В коридоре пронзительно заверещал звонок. Мать, проходя мимо его комнаты, заглянула.

- Сиди-сиди, учи, я сама открою. Поздновато что-то надумали в гости. Или это к тебе?

Митя, не отрываясь от книги, только пожал плечами. В коридоре послышались женские голоса - нет, это не к нему, кажется, пришла Ольга Николаевна, старинная еще школьная мамина подруга. Они вместе поступили в пединститут, вместе окончив его, пришли работать в родную школу и даже теперь, когда мама после обширного инфаркта вот уже пятый год на пенсии стараются видеться каждый день. Благо, что живут в одном доме учительского кооператива. Мама и не спрашивает как дела у него в школе, об этом в подробностях расскажет ее подруга, которая «по совместительству» и классный руководитель сына, и завуч школы.

Ну, все сейчас опять засядут на кухне на весь вечер. Для мамы эти вечера были, как отдушина она будто ни на день не уходила из своей школы. Потеряв яркую и наполненную событиями жизнь и боясь раствориться в своем тоскливом одиночестве, она до сих пор живет жизнью школы ее радостями и заботами как своими собственными.

 

Педсовет прошел как-то вяло и скомкано. Учителя изо всех сил делали вид, что озабочены внутришкольными проблемами. Как и всегда они обсуждали учебный план на второе полугодие, много говорили о создании школьного радио, однако все понимали, второстепенность происходящего, не ради этого они сегодня собрались. Все ждали, когда же начнется обсуждение главного вопроса. Мало помалу все темы иссякли, и в кабинете директора высокого сухопарого седеющего блондина с волосами, стриженными под ежика и больше похожего на норвежского лыжника, чем на административного работника повисла тягучая тишина.

Виктор Павлович по очереди посмотрел, на каждого из тех, кто сидел сейчас за длинным столом. Кто-то, встретившись с ним взглядом, отводил глаза, кто-то их и не подымал, с удивлением рассматривая узоры на столешнице. Физик Якушев увлеченно что-то черкал в блокноте, то ли чертиков рисовал, то ли формулы.

- Ну что ж коллеги я вижу, что начинать придется мне самому. У нас осталось обсудить еще один вопрос: об отношениях между преподавателем предмета этики и эстетики Ирины Васильевны Липатниковой и учеником одиннадцатого класса Дмитрием Соловьевым.

Директор вздохнул облегченно.

- Прошу высказываться. Начнем с завуча, с вас Ольга Николаевна. Вы классный руководитель Соловьева и кто как ни вы должны быть в курсе дела.

- А почему это собственно я? - Завуч округлила глаза. - Это что же, по-вашему, я их, что ли в постель укладывала.

И тут как будто плотину прорвало - говорить начали сразу все, да так горячо, шумно и сбивчиво как будто до сих пор делать это им кто-то запрещал.

Директор не мешал - пусть сначала выпустят пар, зато потом можно будет поговорить спокойно и без эмоций. Удобно устроившись в кресле, он с удивлением наблюдал за выскочившими из своих скорлупок и схватившимися меж собой учителями. Надо же, он думал, что знает их не один год, а многих даже добрый десяток лет, а как же все-таки неожиданно они вдруг раскрылись.

Химик - Коля Попов как его величали многие и, отдавая дань его грушевидной фигуре, делали ударение в фамилии на первый слог, тюфяк и рохля безобидный добрейшей души человек вдруг так расходился, что рискнул спорить с удивительно сухой и похожей на богомола Алевтиной Андреевной, не признававшей в мире ничего кроме гармонии своей горячо любимой математики.

Физик Якушев взобрался как мальчишка на стул и толкнул короткую, но яркую речь о любви, почему-то сверяя, сказанное о ней с формулами в своем блокноте.

Бывший танкист командир «рембата» майор в отставке Ботвинко, прививающий теперь любовь к труду и профессиональному обучению у ребят призывного возраста, все время порывался что-то сказать, но ни как не решался. Ему наверняка было, что сказать по этому поводу, но все его замечания, кажется, находились в области ненормативной лексики и он, с большим трудом сдерживал свой порыв.

