В земляной норе было тепло и сухо. В дальнем уголке на охапке колючей папоротниковой подстилке лежал маленький серый комочек с круглыми жёлтыми глазами. Волчонок сонно смотрел на бушующую в лесу вьюгу и ждал свою мать. Она была крупной сильной волчицей с кривыми жёлтыми клыками. Своим хриплым голосом и грубоватым поведением она часто пугала сына, за что тот, в свою очередь, её и недолюбливал. Но волчица была единственным шансом малыша выжить в суровых условиях сибирской тайги. Волчонок высунул нос и принюхался. Той, которую он боялся и ненавидел всё не было. Никогда ещё его мать не задерживалась так долго на охоте. Вдалеке прогремел выстрел. Запах пороха и дыма медленно расползся по лесу. Волчонок встал и осторожно выбрался из норы. К потемневшей шёрстке прилипли сухие листочки папоротника и зеленоватые клочки мха. Единственное, что малыш знал об этих выстрелах, пугающих его побольше собственной матери, было то, что виной им были странные Охотники. Они истребляли последнюю дичь в лесу, заставляя голодать и его, и всех остальных волков. К грохоту выстрелов добавился грозный рык, хриплый и до боли знакомый малышу. Это была его мать! Волчонок насторожился, а затем прыгнул. Проваливаясь по живот в снег, он зашагал вперёд. Громкий рык волчицы слабел и перешёл в охрипший стон. Волчонок вытянул шею и увидел свою мать, бесформенным комком зарывшуюся в снег. С испуганным потявкиванием малыш бросился к матери. Она с трудом открыла глаза. В плече, около самой шеи, из глубокой раны уже сочилась кровь. Снег под волчицей был окрашен в розоватый цвет. Волчонок прижался к матери. Та, которую он, казалось бы, так ненавидел, стала для него самым дорогим существом на планете…

- Мама… - вырвалось у малыша. Волчица прикрыла глаза. С неба запорошил лёгкий пушистый снежок. Волчонок ткнулся носом в покрытую колючей шерстью щеку матери. Та открыла глаза и, собравшись, заговорила.

- Возможно… Если бы… если бы я всё рассказала тебе сразу… то… то… то всё могло быть иначе… - волчица, тяжело дыша, с усилием выталкивала из себя слова. Взглядом приказав сыну не задавать лишних вопросов, она продолжила. – Я знала… всё с самого твоего рождения… Ты должен уйти из леса… Сейчас…

Волчица закашлялась и со свистом втянула в себя воздух. Волчонок осторожно лизнул мать в плечо.

- Но зачем? – невольно спросил он. Волчица закрыла глаза. Неожиданно она заговорила ясно и чисто, своим прежним грубоватым хриплым голосом.

- Запомни эти слова, Дымчатый… «Четыре судьбы станут одной и обретут своё счастье. Когда вода снова прекратит свой ход, отправляйтесь на восток»…

- Но как это? – подался вперёд волчонок. Что-то подсказывало ему, что мать права.

- Не… перебивай… - выдохнула волчица, - я буду вашей звездой…

- Мама… - с тоской выдавил из себя малыш.

- Иди…

Волчица слабо улыбнулась и замерла. Волчонок испуганно побежал к склону холма. На гребне он остановился и взглянул на мать. Снежок медленно заносил её бездыханное тело…

 

…В городе метель утихала. Серые дома бессмысленно глазели на пустынные улицы стеклянными окнами. Редкие Прохожие появлялись на проспектах и в переулках. Крупный чёрный щенок лежал на крышке мусорного бака и с тоской смотрел вдаль. Вчерашний день казался ему кошмаром. Его отец, старый, но крепкий пёс отверг его! Щенок отчётливо помнил его слова: «Ты никто для бродячей жизни. Ты слишком слаб для перехода. Ты остаёшься здесь, а мы уходим. Но этого наказания мало. Я нареку тебя Пустозвоном. Ведь ты даже не боец. Ты не выживешь. Убирайся.» Малыш сглотнул подступающую обиду и негромко рыкнул. «Я стану великим воином, а ты станешь никем. Как я.» - промелькнуло у него в голове,- «ненавижу…»

Щенок спрыгнул с бака и чуть не упал, поскользнувшись на льду. Он действительно был слишком неуклюжим для своих двух месяцев, но терпеть унижения отца он явно не собирался. За спиной чёрного малыша раздался кашляющий смех. Дряхлый облезлый пёс медленно прошаркал к щенку, скаля кривые зубы.

- О, юный Пустозвон… - насмешливо протянул он, - ты здесь… Я думал ты ушёл со всеми.

