Вечеринка Дядюшки Черта

 

Полинка осталась одна. Подруг уже разобрали. Было довольно холодно, да и дождь срывался вперемешку со снегом. Стояла она на обочине, под неровным светом фонаря, пытаясь укрыться под зонтиком от непогоды. Переминалась с ноги на ногу, вглядывалась в проезжающие машины. «Эй, мужчинки, кому полкило любви по сходной цене?» Наконец, одна из иномарок, проносящихся в бесконечном транспортном потоке, притормозила.

Полинка наклонилась к сползающему вниз стеклу.

- Вечер добрый, - поздоровался с ней водитель, навалившись на пассажирское кресло. – Поедешь со мной на всю ночь? Заплачу, сколько скажешь.

Полина насторожилась. Это могло быть или очень выгодно или очень опасно. Чаще всего от такого предложения ничем хорошим не пахло. И если бы еще подружки не укатили…

- Я не сумасшедший, не садист, не маньяк. Я – музыкант. Садись, не бойся. Хочешь, паспорт покажу?

Полине стало смешно, как будто в паспорте может быть написано, что владелец паспорта псих с большим ножом, который любит вырезать на спинах проституток звезды Давида.

- Ну что, ты едешь?

Полина замялась. С одной стороны, мужик выглядел прилично, разговаривал прилично, но с другой стороны и это тоже пугало. Вот она – незащищенная позиция свободолюбивых пташек, к коим относилась Полина. Она занималась проституцией всего месяц, и пока считала, что скоро завяжет, поэтому ни о каких сутенерах и публичных домах слышать не желала. Работала на свой страх и риск в компании двух подружек.

- А ладно, - решилась она внезапно, - семь бед, один ответ. «К тебе» - это далеко?

- Через три квартала. Я ваше появление в наших краях приметил еще парочку месяцев тому назад. И сегодня решил, что если будет, кто стоять, то приглашу с собой, - сказал мужик и включил печку. – Замерзла?

- Немножко.

Она села в пол-оборота и стала его рассматривать. Мужик ей даже понравился. Среднего роста, худощавый, интеллигентный. Густые темные волосы с сильной проседью на висках, небольшая бородка, большие темные глаза с пушистыми ресницами.

- Знаешь, я никогда не пользовался услугами твоих товарок. Так что ты у меня первая. Кстати, меня зовут Александр. А тебя?

- Эльвира, - сказала Полина. - Ну что ж, я постараюсь ради такого случая, Сашенька.

Она всегда полагалась на свою интуицию, и сейчас внутренний голос говорил, что все будет тип-топ. Она назвала ему свою таксу, и он согласился без торгов и комментариев. Полина расслабилась. И через десять минут они вошли в подъезд.

- Так получилось, что сегодня мне не с кем поговорить, а надо. Вот так как надо, - провел он ребром ладони себе по горлу.

- Вообще-то я по другой части, - засмеялась Полина, - но поговорить тоже могу. Помнишь, фильм такой – «Красотка»? Там у них тоже все с разговоров начиналось.

- Как же, как же, шедевр американского кинематографа, - усмехнулся Александр.

Его квартира была на шестом этаже. Трехкомнатная. Просторная. Отделанная, обставленная и декорированная по последнему писку дизайнерской моды. Но как-то так сразу становилось понятно, что живет в ней мужчина. Один.

- Пошли на кухню, - предложил хозяин.

Полина молча последовала за ним. На кухню, так на кухню, как говорится, хозяин – барин.

- Будем водку пить, - просветил он.

И достал из холодильника красивую бутылку с серебристой этикеткой, банку с огурцами, и палку колбасы.

- Сделаешь, бутерброды? – спросил Полину. – А я пока переоденусь.

Он вышел. Она стояла посреди его громадной кухни, залитой многоуровневым светом, вся такая в рабочем прикиде: в парике и ботфортах, строгала колбасу и чувствовала себя дура-дурой. Но к тому моменту, когда он сменил свой строгий черный костюм на потертые джинсы и светло-серый свитер, она управилась с заданием.

- Классно, - потер он руки, - ну, приступим, помолясь.

