«И всё-таки она вертится!»

Галилео Галилей

 

Эта история началась в первые послевоенные годы. Большой Аркадион и маленький Аркадиашка были братьями, но не родными, а сводными. У них и фамилии были разные – у Большого - Steinway , у меньшего - Weltmeister. Их жизнь начиналась врозь и совсем в другой стране, а встретились они и побратались здесь, где у всего приехавшего из страны их рождения была одна фамилия – Трофей.

Местом их счастливой встречи на чужбине был большой по тем временам дом из трёх комнат, где жила обычная еврейская семья с двумя сыновьями. Первым, с кем поочередно познакомились братья, был глава семейства всегда весёлый и радостно возбужденный Элиаш. Ему братки были обязаны счастливым попаданием в этот дом. Почитатель исскуств и большой мастер танца Элиаш мечтал о музыкальном воспитании своих отпрысков и именно музбратьям предстояло служить воплощением этой мечты в жизнь.

Первыми освоением сложной музыкальной грамматики занялись старший сын Элиаша Левон и Аркадион. Оба делали это с большой охотой и энтузиазмом. Вскоре перед восхищенными родственниками и соседями в результате мелькания пальцев Левона по чернобелым клавишам зазвучали размеренные вальсы и раскрепощённые фокстроты.

Но Элиашу этого было мало- он хотел услышать звучание семейного оркестра. И тогда пришло время младшего сына Адгама и маленького Аркадиашки, которого ласково прозвали «четвертушкой». Теперь в доме Элиаша каждый вечер звучала музыка, на которую, как мухи на мёд, тянулись соседи. Мать сыновей, знаменитая стряпуха Злата, едва успевала готовить угощения для приезжавших на эти концерты из соседних местечек родственников – свои коронные котлеты с чесночком, фаршированную утку и знаменитый «наполеон».

Аркадион и Аркадиашка чинно располагались на коленях сидящих на двух расположенных рядом стульях братьев, жестко прикованные к их груди суровыми кожаными ремнями. Старший Левон, как опытный маэстро, уверенно устраивался на сидении и кивками головы управлял малочисленным оркестром. Младшенькому Адгаму стул был высоковат – его детские ножки с брючками галифе, в пошитых отцом сафьяновых сапожках не доставали до пола и находились в свободном болтании...

Братья играли слаженно и споро: их юные пальцы уверенно ударяли по белым клавишам и черным бемолям, но аккордеоны не жаловались на это «избиение», которое, напротив, вдыхало в них жизнь и радость бытия...

Апогеем каждого концерта являлось исполнение популярнейших в те годы полонеза Огинского, вальса Тихонова и, конечно же, искромётной, обворожительной и стремительной «Карусели». Когда звучали эти мелодии, до того восторженно слушавший музыку Элиаш срывался с места, подхватывал свою верную партнёршу в танцах сестрёнку Шейлу и, то мерно кружа по большой комнате, то отплясывая в центре залы, наслаждался ритмами.

«Карусель» всегда выступала заключительным номером программы и те, кто тогда слушали эту замечательную пьесу, не догадывались, что она, пьеса с таким названием, символизировала жизнь, которую предстояло прожить всем участникам этих концертов и того времени...

 

...Первым из отчего дома подался Левон со ставшим уже неотъемлимой деталью его жизни Аркадионом. Студенческий быт, дружеские посиделки, институтская самодеятельность и даже первые свидания и первая любовь – по всем этим «этапам большого пути» Аркадион следовал за своим маэстро. Он сопровождал того и на комсомольской свадьбе, где в отсутствие свадебных «клезморов» они вдвоём с женихом Левоном обеспечили музыкальное сопровождение собственного торжества.

