1. Инопланетарь* Василий

Из цикла «Деревенские инопланетяне»

*Аптека-аптекарь, пушка-пушкарь, врата-вратарь.

 

Инопланетарь Василий всю жизнь прожил в деревне Нижние Голенищи. Это если не считать того давнего случая, когда его хотели призвать на военную службу. Только доехали до соседней деревни Верхние Голенищи, как Василий заболел, и пришлось вызывать местного доктора. Доктор смотрел и так и сяк, чего-то слушал, куда-то стучал, ничего не понял в состоянии Васиного инопланетарного организма, и решил отвезти его в райцентр на обследование. Не успели проехать и двух километров, как Василию стало совсем плохо. Его била лихорадка, у него был жар, озноб и весь он покрылся зелёными пятнами. Он успел три раза прохрипеть «Везите меня скорей обратно!» и потерял сознание. Делать нечего, повезли обратно, и, действительно, как только вернулись в Нижние Голенищи, Василий ожил, а около своего дома стал совершенно здоровым. Сомневаясь, не симулирует ли Вася своё заболевание, чтобы от армии откосить, доктор решил провести ещё один опыт. И опять: как отъехали от Нижних Голенищ, так Василию заплохело. Симптомы не вызывали сомнения: температуру за сорок и зелёные пятна вряд ли можно симулировать. Для верности провели ещё два эксперимента и установили научный факт: Василий может жить только в деревне Нижние Голенищи и её окрестностях, образующих почти правильный круг с центром около печки в Васином доме и радиусом семь километров. За пределами этого круга все жизненные функции Васиного организма расстраиваются, чем дальше, тем больше, и так, по всей видимости, вплоть до летального исхода, до которого, правда, доктор побоялся экспериментировать. Этот научный факт подтвердила и специальная комиссия из области. Ещё приезжал журналист из местной газеты, брал интервью у доктора, беседовал с Василием и напечатал статью под названием «Нижне-Голенищевский феномен». Какое-то время Василий был почти знаменит, по, поскольку никаких других необычных явлений с ним не случалось, а сам Василий ничем другим не отличался от прочих деревенских жителей, интерес к его персоне быстро пропал, и жизнь его вернулась к прежнему малозаметному течению. От армии Василия освободили, хотели было назначить ему какую-нибудь местную обязанность, похожую на военную, но, ничего не придумав, оставили всё как было.

 

После того случая Василий уже не скрывал своего инопланетарского происхождения, но всё же стеснялся его. Впрочем, для местных жителей, которые хотя и могли, в отличие от Василия, выезжать за пределы Нижних Голенищ, но делали это редко, ненадолго и без всякого удовольствия, ¬для местных жителей были равноудалены и малоинтересны, что другие планеты, что другие страны, что другие города. Во всех анкетах Василий указывал Нижние Голенищи как место своего рождения, так и в паспорте у него записано. Только после моих настойчивых расспросов Василий как-то раз признался, что родился он всё же на другой планете, в Нижних Голенищах оказался совсем ещё маленьким, но всё же кое-что помнит из своего раннего, инопланетарского детства, правда смутно. Собственно, помнил Василий только один эпизод, как он лежит в круглой зелёной мохнатой ванне, плещется ярко-жёлтая вода, моросит зелёный дождь, и чьи-то ласковые щупальца держат на плаву его голову. Это была моя мама, говорит Василий с некоторым сомнением в голосе. А как же щупальца, осторожно спрашиваю я. Василий пожимает плечами: она ведь женщина, а я мужик, зачем мне щупальца, наверное у инопланетарских мужиков щупалец не бывает.

 

Мы беседовали долгими зимними вечерами, сидя в жарко натопленной Васиной избе, поглядывая в огонь русской печи и медленно потягивая зелёный самогон. Этот самогон Василий делал из папоротника с добавлением ещё каких-то кореньев и травок, напиток был не очень крепкий, тягучий и солоноватый на вкус. От него шло приятное тепло по телу, голова не туманилась, а как бы даже наоборот разъяснялась, и ещё почему-то обострялось зрение так, что можно было разглядеть каждую волосинку, дрожащую на тельце мухи, лениво ползущей по потолочной доске. Папоротник нужно собирать по левому берегу Красненького болота, объяснял Василий. Кто берёт с правого берега, у того самогон получается, конечно, покрепче, но не такой финтистый. Какой? – спрашиваю я. Инопланетарское слово вырвалось, извиняется Василий и в смущении чешет себе плечо, не знаю точно, что оно значит, но что-то приятное. Я делаю ещё один маленький глоток и признаю: очень даже финтисто.