Разговаривать Александр не спешил. Выпил и задумался. Тогда Полинка стала задавать наводящие вопросы: кто он, да чем занимается. Выяснилось, что ее наниматель весьма успешный композитор и исполнитель джазовой музыки. Он «не просто лобает на рояле в затрапезном джаз-клубе, а ездит с концертами по всей стране и даже по Европе».

А после второй рюмки, он признался, что раньше был весьма средненьким певцом, выступал по местным кабакам, пел то с музыкантами, то один под гитару, то в сопровождении танцевальных групп.

- Как мог на хлеб зарабатывал, пока Дар не обрел, - сказал он и выпил третью рюмку залпом, забыв чокнуться с Полиной.

«Алкоголик, - с грустью подумала Полина, - конечно, ему и баба не нужна, нажрется сейчас, как свинья, и мордой в салат». Впрочем, у них не было никакого салата.

- А вот как обрел Дар, так подался в композиторы, - откровенничал тем временем Александр. - И знаешь, фартит со страшной силой. Признали. Полюбили. Зауважали. С концертами приглашают. Гастроли организовывают.

- И давно ты этот дар обрел? – спросила Полина.

- Сегодня пять лет исполнилось с того момент, - мрачнея на глазах, произнес он. – Давай, за это выпьем.

Он наполнил рюмки и они выпили.

- Что-то я не пойму, - жуя огурец, сказала Полина, - а каким образом ты этот дар обрел? Что раньше у тебя способностей к сочинительству не было, а потом вдруг они прорезались, что ли?

- Что-то вроде того, - не поднимая на нее глаз, пробормотал Александр. – Сейчас еще по одной пригубим, и я тебе расскажу. Все расскажу.

Он нервно разлил водку.

- Понимаешь, каждый год тринадцатого февраля я рассказываю эту историю. Но ни кому-нибудь, а самым близким друзьям. В прошлом году самые близкие друзья закончились.

- Как это? – не поняла Полина.

- Ну так, сколько у тебя «самых лучших друзей»? Вот и у меня не три тысячи. В этом году мне просто некому рассказать в первый раз мою историю, поэтому я пригласил тебя.

- А что это за самые близкие люди, что по второму кругу не могут историю выслушать?

- Они-то могут, я не рискую рассказывать, - усмехнулся Александр.

- Ну мне ты деньги заплатишь, поэтому я могу хоть сто раз выслушать, - успокоила Полина. – Только ты закусывай, а то будешь столько пить, ничего рассказать не сможешь.

- Достаточно будет и одного раза, - вздохнула Александр. – Итак, дело было тринадцатого февраля, в пятницу…

Само по себе словосочетание: пятница тринадцатое, уже режет слух любого нормального человека, пусть даже и не обремененного грузом излишних предрассудков. Но в тот день все предрекало беду. С самого утра на небе скопились сизые угрюмые тучи, нагнетавшие обстановку тревожности. Дул ветер, прерывистый, злобный. Периодически ветер выколачивал из туч всплески мелкого колючего дождя, потом они снова смыкались на небе и давили сверху на город. В такую погоду людям не хотелось покидать своих домов, ну разве что в случае крайней нужды.

У Александра была самая что ни на есть крайняя нужда. Деньги закончились двумя неделями раньше, и он перебивался мелкими займами у знакомых и соседей. Надо было срочно что-то предпринимать. Но как на зло, все три клуба, в которых он подрабатывал песенными номерами, были недоступны: в одном шел ремонт, другой закрылся, третий сменил репертуар. Хоть в переходе садись с гитарой!

Сашка за две недели безденежья обскакал кучу новых баров и кафе, ресторанов и дискотек. «Не наш формат» - отвечали ему. И тут, поздно вечером – звонок. Это был саксофонист Фрэди Мэл, а по-простому говоря, Федя Мальков. С полгода тому назад они вместе выступали в одном клубе. И позвонил он не просто так, а с шикарным предложением.

- Сашок, помнится, ты умеешь играть на фано, - туманно начал он.

- Умею, - отвечал ему Сашка.

- А не хочешь ли ты завтра с нами подработать, а то наш пианист слег с обложной ангиной? А у нас заказ – закачаешься. Частная вечеринка за городом. Но без пианиста нам никуда. Выручишь?

