КУСОК ХЛЕБА

 

Надо освободить место на сундуке, чтобы успокоить¬ся и со-браться с мыслями; их уже столько, что они бе¬гут наперегонки, сшибая друг друга; в этой мчащейся толпе своих мыслей он не мог разобраться: какая из них главная, а какая второстепенная, но их объединяла одна тема; психология бедности, и это было главное, это могло бы стать темой рассказа; надо только успо¬коиться и ос-вободить рабочее место на сундуке, крыш¬ка которого служила ему рабочим столом.

Вот так, хорошо, сказал он, сгребая в корзину золо¬тистый и фиолетово-красный лучок-севок, который под¬сыхал у него на крышке, теперь пройтись мокрой тря¬почкой, не спеша, чтобы аль-бом для рисования, где у него остались незаполненные тринадцать белых чистых листов, очки и ручка легли на чистую плоскость; те-перь принести из кухни стул; ну вот, кажется, все в порядке, сказал он себе, я совершенно спокоен, я в хорошей форме, я могу работать.

Чистого листа бумаги он никогда не боялся, если в голове есть тема, то можно написать в правом верх¬нем углу имя автора, а на-звание рассказа у него созре¬ло, пока он ходил на кухню за стулом.

Теперь нужно поймать тональность, это он давно уже понял: первый абзац самый важный, он должен заинт¬риговать читающего человека, вызвать интерес, кото¬рый нужно поддерживать до по-следней страницы; если правильно уловлен тон, то он потянет на себе весь сю¬жет и характеры, дальше уже дело техники, хотя ни фабулы, ни действующих лиц у него еще не было, но это не важно, это придет само собой в процессе работы.

Моя Муза женщина серьезная, подумал он, она доб¬рая, груст-ная, она не даст мне соврать, если иногда она бывает в гневе, то только потому, что милосердна и не приемлет зла. Это не девка с трех вокзалов, которую каждый может трепать за деньги.

Чистый лист бумаги - вот, что мне нужно было два года назад, подумал он, когда я вышел из больницы, зарубцевав язву; спаси-тельные объятия творчества и оди¬ночество - самый лучший бальзам для душевных ран, а я возил на тачке валуны и строил в огороде сад кам¬ней.

Те камни вскоре поросли травой, покрылись лопуха¬ми и всякой сорной дрянью, от мужественной красоты не осталось и следа, зато они уберегли его от паранойного семейного кошмара.

Он сейчас написал первую фразу и понял, что полу¬чилось, «прорезался» у него главный герой - это будет человек немолодой, одинокий, с неуживчивым харак¬тером, он вечно не в ладу с собой, с обществом, с близ¬кими и друзьями, не знающий, к чему голову прикло¬нить, ищущий утешения в творчестве и медленно иду¬щий к вере.

Неудовлетворенность собой и окружающим миром, как из-вестно, и есть побудительный мотив творчества: лучше брать в руки перо, чем топор или веревку...

Так вот, этот Георгий, главное действующее лицо его рассказа, был человеком очень богатым; вернее, стал им совершенно неожи-данно, когда остался один; пос¬ле многих лет тяжкого труда он вне-запно освободился от необходимости зарабатывать себе на жизнь, но это ничего в его жизни не изменило: он по-прежнему тру¬дился, как и раньше, его не смущали мирские соблаз¬ны и не изменилось его равнодушие к деньгам.

Одним словом, богатство попало не в те руки. Не¬плохой пово-рот я придумал, сказал себе автор, на этом крючке со странной на-живкой читателя можно продержать в напряжении до последней страницы, а в конце выдать ему какую-нибудь дешевую мораль, какую имен¬но, он сам еще пока не знал, но это не важно, пусть дей-ствие идет само по себе.

- Я чувствую, что мы скоро станем злейшими врага¬ми, - сказал Георгию его самый близкий друг Веня, - по¬чему ты не хочешь дать мне денег взаймы на самый короткий срок?

- Потому что ты их не отдашь, - ответил Георгий, - а я буду пе-реживать из-за твоей легкомысленности, аван¬тюризма и непоря-дочности.

- Но они же лежат у тебя мертвым грузом, - настаи¬вал Веня, - от этих денег нет никакой пользы ни тебе, ни людям.

