ПРОЛОГ Результат анализа был готов уже через час. Благодаря фемтосекундному лазеру, которым владела московская частная клиника «Геном», информативность и главное – скорость ДНК-диагностики повышались во много раз. Хозяин медицинского учреждения – пожилой, но еще весьма энергичный генетик, известный во многих регионах России, обязательно хвастал каждому из своих пациентов, что подобные лазеры еще совсем недавно использовались против ракет «земля-воздух» с инфракрасным наведением, а теперь вот стоят во главе прогресса на благо всего человечества. Весь этот час Амага провела в небольшой, со вкусом обставленной комнате ожиданий, растянувшись в мягком удобном кресле. Ее клонило в сон. Зря Учитель сомневается, она и так была уверена в себе. Еще с того самого момента, когда двадцать с небольшим лет назад она пребольно куснула свою мать беззубым ртом в отместку за глупое решение назвать ее Анной. «Анечка – как прелестно!» - ворковали над смуглой черноволосой дочкой счастливые родители, но девочка знала, что у нее абсолютно другое имя – сильное и властное. Как и ее судьба, вовсе не связанная с балетной карьерой, которую с первых недель жизни прочила малышке ее нежная мама. Впрочем, довольно скоро у ребенка появилась совсем другая семья… Теперь, улыбаясь в сладкой дремоте, Амага предвкушала свою миссию. Она не подведет Учителя, только ей под силу добыть то, что ему нужно, другие там просто погибнут. Девушке вспомнился их недавний разговор: - Поистине чудо, девочка моя – это вещество способно извлекать энергию из пустоты! С его помощью можно добиться трансмутации элементов и гиперпространственной связи! Ему под силу омоложение человеческого организма и даже бессмертие! Хочешь, я подарю тебе вечность? Она только улыбнулась в ответ. Нет, от него ей нужно было совсем другое, нечто менее грандиозное и совсем приземленное. Он поцеловал ее в ресницы и истолковал молчание по-своему. - Но сначала ты должна мне помочь… - Да, я уже готова! – радостно и совсем решительно воскликнула девушка. - Нет-нет, - Учитель ласково погладил ее по голове, - тебе нужно хорошенько подготовиться. Это не простое дело. Амага насупилась. Сложенные пухлой трубочкой губы делали ее похожей на упрямого хомячка. - А ты знаешь, что современное человечество – это уже пятая цивилизация Земли? – неожиданно спросил Учитель. Амага давно привыкла к его странным вопросам и ответам, но все равно каждый раз терялась, когда он снова и снова выдавал что-нибудь эдакое. - Я много прогуливала школу. Учитель простодушно рассмеялся, отчего на щеках проступили умилительные ямочки. - В любом случае, там тебе вряд ли рассказали бы об этом. - Да зачем мне это надо?! Хоть двадцать этих цивилизаций, что от этого меняется? – пробурчала девушка, все еще не переставая дуться. - Это важно, - посерьезнел Учитель. – И имеет непосредственное отношение к нашему делу. Послушай меня. В 13-м тысячелетии до нашей эры на том месте, где сейчас разлился Атлантический океан, существовала величайшая цивилизация Земли. От нее почти ничего теперь не осталось, разве что пыль в виде легенды об Атлантиде… Он замолчал и внимательно посмотрел на свою прелестную собеседницу. Та явно слушала без интереса. - Тебе знакомо хотя бы это название? - Ну. Учитель вздохнул. Выбора у него не было, и он продолжил. - У людей этой цивилизации была самая передовая, как теперь бы сказали, технология на базе высокоэнергетических кристаллов... Амага фыркнула про себя: «зачем мне вся эта чушь?» Она следила за губами Учителя, но уже не воспринимала слов – ей хотелось думать только о его поцелуях. Как это было волшебно – когда их дыхания впервые смешались в страстном безумстве! Страшно, восхитительно до озноба, жарко! Девушка придумала тогда показать ему предметно – что с ней происходило: достала из морозильной камеры шарик льда и бросила в горящий по кромке спиртовой коктейль… - …Начиная с 1940 года, эти проявления атлантов скрупулезно изучает американское военно-морское ведомство, - продолжал тем временем Учитель. - Его сейсмографические наблюдения подтвердили, что руины древних городов сохранились в бездне Бермудского треугольника... Амага вновь отключила слух. «Если бы он не нес всякую ахинею, то был бы просто неотразим! – думала она. – Наверное, поэтому он и не женат. Невозможно ведь терпеть такое занудство целыми сутками! Какая к черту Атлантида, все давным-давно знают, что это дурацкие выдумки! Нет, однозначно его странные увлечения до добра не доведут. Еще от прошлой лекции голова кругом, а он уже опять за свое!» Эта «прошлая лекция», действительно, была утомительной. Амагу тогда угораздило проявить чрезмерное любопытство – она спросила, где устроился Бог. В ответ ей пришлось выслушать пространные рассуждения о том, что лишь пять процентов Вселенной – материя из барионов (что это такое, Амага не имела ни малейшего понятия), на семьдесят процентов Вселенная состоит из вещества, называемого «темной энергией», остальные двадцать пять – частицы неизвестной природы. Из всего этого выходило, что Бог – не что иное, как скалярное поле. - …Человечество еще не знало такого! – услышала Амага, снова обратившись в слух. Похоже, Учитель заканчивал. Наконец-то! - Мы думаем, что нескольких городов будет вполне достаточно, чтобы… Медсестра оборвала дрему, осторожно тронув девушку за плечо. - Пойдемте, все готово. Амага потянулась своим красивым, сильным телом и поспешила в кабинет директора. Грузный доктор, находившийся в нем, выглядел странно, совсем не таким полтора часа назад он встретил Амагу в своей клинике: беспечная веселость сменилась озабоченной растерянностью. Кивнув пациентке, он жестом указал на стул и принялся откашливаться, почесывая красный подбородок. Затем заговорил осипшим голосом: - Ваш анализ, он… как бы это сказать… несколько э-э… необычен, что ли. - Он готов? – спокойно спросила девушка. - Конечно, но… - Разве вас не предупреждали, чтобы вы не удивлялись никаким результатам? Амага знала, что предусмотрительный Учитель несколько раз общался с генетиком по телефону. - Да-да, но… я просто не мог даже и ожидать. Знаете… Доктор снова принялся тереть двумя пальцами подбородок – видимо, это помогало ему справиться с волнением. - Не так давно один мой английский коллега поделился своим открытием. Несколько лет он наблюдал ребенка, анализ ДНК которого был таким же, как у вас. При рождении у мальчика обнаружили вирус СПИДа, но к пяти годам от ВИЧ в крови ребенка не осталось и следа. В Лондоне даже была создана специальная комиссия, которая пыталась объяснить феномен. - И что же? – Амаге стало интересно – как с научной точки зрения объясняется то, что ее организм считает абсолютной нормой. - Анализ ДНК мальчика показал, что ее код не такой, как у обычного человека. У «нормальной» человеческой ДНК 64 кодона… - Чего, простите? – девушка впервые слышала этот термин. - Кодон – это единица генетической информации, зашифрованная в молекуле ДНК. Так вот, из этих 64 кодонов у любого человека постоянно, так сказать, включены только 20, остальные как бы отдыхают. А у феноменального английского мальчика действующими оказались аж 24 кодона! Вероятно, именно такой высокий иммунитет ребенка уничтожил смертельный вирус самостоятельно. Если бы ученые поняли, как заставить организм работать в таком режиме, все болезни уже были бы побеждены… Генетик сделал паузу и, переводя дух, внимательно посмотрел на свою пациентку, та выглядела абсолютно спокойной. - Анализ показал, что в вашей ДНК включены… Он глотнул воздуха. - 32 кодона!!! Вы представляете, что это такое? - Ну, немного, - ухмыльнулась девушка. Ей ли было не знать? Все свое детство она не переставала поражать родителей отсутствием любых болезней. Ни ветрянка, ни скарлатина, ни банальная ангина не досаждали ребенку. Когда их пятый «А» подкосила краснуха, она единственная из класса не заразилась. А в пятнадцать лет ей делали переливание крови после автокатастрофы, и через два дня после операции выяснилось, что донор болел гепатитом В. Но у девочки удивленные врачи его не нашли. К ней ничего не липло, по необъяснимой причине инфекции и вирусы дружно обходили удивительного ребенка стороной. Однажды приемный отец провел эксперимент. Он привел одиннадцатилетнюю Амагу в лабораторию, где последние годы проводились исследования в области радиационного воздействия, и облучил ее родоном – доза составила около 200 рентген (притом, что однократное облучение не должно было превышать 50-ти). Отец успокаивал себя мыслью, что отрицательно заряженные бета-частицы проникнут в тело ребенка всего на несколько сантиметров. Радиация тоже не подействовала на девочку… - Вы просто не отдаете себе отчета, - тем временем возбужденно говорил генетик, - насколько важен ваш уникальный организм для… Он осекся, помолчал немного и, сделав несколько судорожных шагов взад-вперед, спросил: - Скажите, у вас есть больничная карта? Амага громко рассмеялась. - Не волнуйтесь, доктор, я ее никому не покажу! - Тут не до шуток, барышня. Дело щекотливое и весьма, весьма значимое для общественности, и … - Я могу забрать свое заключение сейчас же? – перебила девушка, явно не склонная обсуждать общественно-значимые важности. В кабинете повисла выжидательная пауза. Врач готовился к следующему вопросу, опять терзая свой подбородок. - Простите за любопытство, для чего вам нужен этот документ? - Не прощу, - уже грубо отрезала Амага и резко поднялась со стула. Генетик заломил руки, словно испугавшись, что пациентка сейчас уйдет и навсегда унесет свою тайну. Она расценила этот жест так же и усмехнулась. - Я не тема для ваших умозаключений, уж простите. И про эксперименты надо мной можете забыть! - Но вы даже не представляете себе! Я не могу вас вот так отпустить! – разволновался доктор. - Придется, - спокойно заметила Амага. – Вы, надеюсь, помните, кто просил вас сделать мой анализ, - она сделала акцент на слове «кто». В густом воздухе врачебного кабинета застрял негромкий звук, похожий на влажный «пшик». Генетик осел в своем высоком кожаном кресле, будто сдулся. Да, он и забыл об этом. Наживать себе проблем совсем не хотелось, а тот человек, что договаривался о расшифровке кода ДНК, был способен на все – это ему было известно. Доктор вытянул вперед руку с подписанным им заключением и спешно попрощался со своей пациенткой. Девушка вышла на улицу и прищурилась утреннему весеннему солнцу. Она еще раз перечитала медицинский документ, прежде чем убрать его в сумочку. Теперь Учитель уж точно не передумает. Осталось только пройти специальную подготовку глубоководного погружения и пару недель провести в обществе физика-естествоиспытателя Фукса, специально выписанного из Германии. Амага снова улыбнулась еще прохладным лучам и внутреннему ощущению – у нее есть для Учителя еще один подарок!.. *** Проводив Амагу, Учитель еще долго пытался справиться с нервным напряжением – шутка ли: теперь от этой девушки зависела вся его жизнь! Он был уверен в своей воспитаннице, и все же какое-то подспудное ощущение не давало покоя. Нет, волновалась не совесть – пакт о взаимном ненападении был подписан с ней много лет назад. Что-то другое, неуловимое и неприятное. Предчувствие?.. Чего? Учитель попросил водителя остановить машину не как обычно возле охраняемого парадного, а сразу за перекрестком, от которого до дома оставалось еще метров сто. Ему хотелось выветрить дурные мысли. Неспешным шагом Учитель двинулся к ярко освещенному подъезду, стараясь настроить себя на позитив – очень скоро должно произойти Важное. И этому уже невозможно помешать! Не-Воз-Мож-Но! Он поднял голову – на небе появились вечерние звезды. Низкие, еще неяркие, но уже читаемые. Звездная карта сулила явную удачу, и это ободрило. Вернувшись домой, Учитель отдал последние распоряжения паре молодых людей, которые должны были выполнить не менее ответственное, чем у Амаги задание, и уединился в самой дальней комнате своего роскошного пентхауса на тринадцатом этаже, открывавшего великолепный вид на Кремль. Там можно было спокойно ждать важного звонка, не опасаясь ненужных ушей. Положив на низкий дубовый стол мобильный телефон, Учитель расположился рядом в кресле и вытянул ноги. Ждать оставалось недолго, и он хотел посмаковать этот остаток времени, насладиться последними минутами перед самым важным событием в своей жизни. Веки сползли на глаза, оставив лишь маленькую щелку – как раз на уровне лежавшего телефона. Тело обмякло в удобной позе, и Учитель чмокнул в предвкушении – он умел вызывать воспоминания по своему желанию. Дежавю в египетскую Долину Царей каждый раз доставляло щекочущую радость. Именно там он понял, что действительно может стать властителем. …Под молчаливый восторг нескольких избранных журналистов члены экспедиции стали открывать саркофаги. Первый – сильно испорченный паразитами – довольно быстро обследовали и принялись за следующий. Беспокойство достигло апогея, когда добрались до третьего. В нем было то же, что и в первых двух… Вернее, не было. Льняные подушки, погребальные пелены, осколки керамических сосудов, фрагменты цветов с позолоченными лепестками, даже кусочки золотого ожерелья и обломки печатей царского некрополя заполняли саркофаги, но сами мумии в них отсутствовали. Все пытались скрыть разочарование, за эмоциями внимание рассеялось, и когда рабочие поднимали крышку седьмого деревянного саркофага, только Учитель, поддерживавший за дно, увидел то, что осталось незамеченным для других. Иероглифы, правда, были густо замазаны смолой, но два различимых являлись прямым указателем. Учитель тогда в сотый раз поблагодарил себя за усердие, с которым каждый день на протяжении трех лет занимался с известным египтологом Нати – специалистом по иероглифическим надписям, и такое волнение заполнило его изнутри, что он едва мог дождаться общего перерыва на обед. Когда все поднялись наверх, к накрытым столам, Учитель незаметно сумел вернуться в гробницу и пройти вглубь. Суеверный трепет не давал дышать полной грудью. Опустившуюся тишину нарушало какое-то зловещее потрескивание, но Учителя уже не могли остановить ни явные страхи, ни призраки, рожденные воспаленной фантазией мозга. Он нашел седьмой саркофаг, погладил маску на снятой крышке и с благоговением заглянул внутрь. В спешном поиске сенсации исследователи не дали себе труда сразу вынуть все подушки, материи и осколки. Учитель начал действовать быстро – у него было слишком мало времени. Вот снаружи оказалась последняя подушка и… взору открылось настоящее произведение древнего искусства: крошечный – около сорока сантиметров – гробик из красного золота. С минуту Учитель заворожено гладил его руками, почти затаив дыхание. Наконец, решившись, осторожно приподнял золотую крышку и… обомлел. Внутри тоже было пусто. Он смахнул со лба вмиг ставшие холодными капли пота, едва сдерживая рвущееся из груди отчаяние, и уже почти положил назад маленькую крышку, как вдруг заметил в одном из углов отверстие, тщательно замазанное смолой. Вскрыть его сразу не получилось, пришлось задействовать инвентарь и грубую силу. Три кольца из красного же золота, испещренные с внутренней стороны иероглифами, Учитель успел достать в тот момент, когда сверху уже послышались сытые голоса спускающихся. Он судорожно закрыл крышку, побросал в саркофаг весь вынутый хлам и, предоставив экспедиции самой обнаружить гробик, двинулся навстречу исследователям задумчивой походкой. Не найдя ни мумий, ни легендарного золота фараонов, египтологи объявили, что обнаруженная гробница является тайником погребальных предметов древности, имеющих отношение либо к матери Тутанхамона – царице Кийа, либо к его жене – Анхесенамон. Слушая это на пресс-конференции, Учитель ликовал про себя – ведь то, что на самом деле хранил этот тайник, открылось ему одному. Ни дух умершей во время родов царицы, ни призрак юной супруги великого фараона не смогли сокрыть своей тайны. «Кому как ни мне, - внутренне усмехался Учитель, - можно было доверить это сокровище. Мы ведь так пристрастно близки»... Он и теперь, много лет спустя, помнил этот запах, который просочился в древнеегипетскую гробницу из глубины веков. Терпкий аромат содомии, которую сам Учитель творил с вожделенным ужасом. Если уж Тутанхамон взял в жены сводную сестру, а она, похоронив фараона, снова вышла замуж за собственного деда – что уж говорить о нем, скромном последователе великих, соблазнявшем не родных детей, а приемных… Мелодия испанской серенады оживила телефон ровно в десять. Визави был точен как всегда. То, что Учитель услышал в трубке, вызвало у него приступ, похожий на агонию – оказалось все будет гораздо более потрясающим, чем он ожидал. В прямом смысле – затрясет со страшной силой! Мегаполисы не просто потеряют свой облик. Они взлетят на воздух! ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Глава первая Их осталось трое. Хотя по замыслу двоих все должно было произойти совсем по-другому, и их неугомонный спутник, как, впрочем, и они сами, оказался в крепкой шлюпке случайным, счастливым для него образом. Он сам зацепился почти онемевшими от холодной воды пальцами за край лодки и, громко выдохнув, начал медленно подтягиваться. Те двое, что находились внутри – парень и девушка – испуганно переглянулись, они и предположить не могли, что кто-то еще мог выжить. Пока молодые люди молча рассуждали, что же делать с непрошеным гостем, он громко плюхнулся на дно шлюпки. Сердце бешено колотилось. Страх от пережитого смешался на мокром лице счастливчика с тревогой, едва он оглядел своих невольных спасителей – даже вязкая темнота не могла скрыть их неприятно-растерянных взглядов. - Мне… тоже удалось спастись, - словно извиняющимся тоном заговорил незнакомец по-английски. – Это было так ужасно! Молодые люди ему не ответили, и он повторил последнюю фразу сначала по-французски, а затем по-русски. Натянутая пауза длилась еще с минуту, прежде чем, красноречиво взглянув на своего спутника, заговорила девушка, на чистейшем русском. Она даже попыталась улыбнуться. - Извините нас, мы просто тоже в шоке. Располагайтесь. Сухой одежды у нас, конечно, нет, но вот фляжка с водкой уцелела, - она рывком протянула ее. – Пейте – согреетесь. Горячая струя показалась счастливчику просто божественной. В ушах все еще стоял страшный шум воды, и он боялся оторваться от фляжки прежде, чем спасительная жидкость не ослабит разрушающее воздействие реальности… Тонкоплечая девушка с цепкими серыми глазами осторожно привстала, держась за края суденышка, и скорее прислушалась, чем всмотрелась в разлитую над водой темноту. Вокруг было тихо. Не верилось, что каких-то два часа назад большой нарядный лайнер слизала огромная волна. Густая ночь помешала увидеть все в деталях, но и того, что удалось разглядеть в свете щедрых иллюминаций корабля, хватило, чтобы ощутить дикий ужас. Ничего до этого не предвещало шторма. Буквально ничего. И самое странное, что после того, как гигантская водяная стена проглотила лайнер, все стихло. Как будто эта волна-монстр взялась совершенно из ниоткуда. Такую громадину все трое видели воочию впервые в своей жизни. Клубы темно-серой воды наслаивались друг на друга сотнями, заполняя собой, казалось, весь мир. Пенящаяся кромка кровожадно закручивала тугой узел и стремительно рушилась вниз, засасывая в бездонную пропасть своей воронки обреченное судно. Те немногие люди, что находились в этот момент на палубе, не успели даже заметаться, завороженные страшной картиной. Конец наступил стремительно. Волна с такой силой ударила корабль, что все они мгновенно оказались за бортом, а те, что остались в каютах, попали в западню, из которой уже не было выхода. Спасение представлялось невозможным, и все же кое-кому удалось выплыть из страшной воронки, и даже раздобыть шлюпку… Страх все еще сковывал их движения. Впрочем, в том маленьком пространстве, в которое они были заключены волей шалящего океана, и не требовалось особой активности. Все было предоставлено судьбе. В спасительной шлюпке не было даже весел, и едва заметное течение несло ее по своему усмотрению. Волна-монстр отбросила выживших людей на неопределенное расстояние от курса корабля, на котором они плыли, к тому же темнота, разбавленная лишь отблесками неясных звезд, сокращала обзор до пары метров. - Солитон, - выдохнул в самое ухо качнувшейся от неожиданности девушке тот, что оказался в шлюпке абсолютно случайно. Он аккуратно потянул ее руку на себя и помог сесть. - Что вы сказали? – девушка нахмурила лоб и одернула кисть. Большой синий кулон в форме полого кокона маятником ходил на ее груди. - Я говорю – это был солитон – загадочная одиночная волна, высотой не меньше двенадцати метров. Вы наверняка никак не можете найти объяснения тому, что случилось – откуда она взялась, если не было шторма, ведь так? - И что?! - отозвался вместо девушки ее хмурый крепко сложенный спутник, сидевший у самого носа лодки. - Вы в этом понимаете? - Ну, в общем… – словно извиняясь, пожал плечами счастливчик. – Я ведь, позвольте представиться, геолог, действительный член международного проекта Евросоюза под названием «MaxWave». Сейчас в его рамках изучаю теорию декогеренции, свойства кристаллогидрата метана. Я как раз плыл на… - он икнул от холода и после этого печально умолк, уставившись в темную воду за низким бортом. Какая разница теперь – куда он плыл и зачем?.. - Послушайте, а нас будут искать? Ведь должны! – глаза девушки жгла надежда. - Обязательно, – встрепенулся геолог, оторвав взгляд от чернеющей глади. – Если только… если экипаж успел передать SOS. Но, - он поспешил исправить свое пессимистичное замечание, - в любом случае береговые службы должны предпринять какие-то меры, как только корабль пропадает с радаров. Так что это вопрос времени. Девушка вздохнула и, как показалось геологу, послала крепышу немой вопрос. Тот тряхнул головой – то ли ответил, то ли просто озяб. Повисшее молчание длилось недолго. - Раз уж вы оказались в нашей лодке – давайте знакомиться. Я – Кира, - девушка дружелюбно вытянула вперед руку. - Меня зовут Семен Ефремович Покровский, - ученый попытался натянуть на лицо улыбку. - Больно вы молоды для Ефремовича, вам же не больше тридцати семи-сорока, - дернула уголками губ Кира. Она уже успела оглядеть его довольно статную фигуру и лишь едва тронутое возрастом лицо. Оценила красивые глаза в обрамлении пышных ресниц, высокий лоб, умело открытый удачной стрижкой, веснушчатый нос и неровный квадрат подбородка – явный признак мягкости. Улыбка геолога невольно расползлась шире. - Для вас, конечно, можно просто Семен, - и чтобы скрыть небольшой конфуз, он быстро обернулся к мужчине, что сидел впереди них, - а вас как зовут? - Зовите его Сикл, - ответила за хмурого здоровяка его спутница. - Как? – в голосе Семена слышалось явное удивление. Но его вопрос остался без ответа. «Странно. Очень странно», - подумал он про себя. - Так вы говорите, эта волна была не меньше двенадцати метров? – тем временем вернулась к начатому, было, разговору Кира. - Не меньше, - рассеянно отозвался Семен. - Ну а как вы можете объяснить, что эта огромная волна оказалась здесь совершенно одна? Заблудилась, отбилась от своего шторма? Или специально заглянула потопить наш корабль? - Вообще-то, по сделанным пятнадцать лет назад расчётам, возникновение таких солитонов предполагалось возможным на Земле не чаще, чем раз в десять тысяч лет. Но за последние одиннадцать лет наши приборы с воздуха уже зафиксировали несколько таких монстров, так что интервалы их появления, боюсь, сейчас абсолютно бесконтрольны. Началось все с 1995 года, когда межатлантический лайнер «Королева Елизавета Вторая» столкнулся с тридцатиметровым солитоном! Ну а объяснение происхождения таких одиночных волн-убийц у научного мира пока только одно – они образуются за счёт случайной интерференции нескольких малых волн. - И все-то у вас по заумному, - надула верхнюю губу девушка, - интерференция… - Я имел в виду совокупность, объединение, если хотите, - смутился геолог. - Интересно, а у этих чудовищ какая-то определенная география? – Кира выглядела заинтересованной. Ее серые глаза въедливо изучали собеседника. Все трое уже успели немного прийти в себя и теперь, не имея возможности ориентироваться в темноте, а, следовательно, предпринимать какие-то действия, были увлечены беседой. Впрочем, разговор поддерживали только ученый и девушка, крепыш хранил упорное молчание, развернув к ним свой крепкий затылок и глядя в одному ему известном направлении. - Вообще, строго говоря, никакой определенности, конечно, нет, - подумав, ответил Семен, - но все последние солитоны были зафиксированы именно в Атлантическом океане и именно в этом треугольнике, в котором оказались и мы - между Флоридой, Кубой и Бермудами. - Мы с Сиклом, - девушка кинула быстрый взгляд в сторону своего молчаливого спутника, - даже спорили перед отплытием на эту тему – так ли опасен Бермудский треугольник, как об этом много лет трубят журналисты. Оказывается, не все так просто. Может, и другие корабли пропадают также, как наш? Что вы скажете? Покровский улыбнулся. О, сколько всего он мог сказать по этому поводу – почти пятнадцать лет жизни были посвящены изучению феномена этой самой печально известной аномальной зоны планеты. Он лично встречался с теми немногими, кому удалось выжить в совершенно, казалось бы, немыслимых ситуациях. Их сведения Семен вносил в специально разработанную им же компьютерную программу, разбивал на сегменты и вводил в систему научно доказанных фактов «MaxWave», которую ученые называли между собой «Трафаретом». Одним из таких фактов являлось обоснование того, что береговая линия Северной Америки в районе мыса Гаттерас, полуостров Флорида и остров Куба образуют так называемый рефлектор. Он отражает инфразвуковые волны, которые генерирует шторм, и фокусирует как раз в районе Бермудского треугольника. Огромная сила этих волн вполне могла бы объяснить многие аномальные явления. Ученые пытались понять закономерность возникновения опасных зон, чтобы выработать стратегию предупреждения. И вот теперь, когда Семен мог написать не одну диссертацию о так называемой «белой воде» или «белом тумане», объяснить с научной точки зрения сверхбыстрые перемещения, гравитационные сбои и дать анализ всем прочим «свойствам» страшного треугольника, волею насмешницы-судьбы он сам оказался, что называется, в эпицентре описываемых событий. Самое смешное, что он и не собирался никуда плыть, и уж тем более на Бермуды. Да, к слову сказать, он вообще должен был жениться. На волоокой красавице Сессиль, чьей руки ему пришлось добиваться долгих четыре года. Влюбиться практически с первого взгляда Семен умудрился прямо в одной из аудиторий Сорбонны. Русский ученый, почти десять лет назад отправившийся на поиски заморского счастья, читал в университете лекции по структурной геологии и геологическому картированию. Экзамены по его предмету считались одними из сложных, поэтому желающих вооружиться шпаргалкой всегда было предостаточно. К тому же им благоволил технический прогресс. Сессиль, беспечно пользующаяся его плодами, одна из немногих попалась с поличным. Эта ручка называлась у студентов сверхсекретным орудием агента 007. Написанное ее чернилами оставалось невидимым для всех, и чтобы различить запись, нужно было посветить ультрафиолетовым фонариком, расположенном на другом конце стержня. Однако профессор Семен Покровский уже давно знал об этих ухищрениях. Сессиль в компании еще четверых студентов осталась на переэкзаменовку. А вечером того же дня в умопомрачительно короткой юбке она пришла в аудиторию, где преподаватель проверял тесты. Тот первый поцелуй был совершенно случайным. По крайней мере, так думал профессор. А потом он заглянул в ее глаза-впадины и… пропал. Если бы он мог знать, что будет дальше!.. - Семен, так что же? Воспоминания вдруг оборвались, и геолог встретился с проницательными серыми глазами. Кира все еще ждала ответа. - Судите сами, - торопливо начал ученый. – Весь мир считает, что так называемый Бермудский треугольник – самое гиблое место на Земле. Однако мало кто обладает реальной информацией – за последние 26 лет в этом месте погибло чуть больше тысячи человек. Согласитесь, что за один год в одних только автокатастрофах гибнет куда больше народа. - Да, но ведь главная загадка состоит как раз в том, что корабли и самолеты пропадают здесь бесследно, и никто не может знать – сколько людей погибло на самом деле! – горячо возразила Кира. Она была из тех авантюрных барышень, что загораются от любопытства и жажды новых познаний, едва появляется малейшая возможность для заполнения любого пробела. Семен снова улыбнулся ей. Непонятно почему, но он вдруг почувствовал интерес к этой тоненькой въедливой девушке. Их дискуссия доставляла ему удовольствие вопреки обстоятельствам – и это немало его удивляло. Вокруг океан, впереди неизвестность, а он спокойно разглагольствует о странностях аномальных зон. - Вы и правы, и нет, Кира. Американский писатель Берлитц начал свою книгу о Бермудском треугольнике с завораживающего читателя утверждения: «При поисках не удалось обнаружить ни одного трупа или обломка». Однако если взглянуть на ситуацию трезвым взглядом, то становится понятно, что все не так страшно. Есть ли в указанном месте аномальная зона? Да, конечно, бесспорно! Но, - Семен сделал паузу, вдруг почувствовав, что разошелся, будто читал свои лекции, и продолжил уже спокойнее, - через условно обозначенный треугольник проходит просто огромное количество всевозможных трасс – морских и воздушных, ничуть не меньше, а быть может, и больше, чем в любом другом месте. При этом до пункта назначения добирается львиная доля всех судов. Вы же не станете утверждать, что нигде больше не разбиваются самолеты и не тонут корабли. По нашим данным, зафиксированных случаев исчезновений всего 10 процентов. Но другое дело – как они происходят. - Да это, наверное, не другое, а просто первейшее дело. В этом-то вся соль, что в любом другом месте, как вы говорите, все причины катастроф более или менее объяснимы. - Более или менее, - невольно усмехнулся Семен, - я могу объяснить вам практически любую катастрофу, когда-либо случившуюся по периметру треугольника. Кира скептически поджала губы и хмыкнула, перебирая рукой свой большой кулон: - Например, что корабли и самолеты пожирают огромные пузыри метана? Покровский удивленно взглянул на нее. - Вы слышали об этом? – И сделав паузу, добавил: - Да, одно из объяснений как раз лежит в донных отложениях кристаллогидрата метана. Однако оно может быть достоверным только в отношении кораблей. Пузыри, которые поднимаются со дна океана, вряд ли могут быть причиной гибели самолетов – с высотой концентрация метана резко снижается, и очень сомнительно, что он может воспламеняться в небе. К тому же этому мешают воздушные течения. - И сколько у вас таких объяснений? – девушка никак не могла избавиться от скепсиса в голосе. - На каждый случай, - добродушно ответил Семен. – Хотя, справедливости ради, ученые только недавно смогли научно обосновать такие явления. А ведь первый документально зафиксированный случай странного исчезновения отмечен 1840-м годом. Корабль назывался «Розали». - Ну, хорошо, - выдохнула девушка, - а скажите – придумала ваша организация хоть что-нибудь для безопасности кораблей, которым на пути может встретиться, например, этот ваш солитон? - Конечно. Последние пять лет мы решали эту проблему, и сейчас уже приступили к выпуску созданных на базе нашего института приборов, которые оповещают о приближении одиночных волн за пятьдесят морских миль. Но, к сожалению, ими оборудованы пока только военные лайнеры США и Англии. - А пятьдесят морских миль – это много? – озадаченно спросила Кира. - Это пятьдесят минут широты, пятьдесят семь и пять сухопутной мили или… - Семен сделал паузу, умножая в уме, - или девяносто две целых, шестьдесят пять сотых километров. - Вы и математику как орехи щелкаете, - не удержалась от язвительного комплимента Кира. – А как вы думаете, на