Илова: С того света не возвращаются.

Горшков (долго, с непониманием, смотрит на неё): Много вы понимаете!

Илова: Успокойтесь.

Мелисс: Если я скажу, что это следы не профессора, вы поверите мне?

Горшков: Сходите, посмотрите, вы больше меня в этом разбираетесь.

Мелисс: Куда идти?

Горшков: Прямо и направо.

 

Мелисс уходит.

 

Илова: Вы не слышали?

Горшков: Что?

Илова: Будто что-то поскрипывает, так же поскрипывало, когда я встретила этого человека на лестнице. Не слышали скрипа?

Горшков: Нет.

Илова: Странно. А это – вино у вас?

Горшков (настороженно озираясь в сторону, куда ушёл Мелисс): Это?.. Да. Достаньте, пожалуйста, ему тоже бокал. Нет-нет, вон в том шкафчике. Вот-вот. Спасибо.

Илова: А это что за сорт?

Горшков: Честное слово не знаю. Сам профессор готовил, а он был потрясающим виноделом.

Илова: И вы помогали ему в этом?

Горшков: Увы, нет. Я был здесь и следил за хозяйством, вёл переговоры по телефону и прочая дребедень, а он (разливает) уезжал в Польшу и там, с одним своим старым знакомым, где-то в Карпатах, готовил напиток богов. Вы и сами можете в этом убедиться прямо сейчас. Выпейте, не стесняйтесь.

Илова (с восхищением): Обворожительно!!!

Горшков: Он был потрясающим человеком.

Илова: Кто?

Горшков: Мастер.

Илова: Расскажите мне о нём, ведь я его лично не знала, а только по рассказам сына.

Горшков: Железный человек! Волевой. Ничего лишнего. Того же требовал от других, от меня в частности. Ненавидел бардак, расхлябанность, сопли, всхлипы. Не понимал людей, которые вечно болеют, чихают, жалуются на недуги. Говорил обычно так: если голова чиста – ни одна зараза не пристанет к телу.

Илова: Как это?

Горшков: Я и сам до конца всего не понял, что он имел в виду. Но он не болел. Никогда. Честно говоря, я тоже не жалуюсь в последнее время на здоровье, но думаю: просто это его энергия меня заряжает. Святой человек.

Илова: А к людям он как?

Горшков: Кто?

Илова: Мастер.

Горшков: Так же жёстко, как к себе… А почему вы назвали его мастер?

Илова: И вы его так назвали.

Горшков: Т-с-с. (испуганно осматривается) Они с ним (показывает в сторону, куда ушёл Мелисс) великие люди. (Илова прислушалась) Сказал слово: от человека любая болячка отскочит, будто и не грызла его плоть никогда; кивнёт головой: свернёт в три погибели; плюнет по ветру: и не станет человека, будто и не жил вовсе.

Илова: Говорите, они вместе с профессором такие?

Горшков: Много их. Знаете, сколько ихнего брата понаехало на его похороны?

Илова: Много?

Горшков: Не то слово. А сколько иностранцев… У-у, с ума сойти.

Илова: И все колдуны? (замечает настороженный взгляд Горшкова) Простите, великие люди?

 

Свет несколько раз мигает, но через мгновение горит с прежним накалом.

 

Горшков: Тише, не будите духов, они ужасно не любят, когда их попусту беспокоят.

 

Входит Мелисс.

 

Мелисс: Там действительно были следы, какой-то нехороший человек забыл оттереть ботинки от глины и вот результат.

Горшков: Что вы об этом думаете?

Мелисс: После его смерти никто не приходил сюда?

Горшков: Нет. А зачем?

Мелисс: Не знаю. Может быть за бумагами?

Горшков: Никто.

Мелисс: Жалко, что профессор не оставил завещания, теперь никто не сможет узнать, где документы по его последним трудам… О, вино. Где мой бокал?

Горшков: Берите любой.

Мелисс: Аромат!!! Божественно. (Иловой) Вы уже усугубили?

Илова: Немножко.

Мелисс: Между прочим нечестно, могли бы и меня подождать. (шумно втягивает ноздрями воздух) Такой аромат даже респиратор не убьёт. Благодать!!! (Горшкову) Сам профессор готовил? (Горшков кивает головой) Даже знаю откуда. Карпатское?

Горшков: Потрясающе, как вы догадались?..

Мелисс: Тихо, тихо-тихо… Нет, не в Румынии делал… (пригубляет) Из Польши?

Горшков: Да…

Мелисс: Редкий экземпляр. Профессор за последние годы ни разу не был в Польше, наверное, и вина этого осталось не более двух бутылок?

Горшков: Последняя.

Мелисс: Продайте её мне.

Горшков: Не хотелось бы.

Мелисс: Пожалуйста.

Горшков: Нет.

Мелисс: Сколько вы хотите за неё?

Горшков: Не стоит даже разговаривать.

Мелисс: Вижу, вы настроены решительно?

Горшков: Только так!!!

Мелисс: Я понимаю: вы любили покойного. Эх, а как было бы хорошо сесть в городе, Петром построенным во имя славы отечества Российского, со всеми друзьями профессора, налить в бокалы по чуть-чуть, чтобы всем хватило, и помянуть. А ведь в старые добрые времена, когда тот ещё был жив, всё так и происходило. Правда-правда. Профессор приезжал: либо из Польши, либо из Румынии, либо… какая разница откуда… выставлял на стол несколько бутылок, и мы пили за чьё-либо здоровье, или чей-то успех, а то и рождение нового человека заново или в очередной раз. Я растрогал вас? (обнимает Горшкова, как старого друга) Жаль, вы никогда не присутствовали на наших мероприятиях, а ведь вы с профессором так давно… (по-детски хлюпает носом, рукавом вытирает глаза) Никогда больше не повторятся эти встречи, никогда… Продайте, а?.. Я заплачу любые деньги… А?..

Горшков: Профессор специально для меня привёз эту бутылку…

Мелисс: Прошу вас, во имя вашей с ним дружбы. Я знаю, что вы любили друг другу как настоящие мужики, как товарищи по борьбе, как дети, честное слово, наивные, никогда друг другу не лгущие дети. Ведь так? Я знаю, что вы в курсе многих его дел, о которых простым смертным не то, что даже не догадаться, они просто не смогут об этом подумать. Вы счастливый человек, потому что знали его. Но у вас осталась его квартира, в которую вы входите и сразу вспоминаете о том, с кем делили не только жильё, но и кусочек никчемного мира.

Горшков: Не знаю…

Мелисс: Прошу вас… Любые деньги… Сколько вам?

Горшков: Знаете что?

Мелисс: Не разбивайте мне сердце.

Горшков: Я не о том.

Мелисс: Я потерял так много друзей, что ещё один шрам на душе просто убьёт меня.

Горшков: Я не продам вам бутылку.

Мелисс: Мне кажется, я должен понять вас и прекратить давить. Простите за мою секундную слабость.

Горшков: Я подарю её вам.

Мелисс: Мне?

Горшков: Вам.

Мелисс: Правда?

Горшков: Да, а что здесь такого?

Мелисс: Спасибо. Спасибо огромное… Вы мне… Вы для меня… Человечище… И всё-таки в этом мире гораздо больше хороших людей, чем… Давайте выпьем… Сначала я уберу бутылку, иначе просто я не верю, что она действительно у меня… Ах, как они все обрадуются, вы даже не представляете.

Горшков: Перестаньте. Убирайте бутылку и давайте выпьем, как вы только что предложили.

Мелисс: Сию минуту. (проходит мимо Иловой и на ходу говорит, так чтобы слышала только она) Помните, о чём я вам говорил?

Илова: Хамло!

Горшков: Вы что?

Мелисс: Извините, я, кажется, вас задел? Честное слово, случайно.

Горшков: Что вы как маленькие, хватит вам ссориться.

Илова: Бойтесь его!!! (показывает на Мелисса)

Горшков: Что вы такое говорите?

 

Илова стремительно уходит.

 

Ну вот, она ушла.

Мелисс: Она вернётся.

Горшков: Почему вы так решили?

Мелисс: Верьте мне.

Горшков: Вы ясновидящий?

Мелисс: Нет.

Горшков: Отчего же вы так уверены?

Мелисс: Она оставила сумочку.

Горшков: И, правда. Надо догнать её, наверное в сумочке лежат документы, а куда она без документов в такой час?

Мелисс: Не стоит торопиться, она, скорее всего, уже выскочила из подъезда, а в ваших дворах сплошные закоулки, один бог знает, в какой она прошмыгнула.

Горшков: Пожалуй, вы правы. Выпьем?

Мелисс: Обязательно.

Горшков: Помянем профессора!

Мелисс: Пусть земля ему будет пухом.

Горшков: За Царствие Божие!

Мелисс: За Царствие Божие наверху и за Царствие Божие внутри нас. (молча выпивают) Не страшно одному?

Горшков: Нет.

Мелисс: Сны не беспокоят?

Горшков: Честно говоря, в последнее время не спится.

Мелисс: Хорошего доктора не посоветовать?

Горшков: Не надо. Думаю, скоро всё утрясётся, и жизнь войдёт в своё русло.

Мелисс: Хорошо, если так.

Горшков: А почему она вас хамом назвала?

Мелисс: Хамлом.

Горшков: Без разницы. Всё же?

Мелисс: Я её неприлично задел, когда относил бутылку.

Горшков: Специально?

Мелисс: Что вы!?

Горшков: Тогда не логично.

Мелисс: Когда вы ходили за вином и разглядывали следы, я попытался заиграть с ней. Сами понимаете: то сё – пятое-десятое, шуры-муры, контрабас в роте и всё прилагающееся.

Горшков: Зачем?

Мелисс: Вы что? Она – видная женщина, я тоже – по утрам гири поднимаю, почему бы нам…

Горшков: Она же старше.

Мелисс: И что? Вас она тоже старше. Она женщина и это видно по ней. Понимаете, о чём я? То, что она старше, придаёт даже некоторую деликатность. Один известный человек говаривал, что в женщине мы ищем мать, и он не ошибался. Вот если бы вы решили за ней приударить, я не стал бы смотреть на это слишком подозрительно, я просто назвал бы вас некрофилом. (смеётся, видя отсутствие реакции со стороны Горшкова, успокаивается) Шутка… Просто шутка… Неужели вас не растрогала моя шутка?

Горшков: В последнее время меня ничего не трогает.

Мелисс: Жизнь продолжается. Вам нужно смириться с потерей, напиться с местными бомжами, выспаться, ибо верно сказано: «с бедой нужно переспать», и вернуть жизнь в прежнее русло.

Горшков: Вы прямо как Сократ.

Мелисс: Евангелие от Матфея………….

Горшков: ………… Меня беспокоят следы.

Мелисс: Напрасно. Я замыл их половой тряпкой.

Горшков: Вам они не показались странными?

Мелисс: Почему странными?

Горшков: Или знакомыми.

Мелисс: Ужасно знакомыми – это след человека.

Горшков: Шутка?