- А вот это уже мое дело, - ответил Георгий, - пред¬ставь себе, что этих денег нет и не было у меня нико¬гда.

- Моя жена восемь лет щеголяет в одной юбке, - всплеснул ру-ками Веня, - а этот жмот сидит на мешке с деньгами!

- Учитывая мою симпатию к Альбине - это запрещен¬ный прием, - сказал Георгий, - но юбка твоей жены - это твоя проблема. Я не стану больше обсуждать эту тему, если хочешь, поговорим о футболе.

Веня, уходя, хлопнул дверью, но злейшим врагом не стал. У таких больших денег не бывает злейших врагов.

Недурственно для начала, решил автор рассказа, пе¬речитав на-писанное. Новелла - любовь моя, подумал он, я спринтер, я бегу что есть мочи на самую короткую дистанцию, мне претит длинное, монотонное повество¬вание, мой коронный номер - сжатый, насы-щенный ди¬алог, метафора и точная, короткая деталь, которая сра¬зу вскрывает внутренний мир человека, я не могу себе позволить, как маститый литератор, бессовестно накачивать тухлую воду в свой роман из заросшего тиной болота воспоминаний.

Количество действующих лиц должно быть резко ог¬раничено: сам герой, на которого нежданно-негаданно свалились с неба бе-шеные деньги и который плевать на них хотел, его друг Веня, не-потопляемый, как пустая бочка, человек, и вдруг взявшаяся ниот-куда его жена Альбина. Этого достаточно, всех остальных, кто захо-чет появиться в рассказе, можно будет осветить через духовный мир не очень симпатичной троицы.

Для пущей интриги можно попробовать задейство¬вать любов-ный треугольник, он сам напрашивается, поскольку их уже трое, но это тоже не важно, получит¬ся - хорошо, не получится - и черт с ним. Еще неизвес¬тно, как эта Альбина себя поведет, пора выпускать ее на сцену, от женщины всегда можно ждать каких-нибудь сюрпризов и неожиданностей,

После того, как вчера Веня все испортил, пойдя в ло¬бовую ата-ку на новоявленного миллионера, Альбина еле-еле дождалась ве-чера и позвонила Георгию в дверь. Она весь день сдерживала себя, чтобы не поехать к нему на работу и, как бы случайно, прижав его в углу, вырвать из него всю информацию, но, слава Богу, у нее хва-тило ума подождать до вечера, продумать как сле¬дует свое поведе-ние, и теперь она была во всеоружии.

На ней была та самая пресловутая юбка с восьми¬летним стажем и старая застиранная блузка, все осталь¬ное ее любимый муж с успехом просаживал на бегах в надежде хапнуть миллион.

- Привет, синьор Маркони! - весело сказала она и лихо прошла в кухню, где на столе стояла уже початая бутылка водки, соленый огурец плавал в лужице рас¬сола, и новоиспеченный хренов мил-лионер, умеренно пьющий в одиночестве, в смраде и треске под-солнечного масла крутил ножом на сковородке уже черную кар-тошку.

- Послушай, это не розыгрыш, не шутка, насчет тво¬его наслед-ства? - спросила она бодро-равнодушно.

- Какие шутки, Аля? - удивился Георгий, - мне в ита¬льянском посольстве вручили все бумаги.

- И много дедушка тебе отвалил?

- Не знаю, сколько это в деньгах, - пожал плечами Ге¬оргий.

-А в натуре?

- Какой-то остров в Средиземном море, там старый замок, аэ-родром. Еще, по-моему, четыре супертанке¬ра, конный завод в Ал-жире, виноградники во Франции. Я все не помню точно, надо по-смотреть в бумагах.

- Плесни мне десять капель, - попросила Альбина, - и положи пару картошечек, не черных. Негоже при та¬ком богатстве пить в одиночку. Садись, я тебе компа¬нию составлю.

Теперь надо сменить тему, решила Альбина, как бы он не по-чуял неладное, особенно после вчерашнего Вениного идиотского нахрапа: дай денег, мне нужно сроч¬но проиграть их на бегах!

