Подснежники

 

Рассказ( история одной поездки)

 

Дорога шла знаменитыми Валдайскими холмами, чередой поднятых в срединной части России, на пространстве между Москвой и Петербургом.

 

В положенные сроки наступила весна и природа стремительно обновлялась. Растения включились в извечную гонку к солнцу. Кто захватит больше, тот и благоденствует. Во множестве поблескивали, клонируясь, ручьи и лужи. В перелесках вытаяли муравейники и первые их обитатели грелись на солнце, задрав кверху брюшко и лапки, а затем проворно убегали внутрь.

 

Елена Штиль, молодая российская женщина и весьма удачливая торговая дама, хорошо приспособившаяся к новым условиям жизни, ехала в этот день по делам своего бизнеса. В одном небольшом городке по трассе она открывала новый магазин парфюмерии. В дополнении к уже имеющимся в Твери.

 

Настроение Елены было прекрасным. Недавно она приобрела себе новую машину. Водила ее сама, наслаждаясь чувством полета. Двигатель, мощный и приемистый легко возносил ее на Валдайские холмы, откуда она низвергалась в прохладные распадины.

Правое окно было открыто и цветной модный шарфик- кашне бился на ветру, точно крыло птицы.

 

Елена обожала яркие длинные шарфики. Ими управляла своим настроением. Наматывала кольцами на шее, завязывала узлом на груди, драпировала себя. Удобная вещь.

Знаменитые Валдайские холмы шли друг за другом и, просматриваемые на значительное расстояние , напоминали древних ратников, молчаливо и грозно шествующих в громадных шеломах в защиту земли родной.

 

Скоро вблизи деревень, поселков и небольших городков, стали навязчиво лезть в глаза приметы бедной провинциальной России - придорожные торговцы, в основном пенсионеры, с выкладками съестных немудрящих припасов. На много километров.

 

Прямо на обочинах, обметанных желтушным цветов одуванчиков,стояли на продажу ведра картошки, верной кормилицы народа, лежали на поблескивающих от солнца клеенках горки моркови, свеклы, редьки , связки сушеных грибов, банки с маринованными огурцами, источавшими даже на расстоянии запах смородинового листа и укропных зонтиков.

 

Кто-то предусмотрительно заготовил в жестяночных банках даже червей для рыболовов, направлявшихся испытать водоемы, сбросившие ледяные рубища. Озера, пруды и самые крохотные безвестные речушки по- молодецки шевелили плечами, разрывая зимние одежки, голодная рыба бросалась на любой корм.

Один мужик, худой, с острой бороденкой, с Дон-Кихота ростом, потрафляя публике, рекламировал сухие банные веники, светло-зеленые и сплющенные... Ими он похлопывал то по бокам, то по груди и ,открывая беззубый рот, изображал блаженную истому человека в горячей русской бане.

 

Другой торговец, россиянин смышленый и прозорливый продавал охапки сухих ольховых "царских" дров, красных на срезе, звонких и воспламеняемых на защепах от одной малой спички.

Атавизмом сидит это в каждом человеке- съесть кусок мяса, поджаренного, подобно нашим предкам, на открытом огне. И посидеть у костра, уставившись на пляшущие веселые язычки пламени.

 

Слева показалась на пригорке березовая рощица. Светлая и молодая - будто стайка юных невест выбежала показать себя. А когда в прищур облаков брызнуло солнце, в рощице, как будто, белым пламенем вспыхнул даже воздух.

 

Краем глаза Елена увидела на обочине двух , лет десяти- одиннадцати девчушек- близнецов. Озябших, в рваных платьицах и резиновых сапогах на голую ногу. Девочки торговали букетиками голубых подснежников, и глаза у маленьких торговок тоже были пронзительно голубыми. Близняшки приплясывали от холода и прижимались друг к другу. В больших сапогах они, тонконогие, голубоглазые, сами напоминали цветы вазе.

Торговля у них, по-видимому, не складывалась. Девчушки, шмыгая распухшими от холода, пуговками-носами, насуплено смотрели на летящие машины и что-то изредка пищали.