Мелисс: Можете смеяться.

Горшков: Мне показалось, что это следы профессора. Его размер. Форма обуви. Даже след узора ботинка такой же, как на том, в котором его похоронили.

Мелисс: Почему вы решили, что это он? Профессор погребён.

Горшков: Я видел, что его зарыли. Но земля не удержит беспокойную душу.

Мелисс: Мёртвые не встают.

Горшков: Однажды, я был свидетелем, как профессор поднял на ноги умершую девушку.

Мелисс: Это шоу.

Горшков: Для кого? Рядом никого не находилось.

Мелисс: Зачем он её поднял?

Горшков: Это был опыт, и я ему ассистировал.

Мелисс: И что он делал?

Горшков: Не могу точно сказать, что он делал, я стоял в своём кругу, а он в своём. Но то, что происходило нельзя назвать нормальным в нормальном смысле этого слова.

Мелисс: Два круга?

Горшков: Да, а что здесь такого?

Мелисс: Два круга, это очень странно. Почему два?.. Проехали… И, что дальше?

Горшков: Это невозможно передать словами.

Мелисс: Хорошо, я вам верю, профессор был уникальной личностью и мог своей железной волей заставить рушиться скалы, но почему вы решили, что в той комнате ходил именно он?

Горшков: Глина.

Мелисс: И что?

Горшков: Шёл дождь, когда его хоронили.

Мелисс: Не напоминайте, меня до сих пор бьёт озноб.

Горшков: Почва на кладбище была глиняной.

Мелисс: И что?

Горшков: Сегодня сухо: мостовые, земля, трава – всё высохло, но на кладбище до сих пор сырость из-за того, что полно глубоких луж, которые долго сохнут.

Мелисс: Это не обязательно профессор, там мог ходить кто угодно, кто был сегодня на кладбище.

Горшков: В ботинках профессора?

Мелисс: Могильщик, который стащил их.

Горшков: Вам всё шуточки.

Мелисс: Аднакась, сейчас мне не до шуток. То, что кто-то ходил по вашей квартире, для меня тревожная новость.

Горшков: Почему?

Мелисс: У меня есть основания считать, что профессор был заказан на смерть.

Горшков: Откуда они появились, ваши основания?

Мелисс (даёт ему несколько фотографий): Узнаёте?

Горшков: Конечно, вот эти две я сам фотографировал. Кстати, когда он обнаружил пропажу своих фотографий, которых у него раз-два и обчёлся, он очень обеспокоился.

Мелисс: Недавно, месяца четыре назад, погиб наш общий знакомый при очень странных обстоятельствах, помните?

Горшков: Кто?

Мелисс: Его разрезало железнодорожным составом на две части.

Горшков: Конечно, помню, мы с профессором были на похоронах.

Мелисс: А когда пропали фотографии?

Горшков: Почти в то самое время, но несколько позже.

Мелисс: Несколько позже спохватились. Фотографии, а у меня есть веские основания так считать, пропали раньше.

Горшков: Откуда такая уверенность?

Мелисс: Две недели назад, по нашей общей просьбе…

Горшков: Чьей общей?

Мелисс: Нашего закрытого клуба, председателем которого являлся профессор. По нашей просьбе, но официально по просьбе родственников, произвели эксгумацию того человека, который попал под поезд, и в гробу были обнаружены эти фотографии.

Горшков: И что?

Мелисс: Я смотрю, профессор не очень посвящал вас в науку.

Горшков: Не очень.

Мелисс: Кто-то провёл обряд на смерть.

Горшков: Две недели назад нашли?

Мелисс: Да.

Горшков: И он не смог предохраниться?

Мелисс: Машина была запущена, старуха с огнемётом пробуждена, конец неизбежен.

Горшков: Всё острите, шутите.

Мелисс: Я когда думаю об этом, у меня поджилки от смеха трясутся.

Горшков: Не очень заметно.

Мелисс: За два года наш клуб попрощался с семью его членами, и мне кажется, что это не последняя жертва.

Горшков: Вы считаете, что кто-то изнутри?

Мелисс: Не могу сказать точно. Каждый из наших знает, что топор или пуля вернее, однако здесь задействуются тонкие силы. Наши предпочитают наверняка.

Горшков: Игра с духами опасна, как говорил профессор.

Мелисс: Вы верите в духов?

Горшков: Да. А вы?

Мелисс: Я реалист, я не верю в то, чего нет. Кстати, профессор считал точно так же.

Горшков: Вслух он этого не выражал.

Мелисс: Он делал это письменно. Я был на Ленинградской квартире и не нашёл там ни одного его документа.

Горшков: За три дня до смерти он всё сжёг.

Мелисс: Зачем?

Горшков: Не знаю, вслух он этого не выражал.

Мелисс: Значит, выразил письменно. Вы не против, если я покопаюсь в его шкафах?

Горшков: Пожалуйста. Только вы ничего не найдёте, я уже всё осмотрел.

Мелисс: Как?

Горшков: Глазами.

Мелисс: Что вы ищите?

Горшков: Какая разница?

Мелисс: Кусок глины, из-за которого и происходят все эти убийства?

Горшков: Из-за куска глины? Откуда вы знаете про глину?

Мелисс: Вы же про неё знаете… Мне кажется, что кусок глины перестал быть просто глиной. А? И следы в комнате… А?

Горшков: В любом случае, тайна ушла в могилу вместе с профессором.

Мелисс: Как знать, как знать.

Горшков: Означает ли это, что если вы первый найдёте бумаги, то, я буду лишним?

Мелисс: Не могу ничего обещать, нужно держать совет всем клубом. Но знайте, я буду на вашей стороне, так как вы не просто человек с улицы, а доверенное лицо мастера.

Горшков: Спасибо. Уже уходите?

Мелисс: Пора.

Горшков: Постойте.

Мелисс: Что такое?

Горшков: Вы слышали?

Мелисс: Визг тормозов? Это на улице.

Горшков: Нет. Какое-то странное поскрипывание.

Мелисс: Может, крысы под полом?

Горшков: Нет. Кажется, это вы издаёте, когда двигаетесь.

Мелисс: Ах, это. Протез даёт о себе знать.

Горшков: У вас нет ноги?

Мелисс: В нашем деле всегда так, если хочешь чего-то добиться, то за это надо чем-то платить. Как не прискорбно, но так и есть.

Горшков: Никогда бы не подумал. Для инвалида вы слишком шустро двигаетесь.

Мелисс: Сноровка, выработанная годами. Но, мне пора. Если что, вы знаете, где меня искать.

Горшков: Гарантирую, если что-то узнаю, позвоню.

Мелисс: Я в свою очередь обязуюсь сообщить вам решение клуба. В любом случае знайте, что я – ваш друг.

Горшков: Спасибо.

 

Мелисс уходит. Горшков подходит к окну, слабо отодвигает штору, чтобы его не было заметно с улицы и смотрит вниз, наблюдая, как Мелисс выходит из подъезда и т.д., не замечая, как вошла Илова – тихо, украдкой.

 

Горшков (через некоторое время): Он не с ними, это хорошо.

Илова: Вы следите за этим человеком?

Горшков (абсолютно не удивляясь, по-прежнему смотря в окно): Отнюдь. Я слежу за той бежевой «Волгой», она преследует меня со дня смерти профессора.

Илова: Для чего?

Горшков: Мне кажется я знаю, но могу и ошибаться. (разворачивается лицом к Иловой) Дверь опять была не заперта?

Илова: Он прикрыл её за собой, но не закрыл на замок.

Горшков: У него нет своего ключа… Надо пойти закрыть… Хотя здесь сегодня перебывало столько народу со мной или без меня, что теперь уже нет никакой разницы. Вы за сумочкой?

Илова: И нет и да. Я её оставила, чтобы был предлог вернуться, если этот, ваш друг, не захотел бы долго уходить… А если эти, которые следят за вами, припрутся?

Горшков: Был бы я им нужен, то они могли пообщаться со мной лично уже три дня назад.

Илова: Вы странный человек, жизнь кипит вокруг вас, а вы совершенно спокойны.

Горшков: Я думаю.

Илова: О чём?

Горшков: О смерти профессора. Мне кажется, если бы я был с ним в этот день рядом, то он остался бы жив.

Илова: Скорее, вы бы умерли вместе с ним.

Горшков: Что?.. Вы что-то знаете?

Илова: Его убили.

Горшков: Представляете, десять минут назад мне сказали то же самое.

Илова: Вам сказали как?

Горшков: Готов выслушать вашу версию.

Илова: Его обнаружили на этой квартире задушенным и перепачканным в глине, а вещи были выпотрошены.

Горшков: Что???

Илова: Да, перерыли всю квартиру. Это потом члены клуба договорились со следователями, у них длинные руки, и всё обставили, как сердечный приступ, а квартиру привели в порядок.

Горшков: Нет. Вы что-то сказали про глину.

Илова: Да. Это тоже странно. Покойный, и всё в квартире, было перепачкано глиной, будто человек где-то в ней сильно измарался и после этого начал ворошить вещи, оставляя свои отпечатки. Даже на стенках были видны отпечатки рук.

Горшков: У него получилось.

Илова: У кого?

Горшков: Не важно. И сегодня…

Илова: Боже мой!!!

Горшков: Что?

Илова: Глина!

Горшков: И что?

Илова: Помните, вы говорили про следы в комнате, где хранится вино?

Горшков: Да.

Илова: Убийца у вас в доме.

Горшков: С чего вы взяли?

Илова: Из-за следов глины, они выдают один и тот же почерк.

Горшков: Говорите, как следователь. Но мы же никого не видели.

Илова: Потому что он спрятался.

Горшков: Что же делать?

Илова: Звоните в милицию.

Горшков: Ни в коем случае. Мы должны разобраться сами, чтобы не замарать доброе имя профессора.

Илова: Что же делать?

Горшков: Дайте мне пистолет.

Илова: Он не заряжен.

Горшков: Так зарядите. Вы же сказали, что патроны у вас в сумке.

Илова: Их там нет. Я сказала это для острастки, на будущее.

Горшков: Ситуация, ничего не скажешь.

Илова: А эти, в бежевой «Волге», кто они?

Горшков: Не знаю.

Илова: Что им нужно от вас?

Горшков: Думаю, я им не интересен.

Илова: Зачем же они следят за вами?

Горшков: Догадываюсь.

Илова: Вдруг они из милиции?

Горшков: Сомневаюсь.

Илова: Никто другой не стал бы так открыто следить за вами.

Горшков: В ваших словах есть доля правды. Но что делать с тем, кто спрятался в квартире?

Илова: Найти и обезвредить.

Горшков: А подробнее?

Илова: Не знаю. Возьмите пистолет.

Горшков: Зачем? Он же не заряжен.

Илова: Для острастки.

Горшков: Давайте.

 

Горшков, медленно крадучись, уходит. Илова напряжённо ожидает, что же произойдёт дальше, прислушиваясь к каждому шороху. Тишина.

 

Илова: Эй. Вы где? Горшков, ответьте, пожалуйста.