Здесь дело пахнет тем, что можно по-человечески устроить свою жизнь, покончить с унижением и нище¬той раз и навсегда. Но аккуратно все нужно сделать, без нажима, тактично, с чувством меры.

Сейчас ей нужно «потрещать» о всяких пустяках, на¬пример, о его «творчестве», которое заслуживает толь¬ко мусорной корзины.

- Я прочитала твою рукопись, - серьезно сказала она.

- Ну и как тебе?

- Мне показалось это интересным; чувствуется, что автор куль-турный человек; там есть многое такое, о чем я и не знала.

-А не кольнуло тебя нигде? - спросил Георгий, зная, что у нее есть вкус.

-Есть две-три стилистические погрешности, а в пред¬последнем абзаце нужно убрать целое предложение - это тавтология, ты уже говорил об этом три страницы назад.

Пока он рассуждал о сравнениях и алогизмах, Аль¬бина закурила и, отойдя к окну, стала смотреть, как су¬масшедшая старуха, вся в тряпье, собирает пустые бу¬тылки в траве среди деревьев.

Эта же участь ждет меня, подумала она, если я не поставлю точку и не порву семейных уз; хватит с меня безнадеги и нищеты, от беспросветности можно сойти с ума, как та несчастная под окнами.

Единственный шанс за всю жизнь появился у нее сей¬час; она знала, что нравится этому одинокому неустро¬енному мужику, ко-торый глядит ей в спину голодными глазами.

Гляди, мой милый, подумала она, тебе это очень нуж¬но, «ста-нок» у меня еще в порядке, но вот времени в обрез: скоро набежит толпа длинноногих фотомоде¬лей и будет поздно; надо действовать быстро и реши¬тельно, но только не сегодня; сегодня нужно ему за-дать главный вопрос, уже перед самым уходом, при¬чем, сказать это необходимо ласково, интимно, и с пол¬ной уверенностью в положи-тельном ответе, сказать так мило, чтобы у него и мыслей не воз-никло об отказе.

Она «потрещала» еще с полчаса о всевозможной ерунде и уже в дверях обернулась к нему лицом.

- Я надеюсь, что ты не оставишь меня в беде? - ска¬зала она в полном соответствии со своей режиссурой, - ведь мы с тобой ду-ховно близкие люди.

- Я никому не дам ни копейки, - твердо и тихо отве¬тил Георгий.

Дверь за Альбиной громко хлопнула.

Ну и «фрукт», однако, этот Георгий, подумал автор рассказа о своем центральном герое, что это с ним слу¬чилось? Не понятно. Стоит ему только пальцем поше¬велить, и он устроит сытую и дос-тойную жизнь всем своим близким и друзьям, а он всех посылает к черту, даже женщину, которая ему симпатична. Может быть, это «синдром богатства»? Надо в этом разобраться. Что, интересно, он сам об этом думает?

Они снесут мне дверь с петель, подумал Георгий, когда Альбина ушла; все, словно, с ума посходили из-за аэродрома на острове и виноградников во Франции; вчера это бешеное богатство при-надлежало не мне, и меня ласково поили чаем с печеньем и искренно со¬чувствовали моей бедности, а сегодня выламывают дверь; но это только начало.

Я не знаю, что мне делать с этим богатством, поду¬мал он, всю жизнь я прожил в фактической нищете, во всем себе отказывая; у меня психология оборванца, я привык терпеть ежеминутные уни-жения - это моя ат¬мосфера, я придышался. Конечно, аэродром на острове - это неплохо: можно слетать в Париж на премье¬ру русско-го балета и вернуться в свою гостиную в доб¬ром расположении ду-ха, особенно, когда потолкаешь¬ся в смокинге среди богемы под руку с такой очарова¬тельной дамой, как Альбина, одетой в шикар-ное вечер¬нее платье с немыслимым декольте, а не в протертую юб-ку, дважды пережившую перелицовку, как два ин¬фаркта.

Хорошо просто походить в фойе среди людей, кото¬рые себя уважают, неважно, хорошие они или плохие, это не существенно. Вечная и унизительная зависи¬мость от куска хлеба, которая висит над нами, вытрави¬ла из всех нас главное, что должно быть в каждом человеке - чувство свободы и независимости друг от друга.