 

Елена, сочувственно вздохнув, решила промчаться мимо чужой беды (разве возможно сейчас всех пережалеть), но взгляды девчушек , как магнит, притянули ее рассеянное до этого внимание.

Что-то неосознанно -тревожное промелькнуло в их взоре. Так бывает, когда взрослый человек показывает свои давние фотографии, и по ним уже угадывается его сегодняшний , пришедший из детства взгляд.

 

Разволновавшись , Елена притормозила. Выйдя наружу и наотмашь кинув за плечи шарф , присела рядом с милыми девчушками. Те захлопали длинными ресницами и настороженно стали разглядывать незнакомую красивую тетю.

 

- Привет, сестрицы!- весело заговорила она.- Где столько цветов набрали?

Елена работала с парфюмерией, у нее было великолепное обоняние, и, сейчас она кроме легкого аромата подснежников, различила запахи талого снега , горького дымка, и бедности, исходивших от девчушек.

-- И-и-и!- тонко, по-синичьи, пропищала одна из девчушек, а другая монотонно и заученно, едва шевеля от холода губами, по- торгашески стала ее охмурять.- Тетенька, купите подснежники. Они такие красивые и вы красивая. Они свеженькие, утром только из -под снега родились. Мы же для вас старались... Подарите кому-нибудь. Три рубля всего за пучок!

-- Стоп!- укоризненно сказала она им.- Знаете ли вы, опенки, что подснежники нельзя губить? По закону. Они редкие растения. Это раньше их можно было рвать безнаказанно.

--И-и-и! Екарный бабай!

-- В лесу их много,- добавила вторая, махнув свободной рукой в сторону березовой рощи- Мы немножечко только взяли.

-- Вы почему цветы продаете? - спросила она не отрывая взгляда от девчушек. Определенно что-то до боли знакомое было в их облике. - Вам деньги нужны!

-- Знамо! Папка в лес и погнал. Денег на хлеб ужо нету. Вчера последние сухарики размочили. И на пиво ему требуется... Лежит помирает без дозы, екарный бабай!

-- Отец?- переспросила она.- Вы говорите об отце! А матери у вас разве нет?

Девчушки переступили озябшими ножонками в своих резиновых ступах с изображением олимпийского мишки.

-- Была , а теперь нету...Бог ее забрал к себе по осени .От водки сгорела. И папка наш зашибает. Пригрозил, если не принесем пива для размочки, отправит нас в детдом горевать. Вот и нужны деньги.

-- Какая размочка?

--И-и-и! Не понимает, екарный бабай!

-- Нет, вы объясните мне?

-- Он говорит -пивка для рывка ему нужно. Потом на водку ужо перейдет...

-- О, господи! Въехала теперь! Ну и проблемы у вас! С ума сойти ! Как отца вашего зовут? Фамилия какая у него!

-- А на что вам нужно? Вы разве из милиции? Это наш папка! Тетенька, ну достаньте кошелек. Подешевле вам продадим. Рублик скинем ужо.. Красивые же цветочки. Муж таких вам не найдет. Они березками пахнут.

-- А ну, рассказывайте про отца, не увиливайте мне - настойчиво потребовала она,- Тогда поторгуемся...

Девчонки коротко переглянулись, шмыгнули красными носами.

-- Глебом родителя нашего зовут. А фамилия нам Штиль! Мы третий класс дотягиваем . Сегодня в школу не пошли, отца надо лечить, а то помрет еще... Куда мы без него?

Елена уже не слушала их. То, что сообщили девчушки буквально ошеломило ее.

"О, господи! Невероятно!- пронеслось у нее в голове .- Ничего себе поездка! Всего ожидала, но не этой встречи!"

Глеб Штиль, русский немец, был ее однокурсником по строительному институту! Они когда-то вместе закончили его.И были ,совсем недолгое время правда мужем и женой. До того момента, когда он жестоко предал ее.

Она жила в Твери, а Глеб был родом из маленького рабочего поселка, но не деревенский растепа, а этакий умелый, крепкий и далеко не глупый парень.

