Из цикла рассказов «Море, море».

ПЕРВАЯ РАДИОГРАММА.

 

Транспортный рефрижератор «Пассат» вышел из пролива Гибралтар и лег на курс порта Санта - Крус, расположенного на живописных Канарских островах. Там ему предстояло получить снабжение для рыбаков, ведущих промысел рыбы на юго–востоке Атлантики, а также предоставить короткий отдых экипажу перед дальним, тяжёлым рейсом в район промысла. На выходе из Гибралтарского пролива океан встретил его прекрасной погодой. Тихую, водную гладь нарушали лишь редкие мощные и плавные валы - отголоски бушующего где- то в северных широтах шторма.

Мягкий ходовой ветерок трепал сдвинутые шторки открытого иллюминатора, освобождая себе путь в радиорубку. Деловито перебрав разбросанные на столе бумажки, он, освежив прокуренный воздух, уносился дальше, через прикрытую на штормовую защёлку дверь.

Вахтенный радист Андрюша, в судовом миру Маркони, умостился на вращающемся кресле, вытянув для удобства ноги на какой-то ящик, и пытался освоить книгу под названием «Теория музыки». Он приобрел её по случаю на книжном базаре и твердо пообещал себе осилить её в течение рейса. Даже план для себя составил, сколько страниц текста прорабатывать ежедневно.

Но вот уже пятый день рейса, а он зацепился на первой странице и дальше сдвинуться не мог по причине сложного для его понимания текста. Андрюша даже не представлял себе, что с музыкой связаны такие сложные теории. Казалось бы, чего там проще? Бери в руки гармонь или гитару, несколько дней тренировки, - и ты уже душа любой компании. А тут тебе сюрприз с такими сложностями. Приобретению этой книги послужил случай, который произошёл с ним перед уходом в рейс.

Отпуск он проводил у своего дяди, маминого брата, проживающего, в самом, что ни на есть, сухопутном городе Полтаве. Друзей у него здесь не было и он, скучая, бродил, как одинокий бизон, по улицам города. Пустое рассматривание многочисленных витрин давно уже надоело. Да и смотреть-то, после его вояжей по иностранным портам, было не на что. Впрочем, его ничего и не интересовало. Отпуск пролетал вяло и тоскливо. «Хорошо, что, отпуск через неделю уже заканчивается, и я уеду в Севастополь. Всё-таки в гостинице для моряков загранплавания будет повеселее. А там уже скоро и в рейс. И потекут обычные морские будни: вахта, подвахта, ужин и сон», - рассуждал он, сидя на парковой скамейке. Выкурив ещё одну сигарету, он зашел в кафе и удобно устроился за маленьким столиком в углу под каким-то громадным растением. Рядом с ним за таким же столиком расположилась, на его взгляд, очаровательная девушка и что-то торопливо писала в толстой тетради. Не обращая на неё особого внимания, Андрюша неторопливо потягивал из маленькой рюмки коньяк и запивал его кофе. Вообще-то, он спиртное не употреблял, но часто видел в кино, как сидят за стойкой бара посетители и неторопливо «цедят сквозь зубы» выпивку. Да и кофе, честно говоря, ему был тоже по барабану. Ну что в нём хорошего? Как же! Взбадривает, поднимает тонус. Какие проблемы могут быть с тонусом или со взбадриванием у молодого паренька, который, из своих двадцатидвух лет, уже четыре года видит берег только через иллюминатор? Одно только сообщение о предстоящем увольнении на берег ему поднимает тонус и лишает сна больше, чем ведро этого пойла! Он с удовольствием лучше бы выпил стакан лимонада или молока. Но в кино же лимонад и молоко не пьют! А вдобавок, после такого заказа, можно нарваться на презрительную рожу бармена. Вот и приходится ему изображать из себя какого-то ценителя этой гадости, поддерживать имидж, да ещё и платить за это.

Неторопливо прихлёбывая кофе, Андрюша думал о скорой встрече с друзьями на пароходной бирже, о новом назначении на судно, о предстоящем рейсе. Он уже соскучился по океану, с которым так сроднился. «Вот жизнь, - размышлял он,– на берегу думаешь о море, а в море считаешь дни до отпуска». Честно говоря, он не очень расстраивался от такой жизни. Может быть потому, что другой и не знал. Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, двадцать два года - разве это возраст для размышлений о прожитых годах, он уже прошел хорошую школу мужества, которому обучает океан. Однажды ему даже пришлось «переодеваться в чистое».

