«Ты вянешь и молчишь;

печаль тебя снедает…»

А. С. Пушкин

 

Однажды меня бросила девушка. Вот так, просто, взяла и бросила. Кажется, сказала, что я индивидуалист, эгоцентрист и ещё кто-то, не помню точно. Сказала, что больше не любит, что разлюбила. А когда ушла, громко хлопнув дверью, я понял, что по сути сам-то её никогда и не любил. А потому и напала на меня дикая печаль. Хотелось прострелить себе грудь и оставить записку со словами «В смерти моей прошу винить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце», но, кажется, кто-то уже так делал. Да и боль в области сердца носила у меня иное свойство. Дикая печаль, походившая на голод, пожирающий меня изнутри. То есть я хочу сказать, что печаль была дикой не в том смысле, что сбежала из леса, была неприрученна и проч. Нет, дикая потому, что невыносимо необычная: я чувствовал в груди нестерпимый голод не от того, что кто-то меня не любил, а от того, что я никого никогда не любил. Я мучился, голодал, изнывал, ежеминутно хватаясь за грудь.

 

Но однажды ко мне пришло решение. Печаль вызвала в моём теле сильный голод, неутолимый, как бездонная бочка, и разборчивый, как самый изысканный гурман. И что бы его утолить мне нужно было что-то, что не имеет конца и края, что по сути своей чем тоньше, тем больнее и весомее – моя печаль. И тогда я решил съесть её. Да, может быть это звучит и глупо, ужасно, и вы думаете, что я не здоров. Нет, просто дело в том, что супротив дикости моей печали нужно было найти средство не уступающее ей в дикости.

 

Встав пораньше утром, я, распахнув пошире окна, подставил лицо навстречу солнечным лучам. Настроение как будто бы поднялось. Приготовив бодрящий кофе, сладкий и крепкий, в отместку ватной и горькой апатии моего состояния, я взялся за завтрак. Включил музыку: из динамиков лилась чудесная мелодия балета «Щелкунчик», а вскоре к ней присоединилось весёлое шипение сливочного масла и яиц, что жарились на сковороде. Солнечные лучи, что падали в окно, попадали на сковороду, делая моё лекарство ещё более эффективным. Золотистые, как маленькие солнца, яйца улыбались мне со дна тарелки, с нестираемой улыбкой из кетчупа, ждали, когда начнётся сам процесс излечения.

 

Наступил самый сложный момент: всю горечь осознания своей печальной участи, её дикости и необычности, я с лихвой добавил в яичницу, не пожалев желудка. Ну и горькая же она! Кстати, я, по ходу дела-то, и посолить яичницу забыл. Это не страшно, ибо когда я ел её вприкуску с печалью, то слёзы текли ручьями мне в рот, отчего недостатка соли я не почувствовал. Солнце светило, музыка играла, а я давился слезами и жареными яйцами, думая о том, что скоро утолю свой печальный голод.

 

Каково же было моё удивление, когда я, собрав всю силу свою в кулак, доев лекарство, осознал, что не чувствую больше голода! Да, представьте себе, друзья мои, я ощущал в теле какое-то приятное тепло, что выпаривало слёзы, согревало сердце и желудок, делая меня теплее по отношению к другим. И правда, съев улыбку яичницы на завтрак, я так и не смог с ней расстаться: весь день я ходил и примеривал на себя новую модель поведения, солнечно улыбался прохожим, коллегам по работе, детям в парке, собакам у подъезда, всем! Сколько же тепла я отдал, это же колоссально, но больше получил извне, ибо люди искренне радовались моему дружелюбию, отвечали мне улыбками и добрыми словами, желая благословления Божьего, лёгкой дороги или же просто хорошего настроения.

 

А что стало с печалью, хотите спросить, да? А вот что: как и любая съеденная и переваренная мною когда-либо пища, она, отдав мне всю свою энергию, превратилась в шлаки, кои я немедленно вывел, не оставив и тени негатива в себе.

 

Кстати, забыл сказать, недавно, я встретил свою бывшую девушку. Поговорив немного, я пригласил её как-нибудь вместе позавтракать. Она для виду поколебалась, но после согласилась. Боже, что за прелесть! Кажется я влюбился!

 

08-09.09 2010 г.