А потом Аркадион шел по жизни уже в новой семье, где вместо двух мальчишек оказались две девчушки. Эта семья сохранила дух и традиции старого Элиаша: часто вечерами и по праздникам в доме звучала музыка, сотворённая главой семьи Левоном в союзе со старым другом. Снова в танце кружили гости, родные, дети, а с течением времени и внуки. Уже новая хлебосольная хозяйка Наида то и знай, что успевала подавать на стол обильные угощения... И всегда в зените этих чудных вечеров звучала нестареющая любимица всех поколений виртуозная «Карусель»!

 

...Аркадиашка со своим другом хозяином Адгамом (к тому времени ставшим рослым юношей и сменившим сафьяновые сапожки на модельные туфли) также подались «в люди». И здесь история повторилась: студенческие годы, самодеятельность, дружеские собрания. Но вот вместо свадебного марша Аркадиашке выпала другая доля: вечерами в выходные и праздничные дни, возлегающий на коленях Адгама, он играл вальсы, танго , фокстроты и, хоть не так уж и часто, любимую «Карусель» в компании духовых и щипковых коллег на вечерах танцев в залитых светом многочисленных люстр бальных залах.

Конечно, такая респектабельная светская жизнь ко многому обязывала: Аркадиашка обзавёлся новыми регистрами, перламутровой клавиатурой, элитными тонами и полутонами...

А потом Аркадиашка на продолжительное время попал в опалу. Его вытеснили сначала помпезные проигрыватели с долгоиграющими пластинками; затем пижонистые магнитофоны с легкомысленными боббинами; а позднее – продвинутая электроника со своими заумными музыкальными центрами. Всё реже в доме Адгама звучали аккорды чернобелого благородного звучания...

 

... В это же время жизнь Левона и Аркадиона шла своим рутинным чередом. «Мужали» дочки, росли внучки, старел наш герой. Коротковатые, но по-прежнему ловкие пальцы Левона всё так же мастерски извлекали переливчатые рулады из клавишной черезполосицы; так же проникновенно «вздыхали,жалуясь, басы», но случалось это всё реже. Вскоре Левон ослаб настолько, что уже не мог прижимать своего друга к груди сыромятными ремнями, а только походя гладил его регистры и меха...

Аркадион отчетливо помнил тот летний день, когда комнаты дома заполнили множество людей. Среди них не было того единственного, кто каждый сбор в этом доме делал праздником. Во дворе зазвучала унылая музыка: Аркадион с огорчением отметил, как фальшивит баритон, «пускает петуха» труба, бестолково бубнит геликон и, словно молотком по дереву, стучит барабан. Но никто из присутствовавших не возмущался этой музыкальной профанацией. Тогда только Большой Аркадион понял, что доносившиеся звуки и были завершающим аккордом карусели прошедшей жизни...

 

...В доме Адгама и его друга жизнь продолжалась, хотя тоже зрели большие перемены. Реже стали собираться тёплые компании, поочерёдно исчезали из поля зрения то один, то другой из друзей. А затем и вся семья Адгама куда-то засобиралась: спешно паковались вещи, все ходили с озабоченными лицами.

Аркадиашка сиротливо стоял в углу опустевшей комнаты и до последнего часа не ведал своей судьбы. Успокоился лишь тогда, когда хозяин, выходя из дома, взялся за ручки футляра.

Всё, что с ним происходило в ближайшие пару лет, Аркадиашка понимал с трудом. Новая страна, новые жилища, грустные лица... Как это всё было не похоже на прошлое время! Все эти дни и месяцы он лежал зачехлённый в тёмном углу и думал горькую думу.

Но жизнь понемногу налаживалась. Всё чаще в гостеприимном доме Агдама стали собираться компании , среди которых Аркадиашка узнавал и старых знакомых. Теперь уже не было злого соперничества Музыкального Центра, Транзистора и Аккордеона. Каждому из них Адгам уделял равное внимание.

 

...Всеми фибрами своей тонкой музыкальной структуры Аркадиашка ощутил особенность этого дня. Многочисленные телефонные звонки, радостное возбуждение хозяйки, торжественный и необычно взволнованный Адгам, празднично убранный дом... Семья отмечала Большой юбилей её главы.