Елена поступила в строительный институт сама не умея объяснить зачем. Конкурс не ахти какой, но диплом о высшем образовании был гарантирован, и женихов, как они считали с матерью, технолога парфюмерной фабрики, тоже хватало. Вырисовывалась даже неплохое будущее. "Выйдешь, дочка, замуж за архитектора,- мечтательно говорила та.- Это же здорово..." Матери, по наивности, слова архитектор и принц, вероятно, казались синонимами.

Студент-архитектор ей, действительно , встретился, но восторга он не вызвал. Какой-то длинный, хилый юноша- неумеха, страдавший словесным поносом, и всюду лезший целоваться прямо на людях.

Елена не была красавицей, но, имела хороший вкус и стильно одевалась. Запахи духов"Красная Москва", вершина советского парфюма были для нее повседневными духами. А цветные шарфики, к которым она пристрастилась еще в студенчестве, придавали ореол загадочности.

В последнее лето учебы несколько парней и девушек с их курса пошли в небольшой туристический поход. Речка вливалась в Московское море и они, забравшись в верховья захотели на лодках сплавится к устью. Речка, была милая, провинциальная, плутавшая в лесах и среди полей. Цвели луга, и запахи их соперничали со всеми парфюмами мира. Ее заманил в этот поход Глеб. Восторженно подвизался и возомнивший себя первооткрывателем диких мест и студент- архитектор.

На третий день погода сломалась. Пошел секущий холодный дождь. Тучи весь день вытряхивали липкую холодную влагу. Лодки шли точно по кипевшей воде. У берегов довольно урчали водожилые твари лягушки, и река от дождей налилась уже вровень с берегами.

К ночи встали лагерем у серенькой, разбухшей от сырости, прилепившейся к холмам деревушке.

Ветер прекратился, спрятавшись в траве и кустах, тучи, выстроившись в ряд отчалили к горизонту, наподобие каравелл Магеллана, встала над лесом и лугом, круто выгнувшись, широкая тесьма радуга, напоминавшая на полукружии спелый надрезанный арбуз. На закате ненадолго засияло плененное весь день солнце.

Заполошно пели в лесу птицы. Не пели даже , а стонали, охваченные любовным томлением. Была суббота, в деревне топились по берегу речки баньки, и дым сволокивался к воде, мешаясь с туманом. На дамбе крякали утки, и в заводи шумно полоскались шубные звери-бобры.

Мужчины разводили костер, а Елена с подружками тщетно пыталась просушить мокрую одежду. Огонь на беду не разжигался. Дрова, которые натаскал архитектор и другие парни, были сырыми и не производили пламени, а только сизый горький дым.

И тогда Глеб, вооружившись топором,молча ушел за деревню в лес и срубил там мертвое дерево, уже засохшее на корню.

Срубил и притащил в лагерь. Потом разделал его на нормальные дровишки и пламя, дождавшись настоящего топлива, заполыхало вовсю. Глеб загнал девчонок в палатки, приказал раздеться и принялся сушить их одежду.

Она и сейчас помнила, как он потом кутал ее, вздрагивающую от холода, в теплый от костра, мягкий пушистый свитер, , натягивал на озябшие ноги свои толстые, деревенской вязки, носки, тоже ласковые и пахнущие дымком, а затем , кашляющую, с воспаленными от дыма глазами, напоил чаем с листом дикой смородины и затолкал в спальный мешок.

 

Даже шарфик- кашне, который она взяла в этот поход, тоже не забыл просушить и обмотать, как ребенку , вокруг шеи. Он ночевал в этой же палатке, положив сверху тяжелую руку и она, прикрытая ею, точно самым надежным в мире щитом спала безмятежно, как в детстве...

Архитектор же, согреваясь у костра водкой, и бахвалясь, в кураже хватанул излишку, и всю ночь бегал в кусты, маясь то ли поносом, то ли рвотой...

Утром Глеб, проснувшись до солнца, энергично навел в лагере порядок, сварил для всех кулеш с салом...Елена , высунув тайком накрашенную мордочку из палатки, наблюдала, как он, мускулистый,сильный, настоящий мужик, уверенно орудовал пилой и топором, приготовляя новый запас топлива, и вдруг, залюбовавшись им, она подумала, что с таким мужем, однако, нигде не пропадешь. Он ведь может и избу срубить, и мамонта к ее ногам притащить, и от врагов оберечь. Маме должен понравится. Долго лежала она так с хитрой и блаженной мордочкой, щурясь от зеркально бьющего с поверхности реки солнца, придумывала себе всяческую положительность Глеба, вплоть до благородного рыцарства. Чего не бывает с девушками, когда припекает им замуж собираться!