- Меня не взяли, - начал тот, поморщившись от зловонного дыхания старика, - отец считает…

- Да твой отец сам когда-то был таким же, как и ты, - хмыкнул пёс, садясь у стены, - а сейчас он один из величайших…

- Не надо мне об этом упоминать, - угрюмо рыкнул Пустозвон.

- Да-да, конечно… Впрочем, ладно. Меня тоже не взяли. Но я не забыл как ты спас мне жизнь, - в голосе старого вояки чувствовалась лёгкая благодарность.

- Если я стащил для тебя кусок падали из общей ямы с едой, это не значит, что я совершил подвиг,- фыркнул щенок, - я даже не знаю твоего имени.

- Ах, да… - закивал пёс, - я Седой.

- Подходящее имя, - пробурчал себя под нос Пустозвон, а вслух заметил, - ну ясно… А я тебе зачем? Опять есть нечего?

- Нет… - вздохнул Седой, - я должен тебя предупредить…

- О чём? – возмутился щенок. Мало того, что этот блохастый куль с костями напомнил о его позоре, так ещё и предупреждать о чём-то вздумал! Нет уж!

- Я знаю, что несколько виноват, но тебе скоро уходить… - смутился Седой.

- Уходить? Зачем? – несколько успокоился Пустозвон. Его синие глаза вспыхнули лёгким недоверием,- я что, сам должен идти за отцом?

- Нет, что ты! – перепугался старик, - когда полная луна взойдёт ещё десять раз, тебя придётся идти в лес, навстречу солнцу. Там ты найдёшь своего союзника.

- Да кому я нужен… - разочарованно положил голову на лапы щенок, - я даже не в состоянии выжить!

- Э, нет. Мне ты очень даже нужен, - тявкнул Седой, - если ты конечно сейчас же отправишься мне за едой.

- Ещё чего, - миролюбиво заметил Пустозвон и уточнил, - а когда я должен идти? Не за едой, конечно…

- Эх ты, голова… - прокашлял пёс, - память дырявая… Ну, в общем, тебе будет год. Пройдёт десять лун и ты…

- Понял, понял,- поторопился перебить старика щенок, - а сейчас я за едой…

- Да, кстати, я буду тебя обучать сражаться, - крикнул вслед уходящему малышу Седой.

- А? Хорошо… - начал тот и вдруг вскрикнул, - что?!

Старик закашлялся от смеха и махнул щенку лапой. Тот некоторое время молча смотрел на Седого, а затем пошёл к выходу из тупика, смешно покачивая головой…

 

- Жилочка, котёнок ты мой, доченька ты моя, - причитала грациозная рыжая собака над щуплым мокрым тельцем её щенка. Стоял разгар зимы, небо было высоким и неприступным, сухого серого цвета тучки медленно растекались по небу. К собаке подбежали ещё два щенка. Первый рыжий с чёрными лапками, хвостом и мордочкой, взволнованно засуетился вокруг.

- Она будет жить? Мама, она будет жить? – причитал он, бегая возле собаки, - о, бедная моя сестрёнка!

- Успокойся, Жилка жива,- мрачно заметила каштановая собачка, поспешно подкладывая под сестру комки мха.

- Да? А почему она дрожит? Ей холодно? Ответь мне, Кляксочка, ответь! – ещё больше заволновался первый щенок.

- Если бы ты свалился в пруд в такую погоду, тебе бы было тепло? - возмутилась Кляксочка. Её брат философски промолчал.

Рыжая собака осторожно подняла Жилку с наста и понесла в дом. Начиналась пурга, и в небе уже заметались колючие снежинки. Кляксочка и её рыжий суетливый братец ковыляли следом, по щёки проваливаясь в холодный снег.

В доме Хозяева завернули Жилку в одеяльце и положили около камина. Рыжая собака свернулась рядом, энергично вылизывая мордочку дочери. Кляксочка уже мутузила брата на коврике.

- Вот тебе за отнятый завтрак, вот тебе…- приговаривала она, шутливо пихая рыжего щенка, - ух, прожорливый Чёртик!