сколько этих самых морских миль мы уже удалились от курса затонувшего корабля? И где мы теперь находимся? Покровский вздохнул. Он и сам все время об этом думал, но вынужден был признать, что не имеет ни малейшего понятия. - Сначала нужно дождаться, пока рассветет, - уклончиво ответил Семен. – Оглядимся и решим, что делать дальше. Может, к этому времени нас начнут искать… - Боюсь, что вряд ли, а скучный пейзаж не способствует появлению светлых мыслей. Кира поежилась и подтянула к подбородку колени. Она совсем продрогла. - А если течение унесет нас далеко в открытый океан? – мысль о печальной перспективе тенью легла на лице девушки. – Послушайте, а что… Ей не дал договорить вдруг резко вклинившийся в разговор хрип того, которого она представила Сиклом. - Скажите-ка, а как вам удалось спастись? Его голос весьма гармонировал с угрюмой внешностью – низкий, зловеще выделяющий шипящие буквы. - М-мне? – запнулся Покровский. Вопрос прозвучал словно обвинение на суде. Ученому вдруг припомнился давно почивший испанский король, бросивший вызов известному герою Лопе де Вега: «Позвольте, сударь, а на каком основании вы живы?!» - Вероятно благодаря тому же провидению, которое затащило меня на этот корабль. Я вообще должен был лететь в Париж… - ученый грустно вздохнул, - на собственную свадьбу. Семену представилась Сессиль, которая понятия не имела, куда мог запропаститься ее жених. На счет своей невесты профессор не питал никаких иллюзий. Сессиль отличалась ветреностью, свойственной всем хорошеньким молоденьким девушкам, собравшимся под венец не по большой любви. Ах, если бы не то первое свидание, положившее всему начало… Неожиданно отрывистый смех зазвенел во влажном воздухе. Кира хохотала от души. - Ой, вы, по-моему, очень похожи на Паганеля! - Кто это еще? – угрюмо уставился на девушку Сикл. Она перестала смеяться и посмотрела на него в упор. - Ты же книжки читал, ну в детстве? По-видимому, Сикл не был настроен на воспоминания. - Короче, - буркнул он, - я спросил, кто это? - Ученый, - вздохнула Кира, - вроде нашего геолога, герой книги Жюля Верна. Тоже случайно попал на корабль, и тоже знал все на свете, - она с уважением посмотрела на Семена. Ему стало почему-то очень приятно и, сконфузившись, он отвернулся. Вдалеке лениво просыпался горизонт. Тонкая нежно-розовая кайма отделила посветлевшее небо от воды. Там, в этой точке океан казался широкой стянутой лентой. - Нам не мешало бы поспать хоть немного, - зевнула Кира, - силы еще потребуются, а рассветет не раньше, чем через час. Только по очереди, не мешает все-таки быть настороже. - Спи, я посижу, - прошипел хмурый крепыш, - этому типу не надо доверять, - кивнул он в сторону Семена. – Все-таки, нужно выяснить, как он уцелел. - Так же как и вы! - не выдержал геолог. – Можно подумать, что вы умеете ходить по воде, а остальным даже плавать запрещено, - зло процедил он сквозь зубы. - Давайте не будем ругаться с самого начала, мальчики. Все потом. Так хочется спать… Кира устало махнула рукой и, допив содержимое маленькой фляжки, тут же устроилась на колышущемся дне лодки. Раннее утро в открытом океане было очень холодным, тем более что одежда не успела просохнуть. Она противно липла к телу и холодила до кишок. Девушка свернулась на полу калачиком, скрестив руки на груди. Укрыться ей было нечем, и сквозь зеленый свитерок было видно, как подрагивают замерзшие плечики. Семен снял с себя еще почти совсем мокрый вельветовый пиджак и, накрыв ее, устроился рядом. Нервное подрагивание воды ощущалось сквозь дощатое дно шлюпки и доводило озноб почти до лихорадки. Хорошо, что еще не было ветра! Уснуть казалось совершенно невозможным. Семен взглянул на Киру, но той, видимо, хватило водки, чтобы забыться коротким тревожным сном. Он придвинулся к ней ближе и натянул кусок своего пиджака на левый бок. Неожиданно осознание всего случившегося дикой тревогой заныло внутри. Неизвестность вернула приглушенный, было, страх. Усталость острой судорогой в ногах напомнила о том, сколько времени пришлось барахтаться в холодной воде, прежде чем появилась спасительная лодка. Семен поднялся, сел, обхватив руками плечи. Угрюмый здоровяк бросил на него испепеляющий взгляд. Одна мысль уже продолжительное время не давала Семену покоя – он знал, что прозвище спутника Киры имеет очень древние корни и переводится с одного из мертвых уже языков как «убийца». *** Глава вторая Спокойное теплое утро мая располагало к плесканиям. Шумная стайка веселых дельфинов придумала резвиться недалеко от одинокой лодки. Они прыгали, извиваясь своими крепкими лоснящимися телами, с каждым кругом все ближе подплывая к суденышку. Дельфинам, видимо, было ужасно интересно, что делали здесь эти люди – в маленькой шлюпке, без весел и явных признаков направления. Проснувшаяся Кира, несмотря на все злоключения предыдущего дня и ночи, выглядела бодрой. Она развесила по краям лодки мокрую одежду, подставив приятному солнцу тонкие плечи. Массивный синий кулон, свисавший чуть ниже выделяющихся ключиц, совсем не гармонировал с хрупкой фигуркой – казалось, он оттягивает своей обладательнице шею. Но, похоже, Кира не испытывала ни малейшего дискомфорта – наоборот, была легка и активна. Констатировав, что у них нет ничего съестного, принялась обдумывать план поимки рыбы. Сикл поднялся, потянул в разные стороны свое крупное, затекшее в конечностях тело, и проскрипел в ухмылке: - А на что ты ловить ее будешь? На обещания? - Мне и пообещать-то нечего, - улыбнулась в ответ девушка, как ни в чем ни бывало радующаяся новому дню. – Может, профессор подскажет? Она взглянула на Семена, растирающего шею. Энергии у него было явно меньше. Геолога мучил озноб и плохие предчувствия. - Что-то вы не в духе, профессор? Семен попытался скрыть подступившее раздражение. Какого черта эта барышня ерничает?! Вчерашняя симпатия скрылась за нависшим осознанием страшной реальности. Он был так устроен – во всем ученый должен был видеть полный порядок и понимание происходящего. Господствующий же теперь хаос наводил непреодолимое уныние. Семен вспомнил, как садился на злополучный корабль. Девять недель он пробыл по договору с Сорбонной в Кои́мбрском университете Португалии – одном из старейших учебных заведений Европы, основанном аж в 1290 году! И естественно, все приготовления к свадьбе приходилось вести по телефону. Один раз профессор даже вышел из себя, когда портниха Сессиль звонила раз десять во время лекции – уточнить количество вытачек на лифе. - О Боже! – взорвался Покровский. – Неужели вы не можете спросить об этом мадемуазель?! - Мадемуазель желает, чтобы все было выполнено по вашему вкусу, - невозмутимо отвечала портниха. - По моему вкусу такие мелочи нужно обсуждать с невестой! - отрезал Семен и бросил трубку. На его везение португальские студенты не понимали французского, и он, сославшись на важные переговоры с ректоратом Сорбонны, смог продолжить занятия. Вечером того же дня по телефону Сессиль выказала недовольство долгим отсутствием Покровского, и Семен пообещал завтра же (благо как раз истекал срок договора) прилететь в Париж. Однако на следующий день вместо самолета профессор оказался на корабле. Сердце его разрывалось от отчаяния, когда он поднимался на палубу. Все, чего он так долго и упорно добивался, внезапно оказалось под угрозой. В каюте он долго держал ладонь на внутреннем кармане вельветового пиджака, где все еще лежал билет до Парижа. Самолет французской авиакомпании Air France улетал через три часа после отплытия корабля. Тогда у Семена еще было время передумать, но ученый знал, что передумать он не мог. Сразу после волнующего разговора с директором научно-исследовательского института, работающего в рамках проекта «MaxWave», Мишелем Лье, Семен принялся набирать номер парижской квартиры Сессиль. Ее вежливый голос, записанный на пленку, ответил: «Это Сессиль Денье, извините, но сейчас меня нет дома, пожалуйста, оставьте свое сообщение после звукового сигнала…» Дожидаться противного писка Семен не стал, несколько раз пробовал дозвониться на мобильный, но невеста не брала трубку. Беспокоить свою будущую тещу сообщением о том, что у него появились дела важнее свадьбы, Семен не рискнул. Что он мог сказать?! «Мадам Денье, это Покровский. Тот самый русский профессор, что имел несчастье влюбиться в вашу непредсказуемую дочь и вызвать ваше страшное неудовольствие. Я звоню просить вас передать Сессиль, что наша свадьба откладывается, поскольку в авральном порядке мне необходимо председательствовать на секретном научном совете по инженерной гидрогеологии. Я понимаю, мадам, что вы просто счастливы и вряд ли воздержитесь от того, чтобы сообщить дочери, будто ее жених трусливо сбежал из-под венца, но все же еще раз прошу вас, мадам…» В конце-концов, понадеявшись на то, что, по дороге до Бермудов, где должны были пройти важнейшие испытания, он дозвонится-таки до Сессиль по мобильному и все объяснит, профессор ступил на борт. Разве мог он знать, что после этого был обречен?.. Теперь ирония судьбы напомнила ему французскую пословицу, которую любила повторять Сессиль: есть три самых прекрасных зрелища на свете – танцующая женщина, скачущая лошадь и корабль, идущий на всех парусах… Геолог взглянул на Киру и выдавил, стараясь придать тону бесстрастность: - Судя по всему, нас никто не ищет. Нам необходимо что-то предпринять. - Что, например? – сверкнул глазами Сикл. Семен уставился на прыгающих дельфинов, пытаясь придать своим мыслям направленность. Он закрыл глаза и представил карту. Их корабль плыл из Лисбоа через Филадельфию и Бермуды во Флориду. Предположим, думал геолог, мы отбились от курса миль на двадцать-тридцать. Значит, где-то не так далеко течение Гольфстрим должно сделать крутой вираж и соединить свои теплые воды с холодным Лабрадорским течением. А это значит… Семен даже поморщился от неприятного вывода. Он много раз мысленно представлял себе эту узкую кривую полоску земли посреди Северной Атлантики. Вернее не земли, а песка, который схоронил под своими многотонными пластами не только бесчисленное множество современных лайнеров самых разных стран, но еще челны самих викингов. Когда-то давным-давно, около пяти столетий назад, суеверные моряки назвали этот остров корабельным кладбищем. Однако, это все же была суша, к тому же, обитаемая. - Возможно, нам удастся причалить к острову, - объявил геолог. Он все еще боролся с дурным настроением, но проблеск надежды, пусть даже пока весьма мнимой, уже читался в его взгляде. - Острову? – в один голос переспросили Сикл и Кира. - Пока не могу сказать вам ничего определенного, мне нужно понять, насколько мы далеки от Гольфстрима. - Вы обязательно это поймете, дорогой Паганель! – воодушевленно заявила девушка. Она не удержалась от дружеского поцелуя в щеку, и душевное состояние Семена сразу заметно улучшилось. - Что бы мы без вас делали?! Ей уже представилась спасительная полоска в застывшей синеве океана. Радость Киры буквально через два часа стала всеобщей – троица разглядела прямо над собой упитанную чайку, а это означало только одно – суша поблизости! А в это же время за многие тысячи километров от них в столице России, в здании одного из крупнейших концернов мира шло бурное заседание. Председатель совета директоров сознательно настоял на том, чтобы сделать его открытым для средств массовой информации. Ему нужно было на некоторое время отвлечь внимание журналистов от своей персоны, поэтому он надеялся переключить его на громкую, заманчивую, но совершенно пустую сенсацию. Субтильный услужливый юноша мгновенно угадал желание шефа, и чашка с ароматным свежесваренным кофе оказалась перед тучным, стареющим председателем, едва он подал знак. Сделав глоток, босс шепнул что-то парню на ухо, и тот, ловко поднявшись, призвал прессу к тишине. - А сейчас Борис Георгиевич Штек, президент «РосНефЭнерПрома» сделает важное заявление. Операторы могут подойти к синей линии. Телевизионщики засуетились, а представители бумажных СМИ недоуменно переглянулись. Однако молодой человек тут же продолжил, двинувшись навстречу пишущей братии: - Диктофоны я поставлю сам, приготовьте, пожалуйста. Съемка фотоаппаратами мобильных телефонов запрещена. Он очень быстро расположил всю технику на столе вальяжно откинувшегося в кресле президента и скрылся из виду. «Вышколенный у него пресс-секретарь», - подавляя зевоту, подумала Катя Невская, глядя в спину удаляющемуся парню. Репортеру еженедельного аналитического журнала «Эксперт», щедро одаренному природой не только цепким мужским умом, но и вполне женской привлекательностью, предельно наскучило предшествующее заседание самолюбивых «владельцев заводов- газет-пароходов» и внимание девушки рассеивалось. Она полностью оправдывала свою фамилию, размеренная жизнь ее родного Питера была журналистке куда больше по душе, чем суетная беготня по Москве – с одного мероприятия на другое. «Скорее бы он уже сделал свое заявление, и спущусь в их вкусный буфет». Катя и предположить не могла, чем закончится эта конференция! - Мы объявляем конкурс, - начал тем временем Штек, - на решение проблемы альтернативного топлива. Вознаграждение победителю – миллион евро! - Сколько?! – громко охнули журналисты, не веря своим ушам. Оживления заметно прибавилось. Кое-кто схватился за мобильные телефоны. Президент и бровью не повел. Его увесистый баритон спокойно вещал дальше. - Необходимо предложить вид топлива, который полностью заменит нефтепродукты и природный газ в двигателе внутреннего сгорания. - А какие основные требования? – тут же раздался первый вопрос из зала. - Экологическая безопасность, крупномасштабное производство и… - Штек сделал паузу, чему-то усмехнулся, - и доступность. - А если уже есть предложения? – радостно выпалил из первого ряда репортеров моложавый мужчина в идеально отутюженной рубашке. - Да?! – дернул уголками рта президент. – Вот это скорость! Интересно послушать. Журналисты начали разглядывать своего коллегу и громко перешептываться. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, снова возник пресс-секретарь, призывая всех к порядку. Катину сонливость сняло как рукой. Она откинула со лба рыжую челку и вытянула шею, пытаясь лучше разглядеть претендента на миллион – его притягательную внешность не портил даже явно кривой нос с горбинкой. Говорил он слегка растягивая слова, как сознательно делают это многие москвичи. - По-моему, отлично подходит метиловый спирт. Экологическую безопасность обеспечивает близость к природному газу, доступность – синтез из газа и угля, крупномасштабное производство можно наладить на гидролизных заводах. - Четко и лаконично! – качнул головой Штек. Его заместители, сидевшие рядом, о чем-то зашептались, один из них сделал пометку в блокноте. - Так что, деньги мои? – не унимался журналист. - Ну, почти, - усмехнулись пухлые губы бизнесмена. Если докажете преимущество вашей идеи над другими и на практике. В любом случае, - он сделал глубокомысленную паузу, - у вас еще есть время все обдумать. Свяжетесь с моим помощником. Конкурс объявляется на две недели. Последнюю фразу президент концерна произнес уже для всех присутствующих. Изобретательный журналист хотел, было, сказать что-то еще, но тут вновь неожиданно появился щуплый пресс-секретарь и объявил, что дальше заседание совета директоров пойдет за закрытыми дверями. Представители четвертой власти стали спешно собирать технику и свои вещи. Катя Невская хоть и воодушевилась присутствием находчивого коллеги, едва не сорвавшего огромный куш, надежду посетить буфет с изобилием всяких сладостей не оставляла. Она знала, что охрана концерна в считанные минуты разгонит всю прессу из коридора, а потому времени на то, чтобы быстро прошмыгнуть мимо и спуститься на второй этаж, у нее было всего ничего. Именно по этой причине девушка оказалась одной из первых у двери конференц-зала и, пружинисто схватившись за ручку, поняла, что та заперта. Обступившие ее коллеги попробовали помочь, но и их усилия оказались тщетны. В длинном конференц-зале была еще одна дверь – в противоположном конце, взоры журналистов обратились в ту сторону. Сопровождавший представителей СМИ пресс-секретарь недоуменно кивнул находящемуся внутри охраннику – какой идиот закрыл выход для прессы?! Тот пожал здоровенными плечами и спешно отправился проверить вторую дверь. Совет директоров в этот момент уже расселся по своим местам за овальным столом, гармонично вписанным в углубленное пространство возле окон. От Штека замешательство не ускользнуло. Он поманил пальцем своего пресс-секретаря. В этот же момент вернувшийся охранник растерянно сообщил, что и вторая дверь, ведущая в приемную президента, тоже заперта. Попросив журналистов немного подождать, худенький секретарь подбежал к шефу. На ходу он успел вытащить из кармана небольшую портативную рацию и скороговоркой произнести в нее несколько слов. Доложив президенту о странной заминке, юноша тут же поспешил успокоить – буквально через три минуты начальник службы безопасности концерна решит проблему. Пресс-секретарю не суждено было знать, что решит ее совсем другой человек. И по своему усмотрению. Все случилось очень быстро и совершенно неожиданно для всех. Откуда-то из гущи репортеров вынырнул тот самый несостоявшийся миллионер. Ловко маневрируя между людьми и мебелью, он вдруг оказался в трех шагах от президента. Борис Штек успел увидеть, как из под безупречно выглаженной рубашки возник маленький черный пистолет. Его тонкое дуло смотрело главе концерна прямо в лоб. Испугаться президент не успел. Приглушенный хлопок откинул его седую голову резко назад. Со стороны могло показаться, что Борис Георгиевич тренирует затекшие мышцы шеи. Аккуратной крошечной дырочки, возникшей между раскидистых бровей, было практически не видно. Сидевший за столом совет директоров пребывал в немом оцепенении. И только все еще полусклоненный над Штеком щуплый пресс-секретарь сразу осознал весь ужас случившегося. Он громко взвизгнул и коротким броском впился в руку, сжимавшую оружие. В ту же секунду вышел из ступора единственный находившийся в конференц-зале охранник – перепрыгнул через стол и оказался позади убийцы с вытянутым вперед электрошоком. Однако он опоздал. Парень, сжимавший пистолет, молниеносно развернулся спиной к окнам, под мышкой у него болтался пресс-секретарь. - Всем оставаться на местах, - рявкнул он, покосившись на охранника, - и спокойно, а то пристрелю и этого малыша. В этот момент Катя Невская протиснулась, наконец, вперед – широкие спины операторов заслоняли ей обзор, и девушка, поняв, что уже пропустила нечто важное, решила хотя бы финал досмотреть в первом ряду. Она сразу увидела бледно-голубые глаза журналиста, которого еще несколько минут назад рассматривала с уважением. Эти глаза уставились прямо на нее. - Эй вы, девушка из «Эксперта», - крикнул парень, - идите сюда. Живее! – повысил он голос, видя ее нерешительность. Испытывать долго терпение вооруженного человека Катя не стала. Сжимая губы, она осторожно двинулась вперед. За спиной послышался испуганный шепот коллег. - Подойдите к этому, - кивнул головой убийца в сторону своей жертвы, откинувшейся в кресле. Глаза его зорко следили за всеми находившимися в зале. Место, которое он занял, идеально подходило для этого. - Быстрее! Девушка послушно приблизилась к вероятно уже мертвому бизнесмену. От страха ей показалось, что веснушки наперегонки бросились с носа вниз по спине. Похолодевшими пальцами она провела по гладко зачесанным в хвост волосам, размазав у кромки лба три больших капли выступившего пота. - На его шее цепочка. Там висит ключ – доставайте! Светло-голубые глаза впились в девушку. - Да шевелись, ты! От ставшего слишком резким крика Катя дернулась как от плетки. В этот же момент с наружной стороны закрытых дверей послышался стук и громкий голос начальника службы безопасности концерна. Через несколько секунд стало ясно, что дверь стараются выбить. Легкая усмешка, растянувшая губы убийцы и еще больше склонившая вбок его нос, заставила сжаться Катино сердце. Мелькнувшая, было, надежда тут же исчезла. Девушка вспомнила, что вход в конференц-зал открывался за двойными дубовыми створками, отделанными витиеватыми металлическими скобами. Сорвать их с петель будет не так-то просто. Однако терять время преступник все же не собирался. Держа одновременно на прицеле охранника с электрошоком и болтающегося под мышкой секретаря, он гораздо более спокойным, но каким-то удушающим голосом приказал Кате снять с груди трупа цепочку с ключом и положить ему в карман. Девушке на миг показалось, что жилка на горле застреленного президента пульсирует. Отогнав галлюцинацию, она постаралась унять дрожь в пальцах и потянулась к вороту рубашки. «Господи, - думала Катя, - здесь полным-полно мужиков, а один гаденыш творит что хочет. Неужели они не могут как-нибудь выбить у него пистолет?! И этот придурок охранник застыл от него в полушаге». Пальцы плохо слушались, а воротник Штековская жена, видимо, слишком сильно крахмалила – Кате никак не удавалось вытянуть из-под рубашки цепочку. Шум за дверями тем временем нарастал. «Может мне удастся потянуть время…» Бледно-голубые глаза убийцы усмехнулись, прочитав ее мысли. - Шевелись! – резко приказал он и вскинул пресс-секретаря так, что тот невольно вскрикнул. Катя охнула и достала, наконец, злосчастную цепочку. На ней красовался маленький очень изящный кулон с выгравированными инициалами «О.Р.К.» Он был выполнен в виде неправильного ромба и походил на кристалл. Катя могла поклясться, что никогда не видела ничего подобного. Многочисленные выпуклости делали эту вещицу весьма необычной, видимо, мастер знал толк в своем деле. Рядом с кулоном висел ключ – на первый взгляд довольно обычный, вроде тех, что хранят секреты в редакционных сейфах. Один такой есть и у Кати. «Интересно, что открывается этим ключом», – спросила себя девушка. - Вам этого лучше не знать, - вновь перешел на вежливое обращение парень с пистолетом. Он, видимо, в совершенстве владел искусством телепатии. – Теперь расстегните цепочку и положите в мой карман. Катя повиновалась. Но нервное напряжение сделало свое дело – когда цепочка уже оказалась в руках девушки, она, пытаясь не смотреть на труп, оступилась и неловко упала. При этом слетела с плеча сумка, и все ее содержимое разметалось по полу. Катя судорожно глотнула, разжав ладонь – ключ и кулон слетели с цепочки и теперь валялись где-то посреди выпавших записных книжек, помад, пудреницы и прочих вещей журналистки. Вооруженный мужчина выругался. Стараясь не терять самообладания и контроля над залом, он приказал Кате быстро найти на полу ключ. Страх заставил девушку поторопиться. В тот момент, когда она подняла свою рыжую голову, их лица оказались совсем рядом. - Мы еще встретимся, - шепнул убийца, забирая маленький ключ, и кровь в жилах девушки застыла. А дальше произошло нечто совершенно невообразимое. Раздался еще один хлопок, и щуплое тело под мышкой стрелявшего обмякло. Оттолкнув его и теперь угрожая пистолетом каждому в зале, псевдо-журналист сделал молниеносный бросок и оказался на подоконнике одного из окон. Через секунду оно оказалось распахнутым настежь, а еще через одну убийца исчез в его проеме. Люди охнули в голос – конференц-зал находился на пятом этаже огромного современного здания из стекла и металла. *** Глава третья - Какой к черту остров, профессор? Абсолютно ничего не видно! – с горячностью вскрикнула Кира. Вот уже целых два часа они тщетно гребли руками в направлении, где, по словам, геолога должен был показаться клочок суши. Мышцы затекли, кисти покраснели и распухли, нервы стали сдавать, а океан все так же упорно не хотел отпускать попавших в его путы людей. - Я же говорил, этот остров находится практически на уровне моря, поэтому с воды его не так-то просто рассмотреть, мы должны подплыть совсем близко, чтобы увидеть его, - Семен старался говорить спокойно, хотя его состояние тоже было очень близко к истерике. Чайка, которая подарила им надежду, давно исчезла и больше не появлялась. Ученый и сам уже начал сомневаться в правильности выбранного направления. - Остров расположился практически на стыке двух контрастных течений, - продолжал говорить он, успокаивая больше самого себя, чем своих спутников, - поэтому под одновременным воздействием теплого Гольфстрима и ледяного Лабрадорского течения береговая линия постоянно изменяется. Мои коллеги как-то подсчитали, что за год она сдвигается на восток примерно на 300 метров. - И где мы сейчас находимся? – буркнул Сикл, не вынимая рук из воды. - Я так полагаю, где-то милях в двухстах к юго-востоку от Галифакса. - Очень доходчиво! – Сикл сплюнул в воду. – Вы что, с нормальными людьми никогда не общаетесь? – Видимо, запас молчаливого пренебрежения здоровяка начал истощаться. – Где это? - Канада, - сухо ответил Покровский. - Будем надеяться, что вы не ошибаетесь, - поспешила примиряющее вставить Кира и, немного растерев пальцы, принялась грести дальше. Семен последовал ее примеру, решив не реагировать на выпады Сикла. Геолога мучила еще одна мысль. Он сознательно не озвучил ее, но от этого мысль не стала менее тревожной. Спасительный и страшный остров, который они так жаждали найти, был кладбищем не только для кораблей, но и для всего живого, подплывавшего к его берегам. Огромная гряда зыбучих песков не гнушалась ничем. Найти остров – только полдела, нужно было еще попасть на него. Покровский вздохнул, решив рассказать об этом своим спутникам. Однако первое же его слово утонуло в громком возгласе Киры. - Смотрите! Смотрите! – она вытянула вперед руку, указывая на что-то. Мужчины поднялись одновременно, отчего лодка принялась раскачиваться в разные стороны, и равновесие все трое удержали с трудом. - Спокойно, профессор, - рявкнул крепыш, - не хватало еще перевернуться. Семен не стал огрызаться. Его интересовало то, что он уже успел увидеть. Нет, это был совсем не остров... В нескольких десятках метров от шлюпки вода тихо раскачивала какой-то продолговатый предмет, а на нем лицом вниз лежала девушка. Непонятно было – жива она или нет. «Неужели кто-то еще мог спастись?!» - пронеслось в голове Семена, и он принялся отчаянно грести, не замечая, что ему никто не помогает. Кира и Сикл замерли в напряженном созерцании вдруг представшей перед ними картины. Несмотря на небольшое расстояние, плыть пришлось долго – силы одной пары рук были совсем незначительны. Когда лодка приблизилась к девушке, стало ясно, что если она и жива, то явно находится без сознания. Ученый потянулся через край и тут же понял, что одному поднять ее будет довольно сложно. - Ну помогите же! – возмущенно обернулся он к своему крепкосложенному спутнику. Сикл не шевельнулся. Взгляд его застыл на импровизированном плоту, который при ближайшем рассмотрении оказался фрагментом мачты. Семен тяжело вздохнул и, зацепившись пальцами ног за борт, аккуратно подхватил бесчувственное тело под мышки. Кире и Сиклу пришлось перебраться на другую сторону лодки, чтобы восстановить равновесие. Ученый сделал рывок и сумел подняться. На долю секунды ему показалось, что удержаться не получится, но все обошлось. Когда девушка оказалась на дне шлюпки лицом вверх, Кира громко вскрикнула. Семен наклонился к бедняжке и отбросил с глаз длинные мокрые волосы. Их чернота подчеркивала идеальный овал, высокие скулы и тонкую шею. Ученый узнал девушку почти сразу – это была самая красивая кокетка из тех, что плыли с ним на злосчастном корабле. К тому же она то и дело нервировала пассажиров лайнера и всех членов команды опасным увлечением дайвингом. Семен и сам не раз думал про себя, что погружения в этой зловещей части Атлантики – верх безумия. Кроме того, все это очень сказывалось на скорости лайнера, а каждая минута промедления была подобна для Семена жуткой пытке – он представлял все мысли и действия Сессиль в это время, и его состояние делалось непереносимым. Однако красавицу-экстремалку не трогали чужие проблемы, она сорила деньгами как фантиками, и экипаж шел у нее на поводу. Семен же мог козырять лишь своими учеными званиями, которые производили мало впечатления… Тем временем Кира начала суетиться, то и дело, бросая на Сикла горячие взгляды. Не обращая на парочку никакого внимания, Семен пробовал нащупать пульс девушки, а затем принялся делать ей искусственное дыхание. - Надо помешать ему! - шепнул Сикл Кире на ухо. Та больно впилась ногтями в его ладонь и спросила Семена: - Она жива? - Да, - выдохнул профессор, в очередной раз надавив на грудную клетку. Затем он припал к губам девушки. Через несколько минут она закашлялась. Потом началась рвота. Кира и Сикл смотрели на все происходящее словно завороженные. На короткий миг спасенная открыла глаза, разлепила губы, и с них сорвался приглушенный стон. Потом она вновь впала в беспамятство. Семен снял с себя высохший пиджак и накрыл им девушку. - Мы должны как можно быстрее найти остров, иначе она погибнет. Сикл с явным неудовольствием оглядел ученого и повернулся к Кире, но она не дала ему раскрыть рта. - Иначе мы все погибнем, - со значением произнесла девушка. Вечером поднялся ветер. Сначала это был легкий приятный бриз, однако довольно скоро он усилился, и вода, словно от холода, покрылась крупной рябью как чешуей. Не прошло и часа, как океан разволновался не на шутку – волны, будто закипая, хлестали по лодке. Густая водяная пыль со всех сторон застилала обзор, она закручивалась в тонкие спиральки и неприятно резала лица. Дышать становилось все труднее – мельчайшие частицы воды и воздуха словно колючими пузырьками заполняли грудь. Грести голыми руками больше не было сил. Лодку швыряло все сильнее и сильнее. Надежда угасала с каждой минутой. - Если начнется сильный шторм, мы пропали, - голос Киры срывался на плач. Она не хотела сдаваться, и в то же время чувствовала, как душит беспомощность. – Надо что-то делать! Ей никто не ответил. Семен смотрел в никуда, в глазах его тоже стояли слезы. «Сессиль, - думал он, - прощай, моя нежная девочка». Русалочьи глаза невесты весело подмигнули ему из лабиринтов памяти. «Никогда не путешествуй без меня, - шелестела Сессиль, - иначе увидишь…» - Земля! – загудело вдруг в ушах Семена с такой силой, словно он оказался в эпицентре землетрясения. – Земля-яяя!!! Кира кричала, подпрыгивая в шатающейся лодке, и размахивала руками. Ученый не сразу понял, что все это происходит в реальности. - Где? – Сикл уже оказался рядом с ней. - Вон там, - показала вперед Кира. - Земли не может быть видно с такого расстояния, я же говорил, что… - начал, было, Покровский, но второй радостный вопль прервал его. - Маяк! - Маяк? – с волнением переспросил геолог, поднимаясь. – Маяк! – ответил он тут же сам себе. - Ну конечно!!! Как он мог не подумать об этом?! Ведь власти Канады, которой сейчас принадлежал этот остров, наверняка позаботились о том, чтобы опасные пески были видны кораблям за много миль! Казалось, в каждом из троих открылся какой-то новый источник энергии – все снова принялись грести с утроенной силой, не замечая боли от секущей океанской пыли. Совсем скоро тусклая дорожка света уперлась прямо в нос лодки. Ошалевшие от радости Кира и Сикл принялись обнимать друг друга и дурачиться. Семен несколько раз пытался сказать им, что еще совсем не время расслабляться, но парочка его словно не слышала. Когда в очередной раз геолог заметил, что они пока не доплыли до безопасного места, крепыш не выдержал. - Слушай ты, профессор, прекрати канючить. Мы ведь отсюда можем и вплавь добраться, а ты останешься тут бултыхаться вместе с этой красоткой, - он поддел носком кроссовка лежащее на днище тело. - Послушайте… - начал, было, Семен и захлебнулся распиравшими его эмоциями. Он слишком хорошо понимал, что одному причалить к берегу и вытащить девушку ему не под силу. - Осталось совсем немного, будет, действительно, лучше, если мы все вместе просто догребем до острова, - рассудительно вставила Кира. - Мы не просто должны добраться до него, - с горячностью стал объяснять