- А что платят? – поинтересовался предполагаемый «сменщик».

Федя назвал сумму, у Сашки от счастья в зобу дыхание сперло. Столько денег он и за месяц не зарабатывал.

- А с чего такие бабки? – вырвалось у него.

- Да там такая публика, им эти деньги, что нам медяки.

Естественно Сашка согласился. И вот на утро, не смотря на ужасную погоду, он потащился на другой конец города, к черту на кулички, где группу Фрэди Мэла должны были забрать заказчики. Сначала он упустил нужный автобус, потом тот, в который он сел, сломался. Его суеверная бабка сказала бы, что «путь заказан», но Сашка на подобную чушь внимания не обращал. Он протопал три остановки пешком, вымок и продрог. Боялся, что уедут без него, но не уехали. Но они дождались, и вот он загрузился в микроавтобус, в котором уже сидели остальные четыре музыканта.

Водила вывез их из города какими-то путаными тропами. Все окошки микроавтобуса были затянуты мутной пленкой, поэтому Сашка даже не разобрал, по какой именно дороге они едут. Весь путь Федя кичился, как ему подфартило с этим выгодным заказом.

- Чисто повезло, братан, отвечаю! Халтурили на той неделе на одной свадебке, и подвалил ко мне черт кудрявый, весь в золоте, бухой в дымину. Предложил отработать на юбилее у тестя. Ну почему не согласиться? Продиктовал ему телефончик. Даже не думал, что позвонит. Когда, на тебе, вспомнил меня, отзвонился. По бабкам сошлись, не то слово! Я с фонаря сумму брякнул, а он мне – добро! Круто, да? А тут Сэм свалился с какой-то заразой, я чуть с ума не съехал от досады. Такие бабки пропадают! Хорошо про тебя вспомнили.

Сашка тоже радовался, что о нем так вовремя вспомнили. Работенка была как нельзя кстати. Так за разговорами выехали за город. Минут через сорок микроавтобусик свернул с шоссе в лес, и они некоторое время тряслись по бездорожью, а потом остановились. Музыканты высыпали из машины, глядь – царские хоромы. Красотища, как в сказке. Люди денег не жалели, богатство бросалось в глаза.

- Да, живут буржуи! – оглядывая роскошный особняк и прилежащую территорию, пробурчал один из музыкантов.

- И, слава богу, - жизнерадостно пропел Фрэди, - хоть есть, кому нас заказывать!

Но в тот же момент так закашлялся, что чуть не захлебнулся. Сашка хлопнул его по спине, но без толку.

- Может, горло промочить? – спросил кто-то.

Ребята оглянулись и увидели красномордого улыбчивого господина в смокинге, а рядом симпатичную горничную в черном платьице и белом фартучке, и в волосах кружевная наколка. Сашка узнал ее мгновенно. Она – Аленка!

И что-то пробежало по жилам огненным шаром, словно и не было этих семи-восьми лет. Вот дьявольщина! Точно говорят, Земля – маленькая. И она его тоже видать узнала, зыркнула черными очами, но тут же потупилась.

В руках девушки был поднос с пятью рюмками водки.

- Подкрепитесь с дороги, гости дорогие, - запел красномордый, - и прошу за дело! Заждались тут вас все, ноги рвутся в пляс. Вы уж не подведите.

Музыканты выпили, канапэшками закусили. Сашка даже вкуса водки не заметил, глаз не мог оторвать от тоненькой фигурки служанки.

Аленка... Ее ни с кем не спутать. Глаза как у лани, темперамент, как у пантеры. Ох, и любовь у них была когда-то!

 

На последнем курсе музыкального училища, Сашка уже прекрасно отдавал себе отчет, что из него не получится великого пианиста, поэтому стал подумывать о приработке. Однажды, читая газетенку в трамвае, наткнулся на объявление: «Ищем молодого преподавателя музыки для мальчика пяти лет». Самое интересное, что семья мальчика, судя по адресу, жила неподалеку от училища. Сашка потащился туда после занятий. Встретила его степенная матрона, вся и кудрях и перстнях, оказалась няня мальчика, провела в дом. Хозяйка дома – стерва, каких свет не видывал – полчаса мурыжила молодого преподавателя, в результате наняла Сашку учить их ребенка игре на фортепьяно.