 

Никто не отвечает. Тишина. Через некоторое время раздаётся глухой удар и приглушённый крик. Услышав это, Илова начинает дико визжать. Вбегает Горшков.

 

Горшков: Чего орёте?

Илова: Вас не убили?

Горшков (потирает расшибленную голову): Нет, кажется.

Илова: А кого убили?

Горшков: Никого. (смотрит на ладонь, которой потирал голову) Хорошо, что не прошиб, без крови обошлось.

Илова: Что случилось?

Горшков: Ничего не случилось. Там никого нет.

Илова: А голова?

Горшков: Полез на шкаф посмотреть, может, кто там запрятался, ну и уронил бюст Вольтера на голову.

Илова: А я уж подумала.

Горшков: Хорошо хоть Вольтера, а не Толстого.

Илова: Семейная реликвия?

Горшков: Нет, он вдвое тяжелее.

Илова: Как же вас угораздило? Вы сейчас на ушибленного школьника похожи.

Горшков: Спасибо. После бюста Толстого я был бы похож на ушибленного покойника, а так – ещё куда ни шло.

Илова: Острите?

Горшков: Пытаюсь. В последнее время с чувством юмора у меня плохо.

Илова: Заметно. Дайте, голову посмотрю.

Горшков: Не стоит. Через пять минут мы уже забудем об этом инциденте.

Илова: Через пять минут само собой, а сейчас я лучше посмотрю.

Горшков: Что вы со мной как с маленьким?

Илова: Не пререкаться. Быстро на диван. (Горшков усаживается, Илова осматривает голову) Жить будете, но срочно требуется холодный компресс. Где кухня?

Горшков: Там.

Илова: А лёд у вас есть?

Горшков: Не думаю.

Илова: Тогда обойдёмся холодной водой. (уходит на кухню, Горшков ожидает её, сидя на диване, Илова возвращается, делает компресс) Теперь за вас можно не беспокоиться, шишка будет почти не заметна.

Горшков: Спасибо вам. Как в детстве, и руки у вас такие заботливые, как у мамы.

Илова: Я и есть мама, не ваша конечно, но тоже беспокоюсь за своё чадо.

Горшков: Я сожалею, что не могу ничем помочь, чтобы поднять на ноги вашего сына.

Илова: Не извиняйтесь.

Горшков: Нет, правда.

Илова: Никто не в состоянии помочь, кроме профессора, но и он…

Горшков: Если бы он был жив, то обязательно бы помог. Нет, правда. Он очень хороший и справедливый человек.

Илова: Надеюсь.

Горшков: Просто вы его не знали.

Илова: И не хочу знать.

Горшков: Он человек слова и никогда не оставлял своих людей в беде.

Илова: Охотно верю, но мой сын лежит в больнице по его милости.

Горшков: Не может быть. (Илова собирается встать и отойти, но он останавливает её) Расскажите мне. Обещаю, что выслушаю.

Илова: Вы под впечатлением силы этого человека, но сила это ещё не показатель. Всё началось с того, что мой сын стал разыскивать по восточным странам, по которым он ездил в командировки, старинные бумаги и манускрипты для одного человека, профессора, как вы догадались.

Горшков: Арабские?

Илова: Вы, оказывается, кое-что знаете. Но в основном еврейские.

Горшков: И отыскал?

Илова: Отыскал. Такой у него характер, если брался за дело, то делал. И кто бы мог подумать, что это какая-то алхимия, создание глиняного человека.

Горшков: Голем!?

Илова: Именно. А что вы об этом знаете?

Горшков: В Праге есть могила человека, который в данном опыте добился потрясающих результатов, и глинянный человек обрёл жизнь. Считается, что он унёс эту тайну в могилу, но это не так.

Илова: А конкретней.

Горшков: Я создавал его форму. Ну… голема.

Илова: Значит, все замешаны, никто не остался в стороне. И друг ваш наверняка пришёл к вам не вина попить, а найти что-то связанное с этим делом.

Горшков: Вы знаете его?

Илова: Нет. Но он не похож на праздношатающегося.

Горшков: А на кого похож? Почему вы назвали его опасным?

Илова: Когда он выпрашивал у вас вино, то не за тем, чтобы им помянуть профессора. Он хотел мне доказать, что может добиться желаемого результата простым гипнозом.

Горшков: Цыганским.

Илова: Как?

Горшков: Этот вид гипноза называется цыганским, потому что им чаще всего пользуются цыгане на улице. Ещё он называется эриксонианским, в честь Мильтона Эриксона, изучавшего его долгое время.

Илова: Если вы так много об этом знаете, как же не смогли раскусить его план?

Горшков: Сначала я позволил ему найти слабость в психологической защите, которой оказалась человеческая любовь к профессору, потом позволил ему углубить в себе это чувство, а потом позволил ему внушить, что мысль подарить ему бутылку вина была моей собственной.

Илова: Значит, вы всё поняли сразу?

Горшков: Поэтому долго не сопротивлялся, а пошёл по начертанной схеме. Я абсолютно уверен, что он ни копейки не собирался платить за вино, не смотря на все обещания, просто у него совсем не было денег.

Илова: Но вы могли бы встретить его в «штыки».

Горшков: Это не выход. Он всё равно бы попытался закодировать мне кое-какие мысли. К тому же я не хочу, чтобы он что-нибудь имел на уме против меня.

Илова: Хитро. А что вам от него надо?

Горшков: Моё детище – глиняного человека.

Илова: Это очень опасно.

Горшков: Наши настоящие дети опасны не менее созданных.

Илова: Есть легенда, что земля, где обитают дьяволы, была проклята богом, после этого она перестала быть плодородной. Так появилась глина. Североамериканские индейцы называют глину Прокисшей Землёй.

Горшков: Не убедительно… Человечество – прокисшее племя богов.

Илова: Считаете это более убедительным?

Горшков: А вы нет? По другой легенде – Бог создал людей из глины, и, повторив его дело, сам человек становится на один уровень с Создателем…

Илова: Не высоко ли замахнулись?

Горшков: Во имя истины нужно метить на небо, иначе оторваться от земли – невозможно.

Илова: И ради каких целей вам нужен этот человек-глина?

Горшков: Я рассказал вам и так уже достаточно много. Скажите, почему вы думаете, что профессор виновен в том, что ваш сын находится в коме?

Илова: Верхние слои его кожи высыхают и покрываются тонким слоем глины, который нужно постоянно счищать, иначе кожа перестанет дышать, и мой мальчик умрёт.

Горшков: Простите. Я не знал, что всё так страшно.

Илова: Очень страшно. Он у меня единственный. Если он умрёт, я не знаю, что…

Горшков: Успокойтесь. Успокойтесь, прошу вас. Обещаю, мы выбьем из Мелисса всё, что можно, и спасём вашего ребёнка.

Илова: Вы действительно так считаете?

Горшков: Только так. И никак иначе, слышите, никак иначе.

Илова: Спасибо вам огромное. Я позвоню?

Горшков: В Ленинград?

Илова: Вы не против?

Горшков: Что вы. Он там – дома.

Илова: Нет, в больнице.

Горшков: Я имел в виду: с людьми, которые и составляют его дом, настоящий дом. Я имею в виду вас и тех, кто его любят.

Илова: Вы правы… Он дома… Но ему так не хватает семейного очага.

Горшков: Всё вернётся, верьте мне.

Илова (звонит по телефону): Это опять я… Как он там?.. Стабильно?.. Хорошо. Возможно, скоро всё закончится… Спасибо тебе, родная, он должен быть счастлив, что у него такая жена… Я перезвоню… Ну всё, не будь трусихой… (кладёт трубку) С ним всё в порядке, то есть как всегда – стабильно.

Горшков: Хотите выпить?

Илова: Нет, спасибо. А всё-таки, зачем вам нужен глиняный человек?

Горшков: Мы так много сможем изменить, если появится такое уникальное существо, сколько открытий: прорыв в космос, погружение под землю – с его невиданной силой и храбростью. Он же живой, он – думающий, а не просто голем.

Илова: Мне кажется, что он где-то рядом.

Горшков: Я тоже так думаю.

Илова: Вспомните про следы в комнате убитого профессора. Его детище его и убило.

Горшков: Это ещё не факт.

Илова: Это – трагедия. Никогда нельзя забывать, что глина – всего лишь прокисшая земля.

Горшков: Пусть. Но профессора мог убить кто-то ещё.

Илова: Но кто?

Горшков: Не знаю. Тот, кто был на кладбище. Тот, кто оставил свои следы в той комнате.

Илова: Кто?

Горшков: Кто угодно.

 

Неожиданно выключается свет. Комната погружается в полный мрак.

 

Голос Иловой: Неужели опять? У вас в доме кто-то шутит со светом.

Голос Горшкова: Просто в доме старая проводка, и она не выдерживает нагрузок. Сейчас всё включится снова.

Илова: А вдруг это – он?

Горшков: Кто, голем?

Илова: Убийца.

Горшков: Где?

Илова: Мне страшно. Где ваши свечи. (слышны суетливые шаги, вскрик Иловой) Кто это?

 

Включается свет, Илова в объятиях Горшкова.

 

Горшков: Не бойтесь, со мной вы в безопасности.

Илова: Почему-то я вам верю, в вас есть что-то родное. Ваша жена, наверное, счастливый человек. От вас идёт такая уверенность и спокойствие, что с вами никакие бури не страшны.

Горшков: Я не женат.

Илова: Серьёзно?

Горшков: Как ни прискорбно.

Илова: Ни за чтобы не поверила.

Горшков: Не верьте. (целует её)

Илова: Вы что? Я же вам в матери гожусь.

Горшков: Каждый человек ищет в женщине мать, мне же не надо ничего искать, вы здесь, рядом, такая желанная и доступная.

Илова: Я вдвое старше…

Горшков: Молчите, не разрушайте более высшую магию, чем – просто человеческие чувства.

 

Горшков берёт Илову на руки и уносит в другую комнату.

Проходит две-три минуты, в комнату бесшумно входит Мелисс, озирается по сторонам, начинает искать в мебели потайные места. Делает всё очень осторожно в течении некоторого времени. Вдруг неожиданно настораживается, мечется к двери, но понимает, что не успеет добежать, прячется за диваном.

Входит Илова, немного смущена и удручена. Оглядывается в сторону комнаты, где должен находиться Горшков, понимая, что он ещё какое-то время не появится, начинает шарить по вещам. Из-за дивана выглядывает Мелисс, увидев это, он, не таясь, выходит, тихо подходит сзади к Иловой.

 

Мелисс: Потеряли что-то? (Илова испуганно оборачивается) Помочь поискать? Что молчите? Или потеряли дар речи?

Илова: Я?.. А что вы здесь делаете?

Мелисс: Ищу.

Илова: Что?

Мелисс: Я первый задал вам этот вопрос.

Илова: Я сейчас позову Горшкова.

Мелисс: Сделайте одолжение.

Илова (хочет закричать, но передумывает): Кто вы такой?