И никто не заметил, как она тоже вышла раньше всех, и опустившись перед Глебом на корточки, накинула ему на шею, как петлю, свой шарф. Потом жестко притянула к себе, и под покровом тонкой ткани, с откровенной жадностью впилась в его сухие пропахшие дымом губы...

Так она покорила его за один день. И пребывала в уверенности, что это он ее покорил. Какая прелесть- эта женская психология!

После института они поехали по распределению в один городок. Он работал прорабом, а она перебирала в управлении строй-треста деловые бумажки.

А потом он встретил свою одноклассницу, яркую, молодую, сексуальную девицу, вернее сказать " разбитную деваху", с очень простыми взглядами на жизнь.

Она по-банальному продавала себя на трассе шоферов- дальнобойщиков, при этом утверждая, что мечтает быть врачом и зарабатывает деньги на учебу.

Елена была потрясена его новым выбором, после развода слегла в больницу с нервным срывом, а когда при случайной встрече узнала, что его разбитная деваха беременна двойней, решила вернуться к матери в областной центр.

С тех пор о Глебе ничего не знала.

Она уже тогда начинала парфюмерный бизнес, и вся ушла в это увлекательное дело , поклявшись наперед не выходить замуж. Вот так однажды лихо, с ощущением полной власти над судьбой , перекинула через плечо шарфик и сказала: "Баста!".

 

" Ну и как мне теперь поступить?- лихорадочно думала она.- Глеб где-то рядом живет. И как его сюда занесло? У него, похоже, не очень задалась жизнь. И мне лучше всего уехать по своим делам. Я и без того ободрала до крови по его милости душу, выбираясь из тупика.. Но как милы его дочери!"

Девчушки, переступая стылыми лапками в сапогах с олимпийскими Мишками продолжали выжидающе смотреть на незнакомую тетю, желая лишь одного- чтобы она купила их букетики.

-- Так! Ладно! Глеб, значит! Ну и где вы живете?- спросила она, глядя сверху вниз на светленькие головы.

Одна из девчушек вплела подснежник в прическу, и это простенькое украшение подчеркнуло грациозный изгиб шейки, на которую была посажена аккуратная головка. " Это изящество от матери- проститутки!- неприязненно подумала она."

-- А вот где! Там!

Девчушка с украшением в волосах махнула рукой по направлению березовой рощицы.

-- Что там находится?

-- А деревня наша! В которой проживаем.

-- Хорошая место? Жить можно, спрашиваю?

-- А ничего себе деревенька. Красивая. Не горюем. Хозяйствуем! Папка выпивает, но к осени обещал узлом завязаться.

-- Почему именно к осени?

-- Годовщина мамкиной смерти будет. На икону крестился и плакал.

-- Мне все понятно! Скажите, опенки, машина моя сможет подъехать к вашему дому?

-- Такая большая сможет. Сухо ужо...

--Тогда забирайтесь в машину!- решительно скомандовала она.- Екарные бабаи!

-- А как же цветочки, тетенька?

-- Берите их с собой...Но прежде заедем в магазин. Купим еды какой-нибудь. Сами говорите- даже хлеба дома нет. Жрать хотите?

-- И-и-! Бродяги и те сытее нас! У нас ни грошика в карманах. Одни дырки в кофтах. Еще мамкина одежонка.

-- Эка беда! Найдутся деньги.

--И-и-и!

-- Ура! Пива для папки купим. Если он окочурится, мы уляжемся рядом. Пусть и закопают тож.

-- А не много ли чести для него?

-- Он хороший!

-- Хороший, хороший! Есть ужо у русских интеллигентов привычка такая- перевоспитывать падших женщин. На них женились еще во времена Достоевского... Результат всегда печальный... Ну, уселись, бизнес-леди?