ей Семен, - необходимо подойти именно с восточной стороны – это наиболее безопасно. Правда… - он сделал паузу, ориентируясь по направлению все усиливающегося ветра, - сделать это совсем не просто. Нам нужно торопиться. Кира прищурилась, затем наклонилась к Сиклу и шепнула ему что-то на ухо. Тот недовольно цыкнул, но принялся снова грести. Казалось, только что маяк был совсем рядом, однако неимоверные старания троицы ни к чему не приводили – изменившийся ветер уносил шлюпку все дальше от тусклой световой дорожки. Вода стала заметно холоднее, за считанные минуты она сводила пальцы судорогой. Полчаса ожесточенной борьбы дали ясно понять, что люди проиграли. Стихия набирала обороты. - Что ж, вот и все. Шторм! - обреченно выдохнул Семен. Он еще продолжал грести по инерции, но уже понимал, что все усилия тщетны. Несколько минут назад маяк окончательно скрылся из виду, и маленькое суденышко было отдано на растерзание волнам. - Не может быть! – в глазах Киры стояли слезы. – Этого просто не может быть… - шептала девушка. – Так не бывает. Ведь вчера мы остались живы совсем не для того, чтобы умереть сегодня… - Может еще обойдется… - хмуро буркнул Сикл, разглядывая накатывающую на них темную воду. И сам себе не поверил. Клубы становились все выше и зловещее. Они вздымались над лодкой словно огромные головы взбесившихся длинногривых коней. И каждый раз лодка не опрокидывалась лишь каким-то чудом. Не прошло и двадцати минут, когда все трое поняли – пора прощаться. - Семен, я хочу сказать вам кое-что очень, очень важное, - глотая рыдания, быстро заговорила Кира. – У нас есть… - Замолчи! – Сикл больно дернул ее за руку. - Мы все равно умрем! – выкрикнула девушка и оттолкнула его. – И не только мы. Через две недели… - Молчи! – яростно зарычал крепыш, хватая Киру за горло. Семен навалился на него, отстраняя девушку. Они едва не выпали за борт, когда очередная волна тряхнула лодку. И вдруг световое облако разорвало темную завесу – прямо на них глядели фонари спасательного судна. *** Глава четвертая Симпатичный мужчина с выраженным кривым носом сидел в сером джипе и внимательно всматривался сквозь бурный поток машин в здание через дорогу. Вход в один из московских банков ничем не отличался от десятков других таких же, выполненных в классическом стиле сдержанного футуризма. Там, за дверями из черного стекла находилось то, ради чего пришлось пристрелить главу огромного концерна. Бледно-голубые глаза мужчины усмехнулись – этот Штек, видимо, думал, что ему по силам потягаться с Учителем. Жаль, что ни он, ни его заморыш-секретарь не увидели финала сцены с эпатажным выпадом из окна. Перепуганный народ в конференц-зале далеко не сразу посмел высунуться и посмотреть вниз. На это и был расчет. А когда все-таки рискнул – то-то было зрелище! Оцепенение парализовало мысли – на улице спокойно проистекала жизнь, никто не кричал, не грудился вокруг тела. Собственно, тела как раз никакого и не было. Никто, конечно, не верил, что можно вот так выпрыгнуть с пятого этажа и, спокойненько приземлившись, пойти себе по делам, но других объяснений не находилось. Ну не с парашютом же явился на конференцию этот журналист-убийца! Пучок мелких морщинок вокруг бледно-голубых глаз стал выразительнее от широкой улыбки – мужчина представил себе смятение тех, выглядывающих из окон. А все было очень просто – к тому моменту, когда отважились появиться любопытствующие головы, его помощники уже успели убрать небольшой складывающийся батут и скрыться в машине… Мысли вернулись в реальность – в этот момент из здания банка вышла пожилая женщина в дорогом костюме, и обладатель кривого носа решил – пора, времени и так было в обрез. Он надел кепку с длинным козырьком, темные солнцезащитные очки и вышел из машины. Мужчина знал, что на входе обязательно попросят паспорт, и пока переходил дорогу, приказал себе расслабиться. Когда охранник взял в руки его документы, мужчина был абсолютно спокоен. Его даже не попросили приподнять очки. - Спасибо, господин Николаев, пожалуйста, проходите. «Господин Николаев!» - это имя еще резало слух. Но обладатель бледно-голубых глаз знал, что быстро адаптируется. Он уже давно отвык от своего настоящего имени – столько их сменилось! Теперь какое-то время он будет Сергеем Николаевичем Николаевым. Что ж – все просто и удобно. «Не то, что у брата», - подумалось ему. Через пять минут, пройдя еще один пост охраны и назвав пароль, он уже был у нужной ячейки. В длинном зале банковского хранилища в этот момент никого не было, и мужчина дал себе насладиться несколькими секундами томительного ожидания. Вот, наконец, все и случится! Он вытащил ключ из внутреннего кармана, осторожно вставил в маленький замочек, повернул. Пальцы подрагивали от нетерпения. Вот сейчас раздастся приглушенный щелчок и… Однако никакого звука не последовало. Он дернул дверцу, но та не поддалась. Тогда мужчина попытался провернуть ключ еще на один оборот – тщетно, выждал немного и попытался снова. Ничего. Более того – ключ, с легкостью вошедший в замок, теперь никак не хотел выходить из него. Промаявшись еще минуты три и закипая от ярости, мужчина сломал тонкий железный ствол, оставив в замке головку ключа. Он подавил в себе панику и, собравшись духом, сумел не только достать обломок из узкой скважины, но и спокойно выйти из банка. А на улице уже знал – что делать. Нет, он не станет расстраивать Учителя сейчас, и уж тем более не будет объявлять банку о пропаже. Сначала нужно найти журналистку. Даже тогда, в страшные минуты, проведенные в конференц-зале «РосНефЭнерПрома», Катя Невская не могла представить, что последние слова убийцы станут пророческими. - Я же говорил, что мы еще встретимся, - улыбнулись ей бледно-голубые глаза мужчины, встретившего журналистку прямо возле редакции «Эксперта». От неожиданности Катя даже не успела испугаться, хотя узнала его тут же, несмотря на повисший над кривым носом козырек кепки. Как он не боится показываться в людном месте на следующий же день после убийства, о котором говорит вся Москва?! Сама Катя едва пришла в себя после вчерашнего. Подобного стресса ей не доводилось испытывать, даже когда месяц назад в один день умер любимый лабрадор Кеша и не менее любимый гражданский муж Алик, сменив замки в своей квартире, отчалил по контракту в Швецию. И если тогда Катя рыдала, не останавливаясь 24 часа, то теперь ей не удалось извлечь из себя ни слезинки. Казалось, все внутри окаменело, даже вдохи-выдохи давались с трудом. Добравшись после злополучной пресс-конференции до офиса, журналистка едва сумела связно объяснить шефу – что случилось. Он, как и ожидалось, не увидел в ее положении ничего страшного. Подумаешь, помогла убийце! С вооруженным человеком спорят только придурки. Он же угрожал! И не Катина вина, что в зале не нашлось ни одного настоящего мужчины. В общем, в довершение пережитого Невской досталось требование срочно написать в номер обо всем произошедшем. Под вечер Катя разрешила себе расслабить нервы коньяком. Придя домой (после той самой предательской смены замков – Алик мог бы и по-человечески все объяснить, ведь не полная же дура Катя Невская! – журналистке пришлось вернуться к родителям), она запретила маме включать телевизор – по всем каналам шли экстренные выпуски новостей, сообщавшие о публичном убийстве главы крупнейшего концерна. Всю ночь девушку мучили кошмары. Оказалось, что они не прекратились и наяву – стоило только журналистке появиться утром на планерке, выпросить у шефа два дня отгулов и тут же выйти из офиса, как вчерашний ужас нарисовался сам собой… Тем временем мужчина взял девушку под локоть и, склонившись к самому уху, жарко шепнул: - Мы прогуляемся недалеко. Не вздумайте возражать. Странная горячая волна обдала Катю. Как ни странно, это был вовсе не страх. За 30 лет она научилась понимать, что как раз после таких вот всплесков в ее душе обычно рождается шторм. Этот гад был просто наполнен примитивным мужским обаянием. Катю передернуло от своих ощущений. «Он убийца», - напомнила она себе и попыталась выдернуть локоть из крепких объятий. - Вы привлекаете к нам внимание. Не нужно, - спокойно сказал мужчина и больно сжал кисть девушки. – Я задам вам только один вопрос. И ваша дальнейшая судьба будет зависеть от того, насколько правдиво вы на него ответите. Катя судорожно огляделась по сторонам. Вокруг было много людей, занятых собственными проблемами. Никто не обращал на странную парочку никакого внимания. Из здания редакции дружно вывалилась кучка сослуживцев, и громко хохоча, быстро исчезла за углом – видимо, в направлении ближайшей кафешки, подкрепиться перед трудовым буднем. Личная жизнь Кати Невской была полностью в ее распоряжении. Неожиданно девушка замерла на полувздохе – прямо на нее из окна припаркованной неподалеку «девятки» через толстые линзы очков смотрел давнишний кавалер по прозвищу Пашка-бит. Один из самых перспективных дизайнеров «Эксперта» не отличался особым мужеством, однако сейчас выбирать не приходилось, и Катя возложила на него всю надежду. Ослабив сопротивление и позволяя своему преследователю вести себя в нужном ему направлении, девушка незаметно подняла за спиной свободную руку и сложила из двух пальцев крестообразную фигуру. Эту тактику творческие сотрудники журнала выработали давно, она позволяла быстро обмениваться информацией на летучке, не привлекая внимания шефа. Когда не был вовремя готов материал, подготовлена тема, план верстки или что угодно еще, коллеги прикрывали друг друга, вовремя «прочитав» послание на пальцах. Пересечение крест-накрест указательного и среднего означало не что иное как SOS. Обогнув здание редакции, Катя оказалась прислоненной к серому «Лэндкруизеру». Похититель наклонился через плечо, открывая девушке дверь машины, и вновь обдал ее горячим дыханием. - Прошу вас, Катя. Не бойтесь, - почти дружески сказал мужчина и помог ей сесть. Уже в машине в зеркало дальнего вида Катя увидела вывернувшую за ними красную «девятку». *** Глава пятая Спасательное судно имело довольно странную вытянутую в обе стороны форму с узким носом и еще более узкой кормой. Собственно, это был парусный вельбот. Семен читал, что именно на таких быстроходных шлюпках англичане выходили охотиться на китов. Забраться наверх оказалось делом нелегким. К тому же, волны то и дело норовили сбросить людей в бушующую воду. Бесчувственную девушку обвязали тросом и под свет качающихся фонарей смогли поднять лишь с третьей попытки. Когда, наконец, все оказались на борту, геолог только диву давался с какой резвостью судно маневрирует между волнами – казалось, оно походит на ваньку-встаньку и не может опрокинуться в принципе. Несмотря на подавленное состояние спасенных, которые пока не могли найти в себе сил на эмоциональную радость, капитан, в одиночку справлявшийся с управлением вельбота, все время пытался шутить. Его английский явно выдавал ирландские корни, и кое-какие специфические слова ускользали от понимания. Видимо этот немолодой уже человек с бородой и усами, скрывавшими добрую половину лица, так редко говорил с кем-то по душам, что общение с теми, кого он спасал, было его любимым развлечением. Обогнув маяк, судно ловко шло одному ему известным фарватером сквозь коварные зыбучие пески и довольно скоро оказалось в небольшой бухте. - Добро пожаловать на Сейбл! – приветствовал веселый капитан и, хотя его болтовню никто не мог воспринимать, принялся излагать все известные ему подробности жизни острова. Одна история казалась страшнее другой: там были рассказы о военных кораблях, проглоченных двадцатиметровыми волнами; о рыбаках, заживо погребенных под зыбучими песками; и об отважных туристах, которых шторм нагнал уже возле спасительной суши. - К сожалению, сейчас нас здесь только двое – я и доктор Тертон, - уже пришвартовавшись, сообщил капитан. Спасатели и персонал, обслуживающий маяк со станцией, - на учениях, завтра должны быть. Хотя… - он оглянулся на бесившийся океан и глубоко втянул влажный воздух носом, - в шторм вряд ли вернутся. Но ничего, на станции у меня есть рация, наберу 911 – сообщу о вас. Уже выбравшись на землю и осторожно пробираясь в темноте по узким мосткам, люди все еще не верили, что им и впрямь удалось выжить. Трясясь от мелкого озноба, они медленно шли за своим проводником раскачивающимся караваном – ноги пружинили от усталости и твердой почвы, головы прятались в плечи под натиском стихии. Ветер, злясь, гнал в спины целые фонтаны брызг. Океан гудел и захлебывался. Пригибаясь, Кира закрывала уши от этого чудовищного гула, норовящего свести с ума. Она шла за Сиклом, стараясь не оступиться и пряча лицо от больно секущего песка, который забивал глаза, нос, уши, противно скрипел на зубах. Замыкал обессиленную цепочку Семен с девушкой на руках. Он смертельно устал, но даже теперь не мог справиться с любопытством ученого и, щурясь, оглядывался вокруг. Несмотря на густые сумерки и песчаную бурю, ему удалось разглядеть несколько раскачивающихся домиков-вагончиков. «Ой, на таком же перелетели в Изумрудный город Элли с Татошкой!» - воскликнула бы сейчас Сессиль, подумал Семен. Инфантильная привязанность невесты к сказкам всегда умиляла его. На их первое совместное рождество Сессиль нарядилась в костюм диснеевской Белоснежки. «Должен тебя разочаровать, - рассмеялся тогда Семен, - вместо семи у тебя будет только один гном, да и тот не совсем юный…» В реальность геолога внезапно вернула странная картина. Прямо перед его глазами возникла эпитафия размером в несколько стен. Оказалось, что процессия уже удалилась вглубь острова и успела приблизиться к какому-то старому зданию. Судя по всему, постройке насчитывался не один век. Ее внешние стены являли собой напоминание о страшных днях. Это были куски досок с названиями на разных языках. Свыкшиеся с темнотой и сощуренные до мелких щелок глаза Семена прочли несколько из них: «Мари Селест», «Уичкрафт», « Ла Дама», «Лучия Грация», «Карибик», «Судуко»… Многие десятки названий. Фрагменты кораблей, похороненных под песками. - Здесь, по меньшей мере, двести кусков, сохранивших имена кораблей, - подал голос капитан вельбота, заметивший внимание геолога. - Когда-то это были целые мачты, реи, стеньги. Я продолжил дело моих предшественников, - потирая бороду, сообщил он. – К счастью, на мой век их пришлось не так много. Проходите. Ветхая дверь громко скрипнула, пропуская измученных людей и две-три увесистых горсти мокрого песка. Капитан оказался еще и начальником спасательной станции, в здании которой он и устроил прибывших. Одну из комнат здесь занимал островной врач Тертон, прекрасно говорящий по-английски. Он сразу осмотрел всех и занялся бесчувственной девушкой. Семен, Кира и Сикл в это время расположились в единственном помещении второго этажа. С низкой крыши, давным-давно нуждающейся в ремонте, то и дело просачивались песчинки. Они устилали весь пол, и от этого воздух был наполнен пылью. Спартанская обстановка комнаты не располагала к комфортному отдыху, но, видимо, люди, оказывавшиеся в ней злою волей судьбы, были вполне рады широким соломенным настилам вместо кроватей и куску неотесанного дерева, заменяющему стол. Бородатый начальник станции предложил своим гостям пледы, сладкий чай и рыбные консервы с маисовыми лепешками. Радость чудесного спасения, наконец, овладела ими, вернув вместе с жизнью и все сопутствующие инстинкты, которые, прежде всего, требовали утолить голод. Пожалуй, ни Семен, ни Кира, ни Сикл никогда прежде не ели с такой жадностью и никогда еще консервы не казались им самой божественной пищей. Наблюдая за троицей с неизменной улыбкой, бородач тем временем объяснял, что может быть, им придется провести на острове не меньше трех дней – штормы в этой части Атлантики не проходят быстрее. - А как же потом мы сможем выбраться отсюда? – на ломаном английском спросила Кира, дожевывая очередную лепешку. - Служба спасения. Ребята о вас позаботятся. Девушка перестала жевать и задумалась. - А если они не объявятся? Капитан громко хмыкнул: - Бывали такие случаи, правда, очень редко. К тому же рация может подвести в такую погоду. Но если что – я смогу доставить вас до материка, а уж там вы сами выберите возможность продолжить ваш путь. Кстати, меня зовут Дэйл О’Тул. Девушка наклонилась к уху крепыша, быстро сказала в него что-то и лишь после этого представилась. - Кира. Геолог, предоставивший даме первой назвать себя, широко улыбнулся, отчего весело разбежались веснушки по его носу. - Семен Покровский. За третьего сказала девушка. - Извините, Сикл не понимает по-английски. Бородач понимающе кивнул. - Вы русские? – спросил он тоном рыбака, обнаружившего в своих сетях необычный улов. - Да, - ответил за всех Семен, - мы плыли… - неожиданно ученый умолк. Странная мысль вдруг обожгла его изнутри. Впервые за все время своего чудесного спасения и знакомства с невольными спутниками он подумал об этом. Вполне логичным, увидев лодку, было принять людей, оказавшихся в ней, за пассажиров того же злосчастного корабля, на котором едва не погиб и сам Семен. Однако только теперь он припомнил, что определенно не видел их среди немногочисленной публики, плывшей тогда на Бермуды. «Почему это не пришло мне в голову сразу?! Быть может, там был и другой корабль?» Тем временем Кира живописала пережитые ими ужасы. Дэйл О’Тул охотно интересовался судьбой затонувшего лайнера, одиночной волной-убийцей и обстоятельствами чудесного спасения. О последнем девушка предпочла особо не распространяться и неожиданно выдала сначала по-английски, а затем повторила по-русски: - А у нас, представьте себе, это было свадебное путешествие! Семен посмотрел на нее с изумлением. Точно такой же взгляд он уловил и в глазах Сикла. Правда, парень овладел собой буквально через несколько секунд. - Да уж! – крякнул он. – Придется теперь провести медовый месяц на этой соломе, - он похлопал по настилу, на котором сидел, и засмеялся своей сальности. Кире она пришлась не по душе, и девушка поспешила сменить тему. Она больше не переходила на родной язык, принявшись по-английски расспрашивать О’Тула об особенностях острова. Бородач с удовольствием углубился в повествование, явно рассказанное уже не однажды. Семен все еще пребывал в своих раздумьях. Он почти ничего не слышал, пытаясь воссоздать картину двух последних дней. Где-то там, казалось ему, прячется нечто важное, упущенное им с самого начала. Ученый еще не вполне отдавал себе отчет – что именно он хочет припомнить, и зачем это ему, но он внезапно обрел уверенность, что от этого зависит не только его судьба. От этих мыслей Семена отвлек приглушенный крик. Он донесся с первого этажа. Проворный О’Тул тут же оказался на лестнице, за ним вниз поспешили и Сикл с Кирой. Семен последним сообразил, что кричала девушка, оставленная под присмотром врача. Когда он вбежал в просторную комнату, доктор поглаживал свою пациентку по голове, пытаясь успокоить. Девушка оказалась не просто в сознании, в ее огромных глазах уже стремительно работала какая-то мысль. - Она вскрикнула от неожиданности, когда пришла в себя, - объяснил доктор собравшимся, - так всегда бывает. Сознание вернулось внезапно. Я успел рассказать в двух словах - где она находится. Судя по вашим рассказам, эта девушка провела в воде много часов, однако, на ее организм это не оказало практически никакого воздействия. Редчайший случай. Не пострадали ни внутренние органы, ни внешние покровы, ни кора головного мозга. В общем, с ней почти все в порядке. Нужно лишь немного отдохнуть и восстановить силы. Адекватность, речь, память – все в норме. - Память? – неожиданно громко переспросила Кира. Сикл толкнул ее в бок, и она вновь что-то шепнула здоровяку на ухо. - Ну да, - кивнул тем временем островной эскулап. – Я же говорю – все в порядке. Вы помните свое имя, мисс? – обратился он к девушке, лежащей на вероятно единственной станционной кровати. - Конечно, - мягко ответила она на приятно чистом английском. – Меня зовут Амага. - Интересное имя, - улыбнулся О’Тул. - Мне тоже так кажется, - просияла в ответ девушка. – И не только мне, - теперь она со странным выражением посмотрела на Киру. Та поджала губы, и в этот момент Семен заметил как на ее высоком лбу запульсировала синяя жилка. - Так, все разговоры потом, - поднялся с кровати доктор. – Я думаю, ваши друзья расскажут вам о том, что случилось немного позже. - Друзья? – Амага подняла красивые тонкие брови. – Но я… - Все потом, - строго прервал ее врач. – Сейчас вам нужно поспать. Я сделаю укол снотворного. Прошу вас, господа, - обратился он к присутствующим, указывая на дверь, - быстрее, мне еще нужно спуститься в подвал. Выйдя в узкий коридор, О’Тул предложил еще чаю, вспомнив, что в заначке у него есть коробочка английских эклеров. - К сожалению, не могу предложить вам ничего серьезного. Как раз завтра с утра я собирался на материк за провизией, но этот чертов шторм испортил все дело! Придется нам всем несколько дней питаться консервами. Семен вызвался помочь начальнику станции с чаем, а Сикл и Кира поспешили снова подняться наверх. Оказавшись скрытыми от посторонних глаз, они сразу принялись шептаться. Постепенно их спор становился все жарче. Семен, быстро раздобывший кипяток и заварку, как раз начал подниматься по шаткой деревянной лестнице, когда обрывки страшной фразы долетели до его слуха. - …мы должны ее убить! …пока она спит… Замерев на ступеньке с чайником в руке, Семен, казалось, перестал дышать. Он не мог бы теперь сказать – в какой именно момент эта парочка стала для него подозрительной, но все естество ученого сейчас говорило ему о том, что эти двое совсем не те, за кого себя выдают. - Как она могла выжить, мы ведь… - послышалось еще. Дальше слова стали неразличимы. Семен на цыпочках осторожно поднялся еще на несколько ступенек и прижался к стене. Здесь было слышно куда лучше. - А профессор? – спросила Кира. - Нам не нужны свидетели, - отрезал Сикл. – Ты сама прекрасно знаешь. Какого черта он вообще залез в нашу лодку?! - Но он может оказаться нам полезен, - настаивала девушка. - Интересно чем? Теперь мы и сами выберемся. Старик отвезет нас на материк, а дальше мы знаем, что делать. Главное, ни на секунду не расставайся с кулоном. - Но ведь бородач с доктором могут помешать нам… и не вывезти нас отсюда, когда узнают… Как мы сможем скрыть убийства здесь, на острове? Последняя фраза камнем свалилась на Семена. Он инстинктивно отступил назад. Подлая ступенька громко скрипнула под ногой ученого. Разговор наверху оборвался. *** Глава шестая Кубарем скатившись по хлипкой лестнице и опрокинув оставленный на ней чайник, Сикл схватил своими огромными руками пустоту. Он быстро оглядел коридор. Никого. Но тот, кто слышал их разговор, не мог убежать далеко. Рядом со ступенями была лишь одна дверь – в комнату, где спала Амага… Девушка видела беспокойный сон – она вздыхала, вскидывала руки и ворочалась. Семену не пришло в голову ничего лучшего, как быстро спрятаться под ее кроватью – ученый понимал, что теперь, став ненужным свидетелем, может ожидать всего, чего угодно. Едва он успел скрыться под свисающими до пола краями толстого покрывала, как дверь громко распахнулась. Семену показалось, что он слышит разгоряченное дыхание своего преследователя. Сейчас у него было лишь одно преимущество – он знал, кто за ним гонится, в то время как Сикл подозревал всех троих: ученого, врача и начальника станции. Амага снова всхлипнула во сне и перевернулась на живот. Семен различил под покрывалом силуэт ее свесившейся руки. В этот момент Сикл вплотную приблизился к девушке. Он внимательно оглядел ее, перевел настороженный взгляд на стеклянный шкаф, доверху заполненный медикаментами, потом на прозрачную штору и остановил его на маленькой тумбочке под окном. Крепыш недовольно хмыкнул – размеры тумбочки явно не позволяли забраться туда даже лилипуту. Больше никакой мебели в комнате не было. - Ну, где же ты прячешься? – просипел он, сделав еще один круг вдоль голых стен. – Ведь ты не мог так быстро убежать по коридору. Ты должен быть здесь. Последние слова были похожи на шипение гадюки. Семен хорошо помнил этот звук – следуя какому-то странному пристрастию, Сессиль держала в своей парижской квартире маленький серпентарий. Каждый раз, видя стеклянный куб с тремя гадюками, Семен внутренне содрогался – что общего могла найти его нежная девочка с этими шипящими гадами?! Амага заворочалась на кровати и, вцепившись свесившейся рукой в покрывало, потянула его на себя. Тяжелая ткань оторвалась от пола, и узкая полоска света пробилась под нее. Семен сжался, пытаясь сконцентрировать силы для отпора, которого, вероятно, уже было не суждено избежать. Сикл тоже проследил за движением спящей девушки. - А может, ты прячешься там? – сообразил он. В два шага приблизился к краю кровати и потянул покрывало на себя. Семену показалось, что его затекшие ноги сами собой вылезают наружу. Здоровяк наклонился, чтобы быстрее разглядеть свою жертву. - Я так и думал, - зло усмехнулся Сикл, встретившись с глазами ученого. Его рука быстро и тяжело опустилась на голову Семена, который, сгруппировавшись, пытался вылезти с другой стороны. Когда это ему все же удалось, он вскочил на ноги и почувствовал, как закружилась голова, а из носа побежал теплый ручеек. Объективно оценив обстановку, Семен понял, что в одиночку с крепышом ему не справиться и бросился к двери. Новая серия ударов настигла ученого, когда он уже схватился за ручку. - Тебе конец, - по-гадючьи прошипел Сикл. – Ты давно мешаешь мне, чертов профессор! Его сильные руки зажали шею Семена в тугое кольцо. Пытаясь отбиваться, ученый до боли вонзал костяшки кулаков в упругое тело своего мучителя, но тот, казалось, не чувствовал никакого дискомфорта, продолжая сжимать горло. Его пальцы с силой надавили на позвонки. Послышался легкий хруст. В голове у Семена брызнула фиолетовая радуга, потом все потемнело, и он перестал дышать – конвульсии начали сотрясать тело, но оно все еще боролось за жизнь. Сикл продолжал давить, стиснув зубы, и в тот момент, когда жертва в его руках уже почти обмякла, здоровяк вдруг охнул, шатнулся и повалился на бок... Семен тоже упал. Неожиданный поток воздуха острыми спицами вонзился в его легкие и вырвал из забытья. Схватившись за шею, ученый закашлялся. Боль раздирала горло и грудь, слезы щипали глаза. Еще не понимая, что случилось, Семен начал перекатываться по полу, стараясь оказаться как можно дальше от своего преследователя. Когда дурнота отступила, сквозь пелену ученый увидел черноволосую девушку в одной рубашке. В руке она сжимала окровавленный скальпель. *** Глава седьмая Серая тойота «Лэндкруизер» стояла на перекрестке уже больше минуты. Особенно нетерпеливые водители из длинной вереницы машин, замершей под красным светофором, громко сигналили непонятно кому. Кто-то выкрикивал проклятия в густой московский воздух. Катя Невская заправила за ухо непослушную рыжую прядь и украдкой посмотрела в правое зеркало, но «девятки» не увидела. От водителя не ускользнул ее растерянный взгляд. Он усмехнулся. - Я, знаете ли, Катя, смею называть себя профессионалом. - Что? – не поняла журналистка. - Ну, в том смысле, что дело свое знаю хорошо. Ваш незадачливый эскорт я заметил за первым же поворотом. Катя заерзала в кресле. «Неужели ему удалось избавиться от Пашки? Но ведь мы застряли в пробке, это так удобно для…» Мысль оборвалась, словно испугавшись оказаться прочитанной. Но было уже поздно – джип резко дернулся с места и, ловко заскочив на бордюр, понесся навстречу бурному потоку машин, мчащихся через перекресток на зеленый свет. Катя громко охнула и, увидев первый маневр тойоты, закрыла глаза. Визг тормозов, вой сигналов, крики и жуткий запах горящей резины пронеслись в восприятии жирными красными точками. Девушка до боли вцепилась пальцами в кожу сидения. Промчавшись на дикой скорости через перекресток, машина сделала еще два резких поворота и внезапно остановилась. Катя медленно приоткрыла глаза, не веря своему везению. Бледно-голубые глаза водителя-экстремала насмешливо смотрели прямо на нее из-под козырька. - Неужели так страшно? – он посмотрел на себя в зеркало дальнего вида, зачем-то по сторонам и снял кепку. Катя проглотила комок и попыталась ответить ему в тон. - Совсем нет, просто на вас смотреть противно. Кончик кривого носа обаятельного похитителя задергался в коротком приступе смеха. - Ну, это вы лукавите. Я знаю, когда женщины так смотрят на меня, - бесцеремонно заявил наглец, и Катя почувствовала, как загорелись ее уши. Однако веселье окончилось, едва успев начаться. - Ладно, потешились и будет. Давайте быстро покончим с нашим делом, и я отвезу вас обратно, а то, как бы вашего молодого человека, которого пришлось сбросить с хвоста, не хватил удар. - Что вам нужно? – голос Невской дрогнул от нервного беспокойства, и она попыталась приоткрыть окно, чтобы скрыть свое волнение уличным шумом. Однако автоматика оказалась заблокированной. Тогда журналистка попробовала дернуть дверь. - Сидите спокойно, - без раздражения произнес обладатель голубых глаз, - я же сказал – только один вопрос. Но это очень важный вопрос, Катя. Не нужно, чтобы нам что-то мешало. Затонированные стекла и плотный металл добротной машины, действительно, создавали подходящую атмосферу для приватной беседы. - Хорошо, - выдохнула Катя, послушно сложив руки на коленях, - еще раз – что вам от меня нужно? - Я думал, вы давно догадались. Улыбка Чеширского кота снова осветила лицо водителя, и Невская во второй раз поймала себя на том, что кожей чувствует его притягательность. - Хорошо, объясняю, - он тем временем без стеснения разглядывал ее, - видимо, исключительно случайно там, на пресс-конференции, вы перепутали наши ключи. Снова вспомнив о случившемся, Катя дернулась и отвернулась к окну. Боже, он говорит об этом совершенно будничным тоном, как будто вовсе не он убил бедного Штека. - Не так уж он был бедный, - опять наполнились смехом голубые глаза. Как и там, в страшном конференц-зале, этот красавчик продолжал читать ее мысли. – Так что же наш ключ? - Послушайте, - попробовала вежливо начать Катя, - как вас зовут? Незнакомец, показалось девушке, на секунду задумался. Но лишь на секунду. - Сергей. - Я совсем не понимаю, о чем вы хотите меня спросить, Сергей. Он вздохнул. Но в этом звуке опять не было раздражения. - О моем ключе, Катя, который, я так думаю – по ошибке, вы положили в сумочку вместо своего. Помните, как вы все рассыпали? Девушка не переставала поражаться – он, словно говорил о том, как она нечаянно оступилась на улице. - Вы нервничали, это понятно… - продолжал Сергей. Нервничала?! - …пытались быстрее помочь мне. Помочь?! - Да вы… - не выдержала Невская, но Сергей не дал ей сказать. Он повысил голос на самую малость, но такой нажим прозвучал в нем, что девушка инстинктивно прижалась к спинке сидения. - Меня интересует – где ключ. - Я… э-э… - волнуясь, Катя принялась пальцами расправлять складки, стянувшие лоб. Она честно пыталась вспомнить – не видела ли вчера чужого ключа в своей сумке. - Вероятно, он очень похож на этот, - Сергей вытащил из кармана брюк маленький ключик, которым Катя закрывала редакционный сейф. Она тут же узнала его. - Да, это мой, рабочий, но… - девушка схватила сумку и, не задумываясь, вытряхнула все содержимое на колени своего похитителя. – Вот, смотрите, может, я, действительно, перепутала… Невская осеклась. Вещи, разметавшиеся по брюкам водителя, были ей совершенно незнакомы. И никакого ключа среди них не оказалось. Внимательно проследив за реакцией девушки, Сергей принялся складывать все назад, еще раз осмотрев зажигалку, пару носовых платков и большую стопку чистых самоклеющихся листков. Вдруг он подпрыгнул на сидении. - Слушайте, Катя, а ведь вчера у вас была другая сумка. Почти такая же, но не с синей, а с красной полосой! Девушка уставилась на сумку, не веря своим глазам. *** Глава восьмая - Нам нужно быстрее убираться отсюда! – выпалила черноволосая девушка, помогая Семену подняться. - Ч-что? – не