Шел уже четвертый год войны, Было взято городов немало, Доблестная армия с весны Немцев вглубь Европы прогоняла. А в деревне плакала жена, Мужа потерявшая и сына, Как волчица серая ждала Гибели фашистского Берлина. Всё пылало яростным огнем В сердце, зачерствевшем от утраты, И все чаще думала она, Отомстить как вражеским солдатам. Между тем жизнь тихо рядом шла, Словно тень скользила за Марией, Чтобы эта страшная беда Не смогла свести её в могилу. Но однажды в тихий ясный день За последним полведра картошки Шла Мария в погреб, за плетень, Уцелевший от ночной бомбежки. Только лишь она открыла дверь Сердце охватил огонь страданья, Словно в клетку заточенный зверь, На полу сидел немецкий парень. На груди его алела кровь – Рана от снарядного осколка, Форма, как рябиновая гроздь, Густо багровела на мальчонке. И невольно в памяти её Ожила та страшная картина, Как фашисты расстреляли Сорок человек и с ними сына. И решив по совести судить, В руки, побелевшие, как кости, Ухватила вилы, чтоб убить Оккупанта из-за темной злости. Замахнулась с яростью и вдруг «Мама!» - прошептал немецкий парень, Словно громом поразивший звук Расколол в душе Марии камень. «Не убей, прошу тебя, постой! Ты ведь мать, просто меня, помилуй! Я на фронте только день второй, Я возил продукты на машине». И вдруг что-то ёкнуло внутри, Сжалось сердце плачущей Марии, Опустила вилы и к груди Мальчика прижала, словно сына. Поняла, что он не виноват, Что чиста его душа и юна, Он ведь только маленький солдат На войне жестокой и безумной! Рана страшно на его груди Алой кровью молодой блестела, И Мария бережно к земле Опустила слабенькое тело. Он блаженно улыбнулся ей, Кровь ладонью задержал у сердца И ушел навеки от людей, Как росинка, тихо и безвестно… Кто повинен был тогда, скажи? И за что солдаты умирали? Лишь за то, что кто-то говорил: «Я хочу, чтоб мир завоевали!» Минула ужасная война, Но не должен быть забыт вовеки Мальчик тот, чья юная судьба Прервана желаньем человека. |