-- Понужай шустрей коня тетенька!

-- Вперед, погубители природы!

-- Ай, и хорошо тут у вас...Тепло! Прямо, как на печке!- по-бабьи завосторгались те, очутившись внутри салона.- Мы, тетя и сапоги сошвырнем ужо. Пяты к резине примерзли. Сапоги тоже от мамочки остались.

-- Располагайтесь поудобнее, мышата! А что- мамку свою вы любили?

-- Кто же мамочек не любит. А наша- поискать еще таких. Врачихой хотела стать. Никогда крошки не съела, пока мы голодные. Песни нам перед сном пела. Одно плохо! Из-за нее нас в деревне блюдюжатами зовут...

-- Сурово! Как это понять?

-- Блядины дети ! Мать на всех мужиков кидалась. По всей трассе подмахивала...Соседка наша так говорит.

-- Ужас! Соседи , однако, у вас! Да пошлите вы эту злую бабу ко всем чертям... Пусть лучше за собой приглядывает.

Девчонки довольно захихикали, обрадованные осуждением ядовитой деревенской балаболки.

Она заехала в небольшой магазинчик на трассе. Девчонки широко раскрытыми глазами смотрели на изобилие товаров и тихонько постанывали от искушения.

-- Сделаем так, !- скомандовала Елена.- Ходим по магазину и тычем пальчиками... Только чтоб животы не заболели, и не перегрузить мой "Мерседес". Вопросы будут?

-- И-и-и!

-- Тетенька, а можно нам купить духи, которыми вы пахнете? И шарфик у вас красивый...

-- Ух вы какие! Это дорогая парфюмерия. Здесь ее нет! Я вам отдам свой флакончик!

Наполнив сумки и кулечки, тронулись к деревне, в которой жил Глеб. Проехали березовую рощу, двинулись краем поля, разлинованным рядками озимых, миновали пруд.

 

Их сопровождали столбы-землемеры с блиставшими на солнце изоляторами. Столбы шли издалека и гудели, рассказывая о пройденном пути. Деревня лежала у подошвы холма.

--Вон изобка наша,- наконец запищали девчонки.- Забирай влево что-ли кучер. Ой, ладненько! Дома все одно лучше.

Избенка была неказистая, маленькая, но с большой драночной крышей, нахлобученной на шаткие стены, отчего издали напоминала мухомор.

 

Институтская любовь Елены, ее бывший рыцарь печально сидел на крыльце, курил вонючую самокрутку, и как будто не заметил подъехавшей машины.

Дочери первым делом , мешая друг другу, явно принимая это за великую честь вручили отцу жестянку холодного пива.

-- Николаич! Пивка тебе для рывка привезли,- радостно пропищали они и даже зажмурились от восторга перед собственным благодеянием.

-- Спасибо! Я в долгу не останусь! Екарный бабай!- вымученно улыбнулся он, принимая банку, и в глазах дочерей вспыхнуло новое восхищение отцом.

-- И-и-и!

И пока он опустошал емкость большими жадными глотками , взгляд его ничего не выказывал , кроме неподдельного удивления своего вочеловечивания после вчерашней пьянки.

Ни машины, ни нового человека, появившегося у дома, он, казалось, не замечал.

Она, замерев, с острой завистью наблюдала за преданными лицами девчушек, меняющимися в полном соответствии с выражением отца .

И вдруг она поняла, что может быть не зря судьба завела ее этим днем сюда. Она докажет,что может быть великодушной.

-- Здравствуй, Глеб!- еще не справившись с волнением произнесла она .- Удивительно, Штиль! Ты меня разве не узнаешь?

Прикончив порцию, он швырнул прочь банку, издал блаженный стон, сравнимый с возвращением с того света. Банка покатилась по двору, и остановилась у репейника. Всю зиму он цеплялся за прохожих, но так и не разнес себя.

Одна из дочерей притопнула ногой, гневно закричала на отца:

-- Зачем, непутевый мусоришь... Тут разве слуги есть?

-- Отвянь, дырка на ножках!

--Ой, ржунимагу! Почему в грязной рубахе гостей встречаешь? Неописуха, Николаич!