* * *

Это произошло два года назад. «Катран» стоял на ремонте в доке порта Херсон. Заводские технические службы, обычное головотяпство, не справились с графиком ремонта. Выход судна в эксплуатацию был под угрозой срыва. Экипаж оказался между двух огней. С одной стороны – судно не готово к выходу по техническим причинам. С другой стороны – давление портовых и районных властей. Собрание членов судового экипажа выразило свои претензии ремонтникам и категорически потребовало выпустить судно в море только после устранения неполадок. В тот же день капитан был вызван в райком. Первый секретарь, в присутствии таинственного, молчаливого незнакомца в элегантном костюме, выдвинул ему обвинение в саботаже и в сговоре с экипажем. При этом он недвузначно обратил свой взор в сторону кресла, где сидела загадочная личность. После такого неприкрытого ничем намёка на будущие неприятности, ему было предложено ледяным тоном, с вежливой настойчивостью, немедленно выйти в море, согласно утверждённого свыше графика. В противном случае – завод потеряет престиж, рабочие останутся без премии, на которую так надеются их семьи, а он, как капитан, потеряет диплом. Да и вообще, неизвестно, чем это может закончится. Человек из тайной, но очень мощной организации, не сводил своих водянистых глаз с капитана. Он молчал и только слегка утвердительно кивал головой, что-то подозрительно чиркая в своём блокноте. Дальше капитану было сказано, что если он, лично, отказывается выйти в море, то завтра на судно прибудет другой капитан. В любом случае, судно отправится в рейс, как и было предусмотрено планом. После таких предостережений, капитан вынужден был согласиться. Ведь дома-то тоже семья. На следующий день в 00 10 минут «Катран» вышел в рейс.

Ещё на фарватере реки Южный Буг лоцман обратил внимание капитана на неисправность в работе рулевой машины. При выходе в Чёрное море старший механик начал жаловаться на периодические сбои подачи топлива для вспомогательного дизеля. Погода стояла тихая, и море было спокойное. Механики и мотористы занялись ремонтом топливной системы вспомогательного дизеля. Оказалось, обычное разгильдяйство. В фильтрах грубой очистки топлива кто-то оставил кусок ветоши.

При подходе к проливу Босфор удалось немного откорректировать рулевую систему. На судовом собрании комсостава было принято решение сделать заход в сицилийский порт Мессина и устранить неполадки. О своём решении они сообщили по радио в пароходство и получили «добро». После обследования, итальянцы выставили такую сумму оплаты за предстоящий ремонт и простой в порту, что пароходство категорически отказалось от их услуг, мотивируя тем, что «надо бережно относиться к валютному государственному фонду». Экипажу было предложено следовать дальше, а неполадки устранить собственными силами. На этом диалог был исчерпан. «Катран» вышел в залив на проверку рулевого устройства с представителем фирмы на борту. Погода стояла штилевая. После всевозможных манёвров по заливу, «Катран» послушно подчинялся рулю и держал курс. Правда, один раз произошёл небольшой сбой, но его отнесли на счёт невнимательности рулевого. Хотя тот, после вахты божился и клялся, что это не его вина и рулевая система не годится, как он выразился: «ни к чёрту, ни в Красную армию». Высадив представителя фирмы на берег, «Катран» лёг на курс пролива Гибралтар.

После загрузки на промысле, в порт Сантьяго, куда был адресован груз, было решено идти через Магелланов пролив, мотивируя тем, что он проходит через три бухты, где можно было бы укрыться от внезапного шторма, которые в это время там часто бывают. Второе – это то, что такой курс до Сантьяго ближе, чем через Панамский канал, да и платить за проход канала не потребуется. Многим членам команды было непонятно, на кой хрен нужен этот государственный валютный фонд, который содержится только для того, чтобы его экономить.

