Максим Усачев

Родственники

 

– Бабушка вернулась, – сообщил папа, выглядывая в окно. – Кто опять забыл закрыть калитку?

– Это не мы! – закричали мы с сестрой хором.

А наш маленький братик, Кирилл, добавил.

– Она сама открыла.

– Не лгите отцу, – сказала мама, не отрываясь от вязания. – Ваш папа еще на прошлой неделе руки ей по локоть отрубил. Чем она калитку открывать будет?

– Языком! – обиженно произнес братик.

«Зря это он», – подумал я. Со взрослыми лучше не спорить. Сила и власть на их стороне. И точно! Папа, который уже взял швабру и подошел к двери, чтобы выгнать бабушку на улицу, остановился.

– Значит языком, молодой человек? – спросил он грозно.

Мы с сестрой замерли, не отвечая, а Кирилл, хотя уже понял, что попал в передрягу, но все равно кивнул.

– Значит языком, – то, с какой интонацией он это произнес, не оставляло сомнений, что просто так он это не оставит. – Сами с бабушкой вы не справитесь. Поэтому выгонять её будут ваш брат, а вы… – папа выдержал небольшую паузу и продолжил. – А вы отрежешь ей язык. Чтобы она разучилась открывать калитку. Возьмите нож на кухне.

Кирилл всхлипнул.

– Дорогой, – мягко возразила мама. – Он же маленький еще, он не удержит.

– Это принципиальный момент, – заявил он. – Ребенок должен с детства учиться общаться со стариками, приучаться к ответственности, быть готовым отвечать за свои слова. Иначе вырастит мямлей и размазней.. А то, что маленький… Вася подержит, – отмел возражение папа. – Подержишь?

Я неохотно кивнул. Ужасно захотелось треснуть братика по башке. Мало того, что нас заставили бабушку выгонять, так еще и держать её. А старики ведь бешенные. Еще заедет культями своими, регенерировать потом дня два будешь. И ведь сколько раз говорил Кириллу: не выступай.

– Вот и ладненько, – сказал папа, а потом, видимо почувствовав мое недовольство, добавил. – За это Кирилл на неделю будет выполнять все Васины приказы. Вот вам швабра. Где нож взять – сказал. Приступайте.

Кирилл обреченно пошел на кухню. Папа отправился в кабинет хвастаться на своем родительском форуме в темке о том, как кто здорово воспитывает дитей. Мама продолжила вязать. Любит она это дело. Она и скафандры вяжет, и боекостюмы. А сестра, мерзко похихикивая, потому что её ничего не поручили, включила телевизор. Меня старики не раздражают, даже бабушка. Только если стаей сбиваются на пустырях. Особенно, когда такая окружит и ноги полизать лезут. Только тогда их бью, а так даже не замечаю. Ну, бродят вокруг поселений в поисках чего-то съедобного. Ну, те, что послабей. Ну сильные – у свалок обитают. Беспокойств от них ноль. Как правило. Есть и неуемные, такие, как наша бабушка… Такие да, такие даже папу нервируют, а он у меня психолог и обычно как мертвый удав все воспринимает. А тут кричит, ругается. Вот и Кириллу я это объяснял-объяснял… Ну ничего, недельку дом подметет, бабушку погоняет – запомнит. В этот момент мои мысли прервал громкий стук. Скорее удар. Бабашка. Она, после того как папа её руки отрубил, если во двор проберется – разбегается и со всей дури об окна. Разбить пла-стекло не сможет, но жильцов задолбает…

– Вася, – проблеял рядом Кирилл. – Я ножик принес. Вот.

И протянул мне. Я только усмехнулся. И взял швабру.

– Тебе папа поручил ей язык отрезать? Вот и действуй, – сказал я. – Я держать буду.

Кирилл только вздохнул.

– Ты не вздыхай. Лучше дверь открой.

– Сам открывай, – буркнул он.

– Ты не слышал, что сказал папа? Неделю выполняешь все мои приказы. Иди, открывай! И пошуми там, внимание привлеки.

Кирилл подошел к выходу из дома, повернул круглую ручку и посмотрел на меня… Ну так, как, жалостливо, как только в мультиках мышки и зайчики смотрят.

– Как пошуметь? – наконец спросил он.

– Громко! – сказал я.

Но шуметь не пришлось. Бабушка сама влетела в дверь что-то радостно бубукая. Я ели успел поднять швабру и заехать в голову. Удар получился хиленьким, если честно, но и его хватило, чтобы на пару мгновений бабушка потеряла ориентацию и остановилась. А вот следующий удар мне удался, скажу без ложной скромности. Всю силу вложил и так заехал, что вылетела она из дома, даже не охнув. Не давая ей опомниться, выбежал вслед за ней, шикнув по пути брату, чтобы не мешкал.