И была в том доме еще и горничная - Аленка. Страсть между ними вспыхнула буквально сразу, а вот реализовать порыв удалось только через неделю. Аленка была сирота и имела комнату в хозяйском дома, в ней-то они и уединились, предприняв кучу предосторожностей. К себе Сашка девушку тоже не мог пригласить, ибо жил с престарелыми родителями Целых два месяца молодые люди урывали для себя моменты любовных утех. Наслаждались друг другом, упоительной таинственностью и бескрайней страстью. А потом на Сашку положила глаз скучающая хозяйка, стала делать подарки и грязные намеки. Альфонсов он глубоко презирал, а связь с немолодой упитанной особой, сующей в его карманы денежные суммы, иначе, как альфонство не рассматривал. Долго приставаний он не вынес. Сбежал.

Первое время, он приглашал Аленку то в кино, то в кафе, то в парк на прогулку. Однажды они даже съездили вместе на дачу с однокурсниками Сашки. Но потом стало ясно, что связь эта перспектив не имеет. Жениться он не собирался, денег на съем квартиры не имел, а платоническую любовь не признавал. В конце концов, существовали общежитские девчонки, не стесненные бытом и моралью. Так и расстались.

 

И вот, на тебе, такая встреча! Она теперь горничная в богатом доме. Интересно, замужем или нет? Захочет с ним разговаривать или пошлет куда подальше? Инициатором же расставания был он, а она даже плакала, просила ее не бросать… Эх, да что это он в самом деле? Сколько воды утекло! Небось, она и думать забыла, кто тогда кого бросил. Вон, улыбается краешком губ. Есть контакт!

Но поговорить не было никакой возможности. Они переоделись в специально отведенной каморке, а потом чинно уселись на подиуме. Вечеринка набирала обороты. Звучали речи, тосты, хвалебные оды, алкоголь лился рекой. Гости, наряженные в вечерние туалеты, вскоре пустились в пляс, требуя от музыкантов прекратить «нудить классиков», а «урезать туш».

- Попсу давай! – требовали те, кто помоложе.

- Гопак играй, мазурку наяривай! – предлагали раздухарившиеся благообразные старички.

И музыканты старались, отрабатывали свои кровные до обильного пота. А потом был перерыв. Их отпустили перекусить за специально накрытый столик, пока массовик-затейник развлекал гостей фокусами.

- Иди за мной, - шепнул нежный голосок Сашке на ухо, когда он сошел с импровизированной сцены, - только незаметно!

И не секунды не сомневаясь, Сашка поспешил за тонкой фигуркой, мелькающей между гостей. А как только оказался в узком пространстве какого-то чуланчика, она захлопнула за ним дверь и кинулась на шею.

- Саша, Сашенька, милый мой, любимый, единственный! – покрывала его жадными поцелуями Аленка.

- Ничего себе прием!

Удивление сменилось волной желания. Да и кому нужны разговоры в такой момент! Страсть вспыхнула в мозгу, раскалила тела до бела, обдала неистовым жаром, а потом, словно в омут с головой. Она извивалась в его руках, а у него в голове помутилось. Давно у него не было такого безумного секса! Ах, Аленка, ах чертовка!

- Да, ты прав, милый, чертовка и есть, - всхлипнула она неожиданно ему в шею. – Но не для тебя, не для тебя...

Сашка опешил, неужели он вслух говорил?

- Милый мой, не обращай внимания, на меня глупую, - попросила она, и прижалась к нему всем телом, - лучше расскажи, как жизнь у тебя сложилась. Женился небось, деток завел?

- Не женился. И детей не завел, - отвечал он. – Родителей похоронил. А так, все по-прежнему.

- Жаль, старичков твоих, - погладила его по плечу Аленка, - и тебя жаль. Хороший мой, сладкий мальчик.

- А меня из-за чего? – всхорохорился Сашка. – У меня все о’кей, зря ты так.

- Про таких как ты говорят, жизнь не сложилась, - покачала головой Аленка. – Это для меня ты мальчик-огуречик, а на самом-то деле четвертый десяток разменял. И ни семьи, ни детей…

- Жалостливая нашлась, да? - вспылил Сашка. - А у тебя скажешь, все в шоколаде? Как служила в чужих домах, так и служишь. Чего ж ты не нашла себе приличного мужика и детей ему не нарожала?