-- Ржачно! Нет у меня чистых рубах. Чья очередь нынче стираться?

--Твоя и есть! Спрятался за швабру!

-- Чем стирать-то?- возмутилась Сонька.- Ни порошка, ни мыла нет.Пошел бы разжился где-нибудь. Тогда и стирка будет... А покуда сам отвянь!

--Хозяйки? Пожрать есть что у нас!- грозно вопросил отец, прикладывая руку к ввалившемуся животу.

-- Нонче есть...Только жди пока сварим. Всухомятку не дадим. Изжога тебя караулит , ужо... Мотай за дровами, екарный бабай! Печку топить будем. Давно огня живого не видели. Напился вчера в никаке...

-- Понятно! Я опозоренный и униженный...

-- Ага! Как мамка говорила - пошли за шерстью, а вернулись стрижеными. Шевели тазом ужо, коли старший в семье. А то спихнем с должности...

 

-- Здравствуй, Глеб,- уже спокойнее выговорила Елена, понимая, что он, конечно, узнал ее и просто собирается с мыслями,еще не зная, как реагировать на ее появление.- Глеб?

Наконец он повернул к ней голову, скользнул беглым взглядом. Она внутренне напряглась. Душа заныла. Раньше в его глазах были ум и доброта, сейчас лишь усталость и безразличие.

-- Вы кого, сыроежки дурные, привезли?- закричал он, полуобернувшись, и сипло, до вздувшихся вен на бледном лбу закашлялся.

Более шустрая Соня ответила на бегу.

 

-- Скажешь тоже! Мы ее разве привозили?. Это она нас доставила. Прямо с шиком прокатила. Видишь машина за воротами стоит. И продуктов купила. От тебя дождешься питания. Зачем, спрашивается, родил ты нас?

-- Я ? Вас мамка вылупила..

-- А пузо ребенками кто ей набил?

-- Все! Заткнитесь! Умные не по годам стали.

-- Головушка твоя забубенная!

Девчонки шустро перетаскивали покупки в дом.

-- Ой, еды сколько,- по хозяйски восхищались они.- Надолго теперь хватит.

-- А перчатки наши мы в роще оставили,- горестно воскликнула она из сестер.- На полянке с цветами.

-- Не горюй! Вечером ужо смотаемся туда. Найдем пропажу,- заверила вторая. Я запомнила место это.

Елена размотала шарфик на шее, лихо перекинула его через плечо, как в годы их знакомства.

Он сделал короткий удивленный прищур, очень памятный ей, хмыкнул:

-- О! Узнаю...Лена! Студентка по фамилии Собакина! ПГС! Факультет промышленного и гражданского строительства.

-- Я взяла после развода твою фамилию...Нет больше Собакиной. Елена Штиль! Ты, надеюсь, не будешь возражать?

-- Ладно! - криво ухмыльнулся он.- Только это иностранная фамилия. А яркие шарфики по-прежнему любишь? Когда-то одним таким чуть не задушила меня.

-- Ну слава богу, еще помнишь! Как живешь, Глеб Штиль?

-- Похвастаться нечем!- он обвел печальным взглядом бедный, в лужах и грязи двор.

-- Да уж!

-- Ну незачем спрашивать тогда,- раздраженно буркнул он

-- Я же тебе оставила квартиру в городе? Как вы очутились в деревне ?

-- Нету квартиры!- вздохнул он.--Продали мы ее с Лилькой... Она под суд попала. Обвинили в краже денег у одного дальнобойщика. Вернее его экспедитора. Откупаться пришлось...

-- Ну и что же- перевоспитал ты блудную девку? Поступила она в медицинский?

-- Черта с два. Долго еще на трассу бегала. Нравился ей этот заработок. Врачихой не стала , зато алкоголичкой точно.Три года назад умерла...Резко отказали почки. Дочек жалко. Я обожаю их. Впрочем и Лильку я любил. Она неплохая была, нормальная русская баба, добрая, отходчивая, только смолоду в душе было напутано все. Но мечтала о другой жизни. Теперь все!

--Мне неприятно говорить об этой особе. Надеюсь, понятно отчего?