На подходе к проливу погода начала портиться. С южной стороны горизонт покрылся чёрной тучей, а с северной освещался ярким солнцем. Над проливом стоял густой, холодный туман. По мере вхождения судна в пролив, начал подниматься порывистый ветер, отрывая густую пелену клочьями, и унося с курса. Луч радара постоянно фиксировал на экране крупные предметы. Температура воды за бортом резко упала. Это был явный признак нахождения по курсу «Катрана» плавучих льдов. Ветер усиливался. Судно начало раскачивать волной. С мостика поступила команда: «Закрепить всё по-штормовому!». Было принято решение – укрыться на время шторма в ближайшей, подходящей по глубине, бухте. При перекладке руля вправо, пытаясь обойти льды - отказало рулевое управление. В машинное отделение срочно была вызвана в авральном режиме ремонтная группа. С помощью ручного управления, команде кое-как удалось слегка отклонить «Катран» от курса и развернуть на встречный ветер, который был настолько сильным, что судно работало только на него. Движение судна по курсу было еле заметным. Волны захлёстывали «Катран» и он, ныряя носом в провалы между ними, задирая вверх корму, чуть было не обнажая винт. Тонны воды обрушивались на палубу и со змеиным шипеньем скатывались обратно в море сквозь шпигаты. Кренило то на правый, то на левый борт. Все были готовы к худшему – столкновению с айсбергом. Сутки капитан не покидал мостик. Дизель работал на предельной нагрузке, стараясь не дать судну развернуться к волне лагом (бортом), иначе оно потеряет остойчивость и перевернётся – оверкиль! Вот тогда и пришлось им «переодеться в чистое», что по давней морской традиции обозначает – быть готовым ко всему ...

Беспрерывная работа авральной команды, всё-таки дала результат. Дед поднялся на мостик и торжественно показал капитану кусок металлической стружки, которая перекрывала клапан насоса гидравлики. При спокойной воде она, относительно, не мешал работе насоса. Но при сильной качке её сдвигало с места, и она перекрыла подачу масла на гидравлику. «Катран» сразу же послушно лёг на прежний курс, и команда облегчённо вздохнула.

* * *

Андрюша посмотрел более внимательно на девушку за соседним столиком и сразу забыл о своей «потерянной жизни». Она вновь расцвела яркими, весенними красками. Обладательница больших карих глаз внимательно читала написанное, затем зачёркивала и снова что-то писала. Время от времени она заученным жестом поправляла чёлку, которая непослушно опять возвращалась на своё место, закрывая лоб. Казалось, что её, кроме написанного в тетради, больше ничего не интересовало. Но самом деле, девушка уже давно обратила внимание на молодого морячка, старательно корчившего из себя завсегдатая, который - ну ни минуты, не может прожить без коньяка и кофе.

Андрюша попытался осторожно заглянуть в её тетрадь. Его совсем не интересовало, что там написано, но как-то надо начинать швартовку. «Упустишь время – не догонишь» - так учил его когда-то старпом, а он в этом деле был большой мастак.

- Вы, наверное, в школе любили списывать у своей соседки по парте? - ехидно спросила девушка.

- Почему вы так решили? – опешил Маркони.

- Потому, что вы профессионально подглядываете. Со стороны еле заметно.

- Совсем наоборот. Я сидел за одной партой с мальчиком. Он учился гораздо хуже меня. А в училище у нас были очень строгие преподаватели, да и девочек не было.

- А разве девочек не принимают в морское училище? Я где-то читала, что была когда-то женщина-капитан. Даже её фамилию запомнила – капитан Щетинина.

- Я тоже знаю, была такая. Но, по-моему, это так, для пропаганды. Мол, у нас даже женщина может водить суда и работать трактористкой, как Паша Ангелина. Правда, мне пришлось однажды видеть женщину-штурмана на американском пароходе. Это было в Сингапуре. Она довольно прилично справлялась со своими обязанностями.

- Вы были в «бананово-лимонном» Сингапуре? - глаза её удивлённо расширились.

- Почему бананово-лимонном? Хотя, верно, там полно и бананов и лимонов.

- Ну, это же так поётся в романсе Вертинского.

Андрюша понял, что он начинает сбиваться с курса и попадает в незнакомые воды, где его запросто накроет с головой. Надо было срочно выбираться и менять тему, иначе хлебнёшь водички, а помочь некому:

- В Сингапуре я бывал несколько раз. Наша фирма обслуживает в основном южные направления.

- Ой, как интересно! А я ещё ни разу нигде не была. Разве, что в Крыму, и то с родителями, в отпуске, - печально произнесла она. – А вы, наверное, очень любопытный?

- Этого у меня хоть отбавляй, - улыбнулся Андрей.

- Смотрите, мне не жалко, - как-то по детски сказала она и раскрыла свою тетрадь. – Только вряд ли вы прочтёте что-нибудь интересное для себя.

Знакомство у них произошло легко и непринужденно, как и у всех людей такого возраста. Через час они уже знали друг о друге все, во всяком случае многое, что их интересовало.

Женя - так звали девушку - учится на последнем курсе музыкального училища, а живет здесь рядом. Это её любимое кафе, где они часто встречаются с друзьями в свободное от учёбы время. Но самое главное было то, что она не замужем.