Женская же часть педколлектива разделилась на две почти равные доли: одна предпенсионного возраста и приближающегося к нему, другая вдвое моложе первой и потому кажется более лояльная к сложившимся отношениям между молодой учительницей и рано повзрослевшим учеником. Первая, рьяно отстаивая нравственность, нападала на вторую, которая, как им казалось, заняла в этом вопросе возмутительный нейтралитет: хоть и не одобряла, но и не осуждала однозначно эту порочную связь. Страсти кипели не шуточные, однако как это обычно бывает – сильный ливень ненадолго. Наконец угомонились даже самые горячие головы, и в кабинете вновь установилась тишина. Виктор Павлович снова взял ситуацию в свои руки.

- Ну, вот, кажется, теперь все успокоились, каждый из вас может относиться к происшедшему так или иначе, но давайте все-таки начнем высказываться по существу вопроса. И все же первое слово вам, вам Ольга Николаевна.

Завуч встала со своего места и долго перебирала листки лежащие перед ней на столе, как будто искала в них ответ на нелегкий вопрос. Но так и не найдя в них спасительной подсказки она глядя в окно скучно и отрешенно высказалась своими словами.

- Ну, а что я могу сказать? Митю Соловьева вы все знаете не хуже меня. Мальчик он развитой, как оказалось даже чересчур, не по годам развитой. Отличник, победитель многих олимпиад по физике и математике, претендент на золотую медаль. Однако эта его дикая выходка плевок в лицо школы, в лицо всему нашему коллективу. У меня следующее предложение: снизить Соловьеву оценку по поведению, за текущую четверть выставить двойку и прощай золотая медаль. Думаю, это послужит ему уроком на будущее. Относительно Липатниковой, что же тут думать – таким как она не место в школе. Самка похотливая - сломала жизнь ребенку.

Опять все загалдели, Виктор Павлович встал из-за стола и прошелся по кабинету,

- Я прошу у вас тишины. Поймите меня правильно уважаемые коллеги, мне так кажется, что мы с вами увлеклись сейчас старинной забавой русской интеллигенции. Мы все время пытаемся ответить на вопрос: кто виноват? А может быть нам лучше попытаться понять их. И, решив вопрос: что делать, как-то помочь им.

- Ну, знаете ли, Виктор Павлович это кому же мы должны помогать совратительнице малолетних? - Завуч опять ожила. - И уж если мы должны встать, на чью то сторону, то я считаю на сторону пострадавшую и защитить ее от непристойного влияния. Послушайте дорогие мои ведь Митя попросту еще ребенок, запутавшийся, но ребенок!

- Ага! Шалунишка! - Ботвинко все же не сдержался и высказался как всегда с армейской прямолинейностью. - Мальчонка так заигрался, что не заметил, как вскарабкался на свою учительницу.

Директор снова вернулся на свое место.

- Да. Что и говорить дело не простое, очень не простое. Никто не снимает ответственности с Соловьева, но тут, как мне кажется, все намного сложнее. Ведь весь фокус в том, что пострадавшей стороны тут просто нет. Два человека полюбили друг друга, и в этой ситуации, если хотите, они оба пострадавшие, хотя сами они вряд ли с этим согласятся. А уж если они и могут действительно пострадать от чего-нибудь так это от нашего с вами грубого и бестактного вмешательства.

Завуч, кажется, была настроена решить это дело быстро, просто и как ей казалось единственно правильно.

- Вот и давайте передадим это дело в милицию. Они там быстро разберутся в том кто виноват и что теперь делать!

Виктор Павлович тоже начал терять самообладание.

- Да поймите же, наконец, уважаемая Ольга Николаевна, при любом разбирательстве на любом уровне хоть в суде они оба принесут присягу, что ничего меж ними не было, и подадут в суд уже на нас самих за оскорбление своей чести и достоинства. И кстати будут абсолютно правы - поделом нам.