Чёртик уворачивался от толчков и в ответ царапал нежную шубку сестры. Неожиданно вошли Хозяева и подхватили Кляксочку и Чёртика на руки. Маленький детёныш Хозяев обнял за шею мать Жилки и повёл из комнаты. Собака отчаянно посмотрела на дочь, но вырываться из ручонок детёныша не посмела. Старший из Хозяев погасил камин, щёлкнул выключателем и вышел из комнаты. Жилка высунула мокрый носик из одеяльца и огляделась. Темные стены и мрачные силуэты мебели будто надвигались на неё. Внизу хлопнула дверь. Жилка вскочила. Протиснувшись в щель между дверью и притолкой, она просеменила вниз по лестнице. Малышка ещё дрожала от холода и с трудом прыгала со ступеньки на ступеньку. У самого входа она остановилась и чихнула, подняв облачко пыли. Собачья дверца была закрыта. Жилка вскарабкалась на кресло и оперлась лапками на подоконник. Сквозь заснеженное стекло она разглядела своих Хозяев, усаживающихся в урчащее чудище и свою мать, с тоской смотревшую на уходящий вдаль дом. Жилка сползла с кресла и бросилась в заднюю часть дома. Собачья дверца там была открыта, и малышка выбежала на улицу. Обогнув полуразрушенную стену дома, она выскочила на дорогу. От Чудища, увозившего её Хозяев и семью. Остался только дымный след и фыркающие звуки где-то вдалеке. Жилка прошла некоторое время по дороге и с трудом подняла голову. От дыма у неё заслезились глаза. Собачка посмотрела на заходящее солнце и повернулась на восток. «Если хочешь выжить, всегда следуй туда, где вырастает солнце.» Так ей часто говорила мать. Но они уезжали на запад! Значит, она выживет одна, но найдёт свою судьбу. С твёрдой решимостью малышка устремилась на восток. «Значит так должно быть…»- с благоговением подумала она. Лапы сами несли её в сторону от дымной полосы...

 

… Крошечная ослепительно-белая собачка стояла на пологом берегу реки. Нервно поглядывая вокруг, она перебирала аккуратными лапками колкий снежок и тщательно стряхивала с себя падающие с неба снежинки. Она встала и тронула коготком лёд. Тот не шелохнулся, лишь из глубины выплыли два пузырька воздуха. Собачка осторожно перешла речку и почти упала в хрустящие морозные камыши. Только вчера она жила в душной и тесной квартирке в городе, а сейчас чувствовала себя абсолютно свободной…С наслаждением вдохнув ледяной воздух, собачка вскарабкалась наверх, подальше от скользкой реки. Перед белой крохой расстилалась бесконечная снежная пустыня. Справа от щенка раздалось тихое потявкивание. Собачка обернулась. Перед ней сидела упитанная серебристая псина с лохматой шкурой и огромными синими глазами.

- Мама? – удивилась собачка.

- Нет, конечно, какая я тебе мама… - неожиданно рыкнула «мама», - я твой папа. Кстати, тебя ведь Пушинкой зовут?

- Папа? – поперхнулась от злости Пушинка, - ты же бросил нас с мамой при переезде! Ты дал этим тупым Двулапым забрать нас! И ты называешь себя моим отцом?

- Э… Пушинка, успокойся… - промямлил пёс, пятясь от рассерженной дочери.

- Успокойся?! – выкрикнула собачка, - мне уже два месяца, а ты требуешь, чтобы я успокоилась? Я уже не ребёнок!

- Ладно… - вздохнул «папа», - я действительно виноват перед тобой, но…

- Ещё какое-то «но»? – тоненько рявкнула Пушинка, - даже то, что тебя грозно зовут Хищным, не даёт тебе права меня воспитывать!

- Во-первых, ты всё-таки ребёнок, - при этих словах собачка обиженно отвернулась, - а во-вторых, ты должна меня выслушать.

- Я? Выслушать? – оскорблённо повернулась Пушинка. Встретив умоляющий взгляд отца, она смягчилась. – Ладно…

- Иди на восток. – кротко проурчал Хищный.

- И всё? – села на снег его дочь,- это ради этого я должна была тебя слушать? И когда я должна идти? Сейчас?

- Нет… Когда тебя исполнится год, а река снова замёрзнет.- тяжело выдохнул пёс.

- Это же произойдёт в одно время! – возмутилась Пушинка, - думаешь, я не знаю, когда мне будет год?

- Знаешь, конечно, - робко сказал Хищный, - но воспитывать тебя буду я…

Ожидаемой вспышки гнева так и не произошло. Пушинка устало сгорбилась и грустно посмотрела на отца. На её пушистую шубку упали серебристые снежинки. Она смахнула их и кивнула.

- Хорошо, но следующей зимой я уйду, - буркнула она и потёрлась носом о щёку Хищного. Тот дружелюбно тявкнул и ткнулся подбородком в пушистый бок дочери.

- А сейчас я угощу тебя настоящей едой! – заявил он, поманив Пушинку к реке.

- Какой? – недоверчиво уточнила та.

- Настоящей… - загадочно улыбнулся Хищный, - Мир?

- Мир, - благодарно усмехнулась дочь…