Рассказывая о себе, о своей работе, Андрей часто ловил её заинтересованные взгляды и это вдохновляло его ещё больше к новым морским байкам, которых он знал великое множество.

* * *

День пролетел незаметно, а вечером у неё были занятия. Андрей предложил Жене встретить её после учёбы и она охотно согласилась. С трудом убив три часа, Андрюша пришвартовался возле училища напротив входа и с интересом рассматривал своих ровесников, выскакивающих стайками из массивных дверей здания. Вырвавшись на свободу, они возбуждённо перекрикивали друг друга, пытаясь, что-то рассказывать. В одной из таких стаек он увидел Женю и радостно помахал ей зажатыми в руке цветами. Она отделилась от компании и подбежала к нему.

- Это мне? – удивленно улыбаясь, спросила она.

- Конечно. У меня нет никого в этом городе, кому бы я хотел дарить цветы.

Женя опустила глаза и уткнулась лицом в букет, скрывая то ли радость, то ли смущение. Весь вечер они бродили по городу, не разбирая дороги, как очарованные. Один раз они еле отскочили в сторону от грузовика, который успел затормозить в трёх метрах от них. Водитель высунулся из окна и набрал полные легкие для выражения длинной тирады на языке, который когда-то не подлежал печати. Но, посмотрев на их счастливые лица, покачал головой и улыбнулся:

- Вы бы, голубочки, в парке ворковали. Там хотя бы машины не ездют. А тут – ненароком, могут и зашибить.

В уютной аллее они нашли в укромном месте скамейку. Там и просидели весь вечер, не замечая времени. Только тогда, когда начали гаснуть уличные фонари, Женя всполошилась:

- Андрюша, уже час ночи. Меня дома предки убьют.

Они быстро собрались и выскочили на улицу. Им повезло – у выхода из парка, как по заказу, стояло свободное такси. Через короткое время они уже были возле дома, где жила Женя.

- Завтра вечером приходи ко мне. Моя квартира на втором этаже направо, - торопливо сказала Женя и скрылась в парадной, застучав каблуками по лестнице.

Возвращался домой Маркони по пустому ночному городу, на крыльях любви. Он удивлялся, как это люди могут спать. Ему казалось, что весь мир должен испытывать такое же состояние, как и у него. Что на самом деле люди за темными окнами не спят, а смотрят на него и разделяют с ним его радость.

* * *

Ночь он провел без сна. Перед его глазами, как на экране, проплывали все до единой минуты прошедшего вечера. В его ушах до сих пор звучало каждое Женено слово. Он вспоминал её большие карие глаза, длинные ресницы, волосы цвета спелого каштана. Андрюша до сих пор чувствовал вкус её мягких, теплых губ, и у него от этих мыслей даже голова закружилась. «По-моему, я влюбился. Это же надо, так некстати. Через пару недель выход в море, а меня угораздило». Всю ночь он бродил по городу. Восход солнца встретил на той же скамейке, где они сидели. Там и уснул.

Разбудили его своими звонкими голосами подметальщицы, начавшие уборку парка. Пару часов сна было вполне достаточно для молодого организма, чтобы восстановить форму. Андрей взял подвернувшееся такси и поехал на своё временное пристанище. Дома уже никого не было и ему повезло избежать ненужных вопросов. Принял наскоро душ и привёл свою форму в соответствующий морскому уставу вид, он отправился в город, надеясь, что там время будет идти быстрее.

Предстоящая встреча с Женей, не где-то на углу, а у неё дома, взбудоражила в голове у Маркони необузданные сексуальные фантазии. Теперь ему казалось, что все те мимолетные знакомства с женщинами в короткие межрейсовые стоянки судна в портах, были промежуточным этапом. И вот наконец-то появилась ОНА, та, которая не подлежала никаким сравнениям, с кем бы-то ни было. После встречи с Женей, его «потерянная жизнь» разделилась на две части - до неё и вместе с ней. Теперь, когда у него появилась такая девушка, ему было трудно себе представить, что через несколько дней он должен уезжать из этого города, оставив её здесь.

Откровенно говоря, после того, как Женя пригласила его домой, он испытывал двойственное чувство. С одной стороны – провести ночь с такой женщиной! Это сколько же будет потом рассказов своим приятелям! А с другой стороны – после стольких мыслей о Жене, он просто, влюбился в неё. Теперь ему уже не нравилось её приглашение к себе домой. Ему не хотелось верить в то, что она могла оказаться такой же, как и все. «Это что же? – размышлял он. – Не успела познакомиться и уже тащит его домой?» Червяк ревности начал разъедать его душу.