Народ как говорится, безмолвствовал, с интересом наблюдая эту словесную дуэль.

- А вы коллеги не думаете о нашей с вами ответственности? Я не говорю о дисциплинарной ответственности это само собой, речь идет о нашей с вами профессиональной пригодности и наличии морального здоровья у нас самих как у людей, чей долг заниматься воспитанием детей.

Часто мы сами преподаем им уроки, если хотите двурушничества, двойных стандартов. К примеру, я как историк рассказывая им о генералиссимусе Суворове, столько лет представлял его чудаковатым старичком, будившим своих солдат по утрам петушиным криком, который, заботясь о своем слабом здоровье, закалялся каждое утро, обливаясь холодной водой. И запамятовав, умалчивал о том, что ненавистник царизма граф Суворов-Рымникский не раз топил в крови восстания в Польше, что именно он доставил Пугачева, в Петербург, привезя его туда в железной клетке.

Вы Ольга Николаевна со своей стороны, как учитель словесности, рассказывая о гении Пушкина и Лермонтова, стыдливо упускаете период их младых забав, когда они, презрев свой возраст, влюблялись, падали к ногам, страдали от отравы поцелуев и посвящали дамам не худшие свои стихи.

Я не говорю уже о том, что не так давно в нашей с вами стране, о которой мы еще не успели забыть, существовал, казалось бы, единый для всех возрастной ценз вступления в брак, но для некоторых южных республик он был почему-то гораздо ниже. Или взять, к примеру, браки несовершеннолетних, которые, вы только вдумайтесь, разрешались решением административной комиссии горисполкома. Интересно, что это они могли им там еще разрешить, находясь уже перед свершившимся фактом.

- Да что же вы такое говорите, Виктор Павлович, по-вашему, так получается, что нам нужно не пресечь случившийся позорный мезальянс, а всячески пропагандировать этот с позволения сказать новаторский способ внеклассного изучения биологии и анатомии человека.

- Очень жаль Ольга Николаевна, что вы так и не поняли мою позицию, сведя наш спор к физиологии.

- Вот уж чего я действительно не понимаю так это того, почему здесь не присутствует сама Липатникова, да и Соловьева не плохо бы было послушать.

- А что бы вы хотели услышать от него дорогая Ольга Николаевна? - Это уже не выдержал даже Попов. - Какие подробности их отношений волнуют вас больше всего?

Завуч вскочила с места и, подбежав к химику, залепила ему такую пощечину, что очки слетели у него с носа и висели, теперь покачиваясь на одном ухе.

- Как хотите, Виктор Павлович, но я не дам вам спустить это дело на тормозах. К счастью кроме вашего личного существует еще и общественное мнение, мнение нашего педагогического коллектива. - Она развела вокруг себя руками, приглашая всех присутствующих в союзники. - В конце концов, у мальчика есть мать, которой точно не безразлично будущее ее ребенка! И я оставляю за собой право...

- А я запрещаю вам! Слышите вы! Категорически запрещаю ставить в известность о происшедшем Екатерину Ивановну, пожалейте вы хотя бы ее сердце.

Завуч поджала губы, решительно смела свои листки в портфель и, не прощаясь, вышла из кабинета, оставив, как она выразилась за собой право, действовать более радикально и подтвердив эту самую свою решимость громким хлопком двери. Виктор Павлович обессилено опустился в кресло.

- Вот этого то я и боялся больше всего, поэтому и выбрал специально такой день, когда у Липатниковой нет уроков, что бы нам собраться и обсудить все спокойно, тем более что и туда, - директор ткнул пальцем в потолок, - тоже нужно уже что-то докладывать. Каждый день звонят, но, теперь зная кипучую энергию нашего завуча, я верю, что дело разрешится самым счастливым образом. К моему великому сожалению, сегодня у нас с вами разговора так и не получилось. Что ж будь тогда, по-вашему, завтра соберемся вновь, теперь уже вместе с виновниками торжества. И пусть общественность, сколько хочет, столько и перетряхивает их белье, и каждый выясняет то, что ему интересно. Никаких отговорок, а так же больничных и выходных дней не принимаю - присутствие здесь каждого из вас строго обязательно. Все, дозавтра.