Мелисс: Друг профессора.

Илова: Это надо у профессора спросить.

Мелисс: Пожалуйста, действуйте.

Илова: Вы авантюрист, который хочет заработать на смерти человека.

Мелисс: Я не беден.

Илова: Не имеет значения.

Мелисс: Аднакась.

Илова: Что вам надо от Горшкова?

Мелисс: У него потрясающе вкусное вино. Я уже полбутылки осушил. А вам, что нужно?

Илова: Я первая задала вопрос.

Мелисс: Ну вот, взяли и всё переврали.

Илова: Я?

Мелисс: Вы знали профессора раньше?

Илова: Нет.

Мелисс: Вы ничего не утаиваете?

Илова: Зачем мне это нужно?

Мелисс: Не знаю. А что вы делали на кладбище, на похоронах?

Илова: Каких похоронах?

Мелисс: Перестаньте. Будете отвечать?

Илова: Мы не в зале суда.

Мелисс: Вы стояли метрах в пятидесяти от могилы, но пришли не с главного входа, а с другого, в дальнем конце кладбища.

Илова: У вас хорошее воображение.

Мелисс: Если бы не ваше нервное поведение, такое, как быстрое перешагивание с ноги на ногу, никто бы и не обратил на вас внимание, все бы думали, что вы пришли навестить могилу родственника… В дождь… Мелкий моросящий противный дождь.

Илова: Я не могла быть на кладбище, тогда я ещё была в Ленинграде.

Мелисс: Вы опять нервничаете.

Илова: Кто? Я?

Мелисс: Перестаньте топтаться на месте.

Илова: Я не топчусь.

Мелисс: И тогда топтались.

Илова: Не топталась.

Мелисс: Хлюпали глиной?

Илова: Отвяжитесь от меня.

Мелисс: Не нервничайте.

Илова: Я не нервничаю. И вообще, было холодно.

Мелисс: Так-так.

Илова: Это… Как его… Я не то имела в виду.

Мелисс: И я. А вы про что?

Илова: Ну… Это… Про кладбище.

Мелисс: А?! Вы про кладбище. А я-то думал.

Илова: Не думать, а соображать надо. Что вы от меня хотите?

Мелисс: Ничего. А вы сапоги помыли?

Илова: Я была в ботинках.

Мелисс: Я и говорю, вы ботинки помыли?

Илова: Отвяжитесь от меня, вы мне совсем голову запудрили.

Мелисс: Я? Вам?

Илова: Мне.

Мелисс: Простите, ради бога. Но всё-таки, что вы делали на кладбище?

Илова: Не шантажируйте.

Мелисс: Помилуйте, дамочка!

Илова: Я скажу Горшкову, где видела вас.

Мелисс: В Ленинграде?

Илова: Нет, я всё вспомнила. Я видела вас, когда вы выходили из подъезда этого дома, когда я в него заходила.

Мелисс: Не может быть.

Илова: Значит, это ваши следы в той комнате!?

Мелисс: Знаете, что я думаю?

Илова: И что?

Мелисс: Вы ведь этого не забывали, просто умело использовали информацию в своих целях.

Илова: Вы должны быть благодарны мне, что я вас не сдала.

Мелисс: Предлагаю обмен: вы мне скажете, что вас привело в этот дом, а я обещаю уладить проблемы вашего сына со здоровьем.

Илова: Что?

Мелисс: Это не авантюра.

Илова: Откуда вы знаете про моего сына?

Мелисс: Я многое знаю.

Илова: Вы – ясновидящий?

Мелисс: Какая пошлость.

Илова: Откуда тогда знаете?

Мелисс: Я живу в Ленинграде. А Ленинград город маленький, и слухи в нём распространяются гораздо быстрее, чем сифилис в негритянских селениях, хотя и не принимают столь катастрофического оборота.

Илова: Это не ответ.

Мелисс: Каков был вопрос, тем и…

Илова: Что с моим сыном?

Мелисс: Скажите мне сами.

Илова: Думаю, это связано с глиняным человеком.

Мелисс: Сами догадались?

Илова: Что скажете вы?

Мелисс: Мне нужен этот человек. В обмен гарантирую вашему сыну возврат к нормальной жизни.

Илова: Каким образом?

Мелисс: Это не ваши проблемы.

Илова: Зачем вам голем?

Мелисс: Я хочу освободить мир.

Илова: Породив армию таких, как он, или стать Богом воплоти?

Мелисс: Что?

Илова: Тихо!!!

Мелисс: Что?

Илова: Горшков…

 

Илова поворачивается в сторону, откуда слышны шаги, Мелисс тихо, но быстро исчезает в сторону входной двери, в комнату входит Горшков.

 

Горшков: Я хотел бы извиниться.

Илова: Не стоит. Со всеми бывает.

Горшков: Никогда не думал, что и меня будет преследовать этот недуг.

Илова: Зачем так переживать из-за одного раза?

Горшков: Где один, там и два, где два, там…

Илова: Не наговаривай на себя.

Горшков: Я просто не смог, понимаешь?

Илова: Ничего страшного.

Горшков: Просто я не смог это с тобой, понимаешь?

Илова: Ты давно не был с женщиной?

Горшков: Наверное да, не помню.

Илова: Большой перерыв, может вызвать некие изменения в организме. Но всё пройдёт, поверь мне.

Горшков: Я не могу даже дотронуться до тебя, это что-то вроде табу.

Илова: Перестань пороть чепуху. Просто я гораздо старше тебя, и ты видишь во мне свою мать, от того…

Горшков: Наверно, ты права.

Илова: Я права, и тебе это известно.

Горшков: Мне надо выпить.

Илова: Зачем Мелиссу нужен голем?

Горшков: Откуда ты знаешь???

Илова: Он только что заходил.

Горшков: И?..

Илова: Предлагал вернуть моего сына к жизни, если я помогу ему найти то, что он хочет.

Горшков: За моей спиной?

Илова: Он тоже говорил про голема.

Горшков: Что он ещё сказал?

Илова: Послышались твои шаги, я на секунду обернулась, а он, будто испарился.

Горшков: Надо всё же запереть дверь.

Илова: Не стоит, у него есть ключ.

Горшков: С чего ты решила?

Илова: Я видела, как он заходил в квартиру до твоего приезда.

Горшков: Каким образом?

Илова: Я стояла и ждала тебя чуть выше пролётом, тогда он и пришёл. Вначале я подумала, что это ты, но что-то изнутри остановило меня.

Горшков: Ждала меня?

Илова: Да.

Горшков: Только ждала?

Илова: Только ждала.

Горшков: Чьи же следы были в комнате?

Илова: Какие следы?

Горшков: Те, с глиной, с кладбища. Следы похожие на следы профессора.

Илова: Должно быть, Мелисса.

Горшков: Неужели?

Илова: А кто ещё мог там наследить?

Горшков: Профессор носил обувь тридцать седьмого размера.

Илова: И что?

Горшков: Какой у вас размер?

Илова: Что вы хотите сказать?

Горшков (угрожающе надвигается): Что вы делали здесь в моё отсутствие?

Илова: Ничего я не делала.

Горшков: Больше вопрос я повторять не буду.

Илова: Не приближайтесь ко мне.

Горшков: Кто вы такая?

Илова: Я буду кричать.

Горшков: Кто вас послал?

Илова: Стойте! Я скажу.

Горшков: Мелисс?

Илова: Нет. Его я сегодня вижу впервые.

Горшков: Кто?

Илова: Не знаю.

Горшков: Так узнайте.

Илова: Я пошла на это из-за моего сына.

Горшков: Ложь. Вы придумали сына для правдоподобности.

Илова: Не сходите с ума, кто мог придумать такую идиотскую историю для правдоподобности?

Горшков: Вы в курсе, какие здесь отношения между людьми, поэтому знали, что ваша легенда пройдёт.

Илова: Клянусь, что сын у меня действительно на грани смерти.

Горшков: Допустим. Что дальше?

Илова: Их было двое, они пришли ко мне в тот день, когда я приехала сюда. Сказали, что в этот день был убит профессор. Вас они назвали главным подозреваемым. Предложили сделку. Я должна буду достать им рукописи, которые якобы хранятся у вас, а они направят меня к нужному человеку, который поможет моему сыну.

Горшков: И я должен вам верить?

Илова: Ваше право, но я всё рассказала.

Горшков: Нашли чего-нибудь?

Илова: Если бы я что-то нашла, то меня бы здесь уже не было.

Горшков: Логично.

Илова: Клянусь, я не хотела вам ничего плохого, но мой сын… Только из-за него я пошла на это.

Горшков: Как ни странно, но я почему-то вам верю.

Илова: Вы всё играете в свои странные игры?

Горшков: Почему странные? Нормальные игры, просто вы ещё не привыкли к правилам.

Илова: А к ним можно привыкнуть?

Горшков: К чужим нет, но можно так же создавать свои.

Илова: По чьим правилам мы играем сейчас?

Горшков: По правилам Мелисса.

Илова: Странный он человек.

Горшков: Не то слово. Пойду закрою дверь.

Илова: Зачем? У него же есть свои ключи.

Горшков: И что? У вас тоже свои есть, но о них вы предпочитаете умалчивать.

Илова (достаёт ключи из сумочки): Заберите, они мне больше не нужны.

Горшков: Мне тоже, оставьте себе.

Илова: Вы щедры как никогда.

Горшков: Никогда – довольно широкое понятие. Стойте здесь и никуда не уходите, я сейчас вернусь.

Илова: Никуда – тоже широкое понятие.

 

Горшков уходит закрывать дверь. Илова подбегает к окну, открывает штору, что-то машет, делая какие-то знаки, потом быстро возвращается на место. Входит Горшков.

 

Горшков: Порядок.

Илова: Всё же я не понимаю: зачем, если у всех есть свои ключи?

Горшков: Я создаю свои правила игры. Кстати, что вам ответили?

Илова: Кто?

Горшков: Те, в бежевой «Волге», вы ведь им махали?

Илова: С чего вы взяли?

Горшков: Не Мелиссу же махали?

Илова: Больше некому махать?

Горшков: Больше никто в нашей игре не участвует.

Илова: Почему вы так думаете?

Горшков: В силу вступили мои правила, поэтому мне решать, кто играет, а кто отдыхает.

Илова: Именно Мелиссу я и махала.

Горшков: Не правда.

Илова: Почему?

Горшков: Мелисс в другом месте.

Илова: Откуда вам знать?

Горшков: Просто знайте и всё. (берёт мел, чертит на полу круг, пишет вокруг него какие-то письмена) Не смотрите так пристально, вы меня смущаете.

Илова: Что вы делаете?

Горшков: Черчу игральную доску.

Илова: Зачем?

Горшков: Что б вы спрашивали.

Илова: И что я, по-вашему, делаю?

Горшков: Пропускаете свой ход.

Илова: Не нравится мне всё это.

Горшков: Мне тоже.

Илова: Но вы продолжаете этим заниматься, а я хочу уйти.

Горшков: Только после того, как мы поговорим с Мелиссом.