В конце-концов, обнадёженный предстоящей интимной встречей, Андрюша с трудом пережил день и в семь часов вечера стоял перед дверью с букетом цветов и бутылкой водки. Сочетание, скажем прямо, не совсем удачное, но над такими мелочами Андрюша себе голову не ломал.

* * *

Дверь ему открыла улыбающаяся Женя. Андрюха сразу полез с поцелуем, но тут из кухни вышла женщина, очень похожая на неё. От такого неожиданного присутствия постороннего человека в квартире с предстоящим интимом, Андрюша растерялся.

- Знакомься. Это моя мама. А это Андрей. Он моряк дальнего плавания и сейчас находится в отпуске. А ещё он радист был в Сингапуре, - протараторила Женя.

Андрюха понятия не имел, как надо знакомиться с родителями, и смущённо поглаживал на руках свою фуражку с «крабом», как кошечку. Выручила мама. Она протянула ему руку и приятно улыбнулась:

- Людмила Яковлевна.

- Андрей, - произнёс он и, как это делают в кино, шаркнул ножкой, подражая артистам.

- А это мой папа, - подвела его Женя к мужчине, вышедшему из комнаты.

«Час от часу не легче, команда в полном сборе, - подумал вконец расстроенный Маркони, прощаясь со сладкими эротическими мыслями, - на кухне, наверное, сидят бабушка с дедушкой и пьют чай.

С мужиками Андрей знал, как знакомиться, – пожать руку покрепче, так сказать показать силёнку, и назвать своё имя:

- Андрей.

- Очень приятно. Николай Антонович.

Из вчерашнего разговора с Женей Андрей знал, что мама работает преподавателем музыки, а отец режиссер-постановщик каких-то там массовых зрелищных мероприятий. Маркони не совсем понял, что это такое, но виду не подал. После знакомства с родителями, обнадёженный предстоящими романтическим приключениям, Андрюша потерял всякую надежду на то, о чём мечтал целый день. Загадочный и волнующий вечер интима помахал ему ручкой и скрылся в голубом тумане. Он даже взгрустнул. «Полный облом»,- обречённо подумал он. В голове ещё вертелась слабая надежда, что родители посидят с ними какое-то время и уйдут в кино, на худой конец уедут посетить свою маму, которая живёт далеко в спальном районе. Но спустя некоторое время Людмила Яковлевна сказала:

- Женечка, приглашай гостя к столу.

Его последняя надежда на интим рухнула, так и не успев превратиться в реальность. «Может быть, - подумал Маркони, - это даже к лучшему, а то я, грешным делом уже начал думать о ней плохо». На душе у него сразу стало уютно и спокойно. Он даже перестал её ревновать.

* * *

Вечерний чай незаметно перешёл в лёгкий ужин с вином за красиво сервированным столом. Сразу видно, что его здесь ждали. От аппетитного вида домашней кулинарии, у Андрея потекли слюни. Но его начала терзать проблема. «Надо же так попасть, - подумал он, - положение, как у дурака на именинах: - и жрать хочется, и не знаешь, как это делать». Он совсем не ориентировался в столовых приборах и не знал, как и когда их надо применять. «Как хорошо на Востоке, - с тоской подумал он, - сел за достархан, полно всякой жратвы и никаких прибамбасов. Ешь, что хочешь и как хочешь. А тут...»

Из боязни облажаться перед родителями он ел только то, что умел и знал, как это делают. Вдобавок ко всему, у него на правом мизинце был длинный ноготь, который уже пожелтел от долговечности. Маркони приспособился им владеть универсально. Не говоря уже о чистке носа и ушей, он ухитрялся этим ногтём отворачивать маленькие винтики, как отвёрткой. Это была его гордость! Но сегодня он с удовольствием отдал бы всю руку на отсечение, только чтоб этого монстра не было.

Он даже представил себе эту сценку: сидишь с подвязанной через шею рукой, как раненный. И, главное, одной рукой можно и не соблюдать этикета. А какое сочувствие и уважение к раненному, тут и говорить нечего.