Расходились молча, всех потрясло происшедшее, как будто ухнул неожиданный взрыв. Вот так тикала себе мина, тикала и вдруг раз и все вверх тормашками. В школе, как и в любом коллективе шила в мешке не утаишь. И конечно о романтических отношениях Ирочки Липатниковой и Мити Соловьева знали многие, однако преподаватели смотрели на них сквозь пальцы, считая это лишь юношеской влюбленностью ученика в свою учительницу. Для многих учителей Ира так и осталась их бывшей ученицей они, подчас забывая, что она, окончив в этом году институт, встала с ними на одну ступеньку и по-прежнему относились к ней покровительственно. А Митя так он вообще вырос у всех на глазах.

Так уж повелось, что пока Екатерина Ивановна преподавала, они всегда приходили и уходили из школы вместе. Часто можно было видеть как он, сидя на задней парте и спрятавшись за широкими спинами десятиклассников, в душах которых его мама сеяла разумное доброе вечное, наскоро разделавшись с домашним заданием, читал о похождениях знаменитого мистера Холмса. Она старалась ни на минуту не расставаться с сыном.

После того, когда в один год она похоронила родителей, проживших долгую и счастливую жизнь и нелепо погибших по вине пьяного водителя грузовика, и мужа, известного в городе хирурга внезапно скончавшегося от инфаркта прямо во время операции, Катя ушла в себя. Как-то незаметно она отошла от подруг, все реже и реже стала появляться у них на днях рождениях, в их шумных семейных компаниях, собиравшихся по случаю и без него. Она вдруг стала чувствовать себя там лишней. Единственное что удержало ее тогда на этом свете, был ее сын, их с Володей сын – Митя. Он как две капли воды был похож на отца. Тот же голос, та же манера смеяться, откинув голову, те же непослушные парикмахерам жесткие как у цыгана кудри и огромные как у отца открытые всему миру синие глаза. И она жила теперь только им и для него одного.

Эх, Митя, Митя, что же ты натворил! Обсуждая в полголоса школьное ЧП, педсовет отправился домой. Многие учителя жили с Соловьевыми в одном доме те, что были с ними еще и соседями по подъезду постарались тихо и побыстрее прошмыгнуть мимо их двери на первом этаже, будто за эту дверь пришла беда, и было как-то неловко за то, что у них самих пока что все еще хорошо.

 

Они редко позволяли себе вот так вот запросто гулять по улице. Лишь только поздно вечером после одиннадцати часов, когда все уже окончательно успокаивались у своих телевизоров, и почти исчезал риск столкнуться с кем-нибудь из знакомых они, проверяясь, как разведчики на оккупированной территории, выходили из ее подъезда и бесконечно долго провожали друг друга.

Снег уже почти везде стаял. Днем он превращался в кашеобразную жижу, скрывающую ямки и колдобины, в которые на радость старушек торгующих у магазина семечками, то и дело проваливались гражданки в коротких сапожках. А по ночам крепкий весенний мороз быстро сковывал это весеннее половодье, вымащивая дорогу льдом, словно черным пластиком сверкающим и скользким. На пронзительном мартовском ветру стучали друг о друга стылые ветки кленов, жались под крыши озябшие воробьи, но уже летала над городом весна чистая и радостная, оставляя за собой едва уловимый, но такой долгожданный аромат любви.

- Что это так поздно свет горит у нас в учительской и у директора тоже? Посмотри Мить.

Ира стояла, прижавшись к нему спиной, а Митя обнимал ее сзади и шептал ей на ушко что-то такое, от чего загорается сердце любой женщины то, что любая из них слышала своей жизни не раз и не два, но готова слушать и слушать это бесконечно. И чувствовать, как сладко щемит сердце, а от прикосновения его огненной щеки путается все в голове, как он, подхватив ее ослабевшую на руки, все кружит и кружит словно водоворот, увлекая в пугающую, но манящую глубину и нет больше сил и желанья противиться этому.