- Так ты что, не знаешь ничего? – всполошилась Аленка и тревожно в глаза заглянула. – Да как же так... Но почему она не передала тебе моей записки?!

- Кто не передал? Какой записки? – не понял Сашка.

Он отстранился от нее, разозлившись на подружку, решившую учить его жизни.

- Мама твоя. Не передала, значит..., - поникла Аленка.

- Слушай, объясни толком, я никак не въеду о чем это ты.

- Да я, Сашенька, страшный грех на себя взяла, - покаялась Аленка, - руки на себя наложила, после того, как ты меня бросил. С головой у меня что-то сделалось, когда поняла, что потеряла тебя навсегда. Но перед тем как отравиться на тот свет, к тебе ходила, дома не застала, а записку оставила. Значит, не передала она, записочку-то…

- Аленка, ты че гонишь? – взволновался Сашка. – Ты че, нанюхалась чего или обкололась?

- Сашенька, милый мой, любимый. Ты думаешь, где сейчас находишься, у господ приличных на торжестве? Ты у чертей, хороший мой, наяриваешь. И я, грешная, тут в прислуге хожу. На сто лет суда попала, грех свой смертный отрабатывать. Такие дела.

«Сумасшедшая!» - мелькнула страшная догадка. Конечно, кто бы еще вот в чулан затащил…

- Сумасшедшей была, когда тебя полюбила всей душой, всем сердцем, - сказала Аленка, оправляя одежду. – Нельзя было так любить – до смерти.

- Аленка, ты что, мысли читаешь? – крякнул Сашка.

- Читаю, родимый, читаю. Но ты не бойся. Здесь больше никто на такое не способен.

«Не верю! Бред! Сон! Безумие!»

- Не хочешь верить, поди, проверь! – усмехнулась она, прилаживая наколку в волосы.

- Ага, - сказал Сашка, - проверю. А сейчас пойду. Ладно?

Но она его за рукав ухватила.

– Как еще раз вино вам поднесу, не пей ни капли. Я тебя им не сдам. Только не проколись! Что бы не увидел, веди себя естественно. Смотри, чтобы не догадались о твоем прозрении. Иначе не отпустят.

После этих слов, она еще раз припала ему к груди, обняла порывисто, поцеловала мелкими поцелуями грудь, руки. Всхлипнула жалобно.

Мысли Сашки трепетали, как птицы в клетке. «Что все это значит?» Захотелось скорее выскочить из чулана, да только жалко ее как-то стало отпихивать. Девчонка, в принципе, прикольная.

- Ах, какая радость неожиданная сегодня! Какое счастье - тебя повидать! – забормотала она. - Теперь легче мне будет ад терпеть. Легче. Спасибо тебе, Санечка, за то, что ты был в моей жизни. Ты не подумай, я тебя ни в чем никогда не винила. Мой грех сама замаливаю. Видно хорошо старалась, раз встретились с тобой сегодня. Прошу тебя, вспоминай меня, хотя бы редко, хотя бы раз в год. Хочу жить хоть в твоих мыслях! И прощай, любимый, прощай на веки. И будь осторожней, если решишь проверить мои слова.

Произнеся всю эту ахинею, Алена выскользнула из чулана. За ней вышел и Сашка. Голова кружилась, ноги подкашивались. Было такое чувство, что из него высосали все жизненные соки. Не было сил ни на что. Даже думать не хотелось о том, что случилось. Аленка определенно сбрендила – другого объяснения он не находил.

Казалось, он отсутствовал целый час или больше, но на самом деле прошло не более четверти часа. Его ребята только из-за стола встали, чтобы снова приступать к работе.

- Ты где был? - спросил Федя.

Сашка только отмахнулся, потом расскажу. И тут же у подиума материализовалась Аленка с подносом. И посмотрела на него особым взглядом. Сашке хотелось промочить горло, но решил, что вино не выпьет, хотя ни секунды не сомневался, что у бывшей подружки крыша поехала.