-- Да! Ты права! Что случилось не переделаешь. Хотя она тоже человек! Ангелы в потустороннем мире обитают.

-- Ты хоть иногда вспоминал о нас прежних? - осторожно спросила она.- Об институте? О лодочном походе по речке Заманихе...

-- Нет!- к мгновенной досаде ее , с недоброй усмешкой признался он.- Не до этого было. Уж веселая жизнь вокруг меня шла. Теперь вот -пустота. Но про тебя, Лена, я все знаю, и про твой бизнес. В местных газетах же пишут о тебе. Мол, в запахах тебя не проведешь... Молодец ты! Денег, небось, куры не клюют

 

-- Мне, Глеб, бизнес великими нервами достался. Ты даже не представляешь, что пришлось вынести... Рэкет, штрафы, угрозы ... Даже уголовное дело однажды завели. За неуплату налогов. Пришлось откупаться. Два года нищей ходила, ни одного шарфика не приобрела. Спасибо матери. Выручила деньгами. Но у самой сердце не выдержало...

-- У тебя всегда талант на запахи был. В институте от тебя только "Красной Москвой" пахло. Вот это я забыть не могу. И в походе этот запах был. Ото всех тиной и лягушками отдавало...А ты, как из другого мира.

-- Поэтому обратил на меня внимание?

-- Черт его знает!- простецки воскликнул он. Наверное! Уже и не помню точно!

--Спасибо, за откровенность,- горько улыбнулась она.- Конечно я неприметная внешне. Не секс-бомба, как твоя девка!

--Не говори о мертвой плохо!

--Почему ты не работаешь по специальности? Ты был классным специалистом. Тобой восхищалось начальство в стройуправлении. Это я едва вертикаль от горизонтали отличала, а ты мог фундаменты, несущие опоры рассчитывать. Ты с рабочими легко общий язык находил. Они у тебя, помню, по доброй воле, когда дома сдавали, по трое суток с площадки не уходили. Даже фотография про это в московском журнале была.

--Помню! Я храню этот журнал. И ты есть на снимке.

-- Мне приказали сопроводить фоторепортера! Приходим в полночь на площадку, а там семейная идиллия. Тещи и жена прибежали с горячими кастрюльками.

-- Там, Лена, и самогонка была... Как сейчас помню. Изюмная! У каменщика Ликурова тесть-фронтовик гнал втихаря! На ягодах, корнях, почках, сиреневых жуках... После первой рюмки- как обухом по лбу.

-- А на жуках-то зачем?

--Шпанская мушка. Для потенции...

-- Ах, вон оно что! Самогонки не заметила.

-- Мы как увидели фотоаппарат- бутыль в стекловату заныкали...

-- Вот и продолжал бы трудиться...Разве строек нет? А то гоняешь дочерей босиком по стылой земле подснежники собирать...

 

-- Прорабы нынешние воровством живут. Я не смогу. Ты, когда в управлении работала тоже левые деньги получала...

-- Ты что знал об этом?

-- Догадывался! И то , что свой счет в банке имела... Погано все это, Лена! Двойная жизнь у тебя шла.

-- Пойми, Глеб!- стала оправдываться она.- Мы управлении деньги в конвертиках получали. И помалкивали. А вы, рядовые прорабы не в курсе были. Время было такое! Я же предлагала тебе в плановый отдел перевестись. Отказался.

-- Зачем теперь об этом вспоминать,- досадливо махнул он рукой.

-- Да, я втайне от тебя откладывала деньги. Они в будущем стали моим стартовым капиталом в бизнесе. Ты уж прости меня!

-- Ты замужем?- равнодушно поинтересовался он, глядя куда-то поверх дома.

-- Нет!

--Отчего так! Женихов нехватка?

-- Обидно, когда мужчины в тебе видят лишь "дойную корову"

В прошедшие годы на Елену обрушились злые болячки. Сперва заболело сердце, потом стало сдавать зрение, а чуть позже, когда она попыталась забеременеть и обзавестись ребенком, вдруг обнаружились и с этим закавыки.