Я не представляю, что мне делать с этим богатством, опять по-думал Георгий, если не раздать его всем, кто нуждается среди близких, то они меня возненавидят, а коли я оделю их всех, то они будут ненавидеть меня вдвойне, потому что станут зависимыми от меня, вы¬нуждены будут благодарить и кланяться, а это для меня непереносимо, ибо я воспринимаю благодарность, как пощечину.

Единственный, кто примет от меня все, что ни дам, как должное –это Веня; он считает, что весь мир у него в долгу, все обязаны его содержать; он так и остался ребеночком; Бог, видимо, забыл наделить его совес¬тью; он спокойно и естественно будет брать у меня в долг каждый день по конному заводу и проигрывать его на бегах, а утром, вместо «здрасьте», станет опять про¬тягивать руку за подаянием. «Блаженны нищие духом».

Как это понимать? Сколько лет я бьюсь над этой муд¬ростью, а ответа все нет. Попробуем пойти с другой стороны, сказал себе Ге-оргий; логичней было бы: бла¬женны богатые духом, то есть люди духовно богатые, гармонично развитые.

Но богатый человек ни в чем не нуждается, у него нет потреб-ности ходить, искать и протягивать руку за духовным подаянием, как куском хлеба, он сыт сейчас и всегда будет сыт. А нищие духом - это те, кто испыты¬вает духовный голод, они лишены духовности, но жить без нее не могут, они обречены искать ее, выпраши¬вать крохи у тех, кто ее имеет в избытке.

Может быть, потому они и «блаженны», что ищут и, в конце концов, находят эти крохи с богатого стола?

Вопросы, вопросы, а ответов нет...

Вот Веня, мой самый лучший друг, - он совершенно бездухов-ный, бессовестный, завистливый и злобный - человек, но он не ду-ховно нищий, потому что он этой духовности не ищет. Я думаю о нем плохо только потому, что он мой друг, я это не приемлю в нем; будь он посторонний человек, мне было бы плевать, но он мне очень близкий, я сам не знаю почему, поэтому я переживаю за него, как за себя.

С друзьями вообще жить тяжелее, чем с врагами: против врагов мобилизуешься, даешь отпор, а перед друзьями ты бессилен, им невозможно отказать.

Но я же им отказал, как это получилось, я и сам не понимаю.

Автор рассказа о Георгии отложил ручку, подкинул дровишек в печку и прислушался, как шумит ветер в кроне столетнего вяза у него за окном. Вот и кончился август, скоро пора возвращаться в Москву.

С Георгием у него все, вроде бы, прояснилось, «про¬рисовался» мужик, а вот насчет Альбины и ее супруга - полный мрак, никак не уловить характеры,

А интересно: о чем они сейчас беседуют вдвоем?

- Ты была у него? - спросил Веня у жены.

-Да, только что.

- Ну и как?

- Он послал нас всех к черту, - ответила Альбина, - сказал, что ни копейки никому не даст.

- Я был уверен, что тебе он не откажет.

- И я так думала.

- Не дать своей подруге денег на юбку? - Веня развел руками, - это выше моего понимания.

- Юбку? Денег? О чем ты говоришь, мой милый? Ах, да, об этом... Займи у кого-нибудь другого, ты все рав¬но долги не отда-ешь. До новой юбки я, наверное, уже не доживу, ты все поставишь на свою старую кобылу. Пойми же, наконец, она никогда не придет первой, по¬тому что от дряхлости уже вышла из ума.

- Ты не знаешь, какая она еще резвая, - возразил Веня, - вот увидишь, она скоро возьмет первый приз.

- Мне тошно, оставь меня в покое со своими играми.

- У меня нет другого шанса, ты же знаешь, - сказал Веня.

- Почему же? У твоего друга есть конный завод в Ал¬жире, - усмехнулась Альбина, - если он не отдаст тебе его целиком, то по-проси у него хотя бы одну породис¬тую лошадь, и можешь начинать все сначала.

Веня разинул рот от удивления. Вот это приз, поду¬мал он; да, мелковат я нынче стал, наверное, возраст сказывается; просил на юбку, якобы, для жены, а здесь дело пахнет миллионами.