«Посмотрим, - мрачно думал он. – Посмотрим…» Внезапно, отчетливо услышал у себя в голове ее голос: «Значит, так решил? Тогда, помни, сдрейфишь - выдашь себя. Тут на веки останешься. А я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось!»

Сашка быстро взглянул ей в лицо. Оно было непроницаемое, как маска Тутанхамона. Один за другим бокалы возвращались на поднос. Все музыканты выпили свое вино до последней капли. Поставил на поднос и Сашка свой бокал - полный.

«Все, больше я тебя никогда не увижу. И ты меня… Прощай, мой сладкий, прощай», - прошелестело у него в мозгу. Да что ж за наваждение!

Он машинально заиграл Гребенщикова «А в городе том сад…» Он видел, как вздрогнули ее узенькие плечики. Это была любимая песня Аленки. Вскоре она затерялась в толпе. И как он не приглядывался, не смог ее разглядеть среди гостей. Внезапно в глазах у него образовался мутный туман, он даже заморгал от неожиданности. Пальцы машинально бегали по клавишам, а в голове стоял гул. Затошнило сильно, он аж зубы сцепил. А когда в глазах прояснилось, Сашка чуть не заорал от ужаса.

Прямо перед помостом извивались ужами персонажи из фильмов ужасов. Упыри, ведьмы косматые, чудища болотные, лешие, да кикиморы лихо отплясывали на болотных кочках. Куда делись стены роскошного особняка? Стеной стоял лес, да только деревья были изогнутые, засохшие.

Сашка сглотнул судорожно и взглянул на своих товарищей. Нет, с ними было все в порядке - потные, уставшие, наяривали из последних сил – но хотя бы это были люди из плоти и крови! У Федьки глаза запали, у остальных губы запеклись и потрескались. У трубача тоненькой струйкой текла из носа кровь.

Усилием воли Сашка заставил себя взглянуть снова в зал. Та же картина! Вся тусовка веселилась прямо посреди болота. Никакого зала тебе, ни гостей в смокингах и вечерних туалетах - вокруг них кружилась и плясала нечисть ужасная. От вида их страшных рож, немели пальцы, стыла кровь и волосы шевелились на голове.

«Быть такого не может! Быть такого не может!» - билось у него в мозгу.

Больше он в зал не смотрел, сосредоточился на собственных руках. Боялся только одного, что сердце остановится или он сойдет с ума. Пытка продолжалась еще два часа.

А под конец, подошел к нему их наниматель. Сашка старательно изучал клавиши рояля.

- Знаю, устали, ребятушки, - сказал он. – Но прошу тебя, пианист, сыграй что-нибудь страстное на прощание. Один. Угодишь, отблагодарю, не поскуплюсь.

Сашка кивнул, не поднимая глаз. Подумал. И заиграл «Очи жгучие». Всю душу вложил он в свое исполнение, ибо где-то среди этих уродов, была та, которую погубила страстная любовь к нему. И он попытался в последний раз подать ей знак: «Мне было хорошо с тобой. Спасибо, что ты была в моей жизни! Спасибо, что не предала сегодня».

Им долго рукоплескали, а рогатый юбиляр так и вовсе расщедрился на похвалы. «У тебя дар к музыке, парень, быть тебе знаменитым музыкантом! Ведь, правда, друзья мои?!» И все загоготали-завизжали: «правда-правда»! Сашка молился про себя об одном, чтобы их живыми отпустили. И еще боялся поседеть на глазах у этих уродов, уж тогда бы точно все догадались о его прозрении.

Его разум бился в агонии. Одна часть его сознания твердила, что это все чистейшей воды галлюцинация, другая – что все на самом деле. И он попал на бал сатаны. До последней минуты он сомневался, что их отпустят живыми.

Поэтому, когда микроавтобус доставил их в черту города, поспешил первым сойти на родную землю. Федя еще в дороге раздал всем гонорар. Но деньги нечистого Сашку не грели. Попрощавшись с товарищами, он поймал такси и велел гнать к ближайшей церкви. И хотя он не страдал повышенной религиозностью, заказал себе и сорокоуст, и молебен во здравие, поставил свечки перед всеми иконами, а потом, не дрогнувшей рукой, сунул плотненькую пачку в урну для пожертвований. И словно гора с плеч упала.