Родители Жени, не замечая его смущения и не скрывая интереса к нему, живо расспрашивали Андрея о его работе. Просили рассказать, где он побывал, что видел, не страшно ли быть всё время на воде и ощущать под собой её бездну. Пара рюмок вина немного взбодрили Маркони, и он подробно и охотно отвечал на все вопросы, старательно следя за своей речью, чтобы не проскользнула какая-нибудь матеруха. Затем Николай Антонович попросил маму сесть за рояль и что-нибудь сыграть. Людмила Яковлевна удобно устроилась на маленьком вращающемся стульчике. Её пальцы быстро и легко запрыгали по клавишам. Андрей обратил внимание на Николая Антоновича. Тот сидел в глубоком, кожаном кресле прикрыв глаза. Он, как бы заранее, уже настраивался на волну удовольствия.

* * *

Женя расположилась на диване, облокотившись на маленькую подушечку «думочку» и с повышенным интересом рассматривала Андрея. По её глазам трудно было понять, о чём думает эта молоденькая семьнадцатилетняя женщина. Ей казалось, что сегодня она видит его впервые. Во всяком случае, равнодушия и разочарования в её взгляде не было. Скорее даже восторг.

Благодаря своей привлекательной внешности и незаурядному внутреннему содержанию, она от одиночества не страдала. Был у неё определённый круг друзей и в училище и за его стенами. Богемное окружение и воспитание в семье уже с детства отложили в её характере какие-то кирпичики определённости и романтизма.

И вот появился этот вихрастый моряк, к которому ей сразу захотелось прижаться и почувствовать себя маленькой и беззащитной зверюшкой. От него прямо исходила какая-то первобытная свежесть и чистота. Он не был загазован несбыточными желаниями, как некоторые её знакомые. В этом мире ему всё представлялось простым и ясным.

Женя до сих пор помнила его сильные и немного грубые объятья, его неумелые, но очень нежные губы. От этих воспоминаний вчерашнего вечера у неё начали пылать щёки. Она поймала себя на мысли, что ей хочется испытать это ещё раз. Да что там ещё раз! Ей хотелось это чувствовать всегда!

«А ведь ему-то осталось всего несколько дней до конца отпуска, и он уедет в свои моря, - думала она. - Что мне делать? Если бы могла, - понеслась бы за ним на край света. Но мне там, рядом с ним, нет места. А учёба? Училище бросить нельзя. Родители тут же станут на дыбки. Выход один – ждать. Да, я буду его терпеливо ждать столько, сколько понадобится. У меня хватит для этого сил потому, что ждать того, кого любишь, - это тоже смысл жизни».

Внутренне приняв такое решение, она даже успокоилась. Женя, сама того не зная и не понимая, пришла к единственно правильному выбору, к которому приходят все жёны моряков – ждать. Ждать месяцами, годами, пока эти одурманенные своим грёбаным морем мужики соизволят вдоволь им натешиться и тогда вспомнят о женщинах, их ждущих. Ждать, несмотря на все соблазны, на трудно выносимую боль одиночества. Ждать, даже когда от душевной депрессии, постоянных воздержаний и всевозможных искушений, хочется запустить тарелкой в эту весело улыбающуюся рожу на фотографии. И всё это ради одного – дождаться.

Вот так, ещё ничего не изведав, она уже мысленно заняла своё мужественное место, отведённое ей Богом в ряду таких же спутниц моряков, как и она.

* * *

«Слава Богу, - подумал Маркони, - ужин уже убился. А в музыке я не пропаду». В мелодиях, которую играла Людмила Яковлевна, проскользнуло что-то знакомое – типа «Санта Лючия». Другие мелодии ему тоже были известны, но их названий он просто не знал.

Воспользовавшись тем, что каждый занят своим делом, Андрей, стараясь остаться незамеченным, налил себе половину винного фужера водки и выпил её почти одним глотком. Женька засмеялась и шутливо пригрозила ему кулаком. Выпитая водка раскрепостила его полностью и он решился пригласить Женю на танец. Обняв девушку за плечи, он уловил какой-то исходящий от неё необыкновенный запах свежих цветов, окроплённых утренней росой. «Все, - подумал Маркони, - я без неё уже не человек. Это же надо, столько дней бесполезно проболтаться в городе и встретить её в последние дни. А тут ещё родители - полный облом!». Музыка закончилась. Комнату заполнила тишина.

- Колюша, - обратилась мама к мужу. - Поухаживай за гостем.

- Это хорошая идея, - сказала Женя. - А у меня есть тост! И мы под него сейчас выпьем вино.

- Да, конечно, - сказал Николай Антонович, - прошу всех к столу.