Этот нищий миллионер, который еще недавно ходил по гостям и в лучшем случае «сшибал» бутерброды и чай, начал Веню раз-дражать своим упрямством и ска¬редностью. Он и представить себе не мог, каким Геор¬гий оказался на деле скрягой, сквалыгой, скуп-цом, ску¬пердяем, жмотом и еще кем-то, он никак не мог подо¬брать нужного слова, но именно с такими качествами люди, как его ДРУГ, умеют устраиваться в жизни; вот, к примеру, Георгий, поимел конный завод.

Психология богатого человека Вене была не по нут¬ру, он был выше этого; вот я открытая, свободная нату¬ра, подумал Веня о себе, азартный, веселый человек, могу пойти и просадить на бегах все состояние, слава богу, у меня его нет; я не хожу, как некоторые, по гос¬тям в надежде выхлебать полтарелки супа позавчераш¬ней свежести, пить - так пить до потери пульса, играть - так играть на всю катушку, жить - так жить, чтоб чер¬тям было тошно - вот мой девиз. А некоторые люди, как мой друг Георгий, прикидываются «казанской сиро¬той», когда у них за плечами собственный конный завод.

Неплохо поиметь такую собственность; можно открыть свой ипподром: рысистые испытания, бега, то¬тализатор, да мало ли что может организовать чело¬век энергичный, увлеченный, имеющий свое дело, а не такой рохля и пентюх, как его друг, который и не зна¬ет, наверное, что ему с этим богатством делать.

Надо брать быка за рога, пока не набежали чужие доброхоты; непонятно, как это Альбина промахнулась - Георгий ей симпатизи-ровал - это знали все; придется ее еще раз посылать к нему с визи-том; пусть поэксплу¬атирует его нежные чувства, но в пределах ра-зумного, без секса; она женщина кроткая, терпеливая и терпи¬мая, чего ни скажешь - все сделает, вот, к примеру, суп с мясом варит каждый день, а где она деньги берет - уму непостижимо.

- Придется к нему еще раз идти, - сказал Веня жене, - пока не поздно,

- Иди, коли тебе нужно.

- Я хочу, чтобы ты сходила, - мягко предложил Веня, - мне он ничего не даст, он разговаривать со мной не хочет на эту тему.

-Это исключено, - сказала Альбина, - я до сих пор сго¬раю от стыда; ты, видимо, не понимаешь, какое это уни¬жение.

-Игра заслуживает денег, девочка моя, необходимо через это переступить.

- Послушай, Веня, а тебе не приходит в голову, что я там могу остаться навсегда?

- Нет, дорогая.

-А почему?

- Вы оба порядочные люди.

- Мой милый, порядочных женщин не бывает, я в этом совсем недавно убедилась; поэтому не стоит рис¬ковать. Любая женщина, пожив, как я, забудет о своей порядочности.

- Мне нравится, что ты отказываешься, - сказал Веня, - и от-кровенность твоя мне тоже по душе; ты все¬гда сдержанная, рассу-дительная, словно вовсе без эмоций; но делать нечего, придется тебе к нему идти опять.

- Не будет этого, - твердо сказала Альбина, - можешь не тратить своего красноречия.

Вот это да! подумал Веня, кобыла встала на дыбы, видимо, больно я ее пришпорил; как бы она не понес¬ла, потом ничем не ос-тановишь.

- Ну что же, я сам пойду, - сказал Веня с пафосом, - пойду ради нас двоих.

- Какое благородство, - горько усмехнулась его жена, - ты на-стоящий джентльмен, желаю тебе удачи, может быть, ты, наконец, поймешь что-нибудь.

Автор рассказа о Георгии снял очки и посмотрел на себя в зер-кало; он был чуть-чуть страшнее черта: об¬рос щетиной так, что и глаз уже почти не видно. Пора побриться, решил он, времени дос-таточно, пока Веня напяливает старые джинсы и идет к своему другу.

Хорошо, что я захватил бутылку водки, подумал Веня, пока хозяин открывал; когда Жора «тепленький», из него можно веревки вить, он всем объясняется в любви и готов снять с себя последнюю рубашку.

-Жареной картошкой пахнет, - потянул он носом, ког¬да дверь открылась, - я, как всегда, вовремя; стоит тебе открыть бутылку, я узнаю об этом на том конце Моск¬вы. Я две сардельки прихватил и пузырек.

