Бродячий Цирк 1 Замок наконец-то свалился на землю к моим ногам, велосипед оказался целиком во власти мальчишки, которому подобная роскошь являлась разве что во снах. Аккуратно, стараясь не звенеть, я снял проржавевшую цепь с рамы. И через минуту железный конь уже нёс седока прочь от сарая со всяким хламом, от приземистого двухэтажного дома-коробки, полной спящих детей (вернее, детей, которые должны уже в это время быть в постелях), и воспитателей, обитающих в правом крыле, где окна выходят на припорошенный ржавой листвой яблоневый сад. Я до полуночи сидел на ветвистом дубе неподалёку, у самой кромки леса, ожидая, когда за фиолетовыми занавесками погаснет последний свет. И вот она, награда, мерно дышит подо мной, поскрипывает рамой и изредка щёлкает цепью, словно клёст пани Моррис клювом. Велосипед принадлежит пану Йозефу, маленькому, слегка рассеянному почтальону, каким-то образом умудрившемуся поселиться в каморке возле столовой на первом этаже приюта. Мы с великом ломились сквозь лес и ночь, подпрыгивая на плохой дороге, разбитой дождями и машинами. Мы неслись навстречу мечте, от этой мысли сердце билось сильнее, а кровь бежала по жилам с быстротой скорого поезда. Я уже брал велосипед без спросу две недели назад, когда пан Йозеф, так же как и сегодня оставил ключик в библиотеке. Тогда, дрожа от возбуждения, ёжась от поскрипываний рамы и опасливо косясь на окна – вдруг кто выглянет на звук? - проехал вокруг здания, и торопливо запихал коня обратно в сарай. Но никогда ещё я не забирался так глубоко в ночь. Конечно, я знал, что воровать плохо, а воровать велосипеды – вообще уму не постижимо, но я собирался вернуть его ближе к утру, и заодно вернуть себя под одеяло. А повод к тому, чтобы провести эту ночь далеко от дома был, и довольно весомый. В наш маленький городок приехал цирк! Я никому не сказал о готовящейся вылазке. Даже своему другу Каю, хотя этот, даже случись что, вряд ли выдал бы друга пани Банши, или ещё кому из воспитателей. Я считал, в нём есть капелька крови американских индейцев, та капелька, где содержалось умение переносить пытки и стоять насмерть под натиском врагов. Кай вряд ли составил бы мне компанию – помимо стойкости он обладал ещё и позорным для любого мальчишки послушанием и прилежанием, которого та же Банши (прозванная так за то, что по любому поводу исторгала демонический крик) требовала от всех без исключения. Не знаю, что свело вместе меня, главного хулигана, и Кая, кого ставили в пример все без исключения педагоги и воспитатели, но мы были самыми настоящими друзьями. В поздних прогулках компанию мне обычно составлял Арон-карманы-наизнанку и Мышик. Первому я тоже ничего не сказал, просто потому, что не хотелось, а второй… вот, кстати, и второй. Мышик догнал нас и побежал рядом, весело взлаивая и бросаясь на хищно выглядящие кусты. Лапы так и мелькают. Я от души надеялся, что никто не слышал, как он выбрался из конуры и бросился за мной в погоню. Мышик – потомственный сторожевой пёс четырёх лет от роду, но обладающий душой младенца. На моей памяти его никогда не сажали на цепь. Возможно потому, что на привязи он бы завял, как кофейное дерево в горшке. Впрочем, наверное, будка внушала большие опасения, чем её обладатель, не слишком крупный и очень смешной из-за своей лохматости и коричневой в белый горошек масти. Таким странным именем пса назвал пан Август, наш повар и бывший русский солдат, потому что тот в годы своей молодости изничтожил всех мышей в окрестностях. Хищный «Мышьяк» под натиском времени и не слишком способных к русской речи языков превратился в безобидного Мышика. Приют для мальчиков маленького чешского города Пинцзова затаил дыхание, когда мимо грохотали разрисованные