понял ученый, справляясь со спазмом в горле. Он снова увидел скальпель в руках девушки и судорожно оглянулся в поисках Сикла. Тот лежал в нескольких шагах, неуклюже подмяв под себя правую руку – огромная туша выглядела безжизненной. Все еще не понимая, что произошло, Семен ощутил, как адреналин в его жилах плещется в приливе тошноты. Он прикрыл рот горячей ладонью и снова опасливо оглядел окровавленный предмет прямо перед собой. Проследив за взглядом Семена, Амага отбросила скальпель. - Пойдемте, - она потянула ученого за руку в направлении двери. - Что с-случилось? - Мне пришлось проткнуть его, - девушка кивнула в сторону неподвижного здоровяка. - П-проткнуть?! – не переставал заикаться Семен. Ему с трудом удавалось справляться с одышкой. – Вы же спать должны. Она не удержалась от ухмылки. - Если бы я спала, вряд ли когда-нибудь мы с вами смогли поговорить. Я думаю, этот громила укокошил бы нас обоих. - Но теперь вы… он… - Семен не мог собраться с мыслями. - Не бойтесь, - поняла его страхи девушка, - я его не убила. Немного поцарапала шею. Поэтому нам нужно торопиться, как бы он скоро не очнулся. Да и его напарница может прийти в любую минуту. Амага снова настойчиво потянула Семена к выходу. Он поднялся, опираясь на ее руку, и почувствовал, как ноги пружинят от перенесенного стресса. - Напарница? – переспросил он. – Кира? - Да пойдемте же! Семен ощутил силу в нажиме, с которым девушка дернула его запястье, и послушно заковылял следом. - Объясните, что происходит, я ничего не понимаю, - выдохнул он в затылок своей спасительнице. - Я сама еще не до конца разобралась, но кое-что уже ясно, - загадочно ответила девушка. – Давайте сначала смоемся отсюда, а потом я вам все расскажу. Они выбрались в длинный коридор. Выход был в самом конце, там же, рядом – дверь на кухню, где, вероятно, все еще находился О’Тул. Семен увидел опрокинутый чайник у подножия лестницы, и в этот момент сверху послышались шаги. - Это она, - шепнул ученый своей спутнице. - Бежим! – девушка больно дернула Семена за локоть и сорвалась с места как опытный спринтер. Он бросился за ней. Едва восстановившееся дыхание снова сбилось, в переносице заломило от недостатка воздуха – в последний раз Семен бегал с такой скоростью на университетской олимпиаде почти двадцать лет назад. Узкий коридор старой станции показался ему огромным стадионом. Когда он уже оказался за спиной выбежавшей в ночь Амаги, сзади послышался высокий голос Киры: - Семен! Он оглянулся на бегу. На долю секунды ученому показалось, что он поймал ее взгляд – будто извиняющийся и просящий остаться, но тут же стало понятно, что расстояние слишком велико для этого. - Куда вы? – снова крикнула Кира. И в этот момент из-за ее спины прогремел рев: - Стой!!! Словно обезумевший Фредди Крюгер, свирепость которого удесятерилась вместе с вернувшимся сознанием, по коридору шатаясь, бежал Сикл, вытянув вперед руки. Недолго думая, Семен поспешил за Амагой. В свалившейся за дверью ночи он не сразу смог разглядеть стремительно удаляющийся девичий силуэт и сначала побежал в другую сторону. Ветер за прошедшее время немного стих, но все еще сильно мешал движению. Секущий песок затруднял адаптацию зрения, и когда зрачки все же свыклись с темнотой, пришлось делать большой крюк. Это значительно сократило расстояние между Семеном и его преследователем. Ученый изо всех сил старался не упустить из виду Амагу, которая была уже далеко впереди. Внезапно она как будто нырнула вниз и исчезла. Семен почувствовал, как отчаяние свело живот. Бессмысленная гонка слишком утомила его, чтобы понимать хоть что-то в происходящем хаосе. Он не знал, зачем Сикл пытается убить его и Амагу, и почему он сам удирает подобно заправской антилопе-гну. На миг им даже овладела мысль остановиться и попытаться объясниться с крепышом, но память тут же напомнила о железной хватке Сикла, вырывающей воздух из его горла, и Семен из последних сил бросился к небольшой насыпи, за которой пропала Амага. Ветер донес до него вопль, известивший о том, что здоровенный Сикл уже совсем близко. Задыхаясь, ученый пробежал еще немного и вдруг почувствовал, как земля ушла из-под ног. На мгновение его тело замерло в воздухе, а потом тяжело рухнуло в песок. Падая, Семен успел уловить внизу какое-то движение, а потом налетел лбом на что-то острое и провалился в черноту. *** Глава девятая Очнувшись, Семен увидел прямо перед собой копыта, покрытые сверху мохнатой шерстью. Через пару секунд к ним присоединилась склонившаяся серая морда, безучастно жующая сухую траву. Ветер то и дело вырывал корявые стебельки из пасти животного, но оно упрямо стискивало зубы на оставшемся пучке. Темнота вокруг заметно ослабла, разбавленная проблесками нарождающегося рассвета, который мягкой дымкой повис над землей словно купол из тончайшего стекла. Осторожно приподнявшись на локте, ученый разглядел в отдалении густо переплетенные ветки, напоминавшие стену загона. Возле нее, спрятавшись от песчаной бури, лежали еще несколько мохнатых животных. - Это логово диких пони, - послышался совсем рядом голос Амаги. - А что, разве пони способны сооружать себе логова? – спросил Семен первое, что пришло в голову. И тут же удивился себе – вернувшись в реальность, он снова ощутил неимоверную тяжесть проблем, свалившихся на него – какие уж тут пони – пусть хоть гнезда себе вьют, ему-то что. Он повернулся к девушке. На ее лице сияла улыбка, так не шедшая ко всему происходящему. - Чему вы радуетесь? – не без злобы спросил Семен. - По-моему, нам удалось хорошо спрятаться – чем не повод улучшить себе настроение?! Кстати, давайте, наконец, познакомимся, мой спаситель, меня зовут Амага. - Я помню, - буркнул ученый, - вы уже представлялись. Он не был расположен сейчас к сантиментам. К тому же у него дико болела голова, и каждое слово отдавало в затылке горячим покалыванием. - Зато вы – нет. - Я Семен Покровский, - геолог вспомнил, что и сам обязан жизнью этой черноволосой красавице и решил смягчить тон. – Кстати, - он снова огляделся по сторонам, - как мы здесь оказались? Я, кажется, провалился в какую-то дыру и потом… - Потеряли сознание, - кивнула девушка, - на дне ямы оказался большой камень, я сама разодрала об него ногу. – Она показала на затянутую ремнем коленку. – Но зато эта яма спасла нам жизни – кретин, который гнался за нами, так и не понял в темноте, куда мы вдруг подевались. Хорошо еще, что вам хватило сил добежать, он уже едва не догнал вас. - А при чем тут пони? - Ах, этот зоопарк… - снова просияла Амага, - я нашла его метрах в ста от нашей ямы. Нужно было перебираться куда-то, на помощь этому дуболому поспешила его напарница, и они вдвоем прочесывали там метр за метром. Так что мне повезло, когда я наткнулась на этот милый загончик. Видимо, его построили люди… - При чем тут… - вспылил было вновь Семен, но тут же осекся. – Я хочу сказать, как вам удалось меня-то перетащить? По всей видимости, я долго провалялся, если уже рассветает. - Да уж, отрубились вы не на минутку! – хихикнула смешливая девушка. – А перетащить вас было совсем не трудно… ну, я имею в виду – мне… - Что значит – мне? - Да не важно, - она махнула рукой. – Давайте лучше решим, как нам выбраться отсюда. Где мы вообще находимся, вы в курсе? Семен поразился ее спокойствию. Много часов эта девушка провела в океанской стихии, а потом, едва придя в сознание, так отчаянно боролась за себя и за него, что оставалось только диву даваться ее возможностям. К тому же она ничего не знала о том, куда попала, и все равно доверилась совершенно незнакомому человеку, к которому ее толкнуло само провидение. - Мы находимся на небольшом острове в самой опасной части Атлантики, и как отсюда выбраться я не имею ни малейшего понятия, - вздохнул Семен. - Но ведь как-то мы сюда попали, - резонно заметила Амага. - Нас спас О’Тул – начальник станции, только он знает фарватер, по которому можно миновать зыбучие пески. К тому же, вряд ли кроме него кто-то справится с вельботом. Не думаю, что за нами пришлют сюда вертолеты. - Но ведь должны здесь быть какие-то средства связи! - Наверняка, только выяснить это я не успел. А теперь, полагаю, вернуться на станцию, чтобы спросить старика О’Тула – не лучший вариант. - В любом случае, нам придется это сделать! – сказала Амага тоном, не терпящим возражений. - Ха, - дернулся Семен, - зачем же вы разыскивали этих пони? Надо было остаться там, в этой яме, и ждать, пока здоровяк не найдет нас. - Мы вернемся туда. У моей се… - она вдруг осеклась, будто хотела сказать лишнее, - в общем, у девицы осталась моя вещь. Я должна забрать ее любым способом! Семен ушам своим не поверил. - Может вы все же расскажете, что, черт вас всех побери, происходит?! - Обязательно, - спокойно ответила девушка. Только сначала нужно сделать так, чтобы кретин с толстой шеей не убил нас раньше, чем мы заберем мою вещь и уговорим О’Тула вывезти нас отсюда. Семен скривился: тошнота просилась наружу – видимо, сотрясение мозга все-таки было ему обеспечено, к тому же, он не испытывал ни малейшего оптимизма. - Ничего не выйдет. Никто не сможет сейчас выбраться с острова – разве вы не заметили шторма? - Ничего, мы попробуем... Амага заметила дурноту своего спутника. - Вам плохо? - Голова болит, - Семен потер ладонью затылок, - и мутит очень. - Нет, так не пойдет. Вы мне еще нужны. Вот держите, - словно фокусник, вытаскивающий толстого кролика из маленького цилиндра, Амага извлекла из-под рубашки пухлый набор небольших плоских трубочек на тесемке. – Это пастилки, пропитанные соком марокканского женьшеня. Вмиг приводят в чувство. Ну же, вдохните поглубже! – и, не дожидаясь, она сама поднесла одну из них к носу профессора. Семен ощутил в ноздрях холодок, похожий на запах ментола. Почти сразу прохлада унеслась высоко вверх, ударив ледяной струей в виски, отчего легкий озноб прокатился по скулам. Тошнота прошла, и дышать стало намного легче. Амага смотрела на Семена, улыбаясь. - Лучше? Он кивнул, разглядывая в ее руках чудодейственные пастилки, и тут только заметил, что девушка сидит перед ним в одной рубашке – так, как ей пришлось вскочить с кровати, чтобы ударить Сикла. Бедняжка! Семен взглянул на свою водолазку и понял, что ему нечего предложить Амаге, вельветовый пиджак остался где-то на верхнем этаже спасательной станции. - Ничего, мне не холодно, - словно прочла его мысли девушка, - я вообще закаленная. Семен осмотрел дальнюю стену загона, возле которой они прятались от ветра, и пони, который все еще сражался за жалкие остатки сухих стебельков. - Долго нам здесь не протянуть. Тем более что скоро может начаться дождь… - Да вы, я смотрю, действительно, здорово шарахнулись! – негодующе вскрикнула Амага. – По-моему, я ясно сказала, что мы должны немедленно вернуться на станцию и разыскать мою вещь! Мы не останемся здесь и минуты! - Я не тронусь с места до тех пор, пока вы не объясните мне – что происходит, и почему эти двое хотят убить вас, - Семен постарался вложить в голос всю твердость, на какую он был способен в разговоре с женщиной. - Не меня, а нас, - хмыкнула девушка. - Ну, я им мешаю только как ненужный свидетель. А вот чего – хотел бы я знать?! - Это долгий разговор, - нетерпеливо вздохнула Амага, - я же сказала, что расскажу все, как только мы заберем… - Я и не подумаю рисковать неизвестно из-за чего, - перебил ее Семен, - с меня хватит неожиданностей! Амага подняла голову – низкое небо натягивало сморщенную пелену, лишь кое-где чуть порванную неясными лучами. «Экстремальных ситуаций не существует, - вспомнила она слова Учителя, - мы все выбираемся в экстрим прямо из утробы матери». В конце концов, - решила девушка, - эти двое тоже не смогут покинуть остров, пока не стихнет ветер. - Хорошо. Только обещайте, что поможете мне, когда я вам все расскажу. - Вы думаете, у меня есть выбор? - грустно усмехнулся Семен. Амага перевела взгляд в пустоту, долго молча думала о своем. Потом, глубоко вздохнув, начала. - То, что я вам сейчас расскажу, может показаться просто сумасшествием, но прошу – дослушайте до конца, не перебивая. Семен внимательно посмотрел на девушку. Она выглядела так, словно собиралась поведать одну из самых страшных тайн, когда-либо существовавших на свете. *** Глава десятая Припарковав красную «девятку» на обочине, Пашка-бит долго размышлял над тем, что же ему теперь делать. В том, что Катя просила о помощи, он не сомневался. К тому же водитель увезшего ее джипа слишком уж ловко избавился от «хвоста». Искать исчезнувший «Лэндкруизер» по всей Москве было сущей нелепицей, Пашке нужна была хоть какая-то информация. Беспокоить своими расспросами мать Кати он не отважился, а решил отправиться к человеку, который долгое время знал о ней больше других. Полистав свой блокнот, Пашка быстро нашел нужный адрес: - Ага, вот – Малая Бронная, сорок, квартира девять. «Девятка» плавно тронулась с места и скоро смешалась со спешащим потоком. …Уставившись на сумку, Катя никак не могла сообразить – что же, собственно, произошло. Полоса с левой стороны из светлой геконовой кожи вообще-то была расшита красным бисером. Однако теперь эта полоса глядела на свою хозяйку синими глазками мелких бусинок. Объяснение случившейся метаморфозе могло быть только одним. Катя подняла грустные глаза на своего преследователя и… вдруг заплакала. Пережитый стресс все-таки решил излиться наружу. Растерявшийся Сергей впервые за долгие годы не знал, что нужно делать. Он нашел в кармане носовой платок и, неумело пытаясь вытереть девушке слезы, тихо приговаривал: - Ну, тихо-тихо. Ты испугалась, что ли? Хорошая девочка, не надо. А Катины слезы становились все горше. Рыдая, она неожиданно так увлеклась, что уже и не могла вспомнить причины, по которой разразился бурный поток. Она лишь понимала, что сильные мужские руки так ласково утешают ее, что утешаться совсем не хочется. Даже липкие ладони предателя-Алика не доставляли ей такого трепета. Катя не думала в эту минуту ни о распухших глазах, ни о покрасневшем носе, почему-то ей казалось, что она – самая красивая сейчас. Умевший узнавать ее мысли Сергей, неожиданно для себя тоже так подумал и прикоснулся губами к Катиному лицу. Ее слезы щекотали кривой нос и подбородок, но он и не думал останавливаться… «Ведь есть все-таки счастье» - мелькнуло в Катиной голове, когда губы ловили воздух из его рта. Слезы иссякли. На короткий миг – на целую вечность ей показалось, что время умножилось, нет – остановилось, скрыв правду: происходит ли все на самом деле или только представляется?.. Наконец, отстранившись от нее, Сергей улыбнулся. - Ну, девушка, знаете… Она просияла в ответ. Зеленые глаза полыхали настоящим пожаром. - Как-то это так получилось… - Здорово! – подсказал он. И Катя вновь прижалась к его сильному телу. - Что с сумкой-то делать будем? Вопрос Сергея прозвучал отрезвляюще, и она сразу вспомнила – из-за чего чуть не устроила потоп. - Знаешь, - теперь само собой девушка перешла на фамильярность, - я подумала, что это мог сделать… м-м… мой бывший… - Друг, - снова подсказал Сергей, избавив Катю от необходимости произносить противное слово «сожитель». - Ну да, - отчего-то покраснела она. – Он… у него была такая сумка – мы вместе покупали их в Таиланде: мне с красной полоской, ему – с синей, так для прикола. Я думаю только он мог… - Подожди, вы по-прежнему живете вместе? – Сергей чуть повысил тон и сам себе удивился – один-единственный поцелуй заставил его почувствовать Катю своей собственностью. - Да нет, нет, - поспешно ответила она, - может, он приходил сегодня утром, пока я спала, и перепутал? Хотя, мама сказала бы мне. И… - девушка нахмурилась. - Что? - Он вообще-то должен быть в Швеции. - Это мне совсем не нравится. Сергей развернул к себе зеркало заднего вида, стер с губ остатки Катиной помады и громко выдохнул воздух через нос. - Где он живет? - Малая Бронная, дом сорок, - не задумываясь, ответила Катя. Когда джип уже тронулся, она поймала себя на мысли, что готова помогать своему кривоносому преследователю во всем. *** Глава одиннадцатая Семен сидел на земле, оцепенело глядя на свою собеседницу. Она в очередной раз замолчала и принялась отплевываться от песка, набившегося в рот за время разговора. Ученый не пропустил ни одного слова, он слушал и не мог поверить! Все, что успела рассказать ему Амага, было слишком неправдоподобным. И в то же время, Семен мог поклясться, что девушка говорит правду! Профессорский интеллект боролся в нем с простым человеческим наитием, успевшим найти в словах Амаги страшную истину. У него снова закружилась голова. Семен прикрыл глаза. Кристалл атлантов! Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда! Ему представился этот обаятельный харизматичный Учитель, окруженный немногочисленным кругом посвященных соратников и поклонников, которых он использовал в качестве грубой силы. Прелестная Амага – профессор был уверен в этом – из их числа. Конечно, она и не подозревает, что не нужна больше обожаемому Учителю. Более того, теперь, когда миссия выполнена, она даже опасна! Вот откуда взялся посреди Атлантического океана этот здоровяк с ужасно красноречивым именем! И его милая напарница, столь умело до поры сдерживающая его свирепый нрав. Семен готов был биться об заклад, что эти двое – такие же слуги Учителя из своры, пожирающей друг друга. Ученый вздохнул про себя – и как только могла эта девочка полюбить такое чудовище?! Ах, женщины… В памяти вдруг возник вездесущий образ Сессиль, и Семен дернул уголками губ – да уж, мужчины тоже способны до беспамятства влюбляться в кого не следует. - Чему вы там ухмыляетесь? – спросила Амага, и остатки песка скрипнули у нее на зубах. - Так, вспомнил кое-что. Семен открыл глаза и встал, чтобы немного размять ноги. Ветер тут же с ожесточением принялся забрасывать его песком и путать волосы. Мысли в голове профессора метались в таком же беспорядке. Он сделал несколько мелких шажков, растер икры и снова присел, не глядя на свою спутницу. - Думаю, вы не понимаете кое-чего. Амага лишь дернула уголками рта. - Того, что Учитель использует меня в своих интересах? - А вы представляете – до каких пределов они простираются? Девушка равнодушно пожала плечами. - Это его дело, я не выясняла, зачем ему нужен этот кристалл. Даже если бы с его помощью он хотел уничтожить все человечество, я не стала бы ему мешать. Семен глубоко вздохнул. Бедная отважная девочка. А говорят любовь зла – выдумки несостоявшихся романтиков! - Боюсь, вы не понимаете гораздо большего, - он попробовал аккуратно зайти с другой стороны. - Ну, объясните мне, глупой, - Амага кокетливо повела бровью. - Вы не думали, например, о том, что… м-м… это может быть слишком секретным заданием… Вроде найма киллера. - Не понимаю, куда вы клоните. - Обычно после того, как киллер выполняет заказ, его… - Семен помедлил и решил договорить, - убирают. Чем бы ни было то, что вы отыскали для своего Учителя, эта вещь, судя по всему, ему очень нужна, и он… - Почему вы решили… - перебила Амага и тут же сбилась, замолчала и долго кусала губы. Потом она отвернулась, и по вздрагивающим плечикам Семен понял, что девушка плачет. Минут через десять из-за ее спины послышался сдавленный шепот: - Нет, нет, он мне вместо отца. Даже больше. Гораздо больше. Она громко всхлипнула. - Вы не знаете всего. - Чего? – аккуратно спросил Покровский. - Потом. Как-нибудь потом я расскажу. Девушка вытерла слезы краем своей рубашки. Помолчав немного, тихо добавила: - Это они хотели убить меня. Уже второй раз. - Кто они? - Сикл и Кира, - еще тише сказала Амага – так, что ветер едва дал расслышать. - Что? Вы знаете их?! – Семен почувствовал, как кровь прилила к его ушам. - Да, - девушка тяжело вздохнула, - и очень давно... Но это … Я же обещала рассказать вам все потом… - она закашлялась. Семен мог поклясться, что совсем не ветер помешал словам выйти наружу. Но Амага быстро овладела собой. - Помните остановку в порту Бостона? Еще бы! Покровский причмокнул про себя. Следующая должна была случиться как раз в Гамильтоне – столице Бермудских островов. Именно в Бостоне профессор вновь безрезультатно пытался дозвониться до Сессиль. Он уже представлял: совсем скоро он будет на Бермудах, быстро развяжется с научным советом, и – сразу в Париж, ну разве только заглянет в Бермудский собор, да одним глазком посмотрит на главное достоинство архипелага – сады Сомерс. - Так вот, - продолжила Амага. - Там эти двое сели на наш корабль, но никто, кроме капитана не знал об этом. Я догадалась слишком поздно. Ночью они пробрались в мою каюту, связали. Сикл держал меня, а эта… - Амага красноречиво фыркнула, заменив этим звуком ругательство, - заставляла глотать снотворное. Они думали – я отключилась... Ха, со мной так просто не справишься! Но кристалл им все-таки удалось забрать! Потом как мешок с мусором они выбросили меня в океан. Боже, сколько времени мне снова пришлось провести в этой воде! Бр-р! Я сумела развязаться, но, видимо, из-за переохлаждения через много часов все же потеряла сознание. - Так вы оказались в воде еще до солитона? - До чего? – не поняла девушка. - Ну, огромная волна, которая потопила корабль… - Она его все-таки потопила? – грустно вздохнула Амага. – Да, эти подонки выбросили меня за несколько часов. Хорошо, что к этому времени я успела избавиться от веревок. Волна, действительно была ужасной, но благодаря ей у меня появился кусок дерева, на котором было уже не так страшно посреди океана. Семен снова поразился про себя отваге своей необыкновенной спутницы. - Но когда вы пришли в себя – почему сразу не кричали о том, что именно эти двое хотели убить вас? - Мне нужно было действовать продуманно – ведь у них кристалл! В этот момент ветер рванул с новой силой и заставил Амагу и Семена вплотную прижаться к плетеной стене загона. Девушке пришлось повысить голос, чтобы перекричать завывания ветра. Она принялась рассказывать о своих подводных приключениях: о том, как во время одного из неудачных погружений она лоб в лоб столкнулась с гигантским осьминогом, а в другой раз ей пришлось удирать от здоровенной тигровой акулы с детенышем. И еще о том, как, обнаружив, наконец, скрытую океаном великую пирамиду атлантов и ощупывая ее сантиметр за сантиметром в кромешной темноте, она укололась о ядовитую рыбу-шар, и горячка началась прямо там, под толщей воды через пять минут. Много всего пришлось пережить Амаге, но каким бы сумасшествием это ни выглядело, она нашла кристалл! - Его просто не может существовать! – закричал Покровский, теряя самообладание из-за противоречия, раздиравшего изнутри. - Не может, - спокойно согласилась Амага, - но существует. Сначала я сама не воспринимала всю эту галиматью всерьез, просто по уши влюбилась в своего наставника и готова была сделать для него все что угодно: пойти туда – не знаю куда и достать то – не знаю что. Я не особенно вдавалась в подробности своей экспедиции, хотя Учитель тщательно разжевывал мне каждую мелочь. Самым трудным оказалось отыскать в конкретно обозначенном квадрате под водой огромную пирамиду. Мне показалось, что ее грани были сложены из стекла или чего-то типа полированной керамики. Они так хорошо сохранились и были такими чистыми, будто пирамида стояла в музее, а не на дне океана. В одной из граней между острых стержней и специальных держателей я и нашла кристалл. Вернее, судя по рваным краям и размеру всего с небольшой кулон, это лишь один из его осколков. Я была готова к этому – Учитель предупреждал, что вероятнее всего, кристалла не существует в цельном виде. Главное – осколок сохранил необходимую энергию. Семен вспомнил бесконечные погружения этой красотки, когда они плыли на одном корабле. Амага снова прочла его мысли. - Да, вы видели меня на корабле, я как будто отчаянно занималась дайвингом на непозволительной глубине. Именно тогда я и достала кристалл, но прежде были долгие недели тренировок и неудачных попыток на частном гидрологическом судне… - девушка неожиданно замолчала, несколько раз глубоко вздохнула и внимательно посмотрела на Семена. - Хорошо, я скажу вам. На том судне… мы были вместе с Кирой и Сиклом. - Что?! Покровский остолбенел. Теперь он вообще отказывался что-либо понимать. Откуда-то из складок подсознания выплыли его былые подозрения о том, что был еще один корабль. - Я совершала погружения, в их руках была техника. Учитель отправил нас всех вместе, мы должны были подстраховывать друг друга. «Как бы не так! – вздохнул про себя Семен. – Вы должны были уничтожить друг друга после того, как удастся достать кристалл, а доставить его по замыслу Учителя мог только кто-то один». А вслух профессор спросил: - Как же вы попали на корабль, плывущий на Багамы? Амага несколько раз куснула губу, прежде чем ответить. - Я стала подозревать их. Однажды, когда я, наконец, обнаружила пирамиду и, дотронувшись до нее, схватила руками эту ядовитую рыбину, мне едва удалось всплыть. Задыхаясь, я успела крикнуть Сиклу, чтобы он поднял меня на борт, и потеряла сознание. Еще в полузабытьи я услышала его разговор с Кирой. Он предлагал забрать у меня кристалл, как только я его вытащу и… Амага снова остановилась. Семен видел, как тяжело было у нее на душе. - В общем, я не стала говорить им, что нашла пирамиду. А когда мы в очередной раз приплыли в Нассау за продуктами и кое-каким снаряжением, я просто сбежала. Не сообщая ничего Учителю, я сумела попасть на первый же корабль, идущий нужным курсом. На мое счастье, как оказалось, на нем плыли и вы! – девушка с такой нежной благодарностью посмотрела на профессора, что тот не смог удержать улыбку, сразу размягчившую напряженное лицо. - Я была уверена, что теперь-то все точно получится, и не ошиблась! Вы не представляете себе, Семен, чем стали для меня эти подводные погружения… Мне пришлось провести в океане очень много времени, не знаю, мог бы это вынести обычный человек. - А вы что – необычный? – с иронией переспросил Покровский. Он все еще отказывался верить во все, что слышал от своей прелестной собеседницы. Амага в ответ лишь неопределенно махнула рукой. - Ну а дальше вы уже знаете. Не понимаю только, как эти двое узнали – на каком корабле я плыву. - Думаю, у вашего Учителя хорошие связи повсюду. - Опять вы! – вскинулась девушка. – Он здесь ни при чем! Скажите лучше – вы ведь слышали об этом кристалле? Для чего он нужен? Только не заваливайте меня терминами вроде трансмутации – Учитель меня вдоволь ими напичкал. Покровский нахмурился. - Вы даже не знаете зачем так рисковали?.. если, конечно, весь этот бред можно воспринимать серьезно. - Я же сказала – почему я согласилась, - пожала плечами девушка. Семен вновь поднялся – на этот раз так стремительно, что настырный и все еще голодный пони бросил на него недовольный взгляд. - Да успокойтесь же, - улыбнулась Амага, - дайте лошадке спокойно позавтракать. Вы, видимо, слишком приземленный атеист. Неужели вы никогда не предполагали, что Атлантида действительно существовала? Вы ведь ученый! Покровский дернул крыльями веснушчатого носа. Ему ли было не предполагать?! Ведь это он курировал для «MaxWave» в 1998 году экспедицию на побережье Бимини, которая искала доказательства существования Атлантиды! Результаты организация не опубликовала до сих пор, допустив лишь небольшую утечку в средства массовой информации о том, что под водой учёные обнаружили огромную пирамиду с герметично запечатанными помещениями. - Конечно, предполагал, - выпалил профессор и сразу осекся, увидев насмешливые глаза Амаги. – Но все это только гипотезы, - поспешил добавить он. – Никому за многие тысячи лет не удавалось научно доказать существование этого материка! А у вас все так просто – где-то на дне Атлантики пирамида, сохранившая древний кристалл! - Совсем не просто, - серьезно ответила девушка. – Мне пришлось рисковать жизнью и искать его три недели на глубине полторы тысячи метров. - Немыслимо! – изумленно прошептал Семен. Амага оставила его замечание без внимания. Ей хотелось поговорить о другом. - Что вы знаете об этом кристалле? Вы должны объяснить мне! - Ничего я вам не должен, - буркнул ученый. - Семен, я прошу вас, это очень важно! – девушка придвинулась к нему вплотную и обняла за голову. – Я все вам рассказала – прошу, помогите мне понять. Вспомните – этот кристалл сейчас в чужих руках. Если мы будем знать – как им управлять, нам будет легче забрать его. Подумайте – ведь если этот камень наделен такой страшной силой, как могут его использовать эти кретины! Покровский аккуратно убрал руки девушки и тяжело вздохнул – внутренние сомнения все больше одолевали его. Как могла эта девушка в одиночку отыскать тайну, над разгадкой которой бились многие умы не одну тысячу лет?! Этот вопрос не давал ученому покоя, и он озвучил его. - Я знала два секрета, - просто ответила Амага, - Учитель открыл мне их. - Интересно послушать, - Семен сощурился в напряжении. - Во-первых, он дал мне три очень старых кольца из красного золота, исчерченных какими-то знаками. Под определенным градусом они входили в пазы друг друга и образовывали мощнейший источник энергии, который притягивал кристалл и освобождал его от держателей. А во-вторых, приближаясь к стене пирамиды, нужно было произнести древнюю молитву на неизвестном мне языке. Учитель говорил, что даже обычный клад, спрятанный с молитвой, случайному человеку найти практически невозможно. Для этого нужны специальные духовные знания, понимание значимости предмета. А тут Кристалл атлантов! Семен нервно покусывал нижнюю губу. Когда-то очень давно, еще будучи студентом, он наткнулся в библиотеке на интереснейшую переписку одного потомственного кладоискателя-француза, где было подробно рассказано о таких молитвах. Чем ценнее был клад, считали древние, тем мощнее должен быть наговор, не брезговали даже проклятиями – чего стоило одно только проклятие на сорок голов, способное убивать. Француз полагал, что именно таким образом свое золото спрятали Александр Македонский, Наполеон, Степан Разин, и потому их клады до сих пор не дались никому в руки… Рассказ девушки все больше захватывал профессора, заставляя даже игнорировать песчаную бурю. - А откуда у вашего Учителя появились кольца? - С ними была какая-то длинная история. Точно я ничего не знаю, по-моему, он привез их из Египта. Амага замолчала, принявшись снова отплевываться от песка. Потом напомнила о своей просьбе. - Теперь вы должны рассказать мне все, что вам известно о кристалле. Семен выдержал долгую паузу – что ж, откровенность за откровенность – и согласился. - Хорошо, слушайте. Я расскажу все, что знаю об этом. Есть такая легенда. О кристалле Силы атлантов. Приблизительно пятьдесят тысяч лет назад на Земле существовало два материка – Лемурия и Атлантида. Последний, якобы, занимал территорию современной Америки, Бразилии и западной Африки. Четвертую земную цивилизацию атлантов и сейчас называют самой загадочной на нашей планете. Правители Атлантиды, согласно многим источникам, в совершенстве обладали искусством телепатии. Они понимали друг друга без слов, могли левитировать, свободно отрываясь от земли, управлять биополем. Внутренняя энергия их была настолько мощной, что одним усилием мысли эти гиганты перемещали многотонные плиты, каждая из которых представляла собой совершенно идеальный образец размера и формы. Многие исследователи в качестве самого яркого примера этого приводят Колоссы с острова Пасхи и египетские пирамиды. Жизненная энергия атлантов способствовала созданию такого уровня научно-технического развития, какого пока не смогла достичь после них ни одна цивилизация. Есть мнение, что атланты хранили всю имевшуюся у них информацию в специальных цилиндрах, и что цилиндры эти и теперь находятся где-то вблизи Великой Пирамиды в Гизах, а часть в Укатане. - И что же, они и изобрели этот кристалл Силы? – Амага не отрывала от профессора внимательного взгляда. - Да, это было их главное достижение. Сначала он служил лишь как источник энергии. - А что он представлял из себя? - Огромный кварцевый кристалл. Согласно легенде, его грани были