Что-то недоброе передалось ей от матери. Она родила ее, первого и единственного ребенка, драгоценное чадо, уже в сорок лет, и других детей в семье не было. Елене предложили сложную операцию, в благополучный исход которой, впрочем, никто не верил.

Однажды она тихонько, без истерик поплакала и, призвав на помощь все мужество и здравый рассудок, окончательно махнула на свою личную жизнь рукой. Вся отдалась бизнесу - здесь судьба не подставляла ей подножки, а наоборот благоволила.

-- Ты зачем ко мне приехала?

-- Я повстречала на дороге твоих дочерей. Случайно. Ехала по делам мимо. Они продавали букетики цветов. Жалко стало их. Подумала...

-- Что подумала?

-- Я хочу помочь тебе. И дочкам, разумеется. Какое у них здесь будущее? Мы же не чужие люди... Однофамильцы даже...

Вздохнув, она подошла к нему вплотную и положила руки на плечи.

Он поморщился и резко ,как при ознобе, шевельнул плечами. Ладони ее слетели.

-- Не стоит! Это мои дочери!

--Может быть у них спросим? Народ у тебя достаточно серьезный уже. Им мать нужна, а не твои фельдфебельское воспитание.

Глеб вскочил и, обернувшись внутрь дома грозно крикнул:

-- Соня! Валюшка! Живо ко мне! Девки! Ну! Слышите?

-- Заняты мы...Обед готовим!- послышалось из кухни,- ты когда, выпивоха, ножи нам наточишь. Картошку обстрогать невозможно.

-- Пошевеливайтесь! А то я вас...

-- Застращал гляди! Ужо мамка тебя боялась... По сараям хоронилась от кулаков... А мы не очень.

Маленькие хозяйки, наконец, вышли. Уже без сапог, в тапочках по-домашнему, в передниках с цыплятами. Их голубенькие глаза светились любовью и надеждой. Елена отвернулась.

-- Значит так!- жестко сказал Глеб.- Слушайте меня. Все кулечки- мешочки и прочее, все до одного, которые вам эта тетя купила, стаскайте обратно в машину. Нам не надо подачек!

-- И-и-и!

-- Ты чего, шалавый на нее взъелся?

Они стояли неподвижно. Во взглядах их острое любопытство мешалось с недоумением.

-- Она деньги с меня за покупки требует...Верните ей все немедленно.

-- И-и-и! Екарный бабай!

-- Слышали приказ? Пошевеливайтесь!

 

...Через полчаса она, покинув деревню, уже сидела в березовой роще, и кормила налетевших со всей округи птиц. Вокруг цвели голубенькие подснежники.

Дочери Глеба перед отъездом виновато посматривая на гостью , стаскали в машину все ее подарки.

Елена крошила печенье, разбрасывала его птицам и, давясь слезами, тихонько плакала. Она давно научилась плакать мужественно. Вокруг порхали воробьи, синицы, трясогузки.

Рядом плакала и березка в рощице. Кто-то обломал ветку, и березовый сок, вытекая наружу , будто кровь из раны, срывался на мать-и- мачеху, росшей внизу.

Капли барабанили по листьям разбиваясь на световые иглы. Елена сорвала один из них. Приложила к щеке. С одной стороны лист был жесткий, кожистый, суровый, а с другой мягкий, теплый. Она улыбнулась.

Этот лист напомнил ей судьбу людскую, похожую на мать- и -мачеху.

Жизнь не дает человеку постоянной благосклонности, но и не оставляет с этой злодейкой надолго. И ведет по жизни, то охлаждая, то подогревая верой.

Елена, глядя на птиц, разбивающих крыльями солнце , дала себе вволюшку, наплакаться, а следом, ощутив прилив сил, уверенно поднялась. " Вот тебе, глупая , еще урок . Мужчин нельзя жалеть!- сказала она сама себе, и через силу улыбнулась.

Блеклые колокольчики подснежников, как будто соглашаясь с ней , распрямились и точно наполнились свежей краской.

И она направилась далее по дороге между Валдайскими холмами. В рощице остались лишь детские перчатки, да изящный флакончик духов среди увядающих подснежников, а поверх них модный цветной шарфик. Она специально оставила все это. Вечером сюда прибегут дочери Глеба...