Илова: Не хочу с ним говорить, я его боюсь.

Горшков: Я тоже.

Илова: Прекратите это ваше колдовство, мне не по себе.

Горшков: Бойтесь, это научит вас жить.

Илова: Всё, с меня хватит.

Горшков: Кажется, я закончил. Вы пропускаете два хода, потому что правила не терпят, когда кто-то пытается их нарушить.

Илова: Я не нарушала.

Горшков: А кто хотел уйти?

Илова: Вы – псих!

Горшков: Совершенно верно.

Илова: Это какой-то бред. Не может всё быть так нелепо.

Горшков (накрывает рисованный на полу круг чёрной простынёй): Конечно, не может. И сын ваш болеет оспой, и тело его смазано зелёнкой, а не глиной.

Илова: Прекратите.

Горшков: Прекращаю. (садится на диван, достаёт из кармана свисток, начинает пронзительно свистеть)

Илова: Перестаньте сейчас же! (Горшков не обращает внимания, продолжает свистеть) Заткнитесь!!! Я не могу больше этого выносить!!! (Горшков продолжает свистеть, пытаясь сыграть какую-то мелодию) Сволочь, прекрати немедленно.

Горшков (на время прекращает): Мы снова перешли на «вы», разве вы забыли? (снова свистит)

Илова: Я согласна играть, только не свистите!!!!!!!!

Горшков (убирает свисток в карман): А вашего согласия вовсе не требуется, всё уже началось.

Илова: Как?

Горшков: А вы не заметили? (щёлкает пальцами, в комнате гаснет свет)

Голос Иловой: Что теперь?

Голос Горшкова: Стойте молча и пропускайте свои два хода.

Илова: Я не хочу ничего пропускать.

Горшков: Тогда ходите.

Илова: Прошу вас, мне страшно.

Гошков: Ваш ход завершён.

Илова: Включите свет.

Горшков: Ни! за! что!

Илова: Скотина.

Горшков: А вы думали!?

Илова: Ходите.

Горшков: Уже.

Илова: Что?

Горшков: Я сделал свой ход.

Илова: Теперь мой?

Горшков: Нет.

Илова: А чей?

 

Включается неяркий мигающий свет. На чёрной простыне стоит Мелисс по стойке «смирно», смотрит перед собой, волосы его всклокочены, взгляд бешеный, улыбка идиотская. Илова кричит от неожиданности. Свет гаснет.

 

Илова: Хватит, умоляю, прекратите это.

Горшков: Это ваш ход?

Илова: Я немедленно ухожу. (раздаются неестественно громкие шаги)

Горшков: Не вздумайте войти в круг, оттуда выбраться невозможно.

Илова (шаги стихают): Прекратите. Это мой ход.

Горшков: Как пожелаете. (щелчок пальцев, свет включается, на чёрной простыне никого нет)

Илова: Где он?

Горшков: Кто?

Илова: Мелисс. Он был здесь.

Горшков: Каким образом?

Илова: Он стоял на этом самом месте.

Горшков: Галлюцинация.

Илова: Я не сумасшедшая.

Горшков: Галлюцинации бывают положительные и отрицательные.

Илова: Я видела его здесь.

Горшков: Положительные, это когда вы видите не существующий предмет.

Илова: Он стоял здесь и смотрел туда.

Горшков: Отрицательные, это когда вы не видите существующий предмет.

Илова: Не держите меня за дуру.

Горшков: Мой ход.

Илова: Только больше не выключайте свет.

Горшков: Мой ход заключается в том, чтобы вы для себя решили, какая это была галлюцинация.

 

Чёрная простыня поднимается с пола, обретая какие-то очертания человека внутри, который в итоге скидывает её с себя, появляется Мелисс.

 

Мелисс: Аднакась, а я уж было подумал, что у вас опять свет выключили.

Илова: Постойте, как это произошло?

Мелисс: Что?

Илова: Вы – здесь?

Мелисс: Очень интересно. Каким же образом я мог здесь оказаться?

Илова: Это всё он.

Мелисс: Я не сомневаюсь. Но каким образом?

Горшков: Что вы имеете в виду?

Мелисс: Ещё минуту назад я был в… А теперь… Ничего не понимаю.

Горшков: Может оно и к лучшему?

Мелисс: Что?

Горшков: То, что вы ничего не понимаете.

Мелисс: Как знать, как знать. Чей был ход?

Горшков: Она бы не додумалась. Пришлось потратить свой.

Мелисс (рассматривает круг на полу): Кто начертил новую игральную доску?

Горшков: Я.

Мелисс: Ничего не понимаю.

Горшков: И правила у нас новые.

Мелисс: Надо полагать. Но как?

Горшков: Очень просто: вино профессора, вы ведь его попробовали?

Мелисс: Ещё бы.

Горшков: На самом деле это я готовил вино, хотя и по рецепту профессора.

Мелисс: Мастер всё же кое-чему научил вас.

Илова: О чём вы говорите?

Горшков: Теперь играем по моим правилам.

Мелисс: Очень прискорбно.

Горшков: Не то чтобы, но… (подходит к окну, смотрит в него) И бежевая «Волга» уехала.

Илова: Как?

Мелисс: Очень просто, она ему просто надоела. И мне, признаться, тоже.

Горшков: Так она не с вами?

Мелисс: Нет. А с чего вы решили?

Горшков: Но вы же вели игру.

Мелисс: И что?

Горшков: Но…

Мелисс: Вы, так же как и я, делали ходы, только по определённой линии.

Илова: Что вы бормочете?

Мелисс: Чей ход?

Горшков: Ваш.

Мелисс: Вот и ладненько.

Горшков: Не нравится мне ваш энтузиазм.

Мелисс: Ваши проблемы.

Горшков: Это почему?

Мелисс: На вашем месте, я сначала бы выяснил, что это за машина, а только потом её… это… ну, вы понимаете… того…

Илова: Чего, того?

Горшков: Сейчас это уже не важно.

Мелисс: В нашем деле важно всё. Профессор не всему научил вас, что очень-очень-очень странно, вы ведь работали вместе лет десять?

Горшков: Двадцать.

Мелисс: Тем более. Знаете, как я поступлю?

Горшков: ???

Мелисс: Я лишу вас возможности узнать, кто был в этой машине.

Горшков: Ради бога, мне это не столь важно.

Мелисс: Важно, важно, очень важно.

Илова: Вы видимо свихнулись окончательно. (выходит из комнаты)

Горшков: Куда это она?

Мелисс: Не мешайте мне делать ход.

Горшков: Только в пределах правил.

Мелисс: А как же!

Илова (входит, приносит мокрую половую тряпку, стирает круг с пола): Вот, мужики, идиоты, выросли сто лет назад, у них уже яйца седые, а они всё в игрушки играют. Им бы жизнь обустраивать, а они дурью маются, так и до самой старости. Чем бы дитя не тешилось... Чего вылупились, придурки? Не видели, как баба полы протирает?

Горшков: И в чём заключается ваш ход?

Мелисс: Она тоже ход сделала.

Горшков: И?

Мелисс: Теперь ваш ход. Но помните, правила изменились, потому что у вас нет своей доски, поэтому: либо выбываете, либо играете на моей.

 

Мелисс уходит.

 

Горшков: Как он меня, а? Как он?.. Вы видели?

Илова: Не переживайте.

Горшков: Уделал как пацана.

Илова: И что?

Горшков: Я всю жизнь играю по чьим-то правилам. Сначала играл на доске профессора, потом на досках его друзей, но никогда, никогда, до сегодняшнего дня, у меня не было своей доски. А он меня, даже говорить стыдно, как пацана…

Илова: О чём вы?

Горшков: Снова по его правилам.

Илова: Извините.

Горшков: Вы-то здесь причём?

Илова: Это же я стёрла доску.

Горшков: Какую доску?

Илова: Ну… Этот круг на полу с буковками всякими.

Горшков: А, вы про это? Не переживайте, вы здесь не причём. Этот круг на полу, не более, чем круг на полу. Он отсюда добрался до моей доски. (направляет указательный палец в висок, будто целит из пистолета) Пиф-паф.

Илова: Не сходите с ума.

Горшков: Уже. (подходит к окну) Она снова здесь.

Илова: Кто?

Горшков: Бежевая «Волга». Мелис не просто так говорил про неё.

Илова: И что?

Горшков: Он сказал, что обязательно бы выяснил, кто там сидит.

Илова: А вы его побольше слушайте.

Горшков: Если кого сейчас и надо слушать, так это его.

Илова: Прекратите. Немедленно успокойтесь. Посмотрите на себя в зеркало, вы сейчас похожи на психа.

Горшков: Он сказал, что вы сделали ход.

Илова: Я?

Горшков: Вы.

Илова: Я не делала никакого хода.

Горшков: Вы протирали полы.

Илова: И?

Горшков: Что: и?

Илова: И?

Горшков: И???

Илова: И!

Горшков: В чём заключался ваш ход?

Илова: Я просто мыла полы.

Горшков: Тогда вы это делали не очень аккуратно.

Илова: Ваша квартира, если хотите, чтобы было вымыто аккуратно, то мойте сами.

Горшков: Вы с ним заодно?

Илова: С кем?

Горшков: С Мелиссом.

Илова: С чего вы решили?

Горшков: Он хотел, чтобы вы стёрли доску, но самое интересное, что вы её стёрли.

Илова: Мне надоели ваши беспочвенные обвинения.

Горшков: Говорите, зачем вы на самом деле пришли ко мне?

Илова: Только из-за моего сына.

Горшков: Вы лжёте.

Илова: Клянусь… Не подходите ко мне.

Горшков: Всё в вашей игре пропитано ложью.

Илова: Я позвоню в милицию.

Горшков: Звоните.

Илова: А где телефон?

Горшков: В моей игре нет телефона.

Илова: Но это игра Мелисса.

Горшков: Правила претерпели изменения.

Илова: Не подходите ко мне.

Горшков: Что вы задумали?

Илова: Успокойтесь.

Горшков: Клянусь, я не перед чем не остановлюсь, если вы не ответите на мой вопрос.

Илова: Одумайтесь, на что вы тратите свой ход? Мелиссу только это и нужно, он манипулирует вами, как марионеткой, говоря, что это правила. Сейчас вы идёте у него на поводу. Подумайте, если сейчас вы потратите ход, на то, чтобы узнать у меня что-то, что я не знаю, вы будете отставать от Мелисса на ход. На целый ход!

Горшков: Стоп!!! А вы ведь правы. Вы определённо правы, не он создаёт правила, а я иду у правил на поводу. (смотрит в окно) Она ещё стоит.

Илова: Бежевая «Волга»?

Горшков: Она, родимая.

Илова: Габаритные огни горят?

Горшков: Как ни странно. (пристально смотрит на Илову) Мой следующий ход такой: я просто хочу задать один вопрос.

Илова: Кому?

Горшков: Вы видите здесь ещё кого-то?

Илова: Нет, но…

Горшков: Тогда догадайтесь с трёх раз: кому?