обработаны с такой поразительной точностью, что он мог отражать все лучи солнца и луны. Используя генерируемую этим кристаллом энергию, атланты материализовывали многие предметы и достигли абсолютной власти над людьми. - И что же? - Затем атланты стали использовать кристалл как оружие, и когда они направили его лучи через центр Земли, чтобы добраться до Китая на противоположной стороне планеты, произошел чудовищный взрыв. Некоторые ученые считают, что энергия кристалла срезонировала с Планетарным Кристаллом ядра Земли. Атлантида пошла ко дну. - Это же каких дел можно с этим кристаллом наворотить! Даже не верится! – Амага так заворожено глядела на ученого, что он поневоле вспомнил свои лекции – часто студенты смотрели на него именно такими глазами, словно обращенными в слух. - А место это называется теперь Саргассово море, - закончил печальную повесть профессор. - А кристалл, что стало с ним? - Аннигиляция. Действительно, по одной из версий, осколки до сих пор находятся где-то на дне Атлантического океана в районе Бермудского треугольника. - Что и требовалось доказать! – удовлетворенно подытожила Амага. Семен невольно улыбнулся. - Как же с ним следовало обращаться? - Прежде всего, хранить в плотном коконе, куда не проникают солнечные лучи и другие источники энергии. Амага загнула на правой руке один палец. - Не соединять кристалл с чашеобразной серебряной подставкой на восточной линии. Девушка кивнула. - И, наконец, не нагревать его теплом человеческой руки. Три пальца на правой руке девушки оказались согнутыми. Она задумчиво почесала подбородок. - Я уверена, что кристалл, который я достала – именно то самое древнее чудо. Кристалл Силы атлантов! Осталось только забрать его у этих проходимцев. Кстати, а вы знаете – как приводить его в действие? - Подлые атланты забыли мне об этом рассказать, - криво усмехнулся Семен, уже злясь на себя за то, что успел воодушевиться какой-то сомнительной легендой. - Ничего, разберемся, - совершенно серьезно заверила Амага. – Учитель как-то обмолвился о каких-то свитках – может быть в них разгадка? - Свитках? Вы уверены, что слышали именно это слово? - Да, а что? - О, Боже! – только и смог выдохнуть Семен. *** Глава двенадцатая Дверь на третьем этаже дома номер сорок по Малой Бронной открылась, вопреки ожиданиям, после первого же звонка. Увидев непрошенных гостей, парень, возникший в проеме, от неожиданности споткнулся о тапки в прихожей. - Ты я вижу не рад, - поздоровался вошедший кривоносый мужчина, пропуская вперед свою спутницу, - так в глазок смотреть надо. А не открывать, сломя голову – мало ли кто может прийти. Увидев Катю Невскую, хозяин квартиры совсем растерялся. Он попытался, было изобразить что-то жестом, задел рукой вешалку, шагнул в сторону и вновь зацепился за злосчастную обувь. Не удержав на этот раз равновесия, парень с грохотом упал и заметался на полу. - Ты что-то совсем разнервничался, - усмехнулся кривоносый. – Значит, мы на правильном пути. - Ты… ты не в Швеции? – в свою очередь поразилась Катя. – Алик?! Алик в это время успел подняться и занял оборонительную позицию у косяка. - Я… я уже вернулся, - огрызнулся он. - А вам что надо? И вообще – кто это? – парень кивнул в сторону Катиного провожатого. Она игнорировала вопрос. Ей не хватало предположений, чтобы объяснить поведение бывшего возлюбленного. Давняя подлость со сменой замков была уже прощена, Кате хотелось лишь знать мотивы. - Ты был у меня дома? – спросила девушка, всем сердцем желая, чтобы Алик все-таки не был причастен к пропаже ее сумки. - Ну… - тот неопределенно махнул рукой. - Хороший ответ, лаконичный, - снова усмехнулся кривоносый. Он вплотную приблизился к Алику и сузил свои бледно-голубые глаза до неприятных щелок. - А теперь будем говорить по существу. Окажись на месте Алика в этот момент Киса Воробьянинов, он сразу предположил бы, что сейчас его будут бить. Возможно даже ногами. Первый же короткий удар в живот снова опрокинул парня на пол. Катя громко вскрикнула, что отвлекло внимание кривоносого. - Сергей, не надо! Он обернулся к девушке и спокойным, но не терпящим возражений тоном попросил ее подождать в комнате и закрыть за собой дверь. Воспользовавшись заминкой, Алик рывком вскочил на ноги и метнулся на кухню. За секунду до того, как там появился его преследователь, парень успел схватить огромный тесак для разделки мяса. - Не дури, щенок! – приглушенно рявкнул Сергей. – Положи нож. Не заставляй меня делать то, чего я не хочу. - Что вам от меня надо? – голос Алика уже срывался в истерику. Меньше всего Сергею нужна была невменяемая паника. Он постарался вложить в свой тон максимум холодного спокойствия. - Отдай нам сумку, и мы уйдем. - К-какую сумку? – от страха, заполнившего все внутренности, Алик стал заикаться, что еще больше вывело его из себя. Он попытался сделать выпад, широко размахивая тесаком. – П-пошел отсюда, мудила! - Спокойно! – крикнул Сергей, едва успев отскочить в сторону. - Ос-ставьте меня все в п-покое! – парнем явно овладела истерия. Он начал беспорядочно разрезать ножом воздух, заодно кромсая все, что попадало под руку. Во время одной из атак широкое лезвие полосонуло плечо Сергея. Окончательно обезумев от вида крови, Алик затрясся всем телом, гортанно захрипел и попытался добраться до головы противника… Услышав звонкий хруст, он еще несколько секунд пытался сообразить – что произошло. Но вдруг стремительно кончился воздух, он поперхнулся и понял, что это – конец. Тесак со стуком выпал из обмякших рук. Сергей убрал пальцы с шейных позвонков и отбросил тело в угол. Досада раздирала его изнутри – все вышло не так, как нужно. А что, если они не найдут сумку в квартире? Может этот идиот успел отдать ее кому-то! Ну зачем только он полез на рожон?! В этот момент в проеме кухни послышалось движение. Сергей обернулся и встретился с ужасом, переполнившим Катины глаза. Она молчала, опасаясь расспросов. И он сказал первый. - Этот кретин сам кинулся на меня. Так вышло. Девушка почувствовала, как тошнота подкатывается к горлу. Она потерла виски и облокотилась на высокую спинку стула. Не проронив ни слова, Катя наблюдала, как Сергей прикрыл бездыханного Алика клеенкой с кухонного стола и, туго обмотав кровоточащее плечо полотенцем, принялся осматривать все ящики. Обернувшись к ней через пару минут, совершенно будничным тоном Сергей попросил: - Ты ведь жила с ним здесь, наверняка знаешь – где он мог спрятать твою сумку. Поищи, пожалуйста. Катя снова – в который раз за этот день – не узнала себя: она даже не удивилась кощунственной просьбе. Подавив очередной приступ дурноты, девушка принялась помогать своему страшному кавалеру. Когда поиски переместились из кухни в зал, она обрела дар речи. - Почему он напал на тебя? - Видимо, чего-то боялся. - Чего? Сергей закрыл дверцу шифоньера, в котором не было ничего, кроме двух джинсов и нескольких мятых рубашек, приблизился к Кате и погладил ее по волосам. - Вот это нам и нужно узнать. В этот момент внизу, возле подъезда остановилась красная «девятка». Пашка-бит сразу увидел припаркованный тут же «Лэндкруизер». Он несколько раз моргнул и даже снял очки, проверяя – не подводит ли оптика. Джип был вполне реальным. - Что происходит? – спросил Пашка сам у себя. – Зачем похититель привез Катю к Алику? Ответов гений дизайнерской мысли не знал. Подумав, он выбрался из машины и осторожно вошел в подъезд. *** Глава тринадцатая Учитель был уверен, что лучший из его воспитанников, носящий теперь простую и лаконичную фамилию Николаев, без проблем справился с заданием. Однако после громкого убийства главы «РосНефЭнерПрома» прошло уже больше суток, а Сергей не появлялся. Это начинало настораживать. Конечно, он знает толк в таких делах, может быть, всего лишь принимает специальные меры предосторожности, но слишком уж много времени прошло! Важное должно случиться уже меньше чем через две недели, заказчик ждать не будет – слишком много средств и связей затрачено в дело. Учитель налил себе бренди, погрел фужер в ладонях. От тепла темно-коричневая жидкость разошлась посветлевшей кромкой. Он выпил все залпом и вышел на огромную террасу, с которой открывалась замечательная панорама на вечерний Кремль. В воздухе мешались пряные запахи подступавшего лета. Учитель дернул ноздрями – теперь его нервировало даже то, что раньше помогало расслабиться. Кира и брат Сергея, имя которого он считал самой удачной своей придумкой, должны были вернуться со дня на день, и хотя связь с ними не была предусмотрена с самого начала, Учитель чувствовал тревогу. Что-то, казалось ему, пошло не так. А вдруг братья сговорились между собой? Нет-нет – Учитель поспешил успокоить себя – этого просто не может быть: Сикл слишком бестолков, а Сергей чересчур предан, все должно закончиться хорошо. Но что же тогда гложет его вот уже много часов? Предчувствие чего? Учитель обошел бассейн, фиолетовая подсветка которого создавала иллюзию расслоения воды, и остановился у крайнего бортика. Каскады мыслей в его голове походили на эту плещущуюся разноцветную толщу – один пласт наслаивался на другой, и тяжесть становилась отчетливее. Он вернулся в комнату, смягченную огромным вишневым балдахином и несметным количеством подушечек и подушек. Стиль из фантазий Шахерезады, в уютном беспорядке которого была продумана каждая мелочь, отражал внутреннее противоречие хозяина: где жесткость пряталась за плюшевыми складками. Учитель налил себе еще бренди и устроился на парчовой софе. На этот раз спиртное подействовало лучше. Мозг продолжал лихорадочно перебирать варианты возможного промаха. Может Сиклу не удалось справиться с Амагой и забрать у нее его вещь? А может… Рассуждения прервал телефонный звонок. Мобильный нетерпеливо заерзал во внутреннем кармане. Учитель знал, что по этому номеру ему мог звонить лишь один человек. Он выждал, пока мелодия испанской серенады почти закончилась, и нажал клавишу. - Это будут три города, - без промедления сказал спокойный голос в трубке. – Вещь уже у вас? От знакомого легкого акцента Учитель почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Он еще не был готов к этому разговору. Однако собеседник на другом конце провода ждал вполне конкретного ответа, и вариантов не было. Пришлось откашливаться и тянуть время, чтобы дать мыслям хоть немного форы. - Три?! Может, вы сразу назовете мне места, где должен осуществиться наш священный замысел? - Я спрашиваю вас о кристалле, - напомнил голос, став выраженным фальцетом. Его обладатель был из тех, кто первым задает вопросы. - Мои люди уже по дороге в Москву, - снова попытался уйти от прямого ответа Учитель. Выпитый бренди успел придать ему сил, и голос звучал почти спокойно. - Вы помните, что операция назначена уже через две недели? - Конечно. - Все прошло как нужно? - Не беспокойтесь, - Учитель постарался вложить в интонацию всю уверенность, на какую был способен. - А свитки? – цокнула трубка. Непроизвольно вырвавшийся вздох не ускользнул от слуха того, кто спрашивал. - Вы их не взяли? Какого черта?! – вспылил фальцет. – со Штеком все решено или это дурацкий спектакль для прессы? - Что вы, успокойтесь! Учитель готов был ударить себя за досадный промах, выдавший его настроение. Делать было нечего – и он пошел ва-банк. - Свитки уже у меня. - Прекрасно, - подумав, смягчилась трубка. – Тогда послезавтра я сообщу вам конкретные координаты и точное время всей операции. Короткие гудки вонзились в ухо Учителя острыми опилками. Он без сил опустился на толстый ковер. Послезавтра! Ждать больше не было никакой возможности – сначала необходимо немедленно найти Сергея. Потом наступит очередь сладкой парочки. Учитель вытащил другой телефон и набрал короткий номер, которым пользовался только в экстренных случаях. *** Глава четырнадцатая Кира во все глаза смотрела на Сикла, прикладывающего к толстой шее холодный компресс. Смысл только что сказанного им постепенно укладывался в сознании. - Ты подумай хорошенько, - продолжал тем временем Сикл, - ведь теперь у нас весь мир в кармане! К черту этого Учителя, мы сами себе хозяева. Представь только – мы можем получить все, что хотим! Кира потерла висок. Самое ужасное было то, что этот здоровяк говорил совершенно серьезно. Она уже миллион раз пожалела, что рассказала своему не слишком сообразительному партнеру о том, ЧТО на самом деле они забрали у Амаги. Учитель несколько раз предупреждал Киру о недопустимости этого. Она оказалась непослушной. После того, как огромная волна едва не погубила их, девушка решила посвятить Сикла в истинное предназначение миссии. Он все понял по-своему. - Нам только нужно всем правильно распорядиться. - Ты не отдаешь себе отчет в том, что говоришь, - аккуратно начала Кира. - Интересно, - хмыкнул Сикл и, поморщившись, убрал с шеи окровавленный лоскут. Тонкий красный ручеек тотчас побежал вниз по волосатому плечу. От вида глубокой раны Кире стало дурно. Она отвернулась. - Что, крови боишься? – вновь дернулся в кривой усмешке здоровяк. - По-моему, тебе нужна медицинская помощь, - не оборачиваясь, сказала она. - Я в порядке. Так о чем ты там говорила? - Боюсь, ты не совсем понимаешь – чтО у нас в руках. Огромной пятерней Сикл размазал по спине кровь и, схватив ею большой синий кулон на шее Киры, потянул на себя. - Пусти, больно, - визгнула девушка, - сдурел что ли? - Просто хотел повнимательнее рассмотреть, что же это у нас, - осклабился здоровяк. Он запустил пальцы под толстую цепочку и медленно размазал кровь со своих пальцев по горлу Киры. - Может, вытащить из кокона? Понятнее будет. - Я смотрю, в тебе вдруг проснулось чувство юмора, - она резко дернулась. – А я серьезно говорю. - Ну-ну, продолжай, - Сикл наклонился к самому уху девушки. - Руки убери! – прошипела она. Здоровяк хмыкнул и повиновался. Кира потерла шею, закрыв кулон ладонью. - Зря я вообще посвятила тебя в это. Но теперь уже ничего не вернешь, слушай: кристалл – это огромная сила, не подвластная обычному человеку. Это энергия ураганов, циклонов, торнадо! По… Булькающий смех Сикла прервал ее. Казалось, внутри него клокотал Везувий. - Я и не думал, что ты такая дура! – давясь, выдавил здоровяк. – Ты на самом деле веришь во всю эту чушь? Твой дебильный Учитель вконец заморочил тебе голову! Кира отказывалась верить своим ушам. Ей-то всегда казалось, что Сикл для Учителя преданнее собаки. Сколько она его помнила – еще с детства, этот здоровенный парень отличался свирепым нравом, рьяно защищающим интересы человека, который изменил судьбы многих детей. Одной из них была и сама Кира. В восемь лет она впервые увидела того, кто захотел забрать ее из детского дома. Симпатичную и очень обаятельную Киру боялись удочерять из-за дурной наследственности, которая неизвестно когда могла проявиться. Биологическая мать – наркоманка, переболевшая практически всеми известными медицине венерическими болезнями, оставила ребенка еще в роддоме. И только через восемь лет девочка, выросшая, вопреки всему, абсолютно здоровой, обрела семью. Вернее сказать, это была полусемья, поскольку матери у Киры так и не появилось, а человек, который теперь считался ее приемным отцом, велел называть себя Учителем. Однако девочка не могла ни с чем сравнивать, и была счастлива, тем более что в ее новом доме уже были другие дети. Всех их почему-то довольно странно звали, однако, привыкнув, Кира нисколько не удивилась, когда в день совершеннолетия получила из рук Учителя собственный паспорт, где в ее имени вместо одной буквы «р» их появилось две. Так хотел обожаемый опекун, и этого было достаточно. Правда из обихода эта вторая буква как-то выпала, и окружающие звали Киру по-прежнему. Только Сикл иногда дразнил ее, утверждая, что в Центральной Африке киррами называют гремучих змей. Девочка не обижалась на приемного брата, она всегда старалась всех понимать. Вот и теперь она призывала его к благоразумию. - Как ты можешь, он же твой отец! - Ты… ты… - Сикл перестал смеяться и со злостью дернул желваками. – Заткнись! Ты ничего не знаешь о моем отце. Он был… - здоровяк умолк, будто испугавшись, что слово непроизвольно сорвется с языка. - Кем? – Кира напряглась, всем существом почувствовав, что может услышать нечто очень важное. Сикл закрыл глаза. Память вернула его в далекий день, по которому он разгуливал беззаботным пятилетним карапузом… Бесконечное красное поле маков расстилалось перед ним. Пряный запах приятно щекотал ноздри. Мальчик представлял себя повелителем сказочной страны с озерами из лепестков. Он бежал босиком, широко распластав руки, то и дело наступая на цветки – казалось, они были сделаны из сладкой воздушной ваты, которая сразу таяла под ногами. Далеко впереди шли отец и старший брат, мальчик знал, что близко подбегать к ним нельзя – идет охота. Правда, всех правил ребенок тогда не понимал, да и не мог понимать. И когда прогремел выстрел, а затем неожиданно упал отец, мальчик подумал, что тот ловит раненого фазана. Представшее затем перед его глазами никак не могло быть правдой. Совсем. Отец лежал лицом вверх. В остановившийся левый глаз кривой струей стекала со лба бардовая жижа. Рядом, опустив руки, стоял брат. Пятилетнему ребенку было страшно даже заплакать, он боялся задать вопрос, чтобы не слышать ответа. Братья молчали несколько минут, пока вдруг не зашевелились высокие кусты, и перед ними не появился Он… Он был… братом отца. Он заставил старшего мальчишку уяснить, что тот нажал на курок, а младшего – запомнить неоспоримость этого. Многие годы парни жили под тяжелым грузом вины, не позволявшей истине стать осознанной. Ненависть в их сердцах придавила благодарность за то, что удалось избежать колонии для несовершеннолетних и за то, что они обрели новую семью. Мальчики приняли Его. Но это не было чувством, а лишь детской хитростью, рожденной необычайно острым для такого юного возраста предчувствием. Братья никогда не забывали своего родного отца и никогда не верили, что один из них – убийца. Они ждали. Того часа, когда, наконец, смогут отомстить. А пока принимали странные уроки дяди-опекуна, велевшего называть себя Учителем. Психика младшего ребенка деформировалась особенно быстро. Через несколько лет он и сам уже не чувствовал и не помнил, что заложили в него добрые и сострадательные родители (мама умерла, едва успев произвести его на свет). В детстве мальчик иногда сам страдал от внутренней агрессии, культивировавшейся в нем, но чем старше он становился, тем глубже это свойство врастало в его суть. И уже в пятнадцать лет по приказу Учителя он вложил эту агрессию в три пули, остановившие жизнь какого-то неугодного. В шестнадцать Учитель выправил своему воспитаннику паспорт, куда внес имя, давно рожденное больным интеллектом. С этим ненавистным именем парень официально жил вот уже пятнадцать лет. И самое ужасное – соответствовал ему… Сикл замотал головой, словно хотел вытряхнуть из нее мысли. Когда он повернулся к Кире, ярость еще не удалось потушить – крылья носа широко разошлись, словно готовились изрыгнуть огонь. - Мне плевать – на самом деле твой Учитель сбрендил и верит, что с этим камнем в кармане он – пуп земли или просто всех нас водит за нос, у меня свой интерес. - Но ты… - Кира сделала еще одну попытку объяснения, - не знаешь, как обращаться с кристаллом. - Говорю же – дура, - на этот раз здоровяк уже не смеялся, - да зачем мне он нужен. Я отдам его тому, для кого старается Учитель. За о-огромные деньги. - Как?! - опешила девушка. – Ты знаешь об этом? - Это только вы держали меня за идиота. И моего брата, кстати, тоже. Ты помнишь, что осталось меньше двух недель до начала операции? - Ты не посмеешь… - девушка непроизвольно сжала кулачки. Этот жест не ускользнул от внимания Сикла. Он вновь разразился клокочущим хохотом. - Может тебя испугаюсь? - Я не отдам тебе кристалл! Горячая решительность спутницы лишь еще больше раззадорила Сикла. - Да не только отдашь, красавица моя. Еще и поможешь мне избавиться от всех свидетелей. Твой ученый с нашей Амагой сами придут сюда за камнем, а пока займемся стариком. Врач еще может пригодиться. - А как же ты думаешь убраться с этого острова? – вызывающе спросила Кира, прижимая к груди синий кулон. - Не бойся, переждем бурю, потом старик расскажет нам – что к чему. А эту игрушку, - он кивком показал на кристалл, - отдай мне, а то как бы ужасная энергия, как ты там сказала – ураганов, циклонов, торнадо – не утомила тебя. Искривившись в ухмылке, Сикл вновь потянул за цепочку. - Сними сама, у меня пальцы толстые, вдруг случайно горлышко передавлю. Подавив в себе приступ страха, Кира сняла с шеи кулон и осторожно передала здоровяку. - Вот и хорошо! – он повертел синий кокон в руках. Впервые за все время обладания этой вещью Сикл рассмотрел ее внимательно. На оборотной стороне в прозрачной синеве переливалась едва различимая надпись на неизвестном ему языке. - Что это здесь написано? Кира молчала. Сикл перекинул кулон из руки в руку и беззлобно усмехнулся. - Ладно, извини, немного погорячился. Эти гонки с препятствиями совсем вымотали. Мы же с тобой почти родственники. Ну, Кир! Она по-прежнему не отвечала. Тогда здоровяк картинно преклонил колено перед девушкой. - Кир, я серьезно – перестань дуться. Ты же знаешь, у меня своеобразные представления о мужском поведении. Ну, перестань. Я же о тебе забочусь, ты подумай хорошенько о моем предложении и поймешь, что в нем есть смысл. Когда вернемся в Москву, сначала поговори с братом – он плохого не посоветует, тем более тебе. Мы с тобой должны сами о себе позаботиться, мы же всегда друг за дружку горой были, а?! Я ж за тебя… Сама знаешь – всех выпотрошу. В глазах Сикла перекатились маленькие мокрые шарики. Девушка закусила губу. Он подошел совсем близко, взял ее руку и положил в нее синий кулон. - На, держи. Пусть у тебя пока будет, потом все решим. Довольна? Кира едва заметно улыбнулась. Сикл действительно был ей вместо брата, и все его гневные вспышки она давным-давно научилась прощать. Здоровяк тоже просветлел. - Ну и хорошо. Ты правда очень хорошенькая, когда улыбаешься. Так что там написано на этом чертовом кристалле? Скажи! Кира вздохнула. Ей вспомнилось одно дождливое утро. Всю предшествующую ночь она штудировала рукопись некоего Силлиха, датированную пятым веком. Целый месяц ушел на поиск человека, который мог помочь с переводом, что сильно нервировало Учителя. И вот, наконец, древнегреческая крепость пала – за довольно сносную сумму один студент выложил пятьдесят страниц текста родными буквами. Речь в рукописи шла о некоей Второй Планете Свободного Выбора. Выводы автора, совершенно не вязавшиеся со временем его жизни, но зато дававшие Кире явные подсказки, заставили ее отправиться от переводчика прямиком к Учителю, не глядя на часы. В половине шестого утра девушка добралась до Барвихи. У нее был свой ключ от загородного дома, где много лет она проводила летние каникулы, а позже, когда приемный отец купил взрослой дочери отдельную квартиру в самом центре Москвы, просто выходные. Войдя, Кира без сомнений поднялась на второй этаж и распахнула дверь его спальни. То, что она там увидела, повергло в настоящий шок. Обожаемый Учитель в недоумении приподнялся на шелковой простыне, прикрывая собой обнаженную фигуру с пышной грудью. Кира подавилась слезами, вставшими в горле – она не могла не узнать в красотке, заполнившей постель своими дивными формами, названную сестру. Много месяцев спустя именно ее они с Сиклом выбросили в океан. Как казалось навсегда… Девушка выдавила из себя воздух несколькими отрывистыми толчками. Горькое сожаление вырвалось наружу, наполнив серые глаза слезами. Она знала, что не должна говорить этого Сиклу. - Здесь написано, что кристалл принадлежит… египетскому богу смерти Тоту! *** Глава четырнадцатая Ветер прекратился совершенно неожиданно, месиво согнанных туч потеряло скорость, и в образовавшуюся небесную прореху полилась солнечная река. Вместо ожидаемого ливня на остров тяжелым свинцом навалилась жара. Выдавливая пот и живительные силы, она притупляла мобильную способность реагировать. Даже настырный пони отказался от доступной теперь еды и, раздув широкие потрескавшиеся ноздри, разлегся прямо там, где стоял. Семен чувствовал, как наливается сонным паром голова, и пытался быстрее воспринимать слова Амаги. - …к тому же без воды нам здесь долго не протянуть. Значит решено? Идем назад? – договорила она. Покровский видел резон в этом решении, но воспоминание о железных клешнях Сикла возвращало сомнения. - Они могут быть вооружены, а вы как собираетесь действовать? Может, атланты поделились с вами небольшой каплей гипноза? – съерничал профессор. - Нет, не поделились, - в тон ему ответила Амага, - но у меня есть другой козырь – главное теперь правильно его разыграть. - Интересно?! – Семен дернул кончиком веснушчатого носа. - Очень! Только рассказывать о нем я вам сейчас не буду, чтобы вы не испортили игры. - Игры?! Покровский возмутился так громко, что уставший пони вновь бросил на него недовольный взгляд, словно предупреждал: второе замечание – последнее. - Так для вас это все игра?! – не обращая никакого внимания на животное, продолжал кричать Семен. – Вся эта смертоносная погоня за каким-то камнем – игра? Может, и эти двое играют по вашим правилам?! Как у вас называется эта забава? «Съедим друг друга»? А роли в ней ваш Учитель распределил? Да вы соображаете хотя бы, что здоровяк просто не даст нам снова уйти?! - Я же сказала – я знаю, что делаю, - спокойно парировала Амага. - Свой козырь я берегла на самый крайний расклад. Думаю, Сикл и Кира захотят обменять его на нашу неприкосновенность. - А если они так не подумают? - В любом случае, выбора у нас все равно нет! – решительно отрезала девушка и стала выбираться из загона. – Пока, коняшки! – она весело махнула в сторону сморенных солнцем пони и бросила Семену уже через спину: - догоняйте! Профессор неуклюже поднялся, чувствуя страшную морально-физическую усталость, и пошел за Амагой. По дороге он проклинал себя за все: за то, что выбрал свою профессию, защитил диссертацию, пошел работать в «MaxWave» и что, в конце концов, не женился на Сессиль – ведь сейчас вместо того, чтобы по собственной воле идти на растерзание, он вполне мог наслаждаться медовым месяцем где-нибудь на острове Фиджи. Очередная мысль о возлюбленной добавила Семену внутренних страданий: «бедная моя девочка, ведь она до сих пор не знает – где я и что со мной… Пока я тут плаваю, она же за кого-нибудь другого замуж выскочит!» - черный юмор, видимо, был призван профессорским подсознанием как мощное оружие от уныния. Амага всю дорогу хранила молчание, словно из любезности оставив Покровского наедине с мучениями. Нарушила она его громким вскриком уже возле спасательной станции – в нескольких шагах от стены, завешанной корабельными останками, лежало опрокинутое навзничь тело старика О’Тула. Семен отказывался верить своим глазам. Зачем они убили капитана?! Это просто не может быть правдой! Амага дернула остолбеневшего профессора за рукав и жестом показала на раскинувшийся слева от них невысокий, но пышный куст. Скрывшись за зелеными листьями, девушка шепнула Покровскому в самое ухо: - Боюсь, я не успею рассказать этим ублюдкам о своем козыре – они действительно могут поступить с нами как с бедным О’Тулом, и слушать не станут! - А я что тебе говорил! – вскрикнул Семен, от сильного волнения даже не заметив, что перешел на «ты». - Тише, тише! – зашипела Амага. – Сделаем так: вы останетесь здесь, а я проберусь на станцию – там есть скальпель, которым я уже умею пользоваться. - И не подумаю! – перейдя на горячий шепот, твердо заявил профессор. Он вытер обильно струившийся со лба пот. – Я пойду с тобой. Она благодарно улыбнулась ему, и это придало Семену сил. Пугающая тишина свалилась на них прямо за порогом спасательной станции. Внутри не было слышно даже сновавших раньше насекомых. Амага осторожно двинулась вперед. Семен старался держаться вплотную к ней. Он то и дело оглядывался по сторонам и вспоминал дыхательные упражнения, которые помогали справиться с тревожной дрожью во всем теле. Добравшись до больничной комнаты, Покровский, стиснув зубы, посмотрел на лестницу, с которой прошлой ночью сбежал Сикл, чтобы убить его. Амага уже открыла дверь. - Как ты думаешь, - профессор послал свой вопрос ей в спину, - где доктор? Она промолчала, но Семен узнал ответ, едва появившись на пороге. Ему вдруг показалось, что пол выстлан мягким пластилином, от которого никак невозможно оторвать ног. Подавив спазм, Покровский рефлекторно сделал несколько глубоких вдохов, чтобы восполнить недостаток кислорода – представшее перед его глазами было чудовищно. Доктор Тертон лежал на спине. Его руки застыли в последнем желании сопротивляться и словно еще продолжали тянуться к собственному горлу – туда, где над широким багровым пятном возвышался скальпель. *** Глава пятнадцатая - А если Алик совсем ни при чем? Просто действительно перепутал сумку? Катя сидела на корточках возле Сергея и оторопело смотрела, как он отдирает плитку на полу ванной. - Да, милая, все может быть, только зачем же прятать ее в тайнике? – с этими словами Сергей убрал последний кафельный квадрат и достал из образовавшегося под его руками полого пространства светлую сумку из геконовой кожи с красной полосой. Катя Невская охнула в голос. Она сама показала это хранилище, но до последней минуты была уверена, что в нем нет и не может быть того, что они искали. - Зачем?.. Зачем он это сделал? Сергей молча рванул замок, украшенный на дужке красной бусиной и вытряхнул содержимое сумки прямо на пол. Все те помады-пудреницы, что он видел вчера, в повторном беспорядке разметались по кафелю. - Вот он!!! – первая увидела Катя, даже не ожидая от себя подобного рвения, и подняла маленький ключик – точь в точь как от редакционного сейфа. Сергей взял драгоценную вещицу, беззвучно произнес какую-то короткую молитву и поцеловал Катю в волосы. - Мы спасены, - теплый шепот влился ей в самое ухо. - Скорее! – и, подхватив девушку под локоть, он ринулся к входной двери. - А… т-тело? – споткнулась на бегу Катя. - Ну зачем оно нам, милая? Пусть остается дома. Пойдем. Она послушалась, стараясь выкинуть из головы назойливые мысли о страшных последствиях совершенного в этой квартире. То, что сама Катя прожила в ней почти три года, уже не могло уложиться в голове девушки. У порога Сергей попросил ее подождать, пока он не осмотрит лестничную площадку. Все последующее произошло с такой невероятной быстротой, что Невская не сразу поняла – что случилось. Звуковой фон, донесшийся до нее из-за прикрытой двери, состоял из приглушенного возгласа, серии коротких ударов и тяжелого стука. Выглянув в замешательстве в коридор, девушка увидела Сергея, согнувшегося над… чьим-то телом. Руки его были в крови. Катя неожиданно икнула. Сергей резко обернулся, вскочил на ноги и охнул от боли в раненом плече. - Помоги мне занести этого в квартиру, - его жаркий шепот был больше похож на шипение залитых углей. - Я… - она замерла в нерешительности. - Быстрее! – разозлился он. – Кто-нибудь может выйти из квартир. Катя вновь повиновалась. Совершенно ватные ноги сделали три шага. Больше и не потребовалось – с этого расстояния было хорошо видно – кто, раскинувшись, лежал на ступеньках. Девушка прикрыла рот рукой и медленно осела вдоль стены. - Ну! Что такое? Не дожидаясь ответа, Сергей один занес тело в квартиру Алика, не обращая внимания на ноющее плечо. Затем силой втащил туда же Катю и захлопнул дверь. Невская отрешенно села на пол, закрыв побледневшее лицо руками. - Зачем? За… - она всхлипнула. - Ты убил его? - Да, - коротко ответил Сергей, обыскивая карманы трупа. - За что? – Катя уже рыдала. – Он же… он… - Он выследил нас, твой тупоумный защитник. Ты сама его втянула. Зачем было цеплять его на хвост? - Я не… не… - слезы душили девушку. Все, что навалилось на нее за последние два дня, было значительно больше того психологического груза, который она могла вынести. Нелепая смерть Пашки-бита подкосила окончательно. - Он