Бабушка выла, противно и жалостливо, и отползала. Я подбежал к ней и прижал шваброй, чтобы она не поднялась и оглянулся. Кирилл тоже подвывал как девка и не решался выйти из дома.

– Выходи! Не бойся! – крикнул я ему. – Я крепко её держу.

– Я не боюсь, – ответил он. – Мне её жалко.

Я выругался. Тихо, чтобы папа не услышал. У взрослых всегда странное отношение к ругани. Почувствовав заминку, бабушка завыла громче и задергалась. Пришлось успокоить ногой.

– Кирилл! Иди. Сюда. Быстро, – со злостью процедил я и добавил. – Или я расскажу папе, что ты меня не слушаешься.

Подействовало. Он сделал несколько шагов. Очень таких, неспешных, как на прогулке. Я рассвирепел. Ведь что обидно? Это я из-за него сейчас вожусь с бабулей. Не соври он папе, тот бы сам разобрался за пару минут. А теперь… Теперь… Я опять выругался и сделал шаг к Кириллу. Он испуганно выставил перед собой нож, но я не стал подходить близко, а врезал ему по голове шваброй. Ойкнув, он повалился на землю. Из раны потекла тоненькая струйка крови, но почти сразу втянулась обратно. Я не стал смотреть, как он регенерирует, а вернулся к бабушке. Воспользовавшись тем, что я отвлекся, она почти поднялась, прижимая правую руку. Я довольно усмехнулся. Видимо второй мой удар оказался даже удачней, чем я подумал в начале. Поломанная рука у неё будет восстанавливаться дней пять. Если конечно кости где-то не найдет, или вообще чего-то с кальцием. Рассказывают, что один старик нашел упаковку питательных таблеток космонавтов, те с которыми они в дальние экспедиции отправляются. Человеку их на несколько лет хватает. Но он-то, как и все старики, соображал мало, если вообще что-то соображал. Поэтому в рот засунул всю пачку. Потом по телевизору показывали, как дети катали большого почти круглого старика по городу. Новость дня была. Все-таки Древние много начудили, но регенерацией сделали качественно. Даже более чем.

Пока я хвалил сам себя, бабуля уже поднялась и приготовилась куда-то бежать. Это самое смешное. После того как взрослые, пораженные склерозом, окончательно становится стариками, они окончательно превращались в идиотов, которых интересует только что бы такого пожрать, выпить и поломать. Но некоторым семьям везет. Их старики, по каким-то причинам, умудряются уцепиться за какую-то мысль и отравляют существование всем окружающим. Как наша бабушка. Вот сейчас она стоит в нерешительности. С одной стороны ей хочется убежать от меня подальше. С другой – позади меня открытая дверь. Я разрешил все ей сомнения, воспользовавшись шваброй, как крюком, и повалил ей опять на землю. Снова прижав ей к земле, я с тоской посмотрел на Кирилла. Он по-прежнему лежал и восстанавливался после удара. Теперь еще пять минут проваляется. Потом еще пять будет глупо хлопать ресницами. Эх…

– Настя! Насть! – закричал я.

Будто понимая, что я кричу, бабушка задергалась. Но уже не так резко, видимо все-таки устала. Я крикнул еще пару раз, пока в ответ не зазвонила мобилка.

– Настя? – спросил я в трубку.

– Ты чего разорался? – услышал я голос сестры.

– Мне нужна помощь! – сходу заявил я. – Выходи.

– А что мне за это будет?

– Кирилл, и его неделя подчинения, – предложил я.

– Заманчиво… – ответила она. – Сейчас.

Возилась она действительно недолго. Кирилл даже очухаться не успел. Только хрюкнул пару раз. Появившись в дверях, Настя первым делом заявила.

– Язык резать не буду. Могу поддержать.

Я вздохнул.

– Какая ты мелочная, – притворно вздохнул я. – Ну, держи тогда швабру.

Самым сложным оказалось открыть бабушке рот. Она отбивалась культями как могла, верещала, будто действительно понимала, что мы с ней собираемся сделать. С огромным трудом, несколько раз основательно припечатав по голове, мне удалось засунуть пальца в её рот и ухватиться за язык. Щелк! Вытащив его двумя пальцами я кивнул сестре. Она тут же отпустила её. Повизгивая и пытаясь зажать рот искалеченными руками, бабушка отбежала за ворота. Все еще держа в руке кусочек языка, я подошел к калитке и аккуратно закрыл её. Бабушка смотрела на меня, что-то чуть слышно хрипя и булькая розоой слюной. Я отвернулся и бросил язык в стоящую недалеко урну. Ярко вспыхнув, он распался на части и через мгновение исчез, легким дымком поднялся в воздух и медленно поплыл к бабушке. Мгновение и дым соединился с ней.