- За музыку! - произнесла свой тост Женя. – А ещё я хочу рассказать Андрею маленькую семейную тайну. Наш папа обожает итальянские мелодии. Как-то давно он присутствовал на мамином концерте. После этого целый год её преследовал, пока не опутал семейными узами. С тех пор ему мама всегда играет его любимые итальянские мелодии.

- Да, - улыбаясь, подтвердил отец,- именно так всё и было.

- Андрей, а что бы вы хотели послушать? - спросила мама.

Маркони решил блеснуть своими познаниями в музыке. Все-таки не зря у него в каюте имелось около пятидесяти различных кассет. И не какие-то там шыздры-мыздры, а весь концерт «На-На», Маши Распутиной.

- Сыграйте, пожалуйста, что-нибудь из морского. Ну, хотя бы эту:-«...я пью до дна за тех, кто в море».

Мама переглянулась с Женей и как-то виновато произнесла:

- Я ...этого не знаю.

- Ну, тогда эту, - не унимался подвыпивший Маркони, - «...море, море, мир бездонный».

Мама опять посмотрела на Женю, ожидая от неё подсказки. Но та не сводила с Андрюхи смеющихся глаз.

- Ну, он там ещё поёт про названия всяких улиц, - упрямо давал наводку Андрей.

- Мне это будет несколько затруднительно, - огорчённо произнесла Людмила Яковлевна. – Впрочем, напойте мне мелодию, а я постараюсь её подобрать.

- Что же вы таких песен не знаете? - укоризненно сказал Маркони и хотел добавить, - а ещё преподаватель музыки. Но вовремя прикусил язык. Мама сидела с виноватым лицом, а Женька еле сдерживала себя от смеха.

- Ну ладно, сейчас я вам напою, а вы попробуйте подобрать, - великодушно согласился он.

Маркони, конечно же, как и каждый радист, обладал прекрасным чувством ритма. Но нигде не сказано, что он должен иметь хорошие вокальные данные, вернее, воспроизвести правильно мелодию. Хотя, если кто-то пел неправильно, он сразу мог уловить фальшь. В конце-концов, есть же музыканты, которые играют только по нотам.

Женина мама сделала большую ошибку, когда предложила Андрюше спеть. То, что он изобразил своей палубной глоткой, было похоже на прыжки кенгуру-мутанта по клавишам гигантского рояля.

Женька не выдержала и неинтеллигентно прыснула в фужер, который она держала в руках. Папа давил в себе смех из последних сил. В конце концов он начал кашлять, вроде бы поперхнулся дымом. Все это было так заразительно, что Маркони прекратил вокальные муки и тоже рассмеялся:

- Ну вот,- сказал он сквозь смех, - попросили спеть и сами же смеётесь, - затем, как бы оправдываясь за своё неудачное соло, добавил, - сегодня я просто не в форме. Обычно я пою лучше.

Людмила Яковлевна улыбнулась и внимательно посмотрела на Андрея. Затем, чтобы как-то сгладить «Андреевские» звуки, предложила ему послушать импровизацию на тему матроской песни, которую она помнила ещё с детства. Андрюша понятия не имел, что такое импровизация, но деликатно решил не грузить её своими вопросами. Николай Антонович вопросительно поднял брови.

Людмила Яковлевна на какое-то мгновенье замерла, прикрыв глаза и приподняв голову. Затем её изящно согнутые кисти рук зависли над клавишами рояля и пальцы забегали по ним, как выпущенные на волю птички. Они начали порхать над ними, незаметно для глаза, нажимать на них, как бы отыскивая тот нужный аккорд, ту гармонию звука, которая смогла бы вывести на мелодию. И они её нашли. Они выстроили тему и гармонию. Красивая и грустная мелодия, медленно освобождаясь, вырывалась из черной глубины рояля, вроде она долгие годы находилась там взаперти, и сейчас отыскался ключик от её заточения. И вот мелодия вырвалась и разнеслась по комнате, заполняя собой всё её пространство.

Андрей сидел в кресле и наблюдал за пальцами-воробушками, которые, не задерживаясь ни на одной клавише, прыгали по всей клавиатуре. «Вот бы мне так насобачиться, – подумал он, - а потом, где-нибудь в клубе на танцах, небрежно сесть за рояль и что-нибудь такое сбацать. Интересно, сколько мне надо тренироваться, чтобы так играть? Как минимум месяца два, а то и три, не меньше». На «Пассате» было старое, раздолбанное пианино, которое насиловали все, кому не лень. Один раз он слышал, как штурман что-то попытался играть и,... постепенно Маркони перенёсся своими мыслями в море.