фургоны и автобус, из окон которого смотрели Чудеса. Потом был самый счастливый день этой осени, воспитатели безуспешно пытались построить, или хотя бы собрать вместе нас, орущих от восторга и похожих по отдельности на мартышек, а вместе – на растревоженный муравейник. А мы… мы с распахнутым ртом смотрели на клоунов и акробатов, с благоговением гладили настоящих цирковых лошадей, пялились на тигра-альбиноса в наморднике, которого тоже предлагалось погладить, но никто так и не решился. Я обязан увидеть всё это ещё раз, перед тем, как чудо-в-фургончиках покинет эти края и отправится куда-то в далекие волшебные земли, которые обитателям приюта суждено увидеть лишь на картах, затёртых и блеклых от сотен жадных взглядов не одного поколения воспитанников. Цирк расположился на припорошенном лесом холме над городком, приют же – у его подножия на городской окраине, так что, чтобы попасть на вершину, надо было заехать по извилистой дорожке на самый верх. И я крутил педали, обливаясь потом и вглядываясь в слепую темноту. Наконец среди деревьев замелькали огни, ноздри взбудоражил запах мятных леденцов, человеческого и животного пота, запах далёких дорог, что отслаиваются с покрышек фургонов пластами грязи. Я соскочил с велика, повёл его, как под уздцы, к границе леса, где берёзы и дубы сходят на нет упрямой порослью. Мышик почуял серьёзность момента, прижал уши, прекратил лаять и вообще оробел, только хвост изредка взвиливет, разгоняя щекочущие зад ветки и темноту. Мы укрылись под тощим разлапистым дубком и стали наблюдать. Цирк свернулся, почти растаял, как мираж в пустыне. Хитрые цирковые пожитки стояли в деревянных с коваными углами сундуках возле одного из фургонов. Воображение рисовало мне целые горы сокровищ внутри – от остатков шоколада и сладкой ваты, которую вообще неведомо как транспортировали (наверняка в каком-нибудь большом мешке), до воздушных шаров, мячиков, при помощи которых жонглёры держали в напряжении детскую ораву, и тюбиков с гримом. Канаты канатоходцев лежали свёрнутые в кольца, как толстые сытые питоны. Тягловые лошади паслись на другом краю полянки, рядом гарцевала цирковая лошадка, всё ещё в ярком банте меж ушей, но попону и нарядное седло с помпонами уже сняли. Цирель – так называла её симпатичная рыжеволосая акробатка, вспомнил я. Лошадка выглядела очень элегантно, и была похожа на коней-тяжеловесов, как лань на бегемотов. В окнах автобуса царила сонная темнота, нутро одного из двух фургонов светилось мягким живым светом. Цирк на самом деле далеко не ахти какой – маленький, ни тебе фургонов со всякими загадочными тварями, ни комнаты страха или со смешными зеркалами, ни карусели… по телевизору можно увидеть и побольше. Но, по правде говоря, мне было на это наплевать. Мальчишеское сердце стучало не от неповоротливого каравана из фырчащих и воняющих грузовиков, а от повозки, запряжённой настоящими лошадьми, от одного и того же человека с искренней, хоть и усталой улыбкой, который раз за разом выходил сначала в клоунском костюме, потом, щёлкая кнутом, заставлял тигра прыгать через обруч, побуждая зрителей то кататься со смеху, то восхищённо ахать. Мышик, о котором я совершенно забыл, внезапно гавкнул. Не знаю, кого он углядел среди сундуков и фургонов, похожих на те же сундуки, только очень большие и на колёсах, однако через секунду мне оставалось, только раскрыв рот смотреть ему вслед и чихать от поднятой пыли. Я вспомнил об удаве, который, судя по надписи на вольере, питался кроликами, но вполне мог съесть и собаку, и бросился следом. Мышик, давясь лаем, растворился среди цирковых пожитков. Кого-то мы всё-таки побеспокоили, потому что секунду спустя мои ноги уже беспомощно молотили воздух, едва