Но на этом дело не кончилось…

 

- Вот такие пироги-кулебяки, - закончил он свое повествование.

Бутылка к тому времени опустела, только хмель не брал ни рассказчика, ни слушательницу.

- Так что с даром, я не поняла? - спросила Полина. – У тебя после того карьера поперла?

- Да что тут не ясного. Отблагодарил меня этот урод за романс исполненный. Стал я слышать музыку везде и всюду. Ветер ли подует, трамвай ли проедет, птички ли запоют, дети ли заплачут. И все на ноты ложится, словно само собой. А играть я стал так, что сам диву даюсь. Слава пришла, деньги появились. Эх, да разве все это в радость? После той работенки я спать перестал. Стоит мне гонорар за работу получить, три дня сам не свой. Глаза закрываю, а передо мной черти скачут, веселятся. Что б им пусто было! Пить пробовал, травку курить – только хуже становилось. Весь год я считал себя то чокнутым, то проклятым, то импотентом. Понимаешь, после секса с Аленкой я девять месяцев не мог с женщинами спать, пилюли пил, к бабкам ходил. Все без толку. А как первый раз рассказал эту историю, отпустило.

- А ты не пробовал потом найти Аленку? Может, это были глюки? – не стала развивать тему «чертового дара» Полина.

- Пробовал. Сначала я ведь себя убедил, что нам в вино что-то подмешали. Но парни-то ничего такого не видели. И потом, разве может отрава действовать месяц за месяцем? Я даже по докторам бегал, анализы сдавал. Здоров, сказали, как бык. В общем, решил я следы Аленки отыскать. Справки навел, и действительно выяснил, что отравилась девка. Забеременела она, и руки на себя наложила. Я потом всю квартиру родительскую перерыл, записку от нее искал. Да, видать, сожгла мамаша записку ту. Так я и не узнаю, чего мне Аленка тогда сказать хотела.

Сашка оперся лбом в сомкнутые руки и замолчал.

- Слушай, а друзья твои, Федя и остальные, они так ничего и узнали? – ушла от очередной опасной темы Полина. – Ты им ничего не рассказал.

- Нет, потому что сначала вообще не мог этого никому рассказать. Но знаешь, деньги с той вечеринки никому счастья не принесли. Федька машину себе сменил, и сразу разбил тачку в всмятку, сам едва жив остался, год из больниц не вылезал. Гитарист в карты проигрался вчистую, долго с долгами рассчитывался, саксофониста через день обокрали – все из квартиры вынесли, а барабанщик на акциях прогорел и спился. В общем, как пришли денежки, так и ушли.

- Слушай, ну а с личной жизнью у тебя как? Так и не женился? – зачем-то спросила Полина.

- Видишь ли, у меня на этот счет теория имеется. Я смогу жениться, только на той, которая эту историю на веру примет, да от меня не отвернется, узнав этот ужас. Это, во-первых. А во-вторых, я должен буду эту женщину спасти от чего-нибудь, чтобы значит, баланс сил восстановить. Если одна ушла на тот свет из-за меня, то другая, здесь должна ни в чем горя не знать. И в третьих, я ее любви добиваться буду, чтобы заслужить право на семью.

- Да уж, крутая теория! – оценила Полина, а потом вдруг предложила. – А ты не хочешь мою заблудшую душу из болота вытянуть? Историю я твою выслушала, она меня не испугала ничуть. А спасать меня можно, хоть всю жизнь, я вечно в какие-нибудь неприятности вляпываюсь. Вот, недавно в проститутки подалась, сам понимаешь, не от хорошей жизни. А если рядом будет настоящий мужчина, ради которого стоит жить, глядишь, у меня получится снова вернуться к нормальной жизни...

- А что, это мысль, - оценивающе оглядел ее Александр. – Только надо тогда проверить, подходим ли мы друг другу.

Сашка ухмыльнулся пьяно и потянул ее на себя.

- Как скажите, господин хороший, - нырнула в его объятия Полина.

Что-то знакомое было в изгибе ее тела и в переплетении рук. Но он был слишком пьян, чтобы понять, в чем дело. Он зарылся лицом в ее волосы. И не увидел, как промелькнул бесовский огонек в ее почерневших глазах.