Надо же они уже полгода вместе. Хотя сказать вместе, это не сказать ничего. В октябре Ира пригласила к себе в гости школьный театральный кружок в полном составе, решила вдруг отпраздновать свой двадцать третий день рождения по полной программе. Она сама еще пять лет назад жила вместе с ними этой яркой и наполненной жизнью, которую давал им всем театр. В наш век сверхскоростей и гиперинформации, наверное, только он позволяет нам остановиться и хотя бы на миг окунуться в приятную прохладу старого вишневого сада, увидеть бесконечную лунную дорогу, по которой, неспешно беседуя, идут оборванный странник с терновым венцом на голове и прокуратор Иудеи в белом плаще с кровавым подбоем.

Подружки из ее бывшей университетской группы по началу отнеслись к идее провести вечер в кругу школьных театралов очень настороженно. Но когда заметили среди ввалившейся шумной компании школяров усатых двухметровых мальчиков, которые, ничуть не смутившись, сразу окружили их такой заботой и вниманием, что девочкам вдруг захотелось позабыть о своих двадцати с хвостиком.

- Ничего себе школьники! - Округлив глаза, в один голос восхищенно шипели они на кухне. - Ну и который же из них твой? Или они все в тебя влюблены, а нам сирым да убогим и рассчитывать уже не на что?

- Да я и сама удивляюсь, как это они так быстро возмужали. Помню раньше, они только и делали, что лаяли да кукарекали за кулисами или там что-нибудь вроде того, что, мол, кушать подано, а теперь иной раз такой их взгляд на себе поймаешь, что в жар бросает.

- И который же из них самый жаркий? - томно закатив глазки, дурачилась больше всех Юлька.

- Юлия Владимировна! Я вас очень попрошу: вы там поаккуратнее со своими чувствами, они же все-таки еще мальчики.

- Это мы живо исправим!

- Юлька я тебя сейчас в ванной закрою.

- Ага! Давай! Будет лучше если с синеглазым цыганом! - Она опять закатила глазки и получила от Иры полотенцем по мягкому месту.

- Так! Все понятно! Теперь то нам понятно, почему здесь нет Сереженьки Луковенко, а он то бедный так волочился за тобой, так страдал все пять лет. Вчера была в «универе» видела его. Он же ведь так-таки и остался под папенькиным крылом, на кафедре психологии обосновался. Сам такой весь озабоченный, я говорит Юля, не создан для того, что бы будить пытливый ум учащихся моя юдоль наука. Бровки озабоченно морщит, ну что ты - планов громадье.

Вечер удался на славу. Водили вокруг Иры хоровод, пели «Каравай», перепробовали все салаты, съели несколько кило конфет, огромный торт и разбили вазу. А когда зажгли свечи и, потушив свет, принялись танцевать, младшие потолкались, потолкались и как-то незаметно и дипломатично испарились, оставив три танцующих пары тет-а-тет. Девчонки вскоре засобирались домой, парни тоже распрощались и ушли вместе с ними, провожать. А Митя остался помочь хозяйке прибраться после гостей.

Они еще долго танцевали, пили шампанское, он читал ей свои стихи, опять танцевали. В эту ночь Митя первый раз в жизни не пришел домой ночевать. Мама встретила его утром молча, под глазами синие круги. Она ничего не спрашивала и не требовала объяснений, лишь только покачала головой. Ну, о чем тут еще говорить, кажется, сын уже вырос из этих никчемных вопросов: где и с кем ты был? Как же быстро летит время.