караулил нас возле двери, этот твой ухажер, - раздражаясь, пытался объяснить Сергей. – Только я вышел, он схватил меня за грудки и начал клацать – ему, видишь ли, было очень интересно, где ты. Дурья башка! Пришлось заткнуть ему рот. Кто виноват, что он свалился головой на ступени? Катя разразилась новым потоком. Пашка погиб из-за нее! Пашка… Алик… Штек… О Боже! Она до боли зажмурила веки, будто это могло вернуть ее назад, во временную точку отсчета. Но успокоение не наступило: когда Катя вновь открыла глаза, жуткая реальность не рассыпалась вдребезги – она и не думала притворяться ненастоящей. Сергей раскладывал трупы в комбинации, способной, по его мнению, ввести следствие в заблуждение и направить расследование по ложной версии ссоры во время душевного застолья. - Кать, принеси-ка в комнату бокалы, надо стол накрыть. Слышишь? – он подошел к ней, убрал от лица мокрые руки. – Совсем развезло, да? Ну ничего, с непривычки бывает так. Давай-давай, соберись. Ну, милая. Иди, умойся и помоги мне. Катя автоматически зашла в ванную с развороченным ими же полом. Включила воду и увидела себя в зеркало. В первую секунду она готова была испугаться. Черные круги от размытой туши и пережитого стресса, затуманенный взгляд, опущенные уголки губ и глубокая складка, разломившая неестественно белый лоб на две неравные половины – все это никак не могло принадлежать Кате Невской. Еще вчера утром ее отражение выглядело вполне симпатичной, цветущей девушкой с ярко-зелеными жадными до жизни глазами и радостным ртом. Прошло совсем немного времени и погасло все… Сергей бесшумно появился за ее плечом. - Я не мог поступить по-другому, - он потерся носом о шею девушки. – Ты же все понимаешь. Мне не нужны случайные свидетели. Слишком важное дело мне поручено. Немного позже я расскажу обо всем. Когда узнаю тебя ближе. Наклонись. Она согнулась. Он аккуратно смыл тушь с лица девушки, промокнул нос и щеки сухой салфеткой, всегда лежавшей у него в заднем кармане брюк. - Все, пойдем. Нужно быстро закончить здесь и уходить. Через пятнадцать минут они уже спускались по лестнице. На пролете первого этажа Катя на секунду остановила Сергея и прижалась, склонив голову на его грудь. Теперь, казалось, у нее нет больше опоры. Она поставила на своей жизни крест – и крест этот был он… Выйдя на улицу, девушка бегом заскочила в джип, стараясь не смотреть в сторону красной «девятки». «Лэндкруизер» быстро сорвался с места и заспешил по Малой Бронной. Через несколько светофоров Невская немного пришла в себя. - Что нам будет, когда нас найдет милиция? – вопрос прозвучал почти спокойно. - Во-первых, не нам, а мне. А во-вторых, никто никого не найдет, - Сергей говорил абсолютно серьезно. – И вообще, постарайся успокоиться. Это была необходимая самооборона – сконцентрируй себя на этой мысли. Я тебя очень прошу. - Куда мы едем? – спросила Катя, помолчав немного. - В банк. Наш ключ должен сделать свое священное дело. - Какое? - Не задавай мне лишних вопросов, милая. Я сам расскажу тебе. Все в свое время. Не нужно опережать событий. Еще через несколько перекрестков девушка вновь нарушила молчание. - А можно задать тебе один личный вопрос? - Я не женат, - тут же отчеканил Сергей. Глаза его смеялись. Катя вряд ли могла представить, насколько ей может понравиться этот ответ – даже в такой ситуации: глупая улыбка тотчас показала ямочки на щеках. Впрочем, спросить она собиралась совсем о другом. - Да нет, я все хотела узнать – зачем тогда, в «РосНефЭнерПроме» ты устроил целое шоу. Чтобы газеты потом кричали огромными заголовками типа «Самое эпатажное заказное убийство»? Сергей притворно сморщился. - И зачем ты дал увидеть себя огромной куче людей, раз уж ты так привередлив к случайным свидетелям? - А разве ты не читала, милая, в тех же газетах, что я разбился вдребезги, выпрыгнув из окна? И вовсе не заказное это было убийство. Так, один ненормальный свел счеты с двумя жизнями от скуки одному отправляться на тот свет, - в его глазах по-прежнему прыгали смеющиеся чертики. - Но тела-то не нашли. Нельзя разбиться вдребезги и бесследно исчезнуть! - Можно как видишь. Куда тело испарилось? Загадка! Ну а на нет, знаете, и суда нет. Припарковавшись возле дверей из черного стекла, Сергей привычным жестом надел кепку, темные очки и вышел, попросив Катю ждать его в машине. Быстро преодолев оба поста охраны, он вновь оказался в длинном прохладном зале банковского хранилища. На этот раз ключ выполнил свою работу безупречно. Легко щелкнул замок, и дверца ячейки бесшумно открылась. Вздох неимоверного облегчения уже готов был слететь с губ Сергея, как вдруг застрял в самом горле. Внутри сейфа ничего не было. *** Глава шестнадцатая - Ну что, попались птички в клетку?! – голос за спиной Покровского прохрипел в унисон с захлопнувшейся дверью. Профессор инстинктивно втянул шею в плечи – она еще слишком хорошо помнила клещи, сжимавшие позвонки. - Амага, сестренка, никак не угомонишься?! Чего ж тогда бегала от меня, раз вернулась? Спала бы сейчас спокойненько, - хрип зашелся булькающим смехом. - Ты всегда был очень заботливым, - в тон ему ответила Амага, обернувшись. Прямо перед ней стояли эти двое – ее названные брат и сестра, с которыми девушка росла под одной крышей с десяти лет. Она и теперь отчетливо помнила тот день, когда впервые увидела худенькую девочку с пронзительными глазами – практически свою ровесницу и пухлого неразговорчивого мальчика чуть старше. Они сидели рядом на широком диване, обитом дорогой парчой, и держались за руки. - Аня будет жить с нами, - сказал Учитель. – Только теперь ее зовут Амага. Знакомьтесь. Это Кира и Сикл. Сидящая на диване девочка настороженно оглядела новенькую – черные волосы, заплетенные в тугие косички, черные же глаза, пушистые ресницы и белоснежная кожа – она выглядела как дочь Шамаханской царицы. И Кира почувствовала соперницу. Учитель поймал взгляд своей воспитанницы и едва заметно усмехнулся. - Родители Амаги, к несчастью, попали в автокатастрофу. Постарайтесь проявить внимание к ней. Я вас оставлю ненадолго, мне нужно подготовить классную комнату. Едва он вышел, Кира соскочила с дивана и подошла к новенькой. - Не думай выбражать! - Я еще ни о чем не думала. - Оно и видно, - скривилась Кира и повернулась к Сиклу: - Где ее только Учитель откопал? Наверное, на помойке. Нанести удар, который Амага уже рассчитала, помешал вошедший в этот момент парень лет двадцати. Он сощурил свои бледно-голубые глаза, оценивая обстановку. - Эй, девчонки! Давайте оставим выяснение отношений на потом – марш на урок. Брателла! – парень кивнул все еще сидящему на диване пухлячку. – Тебя тоже касается. Значение, до сих пор вкладываемое Амагой в слово «урок», совершенно не соответствовало тому занятию, в котором она участвовала, поднявшись в просторную классную комнату, чье убранство вполне соответствовало происходящему здесь. Окна, задрапированные темно-алым тюлем, и глубокие кресла – в тон создавали особенный антураж. Парт и доски не было вовсе. Учитель объяснил, что все это нужно лишь в обычной школе, у него же им предстоит перенять некие таинства, известные лишь очень узкому кругу посвященных. От того, что случилось на этом первом уроке, Амага долго не могла прийти в себя… Теперь все чувства: настороженности, соперничества, терпения, ответственности, сострадания, привычки, радости, постепенно сменявшиеся одно другим за годы совместного отрочества и юности, были отравлены предательством. Единственное, что Амага испытывала сейчас к этим двоим, было глубокой неприязнью, граничащей почти с отвращением. - Что же нам с вами делать? – опять скрипнул Сикл. - Зачем вы убили О’Тула и доктора? – наконец обрел дар речи Покровский и, повернувшись, посмотрел здоровяку прямо в глаза. - Ой, профессор! – осклабился тот. – А я вас сразу и не заметил. - Прекрати валять дурака! Кира сделала шаг вперед. Семен мог поклясться, что ее глаза просят у него извинения. Сикл цыкнул и вмиг посерьезнел. - Могу ответить на ваш вопрос, профессор. Один стал ненужным свидетелем важного разговора – эта дурная привычка подслушивать и вас подвела. Семен почувствовал, как ком застрял у него в горле при этих словах. - А старик О’Тул оказался слишком упрямым – никак не соглашался вывезти нас с острова, да все норовил в свою допотопную рацию сообщить о нас на материк. У него, видите ли, чутье. - Сволочь! – вырвалось у Амаги. - О’Тул? – вновь подтрунил Сикл. – Да, еще какая! - Да хватит же кривляться! – еще громче прикрикнула Кира. - Действительно, господа, давайте к делу. – Судя по всему, здоровяк был в ударе. Странное, несвойственное красноречие неожиданно лилось из него в три ручья. – Итак, кристалл, который, я так понимаю, нужен и вам, - у нас. Отдавать его мы не собираемся – это тоже понятно. Вы совсем не нужны нам, и это, видимо, взаимно. Какой вывод? Амага посмотрела в его усмехающиеся глаза, потом взгляд скользнул вниз и задержался на глубокой ране, которую оставил на толстой шее скальпель доктора Тертона. Девушка повернула голову – теперь сам эскулап лежал в нескольких шагах от нее, проткнутый этим острым лезвием. Его можно было бы легко вытащить. - Не надо, сестренка, - понял ее намерения Сикл, - одной неудачной попытки вполне достаточно – я и так злой до невозможности. - Я не собираюсь устраивать тут кровавую бойню! У меня другое предложение. Кира сощурилась. Уверенное поведение Амаги ей совсем не нравилось. - Не может у тебя к нам быть никаких предложений, - рявкнул здоровяк, но Кира перебила его. - Помолчи-ка. О чем ты говоришь? – напряженно спросила она у Амаги. - Кристалл, как вы знаете, нужен Учителю только вместе со свитками, без них он – такая же бесполезная штука, как обычный камень. Предлагаю обмен, заведомо ущемляющий наши интересы, то есть, в большей степени, конечно, мои, поскольку профессор вообще оказался запутанным в наши дела совершенно случайно. - Короче, можно проще, без лишних слов? – дернул квадратными желваками Сикл. - Ну, если совсем коротко, обмен такой: я вам – информацию о свитках, вы нам – обеспечение безопасного возвращения домой. Семен мог поклясться в этот момент, что физически почувствовал, как в его голове словно переключился какой-то датчик и красным загорелся тумблер: свитки! Он помнил, как Амага говорила, что Учитель только раз обмолвился о них, она понятия не имела о том, что это такое – стало быть, никакой важной информации у нее быть не может. Или… Профессор даже сжался от неприятной мысли – или Амага ведет двойную игру? *** Глава семнадцатая Учитель лежал на широкой софе с полузакрытыми глазами. Только что он видел необычный сон. Странное заключалось в том, что этот сон когда-то был явью. И вот, двенадцать лет спустя, все повторилось, реанимированное пугающе памятным подсознанием. Учитель снова видел ту охоту: упитанные фазаны вылетали из кустов, взбивая высокое облако красных лепестков. Дурман макового поля усыплял их бдительность, и попытки к бегству были слишком запоздалыми. Охотники вошли в азарт, и удача заставила забыть об осторожности уже их. Учитель все рассчитал правильно – он знал, что лучшего шанса избавиться от брата и завладеть разумом племянников у него не будет. Выстрел ружья оборвал ненавистную жизнь сразу. Запах пороха заполнил нутро радостью – наконец-то, у него появится доступ в Коллегию и он получит то, о чем мечтал всю жизнь! Брат не по праву занял ТАКОЕ место! Случайно. Он недостаточно соответствовал философии Ордена Розы и Креста, у него мало практических знаний о канонах сущего, он не закончил Школы Мистерии и, в конце концов, он даже не участвовал в экспедиции, организованной генеральным секретарем Высшего Совета по древностям Египта. Именно там, в Долине Царей, Учитель, который в то время еще и не был никаким учителем, нашел первый указатель – в глубокой узкой щели скального массива, где археологи, реставрируя гробницу Тутанхамона, абсолютно случайно обнаружили неизвестную шахту. Среди груды обломков камней, остатков сосудов для приношений и циновок лежало несколько саркофагов, покрытых черной смолой. Один из них, сильно поврежденный паразитами, был полуоткрыт, и из него свешивались коричневые лохмотья погребальных пелен... Очень скоро Учитель понял, что у него на руках билет в совершенно другой мир, но на пути стоял брат – невежественный и бесталанный. Тот ружейный выстрел помог расставить все по своим местам. И какое-то время надежда давала понять, что станет так, как должно быть! Но Коллегия не позволила ему занять место брата. Она не доверяла своему чересчур амбициозному члену. За ним тянулся шлейф странных слухов, но никаких прямых улик не было, поэтому Орден не мог ничего предпринять. ЭТО место занял другой. Его личность, как всегда, скрывалась, и связь с новоизбранным поддерживали только два человека. Но Учитель не терял надежды, ведь у него было главное – то, чего так и не сумел обрести брат, и что безуспешно продолжал искать Орден. Несколько лет ушло на то, чтобы сплести тончайшую паутину интриг и все-таки выяснить – кто стоит на пути. Войти в круг общения этого человека не составило труда, они быстро подружились. Убрать его тоже оказалось несложно… Неожиданно эйфория во сне сменилась наслоением виртуальных кошмаров: эксперимент, который Учитель когда-то провел со своей одиннадцатилетней воспитанницей, повторялся с ним самим – облучение родоном заставляло разлагаться его тело и разум. А потом дьявольские танцы вихрем закручивали до боли в костях, а усыновленные дети накидывались на него в центре круга и рвали на части… Телефонный звонок вернул Учителя в реальность. Он посмотрел на номер, высветившийся на дисплее, и торопливо нажал на клавишу. - Что? – его тон выдавал нервозность. - Мы нашли их, – ответили на другом конце. Учитель поперхнулся. - Что значит – их? - С ним девушка. - Какого черта?! – Учитель клацнул зубами. Это какая-то нелепая ошибка – Сергей самый неглупый из его воспитанников, он никогда не позволял себе никаких вольностей. - Вы уверены? - Абсолютно, – спокойно сказала трубка. - Он был в банке? - Да. Учитель захрипел, пытаясь сохранить последние капли спокойствия. «Если свитки уже у него, и он до сих пор не звонит, значит…» Учитель остановил затуманившийся взгляд на большом жуке, лениво ползущем по внешней стороне оконного стекла. Не прошло и двух секунд, как жук поджал лапки и свалился с тринадцатиэтажной высоты. В трубке аккуратно кашлянули, напоминая о ценности времени. Учитель открыл маленький пузырек, который висел на его шее, и, закрыв глаза, вдохнул аромат стиракса, смешанного с лиметтовым маслом, миндалем и гашишем. Пряное облако тут же окутало воспаленный мозг, давая ему желанное успокоение. «Неужели, действительно, сговор?..» - проносились в нем обрывки давящих мыслей. - Даю вам сутки, чтобы оба были у меня, - не открывая глаз, процедил Учитель в трубку и отключился. Волшебное действие зелья понемногу снимало нервное напряжение. Через час он должен прийти в форму – когда раздастся мелодия испанской серенады, и голос с легким акцентом даст по телефону важнейшее распоряжение. Однако всегда точный визави на этот раз оказался непунктуален – опоздал почти на два часа. Едва услышав первые звуки, Учитель торопливо нажал на кнопку ответа. - Итак, три города! – многозначительно начал фальцет, как обычно не поздоровавшись. - Я весь внимание, - Учитель пытался справиться с охватившим его внутренним волнением. - Москва... Голос сделал длинную паузу, во время которой Учитель слышал в горле дрожь собственного сердца. - Париж. И… Сан-Франциско. *** Глава восемнадцатая Амага действительно вела двойную игру. Вернее даже не двойную, а собственную. Она была слишком умна, чтобы долгое время не дать себя обнаружить. Конечно не Покровскому, которого она просто не хотела раньше времени информировать слишком уж подробно, - Учителю. О нет, она не разлюбила его, не перестала преклоняться и боготворить его. Ею двигала самая банальная из женских напастей – дело было в том, что Амага смертельно ревновала своего немолодого и сумасбродного возлюбленного. Это началось почти сразу – еще тогда, когда он впервые овладел ею, тринадцатилетней, рассказывая при этом о каких-то мистериях. Главной причиной ревности в те времена была другая симпатичная воспитанница – Кира, но с этим чувством Амага сумела справиться. Она договорилась с собой. Много лет прошло, прежде чем вспышка повторилась. И теперь она была намного мощнее. Амага ни на минуту не раздумывала – стоит ли рисковать жизнью, плыть на другой конец света и доставать со дна океана какой-то мистический кусок камня. Но она не была готова делить любимого мужчину с его странными увлечениями. И дело тут было совсем не в атлантах, их кристалле, трансмутации и прочей на ее взгляд дребедени – к реальному ужасу девушки за всем этим стоял вполне осязаемый человек. Точнее женщина… - Так о каких свитках ты там болтаешь? Сикл возвышался над Амагой, уперев кулачищи в бедра, отчего казалось, что он, словно раздувающийся шар, заполняет собой всю комнату. Значимости ему придавало и явное выражение мысленной работы, разбившее широкий лоб на несколько зигзагов. Сикл кожей чувствовал западню. О каких свитках может знать эта дуреха?! Они давным-давно должны быть в руках Учителя, брат лично занимался их поиском. Амага, конечно, могла что-то узнать, подслушать или выкрасть – такая это была натура, но завладеть свитками… Это было просто невозможно. Брат не позволил бы, а уж ему Сикл доверял больше, чем себе. Своей недавней идеей самим распорядиться кристаллом он, понятное дело, еще не успел поделиться с братом, но это был лишь вопрос времени. А свитки – лично ему они не нужны, заказчик же, которому необходим этот камень, пусть сам разбирается. - Я не болтаю, а говорю о тех самых свитках, без которых невозможно управлять кристаллом, - Амага пожала плечами, словно речь шла о чем-то самой собой разумеющемся – вроде того, что яичница не жарится без яиц. - Ну и что же ты можешь нам сказать? – Кира выступила из-за спины Сикла и внимательно посмотрела на давнюю соперницу. - Да что она скажет?! – пробасил здоровяк, сморщившись. – Сама знаешь, что Учитель назначил операцию почти через десять дней. Он не был бы таким конкретным, если бы не знал, что свитки обязательно будут у него в руках. Кира одобрительно посмотрела на Сикла. Иногда он мог говорить разумные вещи. Амага же лишь усмехнулась их уверенности. - Вы не знаете кое-чего. - Что ты говоришь?! – теперь ухмылка искривила губы Киры. - Свитки находятся сейчас у другого человека. Сикл непроизвольно цокнул и немного обмяк, будто шарик стал пропускать воздух. - Ну конечно! Наверное они у тебя, - не меняя тона, продолжила Кира. - Напрасно иронизируешь, - Амага была совершенно спокойна. – Они не у меня, естественно, но я знаю – где. В этот момент Сикл настороженно посмотрел на Семена – они, наверное, втроем сошли с ума, если ведут такие разговоры при постороннем. Хотя, тут же успокоил себя здоровяк, этот профессор все равно не должен выбраться с острова живым – он и так очень много знает. Покровский кожей почувствовал обращенный к нему холодный взгляд и решил, что пора думать о самообороне. Вернее, подумать об этом он уже успел, когда троица, на несколько минут забыв о нем, увлеклась своим разговором. Семен рассчитал – сколько шагов, вернее даже прыжков, нужно сделать до стеклянного шкафа, на второй полке которого виднелся большой металлический пенал с медицинскими инструментами. - Так что? – Амага заметила замешательство и правильно разгадала замысел профессора. Ей необходимо было вновь завладеть вниманием здоровяка. – Сикл?! Он нехотя повернулся к Амаге, продолжая боковым зрением наблюдать за Покровским. - Откуда нам знать, что ты не рехнулась от страха и не порешь тут первую дурь, что пришла тебе в голову?! Амага прекрасно знала, что Учитель запретил им поддерживать связь, пока они находятся в Атлантике, и поэтому проверить ее слова сейчас невозможно. Но выход был. - Можно сделать очень просто: мы вместе доберемся до материка, там вы позвоните Учителю и услышите, что свитков в сейфе нет, как он того ожидал. Это и будет подтверждением моих слов. Если же нет – убить меня вы сможете и там. Торопиться иногда совсем не нужно. Ведь иначе вы можете лишиться очень ценной информации. Слушая Амагу, Сикл все же отвлекся от Покровского, и тот начал тихо продвигаться к шкафу за его спиной. Когда его рука уже нащупала тяжелый пенал, окрик Киры накрыл комнату. - Стойте на месте, профессор! Семен застыл в нерешительности. Он знал, что стоит ему уступить Кире и, возможно, он сведет счеты с собственной жизнью. - Не делайте глупостей, уберите руки! – уже с ожесточением повторила она. Покровский все еще думал – как правильно поступить, когда за его спиной послышалось резкое движение. Амага поняла, что лучшего шанса у нее не будет. Несколько минут спустя Семен осознал: он мог отдать огромный кусок своей жизни, только бы не произошло того, что случилось. Он не успел увидеть – как именно это было. Страшный крик, вонзившийся из-за спины ему в голову, на миг парализовал конечности и мысли. Когда профессор все же обернулся, тугое кольцо отчаяния сдавило горло – прямо на него смотрели влажные растерянные глаза девушки, которая, вопреки всему, успела завладеть его симпатией. Глаза эти словно искали защиты – напуганные, отказывающиеся поверить, что все кончено. Жизнь задержалась в них еще на несколько секунд. Потом задергались ресницы, несколько раз качнулись вверх-вниз и захлопнулись, погасив душу. Тут же раздался тяжелый стук упавшего тела. Семен бросился к рухнувшей Кире, но Амага, размахивая окровавленным по рукоятку скальпелем, который ей удалось-таки вынуть из Тертона, со всего маху толкнула его к двери. Покровский согнулся от боли – удар пришелся точно в солнечное сплетение и едва не споткнулся о тело лежавшего на дороге врача. Пытаясь сохранить равновесие на ходу, он успел увидеть, как Амага сдернула с шеи Киры большой синий кулон. Словно в замедленной и отвратительной сцене перед глазами Семена проносились отдельные слайды: распластанная на полу Кира с небольшой, почти бескровной раной в груди; бегущая Амага, обезображенная чудовищной гримасой; и Сикл – взвывший как целый прайд раненых львов, растопыривший огромные пятерни и готовый теперь бездумно убивать все, что попадет в них. Уже за дверью профессор бросил прощальный взгляд на Киру – судя по всему, смерть ее была быстрой. За два дня, проведенных на острове, погоня по узкому коридору спасательной станции уже второй раз гнала к выходу жертв, которые теперь сами стали убийцами. Палач же, обезумевший от свалившегося на него горя, в этом втором круге поклялся стереть с них жизнь по капле. Глаза Сикла налились кровью, а в ушах тихим шелестом звучал голос Киры: «На кристалле написано, что он принадлежит египетскому богу смерти!.. Смерти! Смерти…» - эхом неслось в его голове. Выбежав из дверей, Сикл понял, что пара, которую он приговорил, слишком прытка и вот-вот может оказаться так далеко, что догнать ее будет совсем непросто. К тому же ставшая практически нестерпимой жара могла отобрать много сил. Задыхаясь от ярости и быстрого бега, Сикл огляделся и увидел возле одной из стен изжарившееся под жгучим солнцем тело старика О’Тула. Неожиданно здоровяк вспомнил, что перед смертью капитан пытался сопротивляться и даже успел достать из внутреннего кармана пистолет, который Сикл легко выбил из нетвердой руки. Значит, оружие должно быть где-то недалеко. Какие-то мистические силы будто обратились в слух и взялись помогать Сиклу – практически тут же он увидел черное дуло, выглядывающее из песка. *** Глава девятнадцатая Катя Невская была так устроена – она умела подчиняться обстоятельствам. Даже, как выяснилось, самым абсурдным. Когда Сергей, вышедший из банка с опрокинутым лицом, спросил – куда ее отвезти, девушка растерялась. Где она могла появиться теперь – соучастница двух убийств? Дома? На работе? У подруг? Катя уже приспособила себя к сложившейся ситуации, а потому не представляла дальнейшей жизни в прежнем режиме. Все поменялось настолько стремительно и кардинально, что выход для нее был только один. И Сергей сам понял это. Он долго, внимательно смотрел ей в самую душу и нашел там ответ на вопрос, весь этот день мучивший его. Незапланированное, даже опасное чувство захлестнуло внезапной двухметровой волной. Все, что могло быть дальше, не имело значения, важным представлялось только сейчас. Сергей молча выжал сцепление, подержал руку на порезанном плече и тронул машину. Он проехал не меньше двадцати километров, прежде чем сказал о важном. - Только ты должна знать, что находиться со мной очень опасно. Я не совсем принадлежу себе. Тебе будет сложно. - Мне все равно. Катя говорила правду. Ее внутренний фонтан энергии перестал бить ключом, а оставшийся тонкий ручеек был направлен неведомой рукой в бесконтрольное русло. Сергей наклонился, чтобы поцеловать ее и в этот момент увидел, как далеко впереди черный «Гелендваген» сделал крутой вираж и, влетев на встречную полосу, помчался прямо на них. - Ложись на пол и закрой голову руками, - тихим твердым голосом скомандовал Сергей, и как только девушка скрылась под сидением, резко выкрутил руль вправо. «Лэндкруизер» заскрипел и, дернувшись, осел на один бок. Развернувшись на двух колесах, машина съехала с трассы и залетела в первый попавшийся дворик. Наметанным глазом Сергей оценил обстановку, и уже через несколько секунд они с Катей бежали к «Ниве», припаркованной в мягкой зелени дворовых лип. Чтобы открыть ее и завести потребовалось не больше сорока секунд – машина лихо перескочила через бордюр и покинула двор другой дорогой, ведущей мимо гаражей к Ленинградскому проспекту. Ровно через три минуты рядом с «Лэндкруизером», который остался возле одного из подъездов, затормозил черный «Гелендваген»… Выжимая из отечественного джипа всю мощь, на какую только тот был способен, Сергей ни на секунду не оставлял без внимания зеркало заднего вида. Погони не было – видимо, «Ниве» удалось выскочить незамеченной. Катя легонько погладила кончики пальцев на правой руке Сергея, обхватившей руль. Он взял ее запястье и притянул к губам. - Слушай внимательно, - горячее дыхание влажными капельками легло на кожу девушки. – Сейчас я отвезу тебя в одно место – там ты будешь ждать, пока я не вернусь. Она кивнула. - Это очень опасно? – как опытная жена разведчика Катя обошлась без лишних расспросов и эмоций. Она понимала, что сейчас ей все равно ничего не узнать. - Не очень, - усмехнулся Сергей одними губами. – Только обещай, что будешь сидеть тихо. Продуктов там достаточно. Выходить никуда не нужно, звонить – тоже. - А маме? – тихо спросила Катя. - Потом, милая. Больше девушка ни о чем не спрашивала. Она вся была во власти человека, которого знала всего два дня. Вернее, которого совсем не знала… Квартира, куда они приехали, была комфортабельным трехкомнатным убежищем. Уютом в ней не пахло, но шика было с избытком. Черная мебель – кожа и дерево, черная плитка на полу, двери из темного стекла, плотно закрытые жалюзи. Сергей наспех выпил кофе, и Катя вышла проводить его в коридор. Он крепко прижал ее к себе – так, что она кожей почувствовала пульсацию его сердца, запустил пальцы в волосы и покрыл нежнейшими поцелуями виски, скулы, ободок губ и подбородок. Словно серебристой колючей пыльцой от новогодней мишуры покрылись спина и плечи девушки, а накатившая истома сдавила легкие – так, что губам, как у пойманной форели, клубами приходилось хватать воздух. А выпускать его, наполненный чудным ароматом, не хотелось, было жалко. Катя еще стояла у стены – одурманенная ощущением его прикосновений, когда Сергей быстро вышел и закрыл за собой дверь. Минуты через три девушка пришла в себя и бросилась к окну, но увидела лишь его спину, тут же скрывшуюся в «Ниве». Когда машина исчезла из поля зрения, Катя зашла на кухню, нашла там бутылку водки и налила полный фужер – снять нестерпимое напряжение Невская разрешила себе большой одноразовой дозой. Но выпить залпом не получилось – спирт ударил в нос, а потом застрял в горле. Однако несколько попыток спустя фужер таки опустел, и девушка заревела в голос. Если бы еще позавчера кто-нибудь сказал, что все ее существо будет принадлежать убийце – Катя могла и ударить, а теперь эта правда уложилась в голове так, словно там ей давно было приготовлено место по размеру. Только внутреннее устройство, воспитанное правильной доброй мамой, продолжало сопротивляться. Бунт длился до того момента, пока алкоголь окончательно не выключил сознание. Но подсознание даже в тревожном забытьи не переставало мучить Катю двухголовым чудищем: одна голова пыталась освободиться от кошмара, поселившегося в сердце, а другая сходила с ума от страха за этот кошмар, имя которому было Сергей. Неожиданно ощутив энергию посланного ему флюида, обаятельный мужчина с кривым носом глубже спрятал бледно-голубые глаза под козырьком кепки. Он сам не переставал думать о случившейся абсолютно некстати влюбленности, и каждый раз пытался выбросить из головы эти мысли – нельзя было тратить силы и эмоции понапрасну. Сергею предстояла непростая работа: он должен был выяснить – кто похитил свитки из сейфа. *** Глава двадцатая Кто положил туда эти самые свитки, Сергей знал. Конечно, Борис Георгиевич Штек, президент «РосНефЭнерПрома» и подумать не мог при жизни, что за сокровищем, Хранителем которого его назначил Орден, охотится лучший друг. Не один год ушел у Сергея на то, чтобы аккуратно выполнить указания Учителя и самым тщательнейшим образом спланировать всю операцию. Сначала он установил личность того, кто занял место приемного отца – это было самым трудным: своего Хранителя Орден засекретил по всем правилам. Но изворотливый талант и острый ум Сергея, деньги Учителя, неискоренимая в России коррупция на всех уровнях и во всех организациях сделали свое дело. Вычислив Штека, Сергей установил за ним ежедневное наблюдение. И они с Учителем разработали детальный план, в котором одну из главных ролей сыграла Амага. Надо отдать должное названной сестренке, без нее пришлось бы туго. Она, умничка, все сделала грамотно. Учитель сам познакомил Амагу со Штеком. Расклад был простой – красивая девочка, одна из тех, до которых президент «РосНефЭнерПрома» оказался слишком охоч, в обмен на важнейшие сведения. Нет, конечно, Штек не имел ни малейшего понятия о таком обмене – он бы никогда на него не согласился. Все предстало случайной приятностью – друг появился на одном загородном барбекю с молоденькой кокеткой, которая первой стала заигрывать с пожилым ловеласом. Смышленая девочка умела прикинуться простушкой. В игре с главой крупного российского концерна она предстала эдакой влюбленной дурочкой, которая довольствовалась урывочными свиданиями в гостиничных постелях. А Борис Георгиевич не мог нарадоваться, что юная любовница обходится ему совсем дешево: ни бриллиантов, ни машин, ни банковских счетов она не требовала. Иногда он даже представлял, что девочка и впрямь полюбила его, и несвойственная удачливому бизнесмену сентиментальность забытой радостью обжигала сердце. Амага же следовала четким указаниям Учителя – усыпив бдительность седого Дон Жуана в постели, она приступала к своей работе. Девушка очень старалась, ведь тогда она уже вела и собственную игру. Ей было совершенно неважно, что какие-то свитки, находившиеся у Штека, стоили миллион тех состояний, что она могла вытянуть из любовника за свои ласки. У Амаги была другая, более важная для нее цель: она хотела выяснить – ради кого Учитель решил приговорить лучшего друга. То, что эти свитки нужны были неизвестной Женщине, связь с которой Учитель тщательно скрывал от всех, Амага не сомневалась. Она решила, что если самым подробным образом узнает о том, что интересует Учителя, то доберется до истины. Делить любимого она ни с кем не собиралась. Постепенно девушке становились известны очень странные, но вместе с тем важные сведения, которые, впрочем, мало интересовали ее лично. Помимо президентства в крупнейшем концерне Штек занимал еще одну не менее, а быть может гораздо более значительную управленческую позицию. Правда, занимал он ее тайно от окружающего сообщества. Но был другой социум, тщательно оберегающий свои секреты и свою деятельность. В этом тайном союзе, к названию которого Амага осталась равнодушна (ей-то какое дело?!), Штек был Хранителем. Он сам однажды показал девушке свой знак отличия – маленький изящный кулон в форме неправильного ромба с выгравированными инициалами «О.