 

Мы молчим и слушаем, как в окно скребётся снег. Зима в Нижних Голенищах очень снежная. Бывает, в соседних Верхних Голенищах снег не прикрывает даже траву на лугах, а Нижние Голенищи засыпаны сугробами по самые крыши. Люди здесь не расчищают снег, а роют в нём ходы и тоннели, прибивая лопатой снег на стенах, на полу и на потолке, а потом поливая его водой. Получаются ледяные крытые улицы, переулки и площади. Так под снегом и живут зимой. Чтобы не скользить, на валенки крепят железные решётчатые галоши с шипами, в них и ходят. Только ребятишки с визгом и смехом катятся по ледяным улицам на попе, а чтобы штаны не протирались, мамаши пришивают на них куски толстой свиной кожи. С весенними дождями снег быстро тает, но вдоль улиц ещё долго остаются ледяные трубы, сверкающие под весенним солнцем. Только ближе к лету они рушатся с грохотом и звоном. Это называется «весенний ледокол».

 

Летом мы сидим с Василием на широком крыльце и смотрим, как идёт дождь. С крыши льются тонкие зелёные струйки воды и собираются на земле в изумрудные лужицы. Это дождь смывает с крыши Васиной избы зелёную краску. В сенях стоит огромная бочка с этой краской, и Василий каждые две-три недели подкрашивает крышу. Я говорю ему: есть ведь несмываемая краска, на несколько лет хватит. А он отвечает: тогда струйки зелёными не будут. Мы пьём чай, обычный, в магазине купленный, и я спрашиваю Василия, отчего он не женился, детей не завёл. Ты, говорю я, уже ведь в таком возрасте, что и внуков мог бы иметь. Василий смущается, плечо чешет, потом говорит: да нет, есть у меня жена вообще-то, только она в городе живёт, ей здешний климат не годится, а мне, сам знаешь, из Нижних Голенищ уезжать нельзя. Она ко мне приезжала раньше, и дети приезжали, вот только в этом году ещё ни разу не были, забот у них там, в городе, много было: ремонт затеяли, младшая дочка в школу пошла. А старший сын недавно женился, так что и внуки, наверное, скоро будут. Тут уже я смущаюсь, не знал, говорю, вроде как житьё твоё мне холостяцким показалось. А как они, спрашиваю, дети-то, инопланетари они или люди? Василий пьёт чай и долго не отвечает. Я уж было подумал, что обидел его ненароком, но тут Василий говорит: я и сам толком не знаю. Сам посуди: я ведь совсем ребёнком в Нижние Голенищи попал, воспитания и образования инопланетарского не получил, поэтому не знаю, чем мы, инопланетари, от людей отличаемся. Может быть, и ничем не отличаемся, может быть, это только моя такая персональная особенность, что из Нижних Голенищ не могу уехать, а другие инопланетари где угодно жить могут. Вот ведь как-то я попал же сюда, значит меня привезли. Хотя я не помню, кто это был, сколько их было, куда делись, может быть, им тоже заплохело, и они на инопланету вернулись. А может и не было никого, роботы космическим кораблём управляли. А почему меня здесь оставили, кто знает? Забыли, или несчастье какое случилось, или это эксперимент такой научный космического масштаба, кто знает? Я вот думаю иногда: а вдруг за мной вернутся, начнут спрашивать, как я, да что я сделал? А что я сделал, ничего ведь не сделал, живу тут, в Нижних Голенищах, и все дела. Вдруг из-за меня ихний эксперимент не удался, не оправдал я надежды инопланетарские. Василий закуривает сигарету и долго молча дымит, вглядываясь в даль, куда-то туда, за широкие луга, за речку Палинку, за дальний Шурочкин лес, за скользящие над ним плоские серые облака, несущие новый дождь.

 

Как зимой снег, так летом в Нижних Голенищах всё время идёт дождь. Бывают дожди затяжные, бывает дождик грибной – с солнцем, бывают и грозы, обычно, с шаровыми молниями необычного зелёного цвета. Местные жители уже привыкли, а приезжие, как Васина жена, от такого климата болеть начинают. Осень, наоборот, стоит сухая, тёплая и тихая. Только сонные мухи чуть слышно жужжат на лету, будто листья шелестят. Эти мухи белого цвета, размером со сливовую косточку и спят на лету. Когда втыкаются в препятствие, падают замертво. Откуда берутся неизвестно, но летают всю осень, до первого снега. Мы сидим с Василием у открытого окна в тяжёлых дубовых креслах и пьём осеннее пиво, которое в Нижних Голенищах варят из сосновых шишек. Но не из всяких, а только тех, что сыпятся в маленьком сосновом бору, который вырос на острове посреди речки Палинка. У тех сосен иголки очень мягкие и очень светлые, какие бывают у молодых сосёнок в начале лета, а у этих сосен такие иголки круглый год. Это пиво «с дымком», чуть-чуть горчит и цвет у него с зеленоватым отливом, но в остальном оно похоже на самое обычное пиво. Сонные мухи время от времени влетают в окно, перелетают комнату, втыкаются в печку и падают на железный противень.

