Стоял промозглый ноябрьский вечер.

Дожди не прекращались уже несколько дней, и воздух был влажный, в нем, словно пеленой, висели мелкие капельки - изморось. Порывы холодного ветра пронизывали насквозь, забирались в рукава, проскальзывали в воротники курток и пальто, заставляя прохожих вздрагивать, ёжиться и плотнее укутываться в шарфы. Небо густое, серое, нависало над промерзшим городом, давило свинцовой тяжестью и отражалось в грязных лужах. Деревья давно простились со своей пестрой одеждой, теперь они беззащитно чернели среди старых домов, выделяясь своими слабыми голыми ветвями на фоне этих мощных каменных блоков. Ветер горстями кидал листья под ноги прохожим, бросал под колеса проезжающим мимо машин. Эти втоптанные в грязь жалкие клочки едва ли напоминали ту густую зелень, которая, казалось бы так недавно, хоть немного украшала теперь уже пустой город. Дождь и смог смешивались, образовывая пыльный осадок на крышах, зонтах, на асфальте. Обычная московская осень.

Наверное, каждый из этих лихорадочно бегущих своей дорогой людей где-то в подсознании мечтал о кружке горячего чая и шерстяном пледе. Каждый спешил скорее попасть домой, где его ждали, где было тепло. Никто не задерживался на улицах, никто не замедлял шаг, чтобы посмотреть на небо или оглядеться вокруг. Все вжимали голову поглубже в плечи и мчались, опустив глаза вниз, чтобы только не промочить ноги. Каждый куда-то стремился, куда-то рвался, лишь бы не остаться здесь, в этой вязкой темноте промозглого ноября.

Я бежала по переходу метро, ища в сумке зонт, так как заранее знала, что первым делом на улице получу порцию резкого ледяного порыва и брызги этого проклятого дождя в лицо.

Я думала, о завтрашнем дне, очень важном. Мне предстояло вступить в новую должность, я наконец-то получила ее. А дома, наверное, еще и есть нечего, в магазин что-ли забежать. Пока муж с работы не пришел, что-нибудь приготовлю, давно мы с ним не ужинали вместе по-человечески. У каждого свои дела.

Я торопилась выйти из перехода. И вдруг, вырвав меня из мыслей о каких-то повседневных мелочах на поверхность реальности, мое внимание привлекло маленькое еле живое существо, которое жалось в углу, в самом незаметном месте. Девочка, на вид лет дести, похожая скорее на скелет, чем на ребенка. Бледная, зеленоватая кожа, огромные впалые глаза, болезненные и бесконечно несчастные. Грязная, напуганная и абсолютно беззащитная, одетая в рваную куртку и мужские ботинки на босу ногу девочка что-то шептала себе под нос. Слов было не разобрать, но я четко видела, как ее бледные, дрожащие губы бормотали какую-то бессвязную речь, а глаза, боже мой, что это были за глаза!, бегали из стороны в сторону, с ужасом вглядываясь в несущихся мимо людей. Я остановилась, как вкопанная, не в силах пошевелиться, от увиденного. Ледяная волна от макушки до кончиков пальцев накрыла меня... Несколько секунд я стояла в оцепенении.

Рядом со мной прошла пожилая женщина, держа за руку совсем маленькую девочку, которая тоже заметила этого существо, отдаленно напоминавшее человека, пытавшееся найти укрытие между каменными плитами грязного метро.

-Бабуль, посмотри, почему эта девочка сидит на земле и плачет?, - услышав детский изумленный голосок, я обернулась.

Девочка с бабушкой остановились недалеко от меня, и девчушка, совсем непохожая на ту, которая сейчас дрожала на полу, наивно и чуть удивленно глядела в ту же сторону, что и я. Она была пухленькая, румяная, темные кудряшки аккуратно собраны в два хвостика, одетая в теплое пальтишко и новые сапожки. Малышка дергала за рукав бабушку, которая никак не могла понять, на что же ей показывает внучка. Когда она наконец увидела, она ответила надтреснувшим, дрожащим голосом:

-Ей просто очень-очень трудно живется, Катенька. Не так, как нам. На, дай девочке денежки.- старушка протянула внучке 10 рублей, которые достала из кармана. Девочка осторожно подошла, с интересом всматриваясь в этот обессиленный комочек жизни, положила рядом деньги и широко раскрыв полные изумления глаза пролепетала :

-Ты не плачь только, ладно?

Потом она быстро отошла и потянула бабушку в сторону выхода.

Нищенка, казалось и не заметила того, что произошло, она смотрела пустыми глазами перед собой, бормотала, но не подавала других признаков жизни. Как будто вокруг нее ничего больше не существовало. Это жалкое зрелище безграничного человеческого горя сжало мне сердце с такой силой, что я больше просто не могла это видеть. Я выбежала скорее на улицу.

Уже почти подойдя к дому, я вспомнила, что даже не дала милостыню. Я попыталась отвлечься, и вообще в конце концов не факт, что это действительно была нищенка, чего только не делают, чтобы вызвать в людях жалость и выклянчать денег. Я забыла о ней. Весь вечер занималась делами, убралась в квартире, приготовила ужин. Я ни разу больше не вспомнила об этом незначительном происшествии.

Но ночью мне снился какой-то странный сон. Пустота и только звук, похожий на еле слышный шорох. Я долго не могла разобрать, что это такое, и только потом поняла, что это человеческое дыхание. Такое легкое, прерывистое, слабое. Похоже на дыхание ребенка. Было очень темно, я не могла разглядеть, где нахожусь, но на ощупь двинулась к источнику звука. И вот я увидела девочку, ту самую, которую видела сегодня. Она тянула ко мне худые ручки и просила помочь ей, она говорила, что ей трудно дышать. Я смотрела, но не двигалась в ее сторону. Тогда девочка подумала, что я не понимаю ее, она стала показывать мне своими бледными хрупкими пальчиками вокруг грязной слабенькой шейки. Я молчала в ответ. Голос ребенка сорвался на крик, глаза вдруг загорелись, вспыхнули. Я прочитала в них адскую муку, но не могла пошевелиться... И тут все оборвалось.

Тишина. Вакуум. Звук сирены скорой помощи...

Я вскочила, обливаясь холодным потом. Села на кровати, несколько минут пыталась отдышаться. Девочка не шла у меня из головы. Одна часть моего сознания твердила - забудь, мало что ли нищих расхаживает по Москве, ты бы все равно ничего не могла сделать. А другая часть кричала, что я не помогла человеку, который, может, нуждался в моей помощи больше всего на свете.

В двух шагах от меня властвовала человеческое несчастье, я увидела его, но ничего не сделала. Я понадеялась, что на это обратит внимание кто-то другой, что кто-то другой найдет время, чтобы помочь. Ведь немало людей прошло мимо этой нищей девочки. И каждый, каждый, кто видел, думал так же, как и я. Я была свидетелем, но не попыталась ничего предпринять. А сейчас во мне горела жажда искупить вину, избавиться от этих терзаний. Что мне стоило подать милостыню и уйти навсегда? Хотя это лишь взятка собственной совести, мол, сделала что смогла... Но я не сделала ничего.

Утром, сквозь моросящую завесу, я шла с твердым намерением что-то менять. Я не знала что именно, но я знала, что я должна. Вошла в переход. Стук сердца участился, когда я повернулась туда, где вчера видела нищенку. Там было пусто.