Алька плакал в дальнем конце старого заброшенного сада, размазывая по лицу крепко сжатыми кулачками слезы. Спина его вздрагивала, и приглушенные всхлипы срывались на рыдания. Мальчик пытался успокоиться, но не мог.

На верхушке ветхого дощатого забора появилась рыжая вихрастая голова. Она посмотрела на плачущего Альку и поморщилась. Забор качнулся, и вихрастая голова превратилась в тринадцатилетнего мальчишку.

– Ты чего ревешь? – спросил мальчишка Альку.

Давясь слезами, Алька рассказал о смерти своей собаки по кличке Цыган.

– Черная такая? – спросил парень. – Все играла, и след хорошо брала?

Алька утвердительно кивнул и снова заплакал.

– Хорошая была собака, – с сожалением вздохнул обладатель вихрастой головы. – Жаль. – И, соскочив с забора, ушел.

Алька снова один на один остался со своим безутешным горем.

 

В семье Зарубиных произошел неприятный случай. Черная дворняжка, жившая у них месяца три, чуть не покусала немолодого опрятно одетого человека, который оказался начальником Алькиного отца. Помимо всего разговора у взрослых не получилось и в ярости, Сергей Петрович, отец Альки, изредка занимавшийся охотой, застрелил собаку, считая ее повинной в сложившейся ситуации.

Самое страшное, что произошло все это, на глазах у Альки, который, души не чаял в жившей у них собаке. Алька застыл, словно парализованный, в момент случившегося. Искра ужаса горела в его остекленевших глазах. Отец в это мгновение был ему ненавистен. Мальчик никак не мог поверить в то, что сделал его отец – сильный, добрый и ласковый, который учил только хорошему.

Оцепенение прошло, но слезы душили, расплывчатой пеленой застилали глаза.

Алька все еще всхлипывал, стараясь остановить нервную дрожь.

А в это время Алькина мама выговаривала мужу:

– Сергей, ну разве можно так? На глазах у Альки...

– Понимаешь, Вера... Я не сдержался. Я убежден, что Прохоров отказал мне из-за того, что этот пес накинулся на него, – оправдывался Сергей Петрович, искоса посматривая в окно, пытаясь увидеть Альку. – Да и зачем нужен такой пес? Сегодня на Прохорова накинулся, а завтра кого-нибудь из нас покусает. Может он больной.

– Куда ты его девал? – спросила Вера Николаевна, настраиваясь на хозяйственный лад.

– Да там, за заброшенным садом, где раньше отходы выбрасывали, – махнул рукой Сергей Петрович. – Пойду, посмотрю, где Алька. Через день-два все забудется.

Алька сидел в тени старых яблонь и с грустью вспоминал смешные проделки Цыгана. Об отце он больше не думал.

Дело шло к вечеру, когда Алька услышал над собой голос вихрастого мальчишки:

– Эй, там за забором, у старой дороги собака какая-то лежит. Может твоя?

Алька вскинулся, с трудом перелез через ветхий забор и побежал к тому месту, куда указал вихрастый мальчишка.

На большой куче гнилого хлама, среди пустых консервных банок и битого стекла, лежал Цыган. Алькины губы дрогнули, и он снова заплакал. Пронизывала жгучая обида за собаку и за убившего ее отца. Алька осторожно подошел к куче отбросов, на которых лежал труп собаки и с трудом поднял глаза...

Из-под окровавленной головы пса выглядывал грязный, засаленный обрывок газетного листа, на котором плохо, но все же заметно просматривались несколько слов. Алька всмотрелся в выцветшую надпись, которая говорила о том, что «... обака – друг человека...»