Илова: Задавайте.

Горшков: Почему я не смог переспать с вами?

Илова: Против природы не попрёшь.

Горшков: Моя природа всегда «за». Была… до этого…

Илова: Проверьтесь у врача.

Горшков: Я сделал свой ход, но…

Илова: Не смотрите на меня так.

Горшков: Чего хотели вы, когда пришла ваша очередь?

Илова: Ничего.

Горшков: И поэтому?..

Илова: Нет-нет, постойте, я не то хотела сказать.

Горшков: Вы сказали достаточно.

Илова: На сколько достаточно?

Горшков: На столько, чтобы свой следующий ход скорректировать как нужно.

Илова: Как?

Горшков: По правилам. Спасибо вам.

Илова: За что?

Горшков: Теперь я не буду ни от кого отставать ни на один ход.

Илова: Я рада за вас.

Горшков: А почему они не тушат «габариты»?

Илова: Почему вы спрашиваете?

Горшков: Не волнуйтесь, мой вопрос к игре никакого отношения не имеет.

Илова: Видимо, в темноте так виднее куда ехать.

Горшков: Думаете?

Илова: Почему нет?

Горшков: С выключенными фарами?

Илова: Там, откуда они приехали, дальний свет не нужен.

Горшков: Интересно.

Илова: Что?

Горшков: Всегда интересно пообщаться с новыми людьми.

Илова: Что вы хотите сказать?

Горшков: Я вернусь минут через десять.

Илова: Не ходите туда.

Горшков: Мне важно знать, кто они.

Илова: Нет.

Горшков: Но вы то знаете, кто они?

Илова: Почему вы так думаете?

Горшков: Потому что вы знаете.

 

Горшков уходит. Илова подбегает к окну, делает какие-то знаки. Появляется Мелисс, становится позади неё, наблюдает.

 

Мелисс: Они всё равно ничего не увидят.

Илова (испуганно): Почему?

Мелисс: Они не зрячи. Разве вы не заметили?

Илова: Нет.

Мелисс: Когда я был молод и ничего не боялся, мне приходилось прибегать к их помощи. Но тогда они ездили на белой «Чайке». В первый раз я так же не заметил, что у них нет глаз, но потом, спустя годы, когда я осознал это, то уже было поздно бояться.

Илова: О чём вы?

Мелисс: Бедный Горшков, он так ничего и не знает. Почему вы не рассказали ему, кто эти люди в машине?

Илова: Зачем?

Мелисс: Мне кажется, вы и сами ещё не до конца поняли, кто они.

Илова: Они обещали помочь моему сыну, это гораздо важнее.

Мелисс: Но вы знаете, откуда они?

Илова: Да.

Мелисс: Знаете, почему у них серый цвет лица?

Илова: Почему?

Мелисс: Потому что тела при остановке кровообращения начинают разлагаться. Когда вы их видели, они смотрелись ещё более-менее, но сейчас…

Илова: Они мертвы?

Мелисс: Не знаю, как точнее это выразить, но они не живы.

Илова: Боже мой.

Мелисс: Представляете, какой шок это будет для Горшкова?

Илова: Его надо остановить.

Мелисс: Поздно.

Илова: Они заберут его?

Мелисс: Нет. Он просто с ними познакомится.

Илова: Что же я наделала.

Мелисс: Он ведь до сих пор думает, что играет по моим правилам?

Илова: Да.

Мелисс: Зачем вы начертили доску?

Илова: Они мне сказали, что так я могу помочь своему сыну.

Мелисс: Им наплевать на вашего сына. Им нужен голем.

Илова: Всем нужен голем, кроме меня.

Мелисс: Вы самое заинтересованное лицо, в любом случае.

Илова: Быть может, они расскажут Горшкову, где искать его ожившую глину?

Мелисс: Нет, не скажут.

Илова: Почему?

Мелисс: Сотрите свою доску, когда мы играли на доске профессора, всем было спокойнее. Оно всегда спокойнее, когда знаешь, по каким правилам двигаются фигуры. Сотрите доску, и тогда мы все останемся в выигрыше.

Илова: И Горшков?

Мелисс: Тем более Горшков.

Илова: Почему вы так уверены?

Мелисс: Вы не умеете играть, вы не можете контролировать правила, вы не в состоянии пожертвовать собой, как это сделал профессор, только он не догадывался, что главные фишки держите вы.

Илова: Я просто хочу вернуть сына.

Мелисс: Прекратите игру.

Илова: Как?

Мелисс: Вернётся Горшков – обязательно всё расскажите ему, откажитесь от услуг тех, кто сидит в бежевой «Волге». Мы люди – мы сами разберёмся в своих делах.

Илова: Хорошо. И когда мне сделать это?

Мелисс: Прямо сейчас, когда вернётся Горшков.

Илова: Хорошо.

Мелисс: Обязательно сделайте это.

Илова: Я сделаю.

Мелисс: Ваш ход!

 

Слышны далёкие крики и несколько выстрелов. Илова выглядывает в окно и в ужасе закрывает лицо руками.

 

Илова: Боже мой, что я наделала?

Мелисс: Они убили его?

Илова: Зачем я чертила этот круг, ведь я даже не знаю, что я писала в нём?

Мелисс: Что там происходит?

Илова: Не смотрите.

 

Свет в комнате приглушается и начинает мигать. Мелисс и Илова в ожидании чего-то застывают, как вкопанные. В комнату входит Горшков, он крайне напуган, руки и рубашка вся в крови, шатаясь, он проходит в середину комнаты.

 

Горшков: Я не хотел. Я не знал, что так получится.

 

АНТРАКТ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть вторая

Мелисс и Илова привязаны каждый к своему стулу, посреди комнаты стоит полуобнажённый Горшков и отмывается от крови в тазе с водой.

 

Мелисс: Вы совсем озверели.

Горшков: Помолчите.

Мелисс: Хоть женщину отпустите.

Горшков: Ни в коем случае.

Илова: Не нужно мне поблажек.

Горшков: Это почему?

Илова: Вы их всех убили, теперь всем наплевать на моего сына.

Горшков (в крайнем удивлении): Убил их всех?

Илова: Да.

Горшков: Смеётесь?

Илова: Именно убили, никак по-другому это нельзя назвать.

Горшков: Это была самозащита, в меня стреляли.

Илова: Стрелял только один из них, а остальные ничего вам не собирались делать.

Горшков: Конечно, просто хотели потанцевать. Вы танцуете?

Мелисс: Подождите. Речь идёт о тех, кто находился в бежевой «Волге»?

Горшков: Надеюсь.

Мелисс: Здесь спор не уместен. Вы их не убивали, это однозначно.

Илова: А что же тогда?

Мелисс: Как можно убить тех, кто уже мёртв?

Илова: Не играет роли.

Мелисс: Хотя то, что вы с ними сделали – это бесчеловечно.

Горшков: Они в меня стреляли. (осматривает пиджак, находит в нём пулевую дырку) Видели?

Илова: Но вы же живы!

Горшков: Случайность.

Мелисс: Как бы там не было, вы их всех зарезали.

Горшков: Ничего подобного.

Мелисс: А что вы сделали?

Горшков: Ничего особенного: проткнул каждому сердце и отделил голову от туловища. Я же знал, с кем имею дело.

Илова: Ужас!

Мелисс: Они же не вампиры, зачем такие меры предосторожности?

Горшков: На всякий случай. Кто их знает, что возникнет в их гнилых головах.

Мелисс: Вы – безумец. Им наплевать на то, что их расчленяют и прочее.

Горшков: Как это?

Мелисс: Очень просто: посмотрите в окно.

Горшков: Ну.

Мелисс: Что, ну?

Горшков: Никого нет.

Мелисс: Поподробнее можно?

Горшков: Ни жмуриков, ни машины на горизонте не видно.

Мелисс: Ну?

Горшков: Что, ну?

Мелисс: Как, по-вашему, они могли без голов уехать?

Горшков: Об этом я не подумал. И что теперь?

Мелисс: Откуда я знаю?

Горшков: Я начинаю путаться.

Мелисс: Развяжите нас.

Горшков: Ни в коем случае.

Мелисс: Хотя бы её.

Горшков: Ни в коем случае.

Мелисс (Иловой): Вы так и будете сидеть, сложа руки?

Илова: Они у меня так связаны. Значит, так и буду сидеть.

Мелисс: И всё?

Илова: А что я могу?

Мелисс: Не знаю. Сделайте хоть что-нибудь.

 

В комнате гаснет свет.

 

Голос Горшкова: Знаете, господа, этот номер не пройдёт. Кто-то засмеялся или мне показалось?.. Напрасно смеётесь, у меня есть свечи… Да-да, обычные свечи… Что вы смеётесь? Пока у меня есть свечи, мне наплевать на правила.

 

Горшков зажигает спичку, чтобы поджечь свечу, находящуюся у него в руке, но в этот момент включается свет. Горшков тушит спичку. Мелисс и Илова поменялись местами, но по-прежнему сидят на стульях. Горшков этого не замечает.

 

Горшков: Видите? Я плевал на ваши правила.

Илова: Можно мне позвонить?

Горшков: Сыну?

Илова: Да.

Горшков: В следующий раз.

Илова: У меня есть право на один звонок.

Горшков: У меня тоже, однако, я не суечусь.

Илова: Что вы из себя разыгрываете? Террориста? Маньяка-убийцу? Киллера-шизофреника?

Горшков: Чего?

Мелисс: Это образ.

Горшков: Не смешно.

Мелисс: У вас тяжело с чувством юмора.

Илова: И не только.

Горшков: Прекратите цирк. Устроили тут…

Илова: Цирк? Это вы ходите по комнате полуголый и пытаетесь жонглировать вашей свободой.

Мелисс: Скажите, зачем вам всё это?

Горшков: Вы о чём?

Мелисс: Зачем вы ввязались во всю эту сверхъестественную чертовщину, которая, быть может, всего-навсего плод вашего воображения?

Горшков: Что вы имеете в виду?

Мелисс: Если подумать, то вам ведь и не нужен этот голем.

Горшков: Но вам то он нужен. Зачем?

Мелисс: Чтобы насладиться своей силой над этим глиняным ублюдком.

Горшков: А вы не так-то просты, как кажетесь. Вместо того, чтобы подумать о великих свершениях, вы мечтаете о каких-то низменных наслаждениях.

Мелисс: Я не говорил, что хочу его сексуально.

Горшков: Я тоже этого не говорил. Но ведь он может стать панацеей для этого мира.

Мелисс: Какая пошлость.

Горшков: Осмотритесь вокруг себя: извращенцы и ублюдки преобладают над нормальными людьми во всех слоях общества.

Мелисс: Не смотрите на меня так подозрительно…

Горшков: Так вот! Землю нужно немедленно очистить от этого балласта.

Мелисс: Атомная бомба гораздо быстрее и эффективнее.

Горшков: Я говорю об избирательности. На нашей планете должны остаться только самые чистые люди.