Р.К.» Рядом с ним на золотой цепочке, обхватившей плотную шею бизнесмена, висел ключ – по сравнению с выпуклым кулоном довольно обычный. Амага заметила это вслух, будто мимоходом, на что пьяный Штек отреагировал необдуманно бурным восклицанием о том, что этот простой на первый взгляд маленький ключик охраняет дверцу с бесценным содержимым. Однако, несмотря на случайное красноречие, бизнесмен очень бдительно следил за своей шеей и висящим на ней ключом, он никому (даже Амаге) не давал его в руки и никогда не снимал. Сделать дубликат оказалось совершенно невозможно. Тогда Учитель велел пойти другим путем – выяснить, где находится замок. Для этого пришлось пойти на хитрость. Подкупленный информатор – один из тех, что держал связь с Хранителем, позвонил ему по секретному номеру и попросил встретиться возле того места, где находились свитки. Естественно, предатель не пришел, потом для достоверного объяснения даже пришлось устроить небольшое шоу – настоящую автокатастрофу, изувечившую машину и слегка поцарапавшую ее хозяина. Сергей же, следивший за каждым шагом Штека, нимало удивился, определив место встречи… Президент московского банка, сейфу которого Борис Георгиевич доверил свое сокровище, был многим обязан Учителю. И тут фортуна оказалась на их стороне! Узнать какая ячейка банковского хранилища принадлежит президенту «РосНефЭнерПрома» не составило большого труда. Доступ в это хранилище на имя несуществующего Сергея Николаевича Николаева хоть и стоил немало денег и нервов, но, в конце концов, тоже был получен. И тогда Учитель придумал – как завладеть штековским ключом без Амаги, тем более она уже должна была отправляться на главное дело – в Бермудский треугольник. Способ, изложенный Сергею, оказался примитивен до крайности. Действительно, если нельзя снять цепочку с шеи живого Штека, то куда проще сорвать ее с мертвого. Сцена убийства представлялась Учителю-режиссеру красочно. С обилием участников и эмоций. Сергей, который, впрочем, тогда еще и не был Сергеем, поначалу план не одобрил – не хотелось руки марать, но с авторитетным давлением не справился – пришлось начать подготовку. Когда Амага узнала – как близок Учитель к заветной начинке сейфа, то начала беспокоиться: увлекшись, как обычно, работой на благо любимого, она немного отступила от своего личного плана. Вот-вот ключ, который пока был в недосягаемости, мог оказаться (и без ее помощи!) в руках Учителя, и тогда секрет приемного отца так и останется для нее секретом. Действовать нужно было очень быстро! Амага долго перебирала в голове немногих знакомых, которым могла доверять. Девушка никогда не отличалась завидным дружелюбием и трудно сближалась с людьми, предпочитая держать дистанцию. Оттого у нее не было закадычных подружек, которым обычно принято выбалтывать все девичьи тайны. В постоянных же знакомых числились в основном мужчины – Амага была уверена, что с ними гораздо проще иметь дело, потому что от природы представители сильной половины менее зависимы от других людей и еще меньше склонны обсуждать с кем-то важные дела. Подумав, Амага остановилась в своем виртуальном списке на пятом номере – под ним значился весьма неглупый молодой человек, собиравшийся продолжить успешно начатую карьеру инженера по монтажному оборудованию в Швеции. С ним Амага познакомилась недавно и при весьма забавных обстоятельствах. В одном уютно драпированном ресторанчике – из тех, где любит тусоваться столичная богема, обокрали довольно известную светскую даму. Она заметила это как-то вдруг и внезапностью своего истошного крика оглушила половину размеренно жующих посетителей. Амага, сидевшая в непосредственной близости – за соседним столиком, попросила тучную даму с высокой прической не пищать в самое ухо и решила спуститься в уборную, чтобы не приступать к десерту из любимого клюквенного мусса под ее страдальческие вопли. В пустой туалетной комнате девушка присела на край подоконника и неспешно закурила изящную дамскую сигару. Когда последняя спираль пепла упала в раковину, Амага заметила в зеркале фрагмент осторожно выглядывающей из кабинки фигуры. Фигура была мужской и слегка нервозной. Амага ухмыльнулась, наблюдая за ней, и вдруг громко цокнула. В зеркале застыла перекошенная гримаса. Девушка рассмеялась и обернулась. - Что, муж подружки случайно увидел вас в ресторане, и теперь вы отсиживаетесь в туалете? - Не совсем, - немного придя в себя, дружелюбно ответила фигура и, оглядевшись по сторонам, попросила: - Вы не могли бы мне помочь? - Пожалуйста, - пожала плечами Амага. - Там… одна женщина… в общем она… - остатки недоверия боролись с напиравшими обстоятельствами, но через минуту парень все же решился. – Короче, она думает, что у нее украли бриллиантовую брошь. - А на самом деле? – Амага сузила глаза. Сверху, за закрытыми дверями уборной все еще раздавались обрывки причитаний. - На самом деле… ее нужно вернуть другому человеку. Ну, это не важно. Я вижу – вы очень добрая девушка. И очень красивая. Помогите мне вынести эту вещицу отсюда. На выходе меня обязательно будут обыскивать. - Да, может они уже вызвали ментов, - причмокнула девушка. Ей нисколько не было страшно или тем более противно помогать жалкому воришке, и уж конечно ей не было жаль той дамы с пышным облаком на голове – по всему было видно, что таких брошей у нее пусть не вагон, но точно маленькая тележка. - Может сделаем так, - робко предложил парень: - я выйду отсюда, подойду под окна, а вы мне ее скинете, а? С этими словами он вытащил из внутреннего кармана небольшую брошь, вспыхнувшую фиолетово-желтыми искрами, и протянул на вытянутой ладони незнакомой девушке. - А если я ее себе заберу? Не боитесь? - Да вы с ней не выйдите отсюда! Эта помпуха такой ор тут поднимет – все карманы будут обыскивать. - Уже подняла, - кивнула Амага, - могут прямо сейчас и сюда войти. - Вот именно, нужно торопиться. Девушка согласилась, и маленький план с выносом броши прошел как по маслу. Обещавший отблагодарить молодой человек дождался Амагу возле ее машины и, ловко юркнув внутрь, спросил: - Что я могу для вас сделать? Девушка внимательно разглядела своего нового знакомого. - Как тебя зовут? - Алик. - Вот что, Алик. Запиши мне телефон, по которому я в любое время смогу тебя найти. О благодарности я скажу чуть позже. Именно на этом Алике Амага и решила остановить свой выбор. Она не имела ни малейшего представления, что из-за нее молодой воришка, вполне удачно совмещавший криминальное пристрастие с неплохой карьерой вполне законопослушного гражданина, не поехал по контракту в Швецию и как опытный подонок выгнал из дома девушку, с которой прожил три года. Ей также было абсолютно все равно – зачем он украл тогда эту злосчастную брошь, и что с ней сталось. Амага поняла, что этот парень способен пойти ради нее на гораздо более опасное дело, чем кража бриллиантов. *** Глава двадцать первая Широкие ленты трехцветной радуги развевались над островом, когда Семен с Амагой выбежали из двери спасательной станции. Яркое солнце пылало во всю мощь, не давая окружившим его мохнатым тучам прорвать оборону. Желто-серое небо, подкрашенное с одного бока оранжево-голубо-зеленым триколором, огромной треугольной косой врезалось в потемневший океан. Однако всей этой красоты ни профессор, ни девушка не увидели – они мчались, не жалея ног, не разбирая дороги. Выстрел громким хлопком разорвал позади звенящий воздух. За ним прогремел второй, потом третий. Амага пригнулась и, вдруг потеряв равновесие, упала на низкий раскидистый куст, который скрывал от глаз обрыв песчаной горы. Ее крик, быстро унесшийся вниз, Семен услышал поздно – когда он повернулся на бегу, чтобы помочь, то увидел лишь подрагивающие ветки коварного куста. А в следующую секунду его зрение уловило какой-то маленький черный предмет, мчащийся прямо на него со скоростью света. Буквально за миг до того, как черный истребитель вонзился в плоть, профессор услышал, как совсем близко хрустнул воздух и понял, что от пули ему не спастись… Сикл видел, как они упали практически одновременно. Насчет профессора он не беспокоился – выстрел был точным, а вот куда и с чего вдруг провалилась Амага? В пятнадцать широких прыжков он оказался возле обманчивого куста и все понял – сам едва не проморгал обрыв. Осторожно придвинувшись вплотную к краю, здоровяк нагнулся вниз и… ничего не увидел. Песчаный спуск уходил резко вниз и через несколько метров заканчивался высокой насыпью – деваться Амаге было некуда, и, тем не менее, она исчезла. Любой другой здесь просто сломал бы шею, но не она – Сикл хорошо это знал. Он быстро огляделся вокруг – чуть приукрашенная несколькими низкорослыми деревцами равнина наверху и внизу открывала одинаково хороший обзор. Никого. «Что ж, сестренка, хочешь поиграть в прятки? - осклабился про себя здоровяк. – Давай! Приз того стоит!» Он побежал – туда, где склон делался более пологим и упирался в кольцо густых кустов. Скатился вниз, больно ударив коленом нижнюю челюсть, упал лицом в песок и быстро вскочил на ноги, отплевываясь и озираясь по сторонам. Нещадное солнце все еще стойко отражало натиск темных сгустков, заполнивших собой рыхлое небо, и палило без жалости. Сикл растер по лицу маску из песка и пота, тяжело вобрал в себя горячий воздух и двинулся на зеленую изгородь. Амага следила за каждым его шагом, стараясь дышать неглубоко и через раз. Наготове был захваченный скальпель с запекшейся уже кровью доктора Тертона и Киры. Единственное преимущество надо было использовать разумно: неожиданность – вот и все, что лезвие могло противопоставить пистолету. - Ну, где ты, сестренка? – шипел Сикл, медленно продвигаясь сквозь широкие листья с острыми краями. Он кожей чуял, что Амага прячется в этих кустах, нужно было лишь увидеть среди стволов ее силуэт… Слизывая пот с верхней губы, здоровяк концентрировал спокойную уверенность в правой руке, сжимающей оружие. Осторожные шаги восстановили дыхание. Целый клубок противоречивых колючих чувств гнал Сикла вперед. Он не хотел думать о том, что будет делать после того, как убьет Амагу. Он вообще не хотел думать, и жить не хотел. Вместе с Кирой ушли все желания, умерла радость. Сикл двигался как рефлекторный аллигатор, способный захлопнуть свою страшную раскрытую пасть, как только в нее попадет одна единственная капля. Жажда крови стала наваждением, ради которого он оставался существовать. Когда они вместе с Кирой пытались убить Амагу в первый раз, Сикл не испытывал ненависти – она хоть и была строптивой пакостницей, но почти родственной. Нет, он даже жалел ее по-человечески – бедная девочка так и не узнала о ничтожном предательстве со стороны самого любимого человека. После того, как связанная, она уже оказалась в океане, Сикл даже поинтересовался у Киры – почему Учитель вдруг так жестоко обошелся со своей любимицей. Та многозначительно вздохнула – мол, есть причины… Неуклюжая ветка противно хрустнула под ногами, Сикл сам дернулся от неожиданности и на миг опустил глаза. В ту же секунду искры вырвались из них вместе со слезами. Боль, внезапно вонзившаяся снизу в затылок, наклонила здоровяка и шатнула в сторону. Кровь вырвалась наружу и быстро залила уже раненую шею. Спина осталась открытой, но со вторым ударом случился промах – Сикл неожиданно быстро овладел своим телом и, стремительно развернувшись, оказался нос к носу с разъяренной маской, надетой на лицо Амаги. Девушка снова замахнулась скальпелем, но опоздала – выстрел в упор едва не вырвал ей плечо. Она взвыла, но сумела коротким выпадом добраться до левого глаза своего противника и, едва уловив хлюп разорванного глазного яблока, бросилась убегать со всех ног. Сиклу показалось, что миллион петард взорвался на его лице. Дикая судорога разрывала сосуды. Он упал на колени, закрыв руками мокрые глаза. Но уже через несколько секунд вновь поднялся и, едва различая сквозь пелену и кровь дорогу, помчался за Амагой. Ее виляющий силуэт был не так далеко. Сикл прицелился в голову, но дуло на ходу дернулось вниз. Громыхнул выстрел, силуэт споткнулся, но двинулся дальше – за кромку зелени. Здоровяк собрал остаток сил и припустил быстрее. Расстояние быстро сокращалось. Вот, раненая Амага совсем близко. Снова выстрел. Еще один. Еще. Она все бежала – спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Сикл и сам двигался с трудом, дымка в уцелевшем глазе становилась лишь плотнее. Он опять прицелился. Нажал на курок и подумал, что лишился еще и слуха, уловив вместо громкого хлопка только глухой щелчок. Но после второй попытки понял – кончились патроны. Что ж, силы у него еще было достаточно, чтобы догнать Амагу и все закончить. Слабость вновь опрокинула девушку на горячий песок. Она понимала, что слишком быстро теряет кровь и уже не сумеет сопротивляться. Закусив до боли губы, Амага все-таки поднялась и двинулась вперед. «Нельзя падать, – шептала она себе, - я больше не поднимусь». Но ноги отказались воспринимать команды мозга. Она рухнула и почти сразу ощутила на себе невозможную тяжесть. Выдавливая навалившимся телом воздух из легких девушки, Сикл пытался передавить ей горло. Амага больше не могла бороться за жизнь. Откуда-то из легкого облака свесилась рука мамы, и послышался ее голос: «Ты же хотела поехать тогда с нами на машине, Анечка. Почему отказалась? Мы разбились быстро, почти не почувствовав боли, а ты так страдаешь. Поехали теперь с нами…» Воздух заканчивался, стальной обруч на горле становился все уже. Чернота стремительно выключила все ощущения и стерла сознание… Семен лежал на боку, стараясь заставить тело не извиваться от боли в груди, а душу – от страха за Амагу. Колючее перекати-поле, бегущее по горячему песку, словно обжегшись, прыгнуло ему на щеку, пощекотало и тут же унеслось – выбросил приступ. Кашель душил Покровского. Когда вместе с очередным хрипом наружу вырвалась мокрота, профессор ясно почувствовал, как теряет силы. Он провел рукой по губам и посмотрел на ставшие влажными пальцы – появившаяся кровь не оставила сомнений: у Покровского было пробито легкое. Семен понимал, что помочь ему может лишь экстренное вмешательство медицины. Без нее он был обречен. Выкашливая понемногу кровь, он проживет совсем немного – быть может, проклятый остров подарит ему еще несколько часов. *** Глава двадцать вторая Сергей уверенно поворачивал руль одной рукой, другой то и дело растирая раненое плечо. Ноющая боль усилилась, но он старался не думать о том, какие последствия это может иметь – все равно о враче пока не могло быть и речи. Кривоносый красавец автоматически останавливал «Ниву» на перекрестках, смотрел в зеркала, перестраивался из ряда в ряд и замечал пешеходов. Мозг не отвлекался на эти механические действия, он был слишком занят. Какая-то мысль назойливым комаром зудела в ухе – Сергей был уверен, что упустил важную деталь, которая могла очень помочь в поисках. Ее нужно было лишь нащупать и выдернуть, но никак не удавалось. Неожиданно на одном из поворотов машину слегка занесло влево, а со встречной прямо под колеса вильнул светло-желтый «Пежо». Сергей едва успел выкрутить руль, выругался вслед умчавшейся машине с двумя хохочущими девицами и остановился у обочины. Плечо болело так, что начало подергивать судорогой шею и неметь подмышкой. Он приоткрыл дверь, наклонился к проходящему рядом арыку с мутной водой и глубоко всосал в себя пыльный воздух. Два листка, успевших пожухнуть в начале лета, неспешно кружились в арычной воде. Отталкивались друг от друга, снова приближались – незатейливая игра могла продолжаться до бесконечности, оторвавшиеся от родного ствола листья никуда не спешили. Сергей глядел на них, опустив голову, и уставшие глаза слипались. Метра через два арык ушел вниз ступенькой, и плавно качнув неровными краями, листья пропали из виду. Ресницы над бледно-голубыми глазами несколько раз сонно дернулись и… вдруг широко распахнулись, взгляд прояснился. Сергей резко выпрямился, поморщившись от укола в потревоженном плече, и посмотрел в зеркало дальнего вида. Никакого «Пежо» там, разумеется, уже не было. Но Сергея это ничуть не расстроило – он, наконец, ухватил настырного комара! У бывшего Катиного знакомца, этого дурня Алика была точно такая машина – невероятного цвета «детской неожиданности»! Теперь он совершенно отчетливо вспомнил, что уже видел этого сопляка раньше, до их сегодняшней «встречи». Всего однажды, мельком. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы в нужный момент незначительная сцена всплыла в памяти. *** Глава двадцать третья Солнце сдалось неожиданно. И мохнатые тучи победоносно стали натягивать на светило свои рваные края. Трава сразу напыжилась, чувствуя близкий дождь. Несколько первых капель брызнуло на коварный песок, захватив веснушчатый лоб человека, лежавшего на нем. Тяжелое забытье снова выбросило Покровского на свободу. Он с невероятным усилием разлепил влажные ресницы и словно в далеком детстве увидел разбивающуюся в калейдоскопе цветную мозаику. Густой серый широкими мазками затушевывал едва подсвеченный клочок голубого, а прямо в середине пульсировала черная точка. Она становилась все жирнее, и, надвигаясь на профессора, разъезжалась в контуре. Это была уже не совсем точка, а скорее черный головастик, при этом очень шумный. Приближаясь все быстрее, головастик успел обзавестись вертящимися рожками. Гул, который он издавал, становился нестерпимым. Покровский закашлялся. Боль поднялась из груди высоко в горло, а затем ударила набатом в голову, и Семен вновь потерял сознание. Тем временем предмет, который профессорское сознание идентифицировало головастиком, продолжал спускаться с неба, становясь вполне опознаваемым. Это был вертолет Sea King – службы спасения BMC Канады. Сикл тоже понял, что где-то рядом летит вертолет, он скорее услышал, чем увидел его. Забрав у Амаги кристалл, здоровяк постоял немного – пытался справиться с кровотечением, потом, шатаясь, двинулся навстречу спускающемуся рокоту. Он едва успел поблагодарить небеса за неожиданно посланное ему спасение, как вдруг земля под ногами исчезла как растаявший шоколад. Еще не сообразив, что произошло, Сикл растопырил пятерни, инстинктивно хватаясь ни за что, расцарапал воздух и ухнул с трехметровой высоты. Очередной песчаный обрыв спрятался за небольшим выступом – как раз по левую сторону, так что разглядеть его отсутствующим левым оком здоровяку бы не удалось при всем старании. Он мог бы выжить, упади не так неудачно. Сикл даже не ощутил своего перехода: едва грузное тело коснулось песка, снова хрустнули шейные позвонки – в последний раз. За минуту до этого Амага открыла глаза. Непонятно откуда взявшаяся свежая струя ворвалась в нее, напоила терпким жизненным соком и помогла пошевелиться. Она осталась жить! Она дышала! Превозмогая боль и дикую слабость, девушка поднялась на локте и разглядела сквозь подрагивающую дымку широкую спину ковыляющего Сикла. Пальцы инстинктивно попытались сжаться в кулаки, но вдруг размашистый силуэт дернулся вперед и исчез. Амага ждала, но монотонный гул, наполнивший небо, не нарушили посторонние звуки, упавший здоровяк даже не вскрикнул. Девушка сумела поставить тело на четвереньки и заставить себя медленно доползти до края обрыва – туда, где провалился Сикл. Она старалась не смотреть на кровавый след, что плелся позади – сил в ее организме было достаточно, чтобы выжить вопреки всему. Врезавшись в сердцевину насыпи, над обвалом синивел большой кулон. Закрыв его ладонью, девушка распласталась на песке, и тут ее накрыл дождь. Она перевернулась на спину, подставив ливню смеющееся лицо. Льющаяся с неба вода больно лупила по израненной коже, но Амага была счастлива в своей истерии. Вернее, почти счастлива. Оставалось надеяться, что с Семеном тоже все в порядке. Дождь немного заглушил шум лопастей, но слышно было, что вертолет совсем близко, уже садится. Девушка вновь попробовала сгруппироваться, и неожиданно легкая судорога стянула низ живота. О, все эти бесконечные погони заставили ее забыть о важном! Ничего, успокоила себя Амага, уже скоро она увидит Учителя… Внутри Покровского жил удивительный сон: белые хлопья снега мягко обволакивали его тело прохладой, рисуя на нем причудливые узоры. Тело было почти невесомым, наполненным такой внутренней радостью, что хотелось плакать. Крохотная слеза нехотя выбралась из-под закрытых ресниц, сползла на висок, а потом запуталась в щетине, добравшейся до скул. Холодок начал отступать, и под монотонные звуки возвращалась боль. Однако она была уже не острой, а приглушенной и даже вполне терпимой. Семен тихо охнул и открыл глаза. Слева от кровати, застеленной белоснежным бельем, сидела Амага и негромко читала вслух сложенный вчетверо лист какой-то газеты. - …В одном из цилиндров, где атланты хранили зашифрованную информацию, есть сведения о появлении Вселенной. 14 миллиардов лет назад она была неким веществом бесконечно малого объема и бесконечно большой плотности. Потом случился Большой взрыв, и вещество стало расширяться с определенным ускорением – возникла Вселенная. Еще через миллион лет излучение вывело ее из кромешной тьмы. Затем началось формирование структуры галактик и галактических скоплений, которых теперь насчитывается около 20 миллионов. Миллиард лет спустя появились звезды первого поколения, почти через десять миллиардов уже возникла Солнечная система, через одиннадцать – органические соединения на Земле, а 40 тысяч лет назад начался отсчет человеческой цивилизации. - Что это? – разлепил потрескавшиеся губы Покровский. Амага подняла на него глаза и улыбнулась. - Наконец-то! Врачи говорили мне, что опасность миновала, но я все равно не могла успокоиться. Ты так долго был без сознания! Семен попытался изобразить ответную улыбку, но вышло плохо. - Я рад, что не подвел врачей. И еще тому, что мы теперь совсем на «ты». - Профессорское чувство юмора всегда на высоте, даже в самые неподходящие минуты! Как ты себя чувствуешь? - Кажется неплохо. Где мы? – Покровский скосил глаза, разглядывая уютную обстановку светлой, явно больничной комнаты. - В госпитале Галифакса. Нас доставили сюда на вертолете службы спасения. Ты был без сознания, когда тебя нашли на острове, спасатели боялись, что ты не выживешь. Напугал же ты меня! – девушка легонько ткнула Семена кулачком в плечо. - А ты? С тобой все в порядке? Только теперь Покровский разглядел бинты на плече, груди и руках Амаги. - Все хорошо, - кивнула она, - на мне быстро заживет. Девушка не стала рассказывать о том, как были поражены ее вполне сносному состоянию канадские хирурги, вынувшие из тела своей странно выносливой пациентки пять пуль. - А С…Сикл? – запнулся Семен. - Он сломал себе шею. Покровскому не хотелось слышать подробностей, вспоминать о Кире и вообще обо всем страшном, что пришлось пережить на острове. Он спросил о другом: - Что ты читала мне? - Твои ученые звания, конечно, мешают тебе верить в мистику, но она явно вмешивается в наши дела. Вот подумай: эту газету, - Амага тряхнула сложенным листком, - я нашла в своей палате. Начала смотреть от нечего делать и наткнулась на это! Атланты просто стали нашим роком! - А о чем там еще написано? - О том, что есть такое предположение, будто атланты оставили во Вселенной закодированное «Послание» от Высшего разума. И чтобы прочесть его, необходимо расшифровать двоичный код, занесенный в некую матрицу-таблицу который состоит из так называемых «горячих» и «холодных» точек какого-то реликтового излучения. Как тебе?! - Да, я что-то такое уже слышал, - прокряхтел Семен. - А я все думала, что только мой Учитель исследует всю эту… - Амага почесала кончик носа, - ну, уже не скажу ерунду. Информацию. Упоминание об Учителе дернуло Покровского внутренней судорогой, но он сумел направить мысли в иное русло. - А вот еще! – девушка повысила тон, снова уткнувшись в газету. – Слушай! Некоторые атланты были спасены, как следует из определенных источников, представителями внеземных цивилизаций, и их потомки до сих пор живут среди нас. Прямо-таки доклад по нашей теме! - хихикнула Амага. - Действительно есть такая версия, - кивнул профессор и медленно, словно набирая силы, продолжил: - Вроде как эти самые потомки ведут свои династии современных людей из Египта и Тибета. Если отбросить небылицы о внеземных цивилизациях, определенный смысл в этом есть – ведь известно, что именно там верующие ближе всего ощущают себя к предмету своей веры. Для кого-то это Бог, а для кого-то – Космический Разум или Потустороннее Сознание предков-атлантов. - Кстати, именно в Египте Учитель видел мраморную плиту со скульптурами древних Богов, которых, как он рассказывал, местные жители до сих пор считают атлантами. - Да, эта плита называется метопа. На ней изображены Афина, Геракл, держащий небосвод, и Атлант с золотыми яблоками... - Семен задумался. - Ты же говорил, что геолог, - тем временем решила отвесить комплимент Амага, - а сам не иначе подпольный доктор исторических наук! Он улыбнулся и почувствовал, как прибывают силы. Переведя дух, продолжил: - Если поразмыслить, то описания Зевса и других обитателей Олимпа действительно очень походят на атлантов – ростом около двух метров, обладающие искусством телепатии, свободно передвигающие любые предметы одним усилием мысли. - А как же их потомки? Что-то я не слышала о современных двухметровых гигантах, наделенных сверхъестественными способностями. - Если они и есть, то, вероятно, измельчали, - улыбнулся Покровский. - А я, кстати, видела один документальный фильм, - воодушевленно сообщила девушка, - так в нем говорили, что одна из таких потомков – всемирно известная ясновидящая Ванга. - И еще – не менее известный Нострадамус, - в тон ей добавил профессор. - Я серьезно! – Амага сложила губы пухлой трубочкой - по своей давней привычке, дающей ей сходство с упрямым хомячком. - Я тоже, - вполне искренне ответил Семен. В этот момент в палату вошла группа врачей, решительно потребовав прекратить всяческие разговоры, отправила Амагу на перевязку и принялась обследовать Покровского. Вечером того же дня стало ясно, что операция на легком прошла более чем успешно, и через несколько дней профессор и его подруга могут выписываться. Обрадованный Семен выпросил у персонала мобильный телефон и, наконец-то, набрал заветный номер… Сессиль в Москве?! Покровский не поверил своим ушам, и переспросил несостоявшуюся тещу еще раз. Та недовольно фыркнула, как это умеют делать только пожилые француженки, имевшие в молодости немалый успех, и нарочито медленно повторила все снова. Отключившись, Семен вылез из кровати и, несмотря на строгий запрет врачей, вышел в прохладный коридор. Подойдя к высокому – в пол – окну, он задумался: неужели Сессиль отправилась на его поиски? Тогда почему в Москву, ведь его нет там уже очень много месяцев?! И что теперь делать ему самому?.. На аккуратно подстриженной канадским манером лужайке за окном важно прогуливалось семейство уток. Семен проводил взглядом зеленошеего селезня, направляющегося к разлапистому клену, и неожиданно для себя твердо решил, что полетит с Амагой в российскую столицу… Спустя неделю он спросил ее в самолете: - Так ты отдашь этот, с позволения сказать, кристалл своему Учителю? - Почему это с позволения сказать? – обиделась она, словно речь шла об авторском произведении. - Ну, потому что никто еще не доказал, что камень, который ты нашла, действительно то, что мы предполагаем. - Учитель знает наверняка, - отрезала девушка, - лучше любых экспертиз. Я же говорила – у него есть верные знаки. - И свитки? – ловко ввернул Покровский, внимательно посмотрев на Амагу. Она чуть заметно смутилась. Но лишь на секунду. - Может быть. Семен не стал уточнять, он чувствовал, что время для этого пока не пришло. Собирался ли он и дальше помогать Амаге в этом запутанном деле, профессор и сам не знал. Сначала он должен был найти невесту и объясниться с ней. К тому же еще предстояло отчитаться перед «MaxWave» за срыв научного совета по инженерной гидрогеологии. Покровский вздохнул, представив все неприятности этих «разборок», и, обернувшись к Амаге, спросил о том, что интересовало его теперь больше всего. - А как ты думаешь – зачем Учителю так нужен этот кристалл? Что он собирается с ним делать? - Вот это уж точно не твое дело! Амага отвернулась к иллюминатору и сделала вид, что думает о чем-то своем. На самом же деле вопрос Покровского и ей давно не давал покоя. *** Глава двадцать четвертая С тех пор, как египетская Долина Царей подарила Учителю первый указатель, поиск главного артефакта стал для него смыслом жизни. Много лет назад, когда он еще был обычным московским студентом исторического факультета – тощим и прыщавым, даже смешно теперь сказать, Данькой Васшитовым – он и подумать не мог, насколько обширные планы имеются на его счет у Создателя. Правда, пришлось дать Ему повод для начала реализации. Изо всех сил стараясь выбраться из студенческой нищеты, подрядился Данька помогать одному чокнутому историку с рукописью о странном Ордене, основанном на заре туманной юности некоего Христиана Розенкрейца. Многозначительно подняв указательный палец и подперев им очки, историк объяснял Даньке, что этот Орден, Школа Мистерий Запада, открыт только для тех, кто достиг наивысшей стадии духовного развития. «Когда мы окажемся на пике самосовершенствования, - вещал он, - и сможем покидать физические тела, то, оказавшись в межпланетном пространстве, поймем, что элементарный атом имеет форму шара, словно микроскопическая модель Земли. И если взять двенадцать одинаковых шаров, то внутри них можно спрятать тринадцатый. Этот образ видимого и скрытого указывает на космические линии, на которых основан Мистический Орден – с двенадцатью членами, собранными вокруг тайного тринадцатого, главы. Честью видеть Его лицо обласканы лишь несколько братьев, от которых известно, что нынешний глава – француз, могуч собой, незауряден умом и наделен огромной властью…» Аналог этому непростому для быстрого понимания объяснению Данька нашел, когда помогал историку корпеть как раз над тринадцатой главой рукописи. - Я понял еще кое-что о духовном развитии. Смотрите, человеческое зрение различает семь цветов: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. Но между фиолетовым и красным, оказывается, есть еще пять цветов, которые невидимы физически, но открываются духовному зрению. - Совершенно верно! – выпучил глаза историк. – В Ордене точно так же: семь братьев работают в миру, а пять духовных наставников никогда не покидают стен храма. Этот полоумный исследователь был настолько поглощен делами розенкрейцеров, что знал не только тех, чьи имена за давностью лет история не стерла только из-за их памятных дел – например, Парацельса, Калиостро, Декарта, Паскаля или Рериха, но и тех, кто познавал тайны Мистерий теперь. Давно лелея тайное желание самому попасть в число избранных, историк тщательно изучил пути, которые могли туда привести. «Самым коротким, к слову, - просвещал он своего юного помощника, - пошел недавно оказавшийся в Ордене некто брат Леон. Кстати, в миру – твой однофамилец». Данька заинтересовался. Еще бы – какой-то молодой человек взял, да и попал в одно из самых загадочных обществ, знающих много такого, что скрыто от обычных людей. Принадлежность к одной фамилии еще больше подогревала любопытство. Данька сумел распалить историка, и тот согласился разузнать об этом новичке подробнее. В тот день Даньке открылось сразу два секрета. Во-первых, он узнал о коротком пути. Школа Мистерий принимала в свое лоно владельцев важных тайн. И если у тебя в запасе была такая загадка, разгадать которую человечество еще не сумело, розенкрейцеры сразу признавали тебя своим. Данькин однофамилец знал нечто такое, от чего даже старейшины испытали сначала крикливо-недоверчивое возмущение, а затем немой восторг. Его тайна оказалась самой немыслимой из всех существующих! Второй секрет поверг студента в настоящий шок. Новичок из Ордена не просто носил Данькину фамилию. Он был… его старшим братом! От потрясения Васшитов-младший не мог оправиться несколько дней. А потом вдруг понял, какая власть может оказаться в его руках. Пытливый ум студента был его главной наградой и преимуществом, оставалось лишь правильно им распорядиться. Доверительных отношений с братом у Даньки никогда не было, с самого детства доверие вытеснили соперничество и неприязнь. Однако родная кровь – штука не пустяшная, через нее много чего выяснить можно. Вот и Данька узнал, что Леня, то есть брат Леон, стал свидетелем одного страшного убийства, а заодно и обладателем Тайны. Дело было так. Именно в то время, когда Леонид Васшитов работал в московском доме художника, туда приехала целая группа самых настоящих монахов из тибетского монастыря Далай-Ламы «Мангьял» - на строительство песчаной мандалы Калачакры. И надо ж было такому случиться, что в один из дней этого визита Леня забылся послеобеденным сном за ширмой в реставрационном зале, где несколько минут спустя духовный наставник монахов Его Святейшество Дзебезун-Рамба Хинорче Десятый решил в одиночестве повторить свою мантру. Но едва наставник удобно расположился на холодном полу, как пискнула дверь, и в зале появились трое в натянутых на самые глаза черных масках. Не говоря ни слова, один из них двинулся прямо на Его Святейшество, который, видимо, уже успел впасть в транс и даже не шелохнулся. Человек в черном приблизился вплотную и выстрелил в упор. Несколько секунд монах сидел все так же неподвижно – будто ничего не случилось. Потом медленно повернул голову и молча впился покрасневшими глазами в убийцу. Тот споткнулся и, поморщившись, нажал на курок еще раз. Мелкие кровяные брызги окропили высокий лоб жертвы, бардовая струйка потекла со лба на плотную складку век, и тело запрокинулось назад. Человек в маске отбросил пистолет в угол и, не оглядываясь, выбежал из зала. Проснувшийся от глухих хлопков Леня видел страшную сцену в щелку ширмы. Ужас парализовал мысли. Он боялся даже дышать, и не шевелился еще минут десять после того, как убийца скрылся. Неизвестно как долго он провел бы в оцепенении, если не услышал бы вдруг тихий стон. На ватных ногах художник выбрался из-за ширмы и, оглядевшись, подошел к лежащему в крови монаху. Тот уже мучился предсмертной судорогой. Закатившиеся глаза в агонии шарили по потолку. Леня наклонился к страдальцу – посмотреть, нельзя ли облегчить его участь. Неожиданно Его Святейшество схватил Ленину руку и с непонятно откуда взявшейся силой потянул на себя. От страха художник упал прямо на умирающего, крикнул в голос, но крик получился сиплым, почти неслышным. Все также глядя в потолок, монах стал что-то горячо шептать Лене на ухо. Непонятные слова то и дело срывались в хрип, наконец, обессилев, раненый закашлялся и начал вытягивать тело. За несколько секунд до смерти он упругим толчком всунул в пятерню художника клочок бумаги, потом дернулся и затих. Васшитов в ужасе высвободился из объятий мертвеца и со всех ног кинулся бежать прочь. Опомнился он уже на улице, через пару кварталов от дома художников. Сел на облупившуюся скамейку в сквере, отдышался. Из неразжатого кулака все еще выглядывал белый уголок. Развернув помятую бумагу, Леня уставился на странный текст. Хотя даже текстом это можно было назвать с большой натяжкой. Абракадабра из цифр и латинских букв на первый взгляд представляла собой абсолютную бессмыслицу. Леня повертел бумагу в руках, но ясности это не прибавило. Решил озвучить и прочел написанное вслух: 3thecryatltillnow2isatthboofat.1ft4indesear 1ia2toeg3tut+4stalanti+ettom+3lan.2orte+x+c h+n+2mbyp+5ankha.