касаясь земли. - Ага, попался! Да тише ты, всё равно не отпущу. Ворюга, - сказали над ухом тонким визгливым голоском. Извернувшись, я увидел свою мучительницу – девчонке было лет пятнадцать, и держала она меня одной рукой и без всякого напряжения. Точнее, не просто держала, а уже тащила к светящемуся фургону. - Смотри, кого я поймала! – закричала она с порога, втаскивая меня по лесенке следом. Я скукожился, прекратил вырываться и засунул руки в карманы. Мало почету в том, чтобы тебя таскала за шиворот, как кошка котёнка, девчонка едва старше тебя. Изнутри фургон был уставлен ящиками и коробками, местами до самого потолка; в одном месте пирамиду венчали клетка с попугаем, тем самым, что так забавно повторял любое слово, которое бы ему не говорили. Попугай при нашем появлении наклонил голову, оценивающе глядя на меня, и стал при этом похож на сову откуда-то с берегов Ямайки. А где ещё, как вы думаете, могут водиться изумрудные совы? У дальней стенки фургона на очередном ящике с надписью «Good Bananas» горела свеча в медном подсвечнике; сам ящик и всё вокруг закапано воском, даже воздух пропитался запахом – густым и парафиновым. Прямо на полу сидел человек, который очаровал меня ещё днём. Он словно бы и не переодевался после выступления – облачён в красный жилет, потёртый и кое-где тщательно заштопанный, и брюки. На щеке темнели остатки грима, а по песочного цвета волосам плакал горючими слезами гребешок. При нашем появлении он отложил книгу и воззрился на меня поверх очков. - Где ты его нашла? И почему бы тебе не выкинуть его обратно? Сказал он это беззлобно, скорее, с благосклонным интересом. - Пытался что-то украсть, - сморщила носик девочка. - Наверняка гирю, они как раз там валялись. Я храбро фыркнул, но тут же устыдился – как-то неуместно фыркать, когда твои ноги едва касаются пола. - Да опусти ты его, наконец, - сказал мужчина, и я тут же проникся к нему безграничной благодарностью. Я не собирался оправдываться, я ведь всего лишь бросился за своим псом. Кстати, вот и он, опёрся передними лапами на ступеньку и беспечно лает на хранительницу гирь. Про себя я её окрестил именно так, вспомнив почему-то Оббита. - Я не собирался воровать ваши гири… Мужчина расхохотался. - Ещё бы ты собирался! Я бы тебе даже подарил парочку ради такого случая. Я не думаю, что ты, дружок, хотел что-то стырить у бедных артистов, но всё же не стоит думать, что ночью мы такие же хорошие, как днём. Ночью мы чаще всего сонные. - Он притащил сюда какую-то шавку, - продолжала возмущаться девчонка, - она своим лаем наверняка перебудила весь лагерь! В ворохе порывистых движений и мечущих молнии глаз я, наконец, разглядел их хозяйку. Тонкая и тонкошеяя, какая-то нескладная, она обладала на редкость уверенными движениями и, казалось, при желании могла разнести фургон в щепки за какие-то мгновения. Пепельные волосы неровно подрезаны у шеи, белая майка и джинсы явно не по размеру. - Шавку? – заинтересовался мужчина и вытянул шею, однако сумел разглядеть только кончик непрерывно виляющего хвоста. – Это интересно, у нас никогда не было циркового пса. Ну-ка, фьють-фьють! - Аксель! – взвыла девочка. Мышик к моему удивлению вскочил в фургон, проскочил между нашими ногами и в два прыжка оказался возле Акселя. Тот потрепал пса по холке, Мышик сразу же начал стелиться возле его ног. Я сморщил нос от смеха - а ещё сторожевой пёс! Подозрительный ко всему и не любящий чужаков, ага, щас! Девчонка сжимала и разжимала кулаки. - А вдруг у него блохи! - Ничего страшного, мои их выселят. В своих я уверен, сам тренировал и подковывал. А тебе вообще пора в постельку, время-то уже – пол свечи отгорело… |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