Мелисс: Я тоже не люблю негров, но если они живут у себя в Африке и меня не касаются, то на кой, спрашивается, мне глиняный терминатор?

Горшков: Вы не поняли. Я говорю о настоящей избранности!!!

Мелисс: А вы будете их новым богом!

Горшков: Кто-то же должен возложить на себя столь тяжкое бремя.

Мелисс: Помойте руки, кажется, вы где-то в глине испачкались.

Горшков: Где это я умудрился?

Илова: Чудовище!!! Как же я вас сразу не раскусила. Вы алчное, сумасбродное чудовище.

Горшков: Как же я сразу не догадался?

Мелисс: Вы о чём?

Горшков: Голем был у этих, в бежевой «Волге», там я и испачкался глиной.

Мелисс: И где вы теперь будете их искать?

Горшков: Вот вы мне и расскажете.

Мелисс: Каким образом?

Горшков: Не знаю. Но ведь правила ваши?

Мелисс: Ошибаетесь.

Горшков: То есть?

Мелисс: Так оно и есть.

 

Свет в комнате гаснет. Пауза. Свет включается, в кресле Мелисса сидит Илова, Мелисса в комнате нет.

 

Горшков: Как же я сразу не догадался, что за всем этим стоите вы.

Илова: Мне же надо было спасать сына.

Горшков: Где был мой разум?

Илова: Не переживайте.

Горшков: Я могу убить вас.

Илова: Не стоит. (поднимается со стула, спокойно передвигается по комнате) Вы же не знаете, что за тузы у меня в рукаве.

Горшков: Вы всегда были рядом с профессором?

Илова: Нет, не всегда.

Горшков: А когда хоронили членов клуба, это вы всегда мялись в стороне.

Илова: Я не мнусь, я довольно уверенная женщина.

Горшков: Вы перетаптывались где-то на заднем плане.

Илова: И вы заметили?

Горшков: А в момент смерти кое-каких людей, вы где находились?

Илова: Часто поблизости.

Горшков: Это вы всех убили?

Илова: Не приписывайте мне того, что я не делала.

Горшков: Вы всегда дышали в спину.

Илова: Не имею такой привычки.

Горшков: Убийца!

Илова: Не подходите ко мне.

Горшков: Я разоблачил вас.

Илова: Стойте. (достаёт из кармана носовой платок) Возьмите.

Горшков: Что это?

Илова: Игральная доска. Теперь вы хозяин положения.

Горшков: Что мне с ней делать?

Илова: Уничтожьте, тогда вам многое станет ясным.

Горшков (сжигает платок): Правил больше нет?

Илова: Больше нет.

Горшков: Теперь что?

Илова: Так же вы уничтожили доску профессора?

Горшков: И что?

Илова: Это разрушило всё, что он делал.

Горшков: Я не уничтожал его доску.

Илова: Но вам надо было обойти правила.

Горшков: Я обошёл их без доски.

Илова: Вы не знали тогда о её существовании.

Горшков: Мне это было не обязательно.

Илова: Поэтому вы убили его?

Горшков: Как и всех остальных. Не понимаю, какое вам до этого дело?

Илова: Зачем вы придумали историю с големом?

Горшков: Я не придумывал.

 

Входит Мелисс.

 

Мелисс: Тогда, быть может, я её придумал?

Горшков: Вполне возможно. Вы, кстати сказать, очень похожи на интригана.

Мелисс: Не замечал за собой такого качества.

Горшков: Значит, вы не настолько часто смотритесь в зеркало, как говорили об этом.

Мелисс: Не важно.

Илова: А что важно?

Мелисс: Важен голем.

Илова: Что вы заладили…

Горшков: Зачем он вам?

Мелисс: Ради спасения души человеческой.

Горшков: А попроще?

Мелисс: Мне нужна одна лишь бумажка.

Горшков: Способ его оживления?

Мелисс: О способе оживления я давно уже догадался.

Горшков: Каким же образом?

Мелисс: Из нашего с вами разговора.

Илова: Прекратите молоть чепуху.

Мелисс: Это не чепуха. Чепуха – это ваш больной сын, который покрывается тонким слоем глины…

Илова: Прекратите.

Мелисс: Замолчите, женщина, ибо сказано: выслушай женщину от начала и до конца, а после сделай всё с точностью до наоборот.

Горшков: Евангелие от Матфея?

Мелисс: Вы тоже читали?

Горшков: Да нет, но похоже как-то на Сократа.

Мелисс: И я вот думаю, что похоже.

Илова: Вы сволочь и негодяй.

Мелисс: Аминь.

Горшков: Каким образом можно оживить голема?

Мелисс: Два круга. Нарисовать круг человека, срисовать его и создать круг голема. Таким образом душа человека обяжется играть по правилам глины, то есть станет частью глины. Глина оживёт, а человек… Кома – очень страшное состояние для тех, кто в ней не находится… Но везде есть свои положительные стороны…

Илова: Прекратите.

Мелисс: Мне нужен символ мастера.

Горшков: Какой символ?

Мелисс: Профессор должен оставить в големе свой символ, знак работы. Символ жизни.

Горшков: Ничего не понимаю.

Мелисс: Он находится внутри этой твари, но если заставить с помощью заклинаний её выплюнуть, тогда голем… Пшик… Не боги горшки обжигают.

Горшков: Значит, вся тайна в символе?

Мелисс: Именно в нём.

Горшков: В простой бумажке?

Мелисс: В простой бумажке.

Горшков: Как всё банально.

Мелисс: Я бы сказал: гениально просто.

Илова: Мой сын умирает, а вы здесь…

Мелисс: Мы ещё здесь! И это хорошо.

Илова: Вы… Вы… В вас нет ничего святого…

Мелисс: Ничего.

Илова: Вы продали свою душу дьяволу.

Мелисс: Увы, я их покупаю.

Илова: Тьфу на вас.

Мелисс: Взаимно. Но, к делу. (берёт в руки пиджак Горшкова, шарит по карманам, достаёт из одного маленький блокнот, листает) Голову даю на отсечение, вы даже не знали об этом.

Горшков: Что это?

Мелисс: Даже чертежи есть.

Горшков: Что там?

Мелисс: А всё даже проще, чем я думал.

Горшков: Неужели, это та самая тетрадка, из-за которой был убит профессор?

Мелисс: Сожалею, но так оно и есть.

Горшков: А почему она у меня?

Мелисс: Мне кажется, профессор хотел, чтобы вы её нашли, тогда, он надеялся, что вы не убьёте его.

Горшков: Дайте её мне.

Мелисс: Зачем? Она принесла уже достаточно горя людям.

Горшков: Дайте её немедленно или я сломаю вашу шею.

Мелисс: Берите на здоровье.

Горшков (листает): Не может быть.

Илова: Что в ней?

Горшков: И вы знали об этом?

Мелисс: Если честно, то нет. Эта тетрадка, вернее блокнот, открыл мне глаза.

Горшков: А почему я об этом не знал?

Мелисс: Вы играли по чужим правилам, как вы могли знать?

Горшков: Но догадаться я мог?

Мелисс: Могли… Хотя…

Илова: Что там написано?

Мелисс: Дайте ей прочесть.

Горшков: Никогда.

Мелисс: Она должна это знать.

Горшков: Нет.

Мелисс: Обязательно должна.

Горшков: Нет! Нет! Нет!!! И пошли все вон!!! Вон!!! Вон, я сказал!!!

Илова: Успокойтесь, нельзя же так со своими нервами.

Мелисс: Они у него железные, каменные, я бы сказал.

Илова: Вы на себя не похожи, успокойтесь.

Мелисс: И руки помойте, они у вас все в глине. И на лице кое-где выступила…

Илова: Он подцепил такую же заразу, как и мой сын.

Мелисс: А вы не замечали, господин Горшков, что когда выходите из себя, то ваше тело выделяет глиняную слизь?

Илова: Он же сейчас впадёт в кому.

Мелисс: Ни в коем случае.

Горшков: Это не правда!!!

Мелисс: Очень даже правда. Вы ведь пытались переспать с ней?

Илова: Как вы смеете?

Мелисс: Пытались. Даже не думайте мне лгать. И как? Голову даю на отсечение, что ничего не вышло.

Илова: Заткните свою поганую пасть!

Мелисс: А всё потому, что вы не человек.

Илова: Как?

Мелисс: И в вас сидит душа её сына. Но дух, вы не ослышались, дух, всё ещё в теле хозяина, и он сопротивляется.

Горшков: И?

Мелисс: Вы должны вернуть человеку его жизнь.

Горшков: Я тоже человек.

Мелисс: Увы.

Горшков: А те двадцать лет, что мы были с профессором вместе?

Мелисс: Всего лишь изменённая память её сына. Вы – это он, но гораздо хуже.

Горшков: Это неправда.

Мелисс: Вы действительно так думаете?

Илова: Значит мой мальчик в нём? И я пыталась с ним… Господи, какой позор, какой грех… С моим собственным сыном.

Мелисс: Он не ваш сын. Он – глина.

Илова: Верните моего мальчика.

Мелисс: Не ко мне, все вопросы к нему.

Илова: Выньте из него моего сына.

Мелисс: Как?

Илова: Вы говорили о заклинаниях, которые могут вынуть из него…

Горшков: Даже не думайте!

Мелисс: Я не знаю никаких заклинаний.

Илова: Как? Но вы же говорили.

Мелисс: Заклинания существуют, но датируются четырнадцатым веком. С тех пор прошло достаточно много времени. Андроидов делали, но голем… Известен только один случай. Но перейдём к нашим заклинаниям… К тому же если бы я и знал их, то не знал бы как их применить. Мёртвая наука, как мёртвые языки, можно читать про себя и понимать, что написано, но никогда не прочтёшь правильно вслух.

Илова: Но что-то должно быть?

Мелисс: Та самая бумажка.

Илова: И как мне её забрать?

Мелисс: Возьмите кинжал, разожмите ему зубы и выньте её из-под языка.

Илова: И всё?

Мелисс: Поверьте, этого более чем достаточно.

Горшков: Не подходите ко мне.

Илова: Вы не понимаете…

Горшков: Даже не думайте это сделать.

Илова: Мне нужен мой мальчик…

Горшков: Я за себя не ручаюсь.

Мелисс: Он убил уже семерых… Просто так, чтобы в итоге выяснить, что он шёл всё это время за собой по пятам.

Илова: Я достаточно намучилась, и любой ценой хочу вернуть своего сына.

Горшков: Ваша жизнь – это больше, чем цена.

Мелисс: Но вы же не убьёте собственную мать?

Горшков: Она мне не мать.

Мелисс: А кто кормил вас грудью?

Горшков: Я вскормлен не молоком.

Мелисс: А кто вам рассказывал сказки на ночь?

Горшков: Она мне не рассказывала.

Илова: Я не рассказывала, я пела колыбельную.

Мелисс: Она пела колыбельную, как мило: «спят усталые игрушки, книжки спят»…

Илова: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок»…

Горшков (перебивает): «И укусит за бочок»… Хватит. Она мне не мать.