Ровно семьдесят лет прошло с того дня, когда крохотный Адгамчик издал свой первый писк в этом мире и ровно шесть десятков лет с той минуты, когда детские пальчики десятилетнего Адгашки впервые коснулись клавишей тогда совсем ещё юного «четвертьаккордеона».

... Гости неспешно собирались. Приветствуя их, грохотал шлягерами музыкальный центр, но Аркадиашка знал, шестым чувством понимал, что не ему, Музыкальному Центру, быть сегодня гвоздём программы. Когда отзвучали первые тосты и разгоряченные живительной влагой гости утолили первый голод, Адгам встал из-за стола и подошел к стоящему несколько поотдаль от веселья на стуле празднично сверкавшему перламутром аккордеону. Он нежно провёл рукой по клавиатуре, мехам и басам, так, как делал это много-много лет назад. Пронзённый теплом руки, Аркадиашка вскинулся и потянулся навстречу маэстро. Тот поднял душевного друга, прижал его цепкими ремнями к груди, положил подрагивающие от волнения пальцы рук на клавиши и басы.

Слившиеся воедино маэстро и инструмент перестали ощущать время: снова, как бездну лет тому, на стуле, не доставая до пола детскими ножками, сидел маленький Адгашка со стареньким трофейным “Weltmeister”ом в руках; снова перед ним, с гордостью поглядывая на гостей, стоял весёлый (тогда совсем ещё молодой) Элиаш, а в стороне, утирая слёзы умиления – суровая Злата; снова кивком головы концерт открывал любимый и любящий брат Левон...

Тра-та-тата, тра-татата,тра-тата, тра-та...

Резко рванул аккордами и басами маэстро. Аркадиашка замер от радостного предчувствия: неужели прозвучит Она, любимая и многие годы незаслуженно забытая, неужели?!

Так и есть – маэстро играл «Карусель»: пальцы уверенно то ударяли по клавишам, то скользили по ним, как по льду; то озорно перепрыгивали с верхней октавы до нижней. Не отставали и обычно медлительные тугодумы-басы – у них в этой пьесе особая роль, не уступающая легкомысленным терциям и бемолям справа...

Стремительная «Карусель» звучала о том, что не успели дотанцевать рано ушедший жизнелюб Элиаш; доиграть и спеть обидно покинувший этот мир добрый и заботливый Левон. Она словно продолжала ту самую бесконечную карусель, имя которой жизнь. Все они, ушедшие, но оставшиеся в памяти, словно поручали младшенькому доиграть, допеть, дожить то, чего им не было дано сделать...

Ад мэа вэ эсрим... (До ста двадцати!)

Эту фразу повторяли все присутствующие. Аркадиашка уже знал, что она означает. Он был целиком и полностью согласен с мнением гостей – оно гарантировало маэстро (а, следовательно, и самому Аркадиашке) ещё пять десятков лет освященной задорными ритмами и прелестными звуками счастливой жизни.

 

Вместо эпилога

 

Как важно иметь идущих с тобой по жизни верных друзей! «Я забыл в кругу ровесников, сколько лет пройдено...» - в словах старого прелестного романса гораздо больше смысла, чем казалось в упор. Совсем юные романтики мы с ностальгической грустью напевали эту песенку в конце пятидесятых, когда на экраны вышел бестселлер советского кинематографа фильм «Разные судьбы».

Тогда впереди была вся жизнь. Сегодня эти «разные судьбы» уже состоялись, но убелённые сединами романтики продолжают тянуть ту же песенку крепнущими от воспоминаний голосами, действительно откинув в сторону мысль о том, сколько лет пройдено. И правильно делают: - «Есть только миг между прошлым и будущим – за него и держись!»

Карусель жизни, ускоряясь с каждым годом, продолжает своё вращение и мелькающие картинки бытия незаметно сливаются в сплошной круг...