– Какая мерзость, – услышал я Настю.

– Мерзость, – согласился я.

Говорят на Солнце есть поселок любителей экстрима. Туда прилетают люди со всей Галактики, чтобы на специальных серфингах прыгнуть на протуберанцы. Самые косорукие и кривоногие сваливаются в магму. В школе нам рассказывают, что Древними наши тела задумывались не совсем так, как получилось в результате. Например, никто не предполагал, что новые устойчивые к повреждениям клетки будут в состоянии бороться еще и с огнем. Если сунуть человека в огонь, то регенерация не справится, и он начнет гореть и обугливаться. Но клетки не исчезают в пламени. Умирая, они каменеют, и кожа превращается в панцирь, который защищает все находящееся внутри. Конечно глаза, волосы, все слизистые человек теряет. Но это пустяк. Месяц усиленной реабилитации в клиники и можно жить дальше. Правда если резать нас по частям, помельче, не больше чем грамм двести, клеток для панциря не хватит и они благополучно сгорают. Но не совсем до конца. В прах не превращаясь, даже в газообразно состоянии сохраняют какую-то устойчивость и все стараются соединиться. Конечно, если человека таким образом сжечь – это прямой путь в старики, хотя бывало, что кому-то удавалось пережить подобное. Только получались совершенно другие люди, без памяти, даже внешне отличающиеся от первоначальных.

– Ладно, бери Кирилла за ноги и потащили его в дом, – сказал я сестре.

– Почему я? – возмутилась она. – Ты ему врезал – ты и тащи.

– Но он же теперь твой раб! О рабах надо заботится, – отбросил её возражения я. – Сама согласилась. Если хочешь я тебе помогу?

Я подошел к младшенькому и взял его за ноги.

– А давайте съедим её? – произнес вдруг он и открыл глаза.

– Кого? – спросила Настя.

– Бабушку.

Меня чуть не вывернуло.

– Ну и гадость, – поддержала меня Настя.

– А что? Мне её жалко, – сказал он и поднялся.

– Кого? – спросил я.

– Бабушку, – ответил он.

– Это не бабушка, – строго произнесла Настя. – Это старик. Старики даже не люди.

– Но мне её жалко, – захныкал Кирилл.

– Нам тоже жалко, – произнесла Настя и обняла его. – Мы все её фотографии храним. Все сто миллионов кадров. Но старика жалеть не надо. Старик уже давно не бабушка. Это существо, всего лишь продукт жизни человека. Вот ты какаешь, из тебя выходят какашки. Так и старики. Это какашки нашей цивилизации.

– Но почему их не убирают, как какашки?

– Попытались. Черное среднерусское болото. От Москвы до Рязани. Абсолютно гиблое место, где жижица – клетки стариков – обгладывают любую органику за несколько секунд. Потом их стали отправлять на луну, которую правда пришлось взорвать, когда она начала сходить с орбиты. И в глубокий космос отправляли. А потом доказывали иллурианам, что не биологическая атака на их планеты. Пойми, Кирилл! Старики отравляют нам жизнь, но сделать с этим ничего нельзя.

– А их пытались есть? – спросил Кирилл.

– Их нельзя съесть! – веско заявила Настя.

– Можно! – возмутился мой младший брат.

– Нельзя!

– Да без разницы. Можно, нельзя, – попытался прекратить дискуссию я. – В ней веса килограмм на шестьдесят. Даже если мы жрать за троих будем, нам тут на недели две.

– Я буду очень стараться. Очень-очень! – с надеждой произнес Кирилл.

– А я не буду! – заявила Настя. – Не буду я её жрать. Она наверняка невкусная.

И тут меня осенило.

– Ша, родственники! Есть у меня идея. Давайте её нашим мясным шарам скормим. Эти что угодно захрумтят. Расчленим её, отнесем в подвал и бросим в кормушки. Как вам такая идея?

– У?! – произнесла бабушка, которая уже забыла обиду и опять старалась пробраться за калитку.

Недолго думая, я снова заехал её шваброй по голове. Конечно, всю грязную работу пришлось делать мне. И рубить бабушку на куски, и носить миски с её плотью в подвал. Брат с сестрой, только дворик вымыли, да следили, чтобы шары не забывали жевать. Устал как собака. Даже телевизор смотреть не стал, спать завалился. А ночью меня разбудили крики мамы. Из подвала. Прибежал я туда, а там, в клетках для мясных шаров, двенадцать бабушек.