Мелисс: И мне не мать, но я же не собираюсь отнять у неё жизнь.

Горшков: Я буду вынужден, если она захочет отобрать мою.

Мелисс: У вас нет жизни, и не было…

Горшков: Есть… Это у вас нет жизни, а у меня звёздная дорога впереди.

Мелисс: Чтобы пойти по этой дороге нужно освободиться от балласта – тела.

Горшков: Ещё чего.

Мелисс: Которое даже и не тело, а глина.

Горшков: Я лепил её своими руками.

Мелисс: Увы, это её сын лепил.

Горшков: Я понял. Это вы её сбиваете, единственный выход – убить вас. (хватает Мелисса, обхватывает голову, хочет свернуть шею) Ну, что теперь ей посоветуете?

Мелисс (хрипло): Бежать.

Илова: Стойте!!!

Горшков: Клянусь, это моя последняя жертва.

Илова: На сегодня?

Горшков: Навсегда!

Илова: Не делайте этого.

Горшков: Он сам меня вынудил.

Илова: Это очень серьёзная ошибка.

Горшков: Если он уйдёт, тогда мы сможем просто поговорить, но он…

Илова: Не делайте этого.

Горшков: Даже не думайте отговаривать!

Илова (подбегает к сумочке, достаёт оттуда пистолет, целит в Горшкова): Не делайте!!!

Горшков: Это безумие.

Илова: Точно, безумие, но мне не остаётся другого выхода.

Горшков: Выход всегда есть.

Илова: Какой?

Горшков: Он уходит. (сильнее сжимает Мелисса, тот стонет)

Илова: Прости, Господи…

Мелисс (хриплым шёпотом): Стойте… Если вы убьёте его, вы убьёте и своего сына.

Горшков: Видите? Поэтому я сворачиваю ему шею, и мы спокойно поговорим.

Илова: Вы не сделаете этого.

Горшков: Поспорим?

Илова: Тогда прощайте.

Горшков: Стойте. Неужели вы хотите, чтобы вместе со мной умер и ваш ребёнок?

Илова: Лучше смерть, чем вечность в небытии.

Горшков: Согласен. Но вы подумали, как вы с этим жить потом будете?

Илова: Так и буду жить, но вам-то что до этого?

Горшков: И правда. (отпускает Мелисса) Пока вам везёт, но… там кто его знает?

Мелисс: Спасибо, вы продлили мне мучения на неопределённый срок.

Илова: Не стоит благодарности. Что дальше?

Мелисс: У вас пистолет, вы и думайте.

Горшков: Отдайте его мне, не игрушка всё-таки.

Илова: Не игрушка, вот она и попридержит вас в каких-то рамках.

Горшков: Не думаю. Отдайте его мне.

Илова: Держитесь на расстоянии.

Горшков: Вы сами этого хотели.

 

Неожиданно меркнет свет и начинает мерцать.

 

Что это?

Мелисс: Не пугайтесь, неполадки с электроэнергией.

Илова: Здесь часто так, я заметила.

Горшков: Признаться, начинает раздражать.

Мелисс: Когда подъезжает бежевая «Волга» всегда наблюдаются перебои с электроэнергией. Никто не знает почему. Феномен.

Горшков: Какая бежевая «Волга»?

Мелисс: Не притворяйтесь.

Горшков: Что она здесь делает?

Мелисс: А вы догадайтесь с трёх раз.

Горшков: Что это значит?

Мелисс: Страшновато? Вы думаете, это она им нужна? Нет. Я? Тоже ни к чему? Зачем мёртвым живые?

Горшков: Так она…

Мелисс: А вы как думали?.. За вами, родимая.

Горшков: Зачем я им нужен?

Мелисс: Потому что вы (пауза) неживой.

Горшков: Хватит трепаться.

Мелисс: У вас с пульсом в порядке? Давление не беспокоит? А может температура иногда поднимается? Не помните? К врачу не обращались? И не стоит… Просто чувствуете себя физически здоровым.

Горшков: Что это значит?

Мелисс: Они себя тоже физически здоровыми чувствовали, пока вы им головы не поотрезали, вот ребята и обиделись.

Горшков: Они за мной?

Мелисс: Страшно?

Горшков: Это опять ваши идиотские шутки. (подбегает к окну) «Волга». Стоит уже.

Мелисс: Что, опять чувство юмора подвело?

Горшков: Замолчите.

Мелисс: Слышите шаги? Это они сюда поднимаются… Медленно… На ощупь… (на время разговора Мелисса слышны неестественно громкие шаги)

Горшков: Заткните пасть!

Мелисс: А как им ещё подниматься, если они и так слепые, а вы им ещё и головы удалили… Плохо у них с ориентировкой в пространстве.

Горшков: Если вы не заткнётесь…

Мелисс: Страшно? А? Так страшно, что готов обмочиться… Но не судьба… И комок к горлу подступает…

Горшков (угрожающе наступает): Я вас предупреждал.

Мелисс: Подступает к горлу и перекрывает дыхание… Тошнота… Холодный пот на спине липкий как глина…

Горшков (кашляет): Умолкни.

Мелисс: А теперь и совсем закрыло гортань… Не надо сдерживаться, нужно дать свободу рвотным позывам… Полную свободу… Освободитесь от страха… (Горшков закашливается, давится и выплёвывает скомканный кусок бумаги, Мелисс тут же его хватает) Теперь другое дело, я своего добился даже без заклинаний.

Илова: Что это?

Мелисс: Та самая бумажка, которая была мне так нужна.

Илова: И теперь?

Мелисс: Можете брать его на мушку.

Илова (нацеливает пистолет): Стой, сукин сын, или башку отстрелю.

Горшков: Нет, не надо.

Илова: Мне плевать, нажму на курок, даже не моргну.

Горшков: Не надо.

Илова (Мелиссу): Что делать?

Мелисс: Стреляйте.

Илова: А мой сын?

Мелисс: Это не ваш сын.

Горшков: Не надо, прошу.

Илова: Вы хотели убить нас, теперь ваша очередь умирать.

Горшков: Я никого не хотел убивать, я пытался взять игру на себя.

Илова: А семеро ваших жертв, включая профессора?

Горшков: Это была случайность.

Илова: Случайность?

Горшков: Я не хотел.

Илова: Прости, Господи…

Горшков: Не надо, мама…

Илова: Я тебе не мать…

Горшков: Мне тяжело в этом теле…

Илова: Господи, закрой мне глаза и дай сделать своё дело.

Горшков: «Баю-баюшки-баю»…

Мелисс: Не слушайте его…

Горшков: «Не ложися на краю»…

Мелисс: Это гипноз.

Горшков: «Придёт серенький волчок»…

Мелисс: Это обман.

Горшков: «И»…

Илова: «Укусит за бочок»… (жмёт на курок, осечка)

Горшков: Кто говорил, что у меня нет чувства юмора? Пистолетик-то пустой.

Мелисс: Как пустой?

Горшков: Она его носит для устрашения.

Илова: У меня в сумке патроны.

Горшков: Нет у вас никаких патронов, вы прекрасно это знаете.

Мелисс: У вас нет патронов?

Илова: Я лгала, у меня есть патроны.

Горшков: Нет у вас патронов, и не было никогда.

Мелисс: Ну, всё, … ! Мы обречены.

Горшков: Знаете, что я с вами сделаю?

Мелисс: Очень любопытно. (Горшков достаёт подкову и двумя руками разгибает её без всяких видимых усилий) Впечатляет.

Горшков: Надо думать.

Илова (целит пистолетом в Горшкова): Не подходите к нам!!!

Горшков: Вы издеваетесь надо мной? Мелкие людишки, жалкое подобие живых существ, падальщики и могильщики. Что вы можете мне сделать? Скоро легионы таких как я будут шагать по этой земле, не уничтожая природы и не истребляя её запасы. (каждый шаг Горшкова становится всё скованней и скованней, в конце концов он замирает) Человечество – тупиковая ветвь животного мира.

 

Илова жмёт на курок, раздаётся выстрел, Горшков падает и распадается на части.

 

Мелисс: А говорили: патронов нет.

Илова: Что с ним?

Мелисс: Без этого символа – он ничто, просто кусок глины.

Илова: Не могу поверить, что всё закончилось.

Мелисс: И не верьте. Ничто никогда не кончается.

Илова: Вы о чём?

Мелисс: О своём, о девичьем.

 

Мерцающий свет гаснет, тишина, в полумраке видны тени неторопливо ходящие по комнате.

Свет включается. Мелисс и Илова стоят в комнате.

 

Илова: Что это было?

Мелисс: Люди из бежевой «Волги».

Илова: А что они здесь делали?

Мелисс: Собрали осколки Горшкова и унесли с собой.

Илова: Зачем?

Мелисс: Не знаю, может в своём музее будут показывать… А потом, какая разница?

Илова: И то верно. Выпьем вина?

Мелисс: Аднакась, было бы не плохо, но мне пора. Ну и ну…

Илова: Что такое?

Мелисс: Один из них голову забыл, видимо перепутал с головой Горшкова, нужно вернуть хозяину. (подходит к окну, выкидывает голову вниз) Уехали. Жалко. Надеюсь, до утра заберут, пока люди на работу не пошли. (слышен женский вопль издалека) Кажется я что-то напутал. Сколько времени?

Илова: Утро уже.

Мелисс: Поют петухи, и… как там в сказке поётся?

Илова: Рано ещё до петухов, хотя поджимает. А что вы будете делать с тетрадкой и бумажкой? Наплодите армии големов и в бой за правое дело? А во главе легиона – вы, новый бог, собственной персоной, новый создатель и вдохновитель, этакий разрушитель в человеческом теле!

Мелисс: Что вы!? (сжигает бумаги) Предпочитаю наверняка: ядерная боеголовка или напалм, смотря какой результат преследуется.

Илова: Интересная концепция.

Мелисс: Главное практичная и действенная. Целую ручки.

Илова: А я?

Мелисс: А что вы? Езжайте домой, у вас всё в порядке.

 

Мелисс уходит.

 

Илова (звонит по телефону): Это я… Как он?.. Что???… Когда поднялся?… Десять минут назад?.. А что врачи говорят?.. Ничего не понимают?.. Всё, я лечу… Потом расскажу, дома… (кладёт трубку, заглядывает в барабан пистолета) Ничего не понимаю, пусто же. (убирает пистолет обратно в сумку, осматривает комнату, как бы прощаясь с ней, идёт к выходу)

 

Входит Мелисс, протягивает Иловой бумажный лист.

 

Мелисс: Простите, совсем забыл: ваш счёт.

Илова: Какой счёт? (читает, не замечая, как Мелисс уходит) Вот это да, смех какой. Вы опять за свои шутки? (смеётся) Ну вы и замахнулись. Так вот откуда пуля взялась! И что, за это душу? А причём здесь моя душа? (осматривается, видит, что Мелисс ушёл, беспокоится) Эй, вы где, прекращайте. Куда вы ушли? Эй???

 

ЗАНАВЕС