- Проходите, товарищ, - улыбнулся Георгий.

- Вот что значит близкие люди, - обрадовался Веня,— сколько лет мы с тобой друзья, а все не приедается.

-Да, уж наверное, лет пятнадцать.

- Альбина все эти годы детей твоих лечила, - напом¬нил Веня, - да и тебя колола, когда ты помирал.

-Я перед ней в долгу до гроба, - сказал Георгий, - до са¬мой смерти буду ее помнить.

-Давай за это выпьем, - предложил Веня, - за то, что люди помнят о добре и не отрекаются от близких.

Хорошо им было так сидеть и вспоминать прошлое, тосты они произносили по очереди, была у них такая традиция, и картошечка, сильно пережаренная и уже ос¬тывшая, была им в радость, все по-прежнему было здо¬рово; но в воздухе уже висело нечто, оно их разделя¬ло, стояло между ними невидимым барьером, и рано или поздно должна была произойти разрядка.

Последний тост достался Вене, и алкогольная, искус¬ственная благость тут же испарилась.

- За нашу последнюю нищенскую выпивку и трапе¬зу, - пред-ложил Веня, - ведь мы теперь богаты; жизнь в одночасье переме-нилась.

-Ты выиграл на бегах свой миллион? - обрадовался Георгий, - слава богу, звони скорей жене; ты, видно, с ипподрома побежал прямиком ко мне?

- Сегодня нет заездов, я там не был.

- Откуда же у тебя взялось богатство?

- Я имел ввиду тебя, - сказал Веня, - к тебе Фортуна повернулась ликом.

- Но ты же сказал «мы»?

-Да, мы; мы все твои друзья безумно счастливы, что ты теперь богат, и все горят желанием узнать, как ты им распорядишься, какое место мы займем в твоей новой жизни.

- Послушай, Веня, я тебя уже один раз просил не ка¬саться этой темы; это мое личное дело, это моя соб¬ственность, понимаешь?

- Никто не собирается у тебя ее отнимать, - утешил своего друга Веня, - нам просто интересно знать, что ты будешь с ним делать, с таким богатством?

-Ты от природы хам, - печально сказал Георгий, - и к сожале-нию, сам этого не понимаешь.

- Раньше ты не говорил со мной в таком тоне, но те¬перь ты, видимо, можешь себе это позволить.

- Раньше я многое не мог себе позволить, но что-то изменилось во мне, кажется, в лучшую сторону.

-Так мы будем пить за нашу, подчеркиваю, нашу но¬вую жизнь или нет?

- Убирайся к черту, - сказал Георгий, - я не хочу тебя больше видеть.

Дверь громко хлопнула в третий раз, и Георгий ос¬тался один. Он сидел у окна, курил, думал, что ему де¬лать с этим свалившимся на него наследством, с дру¬зьями, которые уже начали ломать ему дверь, думал о том, как ему жить дальше. У него не было готовых от¬ветов на все эти вопросы; только ЭВМ выдает бесчув¬ственное «да» или «нет», а в жизни между двумя этими понятиями может существовать бесчисленное множе¬ство ответов. Он сидел, думал и не знал пока, как ему поступить.

Автор рассказа о Георгии тоже пригорюнился: в кон¬це ему следовало дать какую-нибудь мораль, а рука не поднималась писать дешевую назидательность; пусть лучше все останется как есть, со знаком вопроса. Все ждут мораль, подумал автор рассказа о Георгии, а ее не будет, не нужна она.

Это моя Муза уберегла меня от менторства, поду¬мал автор рассказа, у нее есть четкое чувство меры и такт, с такой женщиной не пропадешь.

Вот я написал рассказ, подумал автор, я честно зара¬ботал кусок хлеба, я не дармоед; может быть, это бу¬дет кому-то интересно и его опубликуют; тогда на ку¬сок хлеба заработает машинистка, что будет его печа¬тать, редактор и рабочий в типографии; достанется кусок хлеба и критику, который пнет меня ногой.

Конечно, маловероятно, что именно так и произой¬дет, поэтому рассказ - скорее духовный кусок хлеба для меня одного. Пока только для меня...