 

Я закуриваю сигарету и говорю: ладно, Василий, вот что я хочу тебе сказать. Ты был прав насчёт космического эксперимента. И насчёт щупалец ты тоже правильно догадался: у инопланетарских мужиков щупалец не бывает. У тебя их нет, и у меня нет. Василий тоже закуривает сигарету и говорит: ага, значит, и ты инопланетарь, я мог бы и догадаться. Это как же, интересно, ты догадался бы? А вот потому, что ты всё меня расспрашиваешь, что, да как, будто отчёт хочешь получить о ходе эксперимента. Да я уже получил отчёт. Тут ведь вот какое дело, Вася, говорю я доверительно. Эксперимент этот никто нарочно проводить не хотел, так уж случилось. Ты, когда родился, был вроде как все инопланетарские младенцы, а потом, когда тебе годик по нашему, инопланетарскому времени исполнилось, вдруг заболел. Ну, у нас, на инопланете, врачи очень хорошие, они все учёные и быстро определили причину твоей болезни. А болезнь твоя такая, что ты можешь жить только в Нижних Голенищах и окрестностях с радиусом в семь километров. Никакой другой болезни у тебя нет. А от этой болезни лекарства не было. Поэтому пришлось нам тебя через весь космос везти сюда, в Нижние Голенищи. А здесь ведь для нас, остальных инопланетарей климат очень вредный, можно сказать, смертельный, как для твоей жены, хотя она и не инопланетарша, а самый обычный человек.

 

Так, сказал Василий и стряхнул со стола сонную муху, ударившую его в лоб. Может ещё пивка подлить? Можно, отвечаю. Вася подливает мне и себе пива и спрашивает: ну, а ты-то как тут оказался? Почему прилетел? И вот ведь: ты у меня уже почти год гостишь, а всё не заболел. Нашли что ли лекарство инопланетарские врачи? Нашли, говорю, Вася, долго искали и вот только год назад и нашли. И вот теперь ты сам решай: вернуться хочешь на инопланету, родину твою настоящую, или тут останешься, в Нижних Голенищах, где ты всю жизнь, можно сказать, прожил. Василий медленно тянет своё пиво с дымком и зеленоватым отливом и размышляет. Я тоже глотнул пивка и продолжил: а чтобы ты, Вася, не сомневался и не испытывал лишних иллюзий, я тебе сразу честно скажу: другого выбора у тебя нет. Мало того, что наша инопланета находится очень далеко от Нижних Голенищ, это ещё полбеды, это ещё не препятствие для нашей науки и космической техники. Вся беда в том заключается, что нынешнее расположение галактик вплотную подошло к тому рубежу, за которым сообщение между инопланетой и Нижними Голенищами на долгое время станет невозможно по физическим законам вселенной. Поэтому не удастся тебе прилететь на инопланету, погостить там и вернуться в Нижние Голенищи. Так что выбирай, где тебе проводить остаток твоей жизни: здесь, в Нижних Голенищах, или там, на нашей инопланете. И времени на раздумья у тебя мало: через три дня рубеж будет достигнут, и мне нужно до того вернуться: с тобой или уж без тебя. А как же жена моя и дети, спрашивает Василий. Это не проблема, говорю я, если они хотят, могут с тобой полететь. Наше научное лекарство и на людей распространяется: смогут они на нашей инопланете жить, ну, разве только пигментация кожи чуть-чуть изменится – немного зеленоватый отлив будет.

 

В окно влетели ещё две сонные мухи, покружились по комнате, налетели друг на друга и упали замертво. Из окна повеяло теплом: это вечернее солнце просвечивало сквозь нагретую листву. Над речкой Палинкой мерцал воздух. Под окнами прошла по улице корова с телёнком, её гнал домой деревенский мальчик. Увидя нас в окне, он поздоровался и побежал дальше. Василий разлил остатки пива и почесал плечо. Я вот хотел спросить, говорит он: почему ты сразу-то мне всё не рассказал? Зачем почти целый год ждал? Вон сколько времени прошло, пока ты тут у меня жил, в Нижних Голенищах, зимой в снегу ходы делали и водой их поливали, самогон у печки попивали, весной на Красненькое болото ходили, и на речку Палинку, летом на дождь смотрели, как зелёные струйки с крыши текут, да вот уже и почти вся осень прошла, скоро сонные мухи закончатся, а ты всё молчал.

 

Я долго тянул своё пиво с дымком и зеленоватым отливом. Из окна поплыл ночной холодец, в небе звёзды и галактики засветились, пока ещё слабенькие. Запоздалый трактор протарахтел по улице и заглох где-то в её конце. Мышь прошуршала опавшими листьями под старой берёзой. Василий дремал, сидя в своём дубовом кресле, так и не сказав ничего о своём выборе и не дождавшись от меня ответа на свой вопрос. А я ещё одну сигарету закурил и подумал, что от этой вредной привычки, не принятой среди нас, инопланетарей, на нашей инопланете, надо бы всё же отказаться. Потом когда-нибудь.

 

7 июля 2009