Антонина Ивановна и Анечка возвращались домой. Темнело.

Порывы ветра сбивали в кучи, тут же рассыпали и гнали дальше сухие шуршащие листья.

Пожилая женщина очень устала. Шутка ли? Почти полдня пришлось потратить: сначала на почте – очередь за пенсией, затем по магазинам - за продуктами и, наконец, в нотариальной конторе оформляла завещание.

С сумками в руках она осторожно передвигалась по тротуару. Именно передвигалась, а не шла. Местами было так скользко, что каждый неверный шаг неминуемо грозил падением.

Пятилетняя Анечка не слушалась бабушку. Подбегала к очередной промерзшей луже и старательно разбивала маленьким каблучком тонкую корочку льда.

Переходя проезжую часть, Антонина Ивановна, перехватила сумки в одну руку, другой крепко взяла Анечку за воротник. Пришлось даже пару раз дернуть не в меру расшалившегося ребенка.

Вот и знакомая арка. Войдя во двор, бабушка отпустила Анечку. Девочка как обычно побежала в подъезд, чтобы, поднявшись на второй этаж, встать не цыпочки и позвонить. Теперь она уже доставала до звонка.

Открыв дверь парадной, Антонина Ивановна вздрогнула от неожиданности- откуда-то из полумрака выскочила большая черная собака и, едва не сбив ее с ног, метнулась на улицу.

Первая мысль была об Анечке, ведь собака могла напугать ребенка.

Сильный удар по голове оглушил пожилую женщину. Падая, она скорее почувствовала, чем увидела, как из ее руки вырвали сумку. Ни сделать что-либо, ни закричать она не смогла. Сознание покидало ее…

 

Когда она очнулась, то увидела над собой встревоженное лицо сына.

- Мама, мама, - повторял Володя.

Рядом стояла заплаканная Анечка. Вдруг Антонина Ивановна вспомнила, где она видела это искаженное звериной гримасой лицо парня вырвавшего сумку, и, теряя сознание, успела только прошептать:

- В нотариальной конторе…

 

 

 

В нотариальной конторе было столпотворение. Сегодня вторник – один из двух дней, когда вели прием по наследственным вопросам.

Нотариус Санкт-Петербурга Елена Даниловна была раздражена. Наследственные дни она очень не любила. Еще бы! Опять толпы этих тупых наследников, опять плачущие старухи и трясущиеся старики, от которых порой так отвратительно пахло. Навара с них никакого: то переоформить долю в квартире после умершего супруга, то вклады с компенсациями. И всё бесплатно! Черт бы их побрал!

То ли дело автомобилисты с доверенностями – десять минут работы – и две сотни в кармане.

Вот поэтому-то Елена Даниловна и принимала наследников лишь два раза в неделю.

- Эти старики всю клиентуру распугают, - сокрушалась она.

- Придут приличные люди оформить куплю-продажу квартиры или машины, а тут эти пердуны!

Такие мысли вызывали у нее досаду. А тут еще арендная плата выросла…

Консультант Галя вошла в кабинет, где вёлся прием:

- Елена Даниловна, там одной старушке плохо. Может, разрешите прилечь ей здесь, на диване?

- Ты что? С ума сошла?! Был у нас уже такой случай. Одному старому пердуну разрешили. Так он, когда умирал, весь диван обоссал! Ни за что не разрешу. Пусть там сидит. В крайнем случае, вызови «скорую». Можешь вынести ей воды, наверняка у кого-нибудь найдутся таблетки. Только воду из чайника не бери – там и так мало. Из-под крана налей…

 

Прием подходил к концу. Народа уже почти не осталось. Лишь один старичок молча сидел в углу. Его лицо выражало страдание. Он просидел в конторе почти шесть часов, но уйти он не мог. Срочно нужно было отдать деньги, которые занимал на похороны. Поэтому он был согласен на любые унижения и издевательства, лишь бы оформить сберкнижку умершей полгода назад жены.

- Галя, ставь чайник! А оставшимся скажи, что прием на сегодня окончен, - Елена Даниловна сладко потянулась с чувством выполненного долга.

Галя с сочувствием посмотрела на старичка и направилась в кабинет:

- Елена Даниловна, всего один наследник остался. Может, отпустим дедушку?

 

 

 

- Может, отпустим дедушку? – молодой врач вопросительно смотрел на Вику.

Отца Вика перевезла к себе совсем недавно.

Петр Васильевич был из породы людей самостоятельных и самодостаточных. Когда-то, давно, между ним и дочерью «пробежала кошка», и шестидесятилетний, крепкий еще мужчина остался после смерти жены один. Вскоре на работе он попал под сокращение. И это подкосило его даже больше чем смерть жены.

Родственников, кроме дочери и двоюродной сестры Катерины, у него не было. Был еще, правда, внук – сын Вики, но он и видел-то его всего пару раз.

Хоть и платил он за свою двухкомнатную квартиру только пятьдесят процентов, но и такая сумма была теперь для него неподъемной.

Поэтому решил он пустить в одну из комнат жильцов. Люди, как казалось, хорошие, даром что не русские – «вроде таджики».

Денег они ему не платили, зато взяли на себя квартплату и обещали полностью обеспечить уход: питание, стирку, уборку. Ну, он и согласился…

 

Неделю назад позвонила Катерина:

- Вика, ты давно была у отца?

- Где-то год назад. Ты же знаешь наши отношения, - раздраженно ответила Вика.