* * *

С ним начало происходить нечто непонятное. Его голова, его мозги как бы отключились и перестали работать. Он уже ни о чём не думал. Волшебные аккорды настолько завладели его душой, что он начал их видеть. Андрей погрузился в эту музыкальную пучину, и она мягко обволокла его своей медленной и грустной композицией.

Звуки казались такими светлыми, в них была жизнь моря. Он вдруг ясно увидел, как ши-ро-ко раскинулся океан, дьявольскую пляску бушующих волн, буревестника, плавно скользящего чёрной тенью между барханами гигантских волн, судно, упрямо работающее винтом на ревущую стихию, не давая ей сбить себя с курса и опрокинуть. Услышал дьявольский свист и вой ветра, запутавшегося в вантах судового такелажа. Увидел напряжённые от усталости глаза капитана, не покидающего мостик вот уже третьи сутки. На себе ощутил ответственность его за судно и за жизни экипажа. Он почувствовал обжигающее и слепящее солнце тропиков и уходящую из-под ног палубу. Андрей слышал глухие удары волн в корпус судна, слышал его усталое поскрипывание от напряжения в этом поединке со стихией. Увидел изнеможённого кочегара, выползшего глотнуть свежего влажного воздуха после душного, пропитанного соляром и маслом, ада машинного отделения. Промелькнуло белым призраком улыбающееся (как на фотографии) лицо его отца, пропавшего бесследно, – смытого штормовой волной-убийцей на промысле в Тихом океане, когда Андрей был ещё совсем мальчишкой. Вот снова очередная волна, как хищница, набросилась на судно. Андрей даже голову втянул в плечи и судорожно вцепился в ручки кресла. Ветер сорвал белую пенистую верхушку волны и сыпанул брызгами. Струйки воды потекли по его лицу, и он ощутил их соленый привкус.

Музыка оборвалась внезапно на печальном аккорде. Маркони пришел в себя и понял, что за солёные брызги были на его лице – это были слезы. В комнате стояла тишина. Никогда Андрей не мог себе представить, что музыка может так воспроизвести звуки жизни моря, такие знакомые и родные ему ещё с детства.

Да и что он мог знать?! Четырнадцатилетним мальчишкой из забытого всеми вымирающего рыбацкого поселка он поступил в ШМО – Школу Морского Обучения, как её курсанты называли, «шмонька». Год проболтался на каком-то ржавом корыте, вылавливая из Черного моря последнюю хамсу. После этого он окончил среднее мореходное училище. И вот уже четвёртый год на «Пассате» лишает себя всего, что доступно парню его возраста. У него ещё даже ни разу не было настоящей девушки. Были какие-то связи с женщинами, но это так, чтоб не стать объектом насмешек у друзей.

Украдкой вытирая салфеткой глаза, Маркони сконфуженно оглянулся. Он стеснялся своих слёз и не знал, как ему дальше себя вести. Но никто не обращал на него внимания. Каждый был погружен в себя, в свои мысли, и он успокоился.

- Милочка, - очнулся папа, - я это услышал у тебя впервые. Почему ты раньше это никогда не играла?

- Но ведь у нас впервые в гостях моряк, - ответила за маму Женя.

Людмила Яковлевна подошла к Андрею, положила ему руки на плечи и тихо сказала:

- Андрюша, я не беру на себя смелость сказать, будете ли вы когда-нибудь музыкантом, но то, что вы научитесь по настоящему понимать, и будете слышать музыку, – это я вам, как преподаватель музыки, гарантирую.

* * *

Романтические воспоминания Маркони прервал внезапно оживший приёмник. Приняв радиограмму, он посмотрел на часы и отметил время и дату в журнале, а также на бланке приёма.

- Стоп! Сегодня же восьмое марта! – спохватился Маркони. Он совсем забыл. Впрочем, он ещё никогда и никого не поздравлял с этим праздником. «Так, - посмотрел он на часы, - до конца вахты ещё пятнадцать минут. Как раз успею». Он надел наушники и вышел в эфир:

Полтава тчк Улица Богдана Хмельницкого 5 квартира 3 тчк Семье Гонтарь тчк Поздравляю Людмилу Яковлевну зпт Женю праздником Восьмого марта тчк

Подпись двт Раскинулось море широко тчк.

Это была первая в его жизни поздравительная радиограмма.

 

Сергей Горбовец. 2.08.09.