Они укрылись от ветра за углом дома и стояли, прижавшись, друг к другу - господи, как не хочется расставаться. Митя, спрятав лицо в капюшон Ириной куртки, зарылся в ее пушистые волосы и ни как не мог надышаться ее теплом. Вдруг из-за угла вынырнула, какая то тетка и, не устояв на скользком повороте, шлепнулась на живот и, растянувшись, приехала прямо к их ногам. Ира с Митей подхватили беднягу с обеих сторон и помогли подняться. Норковая шляпка, наверное, для устойчивости пришпиленная к шиньону съехала вместе с накладными волосами ей на лицо, дубленка от грязной ледяной пыли стала серой. Митя наклонился за упавшим портфелем.

- Осторожнее нужно тетенька, - усмехнулся он, глянул вверх и увидел испуганное лицо Иры. Митя резко встал, улыбка примерзла к губам.

- Здравствуйте Ольга Николаевна, - растерявшись, как-то не к месту, брякнул он.

Завуч вырвала у него из рук свой портфель, не находя слов, злобно потрясла головой и унеслась в темноту.

- Даже спасибо нам не сказала.

- Ох, Митя кажется мне, что она еще отблагодарит нас и, причем, так что мало не покажется.

- Ира, а пошли сейчас ко мне. Придем и расскажем все сами. Мама и так уже обо всем давно догадывается. Она у меня молодец, она все поймет. Ну, должен же я когда-нибудь представить ей свою будущую жену.

- Да ты что говоришь? Она, что уже знает обо мне?

- Она знает только то, что у меня есть девушка и что у меня с ней очень серьезные отношения. Но вчера утром за чаем, она очень спокойно попросила меня сначала по возможности окончить школу и уже, потом смело заводить детей.

- Знаешь, Митя у тебя, конечно, самая лучшая в мире мама и я очень надеюсь на то, что она не спустит меня с лестницы, но давай не сегодня. Я что-то сегодня боюсь идти, эта Ольга Николаевна как будто кошка черная пробежала. Давай-ка лучше завтра пойдем. Мы с тобой купим цветы, тортик и тогда уж будь, что будет я, расхрабрюсь и пойду проситься за тебя замуж.

Когда через час, все-таки простившись с Ирой, Митя отправился домой, ему навстречу, дико взвизгивая и подпрыгивая на ледяных колдобинах, пронеслась машина «скорой помощи». Около их подъезда, почему-то толпились полуодетые люди. У Мити вдруг похолодело сердце, и он кинулся к дому, соседи молча расступились, пропуская его. Дверь в их квартиру была раскрыта настежь, там тоже были люди. Митя бегал по комнатам, натыкаясь на них, и никак не мог найти маму. Наконец кто-то остановил его, поймав за руку. Какая-то женщина, он сквозь слезы, застилавшие глаза, никак не мог разобрать кто, усадила его на стул и, обняв, прижала его голову к своей груди.

- Бедный, бедный ты ребенок! Ну, поплачь, поплачь...

Митя отстранился и поднял голову, над ним утирая слезы и размазывая по нарумяненным щекам косметику, склонилась мамина подруга Ольга Николаевна.

- Вон!!! Пошла отсюда вон!

- Митя... Да что же ты? Да я же тебе только добра...

Митя вскочил со стула и обеими руками вцепился ей в горло.

 

Прошло полгода. Уже отцвели и облетели последние летние цветы и лишь только огненные хризантемы качают своими головками под неярким осенним солнцем. Митя сдал экзамены за одиннадцатый класс экстерном. Поступил в университет на «физмат», вечером он учится, а днем работает на заводе. Маму в этот раз успели спасти. Она очень долго лежала в больнице, но теперь мама уже дома и кажется, дело у нее пошло на поправку. Иногда, вместе с Ирой и внуком она выходит гулять в парк. Они обменяли свои квартиры в центре на одну большую на рабочей окраине. Зато рядом с их домом начинается лесопарк с огромными соснами и воздух здесь несравненно чище. Иногда они встречают Виктора Павловича, оказалось, что он живет неподалеку и по выходным выходит в парк на пробежку. У него появилось много свободного времени, ему уже не приходится мотаться к месту работы через весь город, свою любимую историю он теперь преподает в вечерней школе.

Ольга Николаевна Слуцкая пошла на повышение. Она теперь директор школы.