- Слушай, эти «черные», по-моему, совсем его доконали. Я тут была у него. Не поверишь – сидит на кровати в одних трусах, жалкий такой, исхудавший. Меня едва узнал…

 

На следующий день Вика поехала к отцу и пришла в ужас от увиденного. Еще недавно крепкий и суровый мужчина, плакал как ребенок и просил забрать его отсюда. В комнате грязь была непролазная. Какие-то беременные девки ходили по квартире как у себя дома. На все её вопросы отвечали: «Хазаын будэт вэчэром».

На отцовском кухонном столе стояли две пол-литровые банки набитые дохлыми тараканами…

 

Сколько сил пришлось потратить Вике, чтобы забрать у «хазаына» отцовский паспорт (они и пенсию за него получали), а затем и выпереть всех этих «таджиков» из квартиры. Сколько было с их стороны угроз и всяких гадостей…

 

И вот теперь, уже у нее дома, отец был присмерти. Пока доктор осматривал Петра Васильевича, Вика рассказывала обо всех перипетиях, которые ей пришлось пережить.

Современный молодой человек без комплексов выслушал ее. Он видимо по-своему понял отношение Вики к «квартирному вопросу» и повторил:

- Может, отпустим дедушку?

- Да Вы что?! С ума сошли? – смысл слов доктора только сейчас дошел до неё. Вика гладила небритую щеку отца:

- Он обязательно поправится, - и, заплакав, добавила. - У него сегодня День рождения.

 

 

 

«У него сегодня День рождения! Семнадцать!» – с этой мыслью Кирилл проснулся. Настроение было отличным.

Он был доволен тем, что всё так удачно сложилось. С родичами договорился – они уедут на дачу.

Даже через закрытую дверь Кириллу было слышно, как мать расставляет посуду. Тихий звон фужеров, ножей и вилок создавал атмосферу праздника. Вставать он не торопился. Приятно было валяться в постели и предаваться воспоминаниям…

 

Был праздник поселка. С другом Шурой они основательно подготовились. Взяли по «набору Буратины», который включал в себя бутылочку Балтики №.9, пузырь портвейна «Три топора» и полуторалитровый «баллон» Медового крепкого.

Балтику они раскатали сразу по дороге из магазина к парку, где должны были встретиться с остальными.

Основу их компании составляли человек десять-двенадцать. Парней и девчонок было примерно поровну. В основном это были те, кто жил в поселке постоянно и те, кто каждый год приезжал сюда на лето. Кирилл и Шура принадлежали к последним.

Кирюхе не было и семнадцати. Но он решил доказать всем, что может пить «по-взрослому». Поэтому, войдя в парк, пока шли до места, высадил бутылку портвейна «в жало»…

 

Сидя на бревнах, они играли на гитарах, орали песни, смеялись, прикалывались друг над другом, в общем, оттягивались по полной программе. Было уже около семи. Пора двигать на концерт, который устраивала администрация поселка, пригласив какие-то две малоизвестные рок-группы.

«На ход ноги» решили еще добавить. Кирилла уже прилично развезло, но он не унимался и попросил Антона плеснуть ему в Медовое водочки…

О том, что происходило потом, Кирилл узнал только на следующий день из рассказа Антона. Сам он не мог ничего вспомнить.

Короче, после принятия пары глотков «ерша» Кирилл вырубился. Поняв, что ему уже не до концерта, друзья аккуратно уложили его спать на травку, прикрыли ветками и ушли…

Вернувшись часа через три, они обнаружили Кирюху в том же состоянии. Предлагались разные способы отрезвления.

Андрей, например, нарвал крапивы и стал засовывать ее Кириллу под рубашку. На что тот отреагировал лишь блаженной улыбкой.

Макс решил применить более радикальный способ. Он прижег Кириллу руку хабариком. При этом Кирилл изрек фразу, ставшую потом классикой в их компании: «Осы, летите в гнездо!». Все так и зашлись хохотом. Как ни странно на следующий день ни какого ожога не осталось.

Поняв, что пора применить испытанный метод, решили дотащить Кирилла к пруду…

Такой вариант возымел действие – на берег он выбрался сам, при этом протрезвел настолько, что мог держаться на ногах, правда, не достаточно уверенно. Антон и Шура решили проводить его до дома. Придерживая с двух сторон, они так и вели его всю дорогу. При этом Кирилл громко декламировал: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, своей кобыле так заправил, что дворник вытащить не мог…». Эту шнягу он орал всю дорогу, распугивая парочки влюбленных на скамейках (потом, когда вспоминали об этом, Кирилл каждый раз удивлялся и заявлял, что совершенно не знаком с этой пошлой пародией).

В скором времени он предстал пред родительским взором, мокрый с пучками водорослей на одежде…

 

Тот случай был хорошим уроком, и сегодня, в свой День рождения, он уже не собирался нажираться.

 

Веселье было в разгаре. Вовсю гремела музыка. Кирилл вышел перекурить на балкон. Обернувшись, он заметил, что Светка о чем-то мило беседует с Максом. Кириллу пришла в голову замечательная идея. Он решил пройтись по балконному парапету.

Легко вскочив на узкую полоску и сделав несколько шагов, он повернулся, чтобы выяснить видит ли его Света. Она смотрела на него! И в этот момент… он потерял равновесие.

Падение с высоты третьего этажа нисколько не испугало его. Сначала он даже ничего не почувствовал. Какой-то громкий хруст он принял за звук ломающейся под ним ветки куста. И только пытаясь подняться с газона, понял, что сломал ногу…

 

В машине «скорой помощи» рядом с лежащим Кириллом сидела Светка. Она держала его руку в своих руках.

- Ну зачем ты полез на перила? Неужели ты думаешь, что смог бы кого-то поразить таким дурацким поступком?

Кирилл подумал: «Какие же всё-таки нежные и хрупкие у нее пальчики».

И глядя ей в глаза, сказал:

- Извини, не смог.