+tic’s+tian+men’s. Послание было явно зашифровано. Не мог Его Святейшество в самую последнюю свою минуту передать какую-то ерунду. Это наверняка было что-то очень важное! За группами букв, знаков и цифр определенно прятались слова. Но какие?! Прочесть текст самостоятельно Леня пытался целую неделю. Всю голову сломал, но так и не добрался до сути. Помощник выискался сам, будто по велению свыше. Это был подающий большие надежды финансист Борис Штек. Когда-то вместе с Леонидом Васшитовым они учились в политехническом институте. В тот вечер Борис неожиданно пригласил бывшего однокурсника, с которым давно не общался, на домашнюю вечеринку – отметить одно очень важное, но секретное назначение. И когда увидел Леню, явившегося в обнимку с истрепанным листочком, проявил живое внимание к его проблеме. Пустив задуманное веселье на самотек, хозяин вместе со своим странным гостем принялся биться над зашифрованным текстом. Секрет загадки пришел к Борису неожиданно. Бесполезно промаявшись над Лениной бумагой весь вечер, он увидел логику абсурда во сне. Едва поднявшись, схватился за ручку и вывел в крупных клетках своего блокнота: The crystal atlantic’s till now is at the bottom of Atlantic. For the index search in a tomb Egyptian Tutankhamen’s. Вот оно! Борис несколько раз перечитал английские слова, сложившиеся в два глубокомысленных предложения, и закружился с листком по комнате. Потом вдруг остановился, сел за стол и снова уставился в блокнот. Неожиданно второй, скрытый смысл послания открылся ему – все оказалось просто и сложно одновременно… Совсем недавно Борис поступил в Школу Мистерий, но уже успел узнать одну из самых главных Тайн Ордена Креста и Розы. И вот невероятным, поистине чудесным образом в его руки попал ключ от нее! Борис не мог теперь расценивать появление Лени и его секретной записки иначе, как знак судьбы. Поэтому все честно рассказал другу. Сначала Васшитов не поверил, что всего за одну ночь зашифрованный непонятным манером текст сложился в связанные предложения. - Ну и как, интересно, ты его разгадал? – не без скепсиса спросил он. - Я вдруг увидел во сне определенную последовательность букв, на которую указывали цифры, - дружелюбно ответил Борис. – Вот, смотри. Он вытащил помятый листок, положил его на стол перед Леней, разгладил. - Каждая цифра, идущая впереди букв, указывает – какое их количество взято из слова: сначала три, потом две, одна, четыре и так далее до конца. Точки означают законченную фразу, а плюсы – новый набор букв из уже начатых слов. Повтор следует, пока не закончатся буквы в словах. Во время объяснения Леня мысленно пробовал извлечь смысл по этой методике, и все сошлось! Борису не пришлось полностью озвучивать расшифровку. Теперь Васшитов мог сам прочесть буквы, которые не сложились в слова у него самого. - The crystal atlantic’s till now is at the bottom of Atlantic. For the index search in a tomb Egyptian Tutankhamen’s, - едва слышно выговорил он. – Кристалл атлантов до сих пор хранится на дне Атлантики. Указатель ищи в гробнице Тутанхамона!.. Боже мой! Что бы это значило?! И Штек просветил друга. Леня узнал и о Школе Мистерий, и об Ордене, и о главной Тайне розенкрейцеров, напрямую связанной с его случайным приобретением. Тайна эта заключалась в том, что с незапамятных времен именно последователи Христиана Розенкрейца являлись обладателями свитков, с помощью которых, якобы, можно было привести в действие Кристалл Силы атлантов. Однако никто за долгие тысячелетия не мог доказать, что кристалл этот реально существует, а не выдуман любителями приукрашать достопамятные легенды. Свитки, как некая святыня, передавались выбранному Хранителю Ордена, но за практической ненадобностью через сотни лет их охрана превратилась из строгого ритуала лишь в дань его памяти. Хранитель стал лицом номинальным и мог прятать свитки по своему усмотрению. Смуту в устоявшийся порядок ввел новенький послушник – брат Борис. Он привел в Школу своего друга, открывшего Ордену ключ к их Тайне. Об убийстве духовного сановника из Тибета друзья предпочли умолчать, но тайное послание с переводом передали старейшинам. Довольно скоро Леня тоже вступил в ряды розенкрейцеров и через некоторое время был назначен Хранителем. Правила обращения со свитками при этом не изменились, поскольку духовный глава Ордена хоть и принял внезапно явившееся ему Послание, но сомнения в его истинности все еще владели им. «Вот если Кристалл действительно существует… если удастся его когда-нибудь достать, тогда…» - думал он. А пока свитки хранились там, где считал нужным брат Леон… Узнав эту историю, Данька быстро понял, какую выгоду можно извлечь для себя и решил во что бы то ни стало ехать в Египет. К тому времени снаряженная Орденом экспедиция уже вернулась оттуда ни с чем. Спустившись в знаменитую гробницу Тутанхамона, посланцы исследовали там каждый сантиметр, но не нашли ничего, что еще не было бы известно со времен ее открытия. Кто мог знать, что пройдет не так много времени, и археологи, проводя сезонную реставрацию фараоновой усыпальницы, абсолютно случайно обнаружат рядом неизвестную шахту, в которой найдут пустые саркофаги… Именно в эту экспедицию напросился Данька. Конечно, он не мог предполагать ничего конкретного, тем более после безуспешных поисков розенкрейцеров, но чутье, которое еще никогда не подводило студента, шептало в самое ухо, что впереди удача. Брат Леон не одобрял Данькиной горячности. Оставаясь для Ордена случайным, в общем-то, человеком, он не особенно верил в то, что какие-то указатели, да и сам Кристалл атлантов реально существуют, потому не видел никакого смысла помогать Совету по древностям в который раз перерывать Долину Царей. «Дайте, наконец, несчастному Тутанхамону поспать спокойно!» - язвительно пошутил он, когда Данька, странно сблизившийся с ним в последнее время, слезно просил о содействии. В конце концов, рассудил Леонид, свое участие в этом деле можно проявить и посредством братского доверия. Так, с подачи Хранителя Ордена Данька отправился в Египет. А через несколько дней все телеканалы уже сообщали о грандиозной находке археологов. Внимательно вслушиваясь в тексты подводок и репортажей каждого выпуска новостей, брат Леон не находил поводов для беспокойства – подумаешь, рядом с гробницей Тутанхамона оказалась неизвестная усыпальница. Саркофаги-то пусты! И ничего представляющего интерес для Ордена там не обнаружено. Однако возвращения Даньки он ждал с большим нетерпением – а вдруг?.. Но неожиданности не случилось. Вернувшийся брат только повторил уже известные от журналистов факты, правда, добавил в рассказ о захоронении больше красок. Тщательно описал все семь деревянных саркофагов, хорошо сохранивших погребальные принадлежности, в том числе и большие фрагменты золотых ожерелий. Повздыхал над отсутствием в гробнице мумий и сокровищ фараонов. Посмеялся, вспомнив о пресс-конференции. Поныл на пятидесятиградусную египетскую жару. Но о гробике из красного золота и кольцах с таинственными надписями Данька не проронил ни слова. Когда закончил, заглянул брату в насмешливые глаза – поверил ли, что все сказано? Тот выглядел вполне удовлетворенным. - Я же говорил, что зря все это затевается. Ну, нашли новую гробницу, какой нам с этого резон? Никаких указателей там и быть не могло – это я сразу знал. Данька лишь усмехнулся про себя. Ну не полоумный братец? Той же ночью студент принялся изучать надписи. Иероглифы, едва вместившиеся на внутренней стороне колец, доставили ему ни с чем не сравнимую радость, как только обрели благодаря многомесячным занятиям с египтологом Нати форму привычной кириллицы. Причудливые знаки на красном золоте раскрывали непостижимое, удивительное, страшно могущественное. Буквы мероитского алфавита сначала довольно быстро выстраивались в слова, а затем и в предложения. Первое кольцо содержало повествование о том, как «усопший царь в барке ночного Солнца свершает путь в глубинах подземного царства, возрождаясь вместе с Солнцем к новой жизни при помощи Кристалла Силы», и называлась вершина этого пути. Ошеломленный Данька ясно увидел очень точные координаты, указывающие на определенную точку в Атлантическом океане – почти в середине Бермудского треугольника. Перевод надписи на втором кольце занял гораздо больше времени. Промаявшись несколько часов, Данька уже было, вздохнул с облегчением, но, взглянув на полный текст, приуныл. Все слова в отдельности были хорошо понятны, однако их общий смысл оставался совершенно неясным. «Послание из Сокрытого помещения. Места пребывания душ, богов, теней и блаженных; а также то, что они делают. Начало - Рог Заката, врата западного горизонта, конец - первичный мрак, врата восточные». Отложив поиск логики на потом, Данька жадно принялся за третье кольцо. Только сейчас, приглядевшись внимательнее, студент заметил, что оно несколько меньше первых двух, а внутренний свод более сдавленный, из-за чего разобрать иероглифы было гораздо сложнее. Он выписывал их в свой блокнот и переводил почти сутки. А когда закончил, его постигло настоящее горе – в переводе напрочь отсутствовал смысл. То есть совсем. На измаранном листе бумаги выстроились буквы, которые при всем желании не укладывались ни в какие слова. Пресловутое Данькино чутье твердило ему, что все неспроста, и наверняка именно здесь скрыто главное. Через некоторое время у него не осталось сомнений в том, что послание зашифровано. Вот только как вскрыть древнеегипетский код (неужели уже тогда существовала какая-то шифровальная техника?!) он не знал, а обращаться к кому-либо за помощью считал наивысшей глупостью – никто пока не должен был знать, какое сокровище оказалось в его руках. Чтобы не терять времени, Данька вернулся ко второму тексту. Перелопатил гору домашней литературы, сгонял на консультацию к своему историку, несколько суток просидел в Центральной библиотеке, но так ничего и не понял. Пришлось возобновить давно ненужный роман с немолодой и некрасивой работницей Центрального литературного архива, книги из которого практически никому не давались на руки. Благодаря ей Данька прочел чудом сохранившиеся копии отрывков из «Текстов пирамид», датированные аж III тыс. до н.э. Узнал об исторической «демократизации загробных верований», из которой следовало важное открытие – загробный мир египтян, где происходят смерть и рождение человека, закат и восход Солнца, гибель и новое рождение Вселенной, а также посвящение в мистерии, есть ни что иное, как «царство Дат». И тут Даньку осенило! Ему нужна была «Книга того, что в Дат»! Как можно было забыть?! Столько раз Нати говорил о ней! Необходимо выяснить – сохранился ли оригинал, и если да, то где он находится. В Центральном архиве сведений о «Книге» не оказалось, но невзрачная любовница обещала помочь. Через несколько дней, услащенная Данькиными ласками библиотекарша сообщила радостную новость: подлинник есть! И более того – один знакомый ее знакомых за не совсем, но все же умеренную плату обещал навести справки о месте его нынешнего пребывания. *** Глава двадцать пятая Розеттский камень! Данька впервые слышал о нем, но усомниться и не подумал – после всего уже случившегося, новые сведения как нельзя лучше вписывались в представления о дальнейших действиях. Оплаченный знакомый библиотекарши, пожелавший сохранить полное инкогнито, за исключением нескольких ученых званий, уверял, что именно этот камень укажет – где хранится «Книга». В качестве бонуса провел небольшой исторический экскурс, из которого Данька узнал некоторые подробности: во время вторжения армии Наполеона в Египет в 1799 году некий французский лейтенант нашел около городка Розетта в дельте Нила плиту из черного базальта с надписью на древнеегипетском языке. Двадцать три года спустя ученый Франсуа Шампольон установил, что эта надпись была сделана в 196 году до н.э. и представляет собой восхваления жрецов Птоломею Епифану. Имя правителя Египта в 203-181 годах до н.э., обведенное на камне картушами, позволяло, по мнению ученого, расшифровать первую древнеегипетскую анаграмму из нескольких иероглифов, начертанных в сердцевине камня. Она, якобы, содержала указания о том, где искать какую-то «Книгу». - Это то, что мне нужно! Точно! – задыхаясь от волнения, воскликнул Данька. – А где сейчас находится этот Розеттский камень? - Пока в Британском музее, - качнул головой «знакомый», удовлетворенный эффектом, который его рассказ произвел на клиента. - Что значит «пока»? – испугался Данька. - Египетские власти постоянно добиваются возвращения камня как национального достояния страны. Так что вам нужно поторопиться, молодой человек. Хотя… судя по тому, что эта плита приносит музею никак не меньше двадцати миллионов фунтов стерлингов в год, англичане так просто не сдадутся, - хихикнул напоследок «знакомый» и незаметно исчез. - А как понять – какие именно иероглифы образуют анаграмму? – спросил студент и, обернувшись, понял, что никто ему уже ничего не скажет. Однако ответ все-таки прозвучал – откуда-то с лестницы, сквозь приоткрытую входную дверь. - Там, на месте и разберетесь, вы смышленый юноша. Билет Москва-Лондон-Москва был в тот момент не по карману студенту Даньке Васшитову. Пришлось занимать. К тому же получение визы, хоть и с помощью уже влиятельного брата (ему оказалось достаточно наврать про углубленное изучение английского) тоже обошлось недешево. Короче, британская столица встретила Даньку последним должником. Остановившись в одном из самых дешевых мотелей в пригороде Лондона, даже не поев, он отправился в легендарный Британский музей. Уже на входе Данькино сердце затрепетало. Помпезный неоклассицизм сразу принялся давить на юношу, будто массивные колонны уже поняли – для чего он тут появился. Не теряя времени, студент первым делом выяснил, где находится Египетская галерея. Повернул от входа налево и, пройдя мимо тронувшей за живое вереницы ухоженных мумий, быстро оказался на месте. Возле плиты из черного камня толпились туристы, Данька едва смог протиснуться вперед. Близко она действительно выглядела впечатляюще: подернутая временем плоская поверхность была разделена на три части, испещренных белыми знаками. Наметанным глазом юноша определил древнеегипетские иероглифы, демотическое египетское письмо и греческие буквы. В музейном путеводителе описание надписи на Розеттском камне выглядело так: «… текст постановления, принятого общим советом египетских жрецов, который в 196 г. до н.э. собирался в Мемфисе, по случаю первой годовщины коронации царя Птоломея…» Что ж, это студент уже знал. Важно, что все три надписи были совершенно идентичны. В свое время именно это и помогло лучшим умам XIX века, умевшим читать по-гречески, расшифровать непостижимые до того времени древнеегипетские иероглифы. Даньке нужно было разглядеть самые мелкие детали в надписи и он, недолго думая, бесцеремонно растолкал локтями нескольких туристов, стоявших ближе всего к плите. Те воспитанно, совсем по-иностранному заулыбались и, быстро промурлыкав что-то, расступились. Юноша напряг зрение. Восхваления жрецов сохранились довольно хорошо и Данька, игнорировав выставленный рядом современный перевод на английском, принялся сам читать иероглифы – именно в этой части плиты, если верить ученому, и была спрятана загадка. Несколько раз, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания и дать отдых глазам, отходил, смешивался с толпой и отсутствовал в зале не меньше часа, а, возвращаясь, снова протискивался сквозь неугомонную череду всевозможных туристов и продолжал кропотливый труд. Знаки, высеченные на камне, читались труднее, чем на бумаге, и времени требовалось куда больше. Дойдя примерно до середины, Данька почувствовал, как рассеивается внимание: с ним уже случалось такое в Париже, когда он по восемь часов сидел на первых лекциях, и голова от обилия чужеродного языка попадала в дымовую завесу. Однако теперь времени на полноценное восстановление не было. Данька дал себе очередной час отдыха на свежем воздухе, а затем заставил мозг сконцентрироваться… Когда с надписью было покончено, студент всполошился не на шутку: каждый бугорок на камне, каждая вмятина уже были изучены, но никакой анаграммы в «сердцевине» он так и не нашел! Неужели этот прохиндей, которому Данька отвалил все свои сбережения, его просто надул? У парня заныло сердце. Он опустил глаза, до боли вонзил пальцы в мягкую ладонь и беззвучно прочитал молитву, когда-то давно вычитанную в старом молитвеннике. Прозрение наступило не сразу, еще минут двадцать Данька продолжал переминать руки, обкусывать губы и бессмысленно прожигать взглядом плиту. От усилий на нижние ресницы даже выкатились две крошечные слезинки. Юноша уже было, попятился в исступлении, как вдруг озарение раскаленной иголкой вонзилось в затылок! Данька едва удержался от крика. В «сердцевине»! Это не было иносказанием, а имело самое что ни на есть прямое значение. В одной из нанесенных на камень фонограмм, то есть знаке, передающем звуки языка, имелось прямое указание на сердце (все четыре согласных!), а далее подряд шли три идеограммы, смысл которых Данька сначала перевел как обычно – несколько определителей, указывавших на категорию предметов. И только сейчас возле каждой из них он заметил микроскопические вертикальные линии, что передавало значение целых слов! Сердцевины же идеограмм образовывали одно наполненное смыслом предложение. Вот и вся анаграмма! Даньку пробил пот. Он тихо прошептал: «послание из сокрытого помещения в книге амдуат». Так это же… - студент захлебнулся от ликования! - текст со второго кольца, который он знал наизусть! «Послание из Сокрытого помещения. Места пребывания душ, богов, теней и блаженных; а также то, что они делают. Начало - Рог Заката, врата западного горизонта, конец - первичный мрак, врата восточные». Так вот о чем говорили иероглифы! Это же полное заглавие «Книги Амдуат» - «Книги того, что в Дат»! Данька вспомнил: когда-то египтолог Нати рассказывал, что она – одна из двенадцати ступеней посвящения, двенадцати частей, каждая из которых создает единство Текста. И этот Текст есть ни что иное как… «Книга мертвых»! Библия древних египтян! Данька задохнулся от собственной мысли, настолько она была одновременно простой и невероятной! Послание второго кольца стало ясным как день. Вот где хранится описание свитков и раскрывается место их нахождения! Остается только найти «Книгу»… если, конечно… Данька нервно дернул крыльями носа, ощутив вместе с радостью и первое разочарование. Память напомнила ему, что свитки-то давно в руках Ордена Креста и Розы… Интересно, как эта информация стала известна розенкрейцерам, и каким образом они сумели заполучить свитки, ведь секреты первого и третьего колец остались им неизвестны?.. Ответа на вопрос не было, но Данька заставил себя успокоиться. Ведь он владел двумя главными тайнами: где найти Кристалл и как привести его в действие! Вернее владел он пока только одной из них, но раскрытие второй (студент был уверен, что на третьем кольце зашифрованы именно эти сведения) оставалось лишь вопросом времени… Его ушло очень много. Чтобы понять третий – главный указатель, потребовалось несколько лет. Озарение явилось неожиданно. В один ничем не примечательный осенний вечер. Уже больше по привычке, чем с надеждой Данька в тысячный раз склонился над неразгаданным иероглифическим ребусом и вдруг его пробил горячий пот! Как он мог раньше не заметить совершенно очевидной последовательности?! Кретин! Полный болван! Все же ясно как день! В далекой, паутинной древности египтяне не могли придумать что-то слишком заковыристое. Они научили современный мир лишь основам шифрования. Чтобы сделать послание непонятным, они просто-напросто меняли каждый иероглиф на предшествующий или последующий в своем алфавите. Данька раскрыл чистый лист блокнота и принялся переставлять мероитские иероглифы – сначала на один вперед, потом назад. Выстроившиеся новые цепочки знаков таким же образом объединил друг с другом. И… Уже с первого, беглого взгляда уловил смысл! Слишком бурные, выдержанные многолетним ожиданием эмоции мешали переводу. Данька то и дело сбивался, начинал сначала. Чтобы успокоиться, несколько раз выходил раздетый на улицу – прохладный воздух возвращал его в чувства. А, закончив, боялся посмотреть на выстроенный текст – не снится ли счастье? Наконец, поздно ночью, плотно закрыв окна и задернув все шторы, он глотнул вина и склонился над священным посланием. Старательно выведенные карандашом (чтобы потом бесследно все стереть) буквы подрагивали – слезы радости ломали их на мелкие черточки и завитки. Однако читать вовсе и не требовалось, Данька уже знал одно-единственное предложение наизусть! Подрагивающими руками он провел по сухим губам, сглотнул и аккуратно вытащил из верхнего ящика стола золотые кольца. Поднес к яркой лампе. И только сейчас разглядел мелкие прорези на концах иероглифических завитков. Три осторожных движения – и кольца легко соединились, войдя в пазы друг друга. Данька охнул в голос. Теперь он знал, как найти Кристалл на дне Атлантического океана и как привести его в действие! Это был не сон – Данька оглянулся на коридорное зеркало – вот он новый Властелин мира! Даже не верилось! От невообразимых перспектив захватывало дух. Оставалось достать Кристалл и отобрать у Хранителя свитки. Немного времени спустя просветлевший разум затосковал, было, о потерянном времени. Данька был готов кусать себе локти от злости, но, немного успокоившись, рассудил, что все же не потратил годы впустую. Он как мог приближал себя к главной тайне Ордена. Сумел по протекции историка попасть в кандидаты члена общества и даже закончить Школу Мистерий. Брат никак не способствовал его продвижению – Данька медленно и уверенно сам шел в гору. Проявлял себя только с лучшей стороны – более внимательного, исполнительного и толкового послушника еще нужно было поискать. Он не торопился, и только когда они с Орденом пообвыклись друг с другом, понял – вот теперь дело за свитками. К тому же несколько лет спустя, при весьма странных обстоятельствах (о! - этот сумасшедший звонок!) ему удалось найти саму «Книгу мертвых» и прочесть ее… – однако до этого было еще далеко, а пока следовало разыграть комбинацию, от которой зависели в игре честолюбивого юноши и шах, и мат… Когда Данька сделал брату это предложение, тот не заподозрил никакого подвоха. Наоборот – искренне порадовался нежданной заботе. Обещанная охота представлялась знатной, Леонид даже надумал взять с собой сыновей. То, что Данька собирался присоединиться к ним только возле колючих зарослей, до которых предстояло идти не меньше семи километров, тоже не насторожило – брат обещал закончить охоту банькой в лесничем хозяйстве, нужно было все приготовить. И Данька, действительно, постарался – продумал все до мелочей, даже догадался, как выгодно будет усыновить племянников после гибели их отца… Ужасом предстоящего студент себя не пугал, рассудил, что это единственный шанс добраться до заветной цели. Пролить родную кровь оказалось не так уж и страшно, запугать детей – и того проще. Васшитов-младший чувствовал себя везунчиком – все складывалось так удачно! Но едва Данька придумал, как лучше подобраться к свиткам, случилось непредвиденное. Вместо брата Леона Орден слишком поспешно выбрал другого Хранителя и при этом так тщательно засекретил его имя, что лишь двое духовных наставников знали его. А Данька (вернее сказать, к этому моменту Васшитов-младший уже именовал себя Учителем) представлял в своих мечтах, что почетное звание вместе со свитками достанется ему по наследству! Как бы не так! Именно теперь свитки стали для него совершенно недосягаемы. Но допустить, чтобы взлелеянная мечта погибла, Учитель не мог. …Его вновь оторвал от воспоминаний телефонный звонок. На этот раз звуки испанской серенады наполнили комнату раньше назначенного времени. Учитель стряхнул задумчивость и нажал на кнопку ответа. - До начала операции осталась неделя, - напомнила трубка, снова обойдясь без приветственных церемоний. - Да-да. - Я хочу встретиться с вами, - мягко продолжил голос. - Ког-да?! – опешил Учитель. Он сам скривился от хруста, разломившего слово. Подлый страх не захотел прятаться. От собеседника это тоже не ускользнуло. - Что это вы так испугались? – удивился визави, отчего акцент проявился сильнее, а мягкость сразу исчезла. - Нет-нет, - поспешил исправиться Учитель, - немного охрип, вот и все. Так когда вы хотите увидеться? - Сегодня же! – Многообещающе заявил фальцет и ненадолго умолк. Судя по звуку, отпил из бокала. - Я сообщу вам все подробности нашей операции при личной встрече. Кроме того, нам давно пора, наконец, увидеть друг друга. - Вы в Москве?! – свое изумление Учитель выразил слишком бурно. - Да, - коротко ответил фальцет. – Значит, ориентируйтесь на вечер, часов на десять, я еще перезвоню. Учитель откинул мобильный и глубже осел в кресле. Он лихорадочно соображал – что делать. Поиск Сергея все еще ни к чему не привел: после того, как ему удалось поменять машину и скрыться, ребята на черном «Гелендвагене» все еще прочесывают Москву. А может он уже далеко за ее пределами? Учитель почесал двумя пальцами кончик носа, успокаивая накатывающее раздражение. Неужели племянник взял свитки и теперь пытается с ними скрыться? Способен ли он на такое? Неизвестность сводила с ума мучительно. Про остальных воспитанников сведений было еще меньше. Допустить провала операции Учитель не мог, это был вопрос жизни и смерти. Так о чем он будет говорить сегодня с заказчиком?! Где кристалл? Свитки? Неужели сокровенная мечта, которую столько лет он кропотливо выкладывал маленькими бусинами, закончится крахом уже через несколько часов?! Этого не может быть! Нет! Нет! Но будет, неотвратимо будет, если… Учитель поморщился от своей мысли – если что? Похоже, у него не было никакого если! Только – он опустил руку во внутренний карман и погладил лежащий в нем гладкий револьвер – только это… Мысли продолжали метаться и терзать воспаленный мозг. Неужели выхода нет?! Или… Или… И в тот момент, когда Учитель отчетливо ощутил, как паника начинает вырывать воздух из горла, в комнату вошла Амага. *** Глава двадцать шестая Чтобы научиться смирению есть несколько способов. Самый действенный – как обычно из прописных истин: принимай жизнь такой, какая она есть, вот и вся наука. Монахов раньше такому уроку просто учили – давали послушание мыть ноги всем подряд. Каждому встречному-поперечному. Смирение быстро приходило. Учитель придерживался в воспитании своих приемышей того же принципа. Ежедневно заставляя детей выполнять самые унизительные команды, он довольно быстро добился от них покорности. Амага отличалась самым упрямым, свободолюбивым нравом, но и к ней нашелся подход… Ни разу за долгие годы совместного проживания ни она, ни Сикл, ни Кира, ни тем более Сергей не ослушались приемного отца, смиренно исполняя все его прихоти. И вот теперь, в самый ответственный момент, «дети» впервые подвели своего Учителя. Уже неделю он не находил себе места – ни от кого из них не было вестей. Сотни, тысячи минут проходили в напряженном ожидании – вот-вот зазвонит телефон или откроется дверь и… И, наконец, это случилось. Только совсем не так, как должно было. Учитель приподнялся в кресле – хотел встать навстречу Амаге, но тут же бессильно рухнул назад. Пружины услужливо прогнулись, смягчив плюшем неудобный изгиб. Слова приветствия застряли в горле, а потом и вовсе свалились в самый низ живота. Приемная дочь – именно эта – не должна была вернуться, поэтому здороваться с ней, по крайней мере, живой, Учитель не собирался. Он лихорадочно соображал, глядя на девушку, – что могло случиться, что пошло не так?! Тем временем Амага подошла к нему, опустилась на колени, поцеловала руку. Так было заведено много лет назад, когда Учитель еще только готовил своих несмышленышей к жертвенной всеготовности. Девушка подняла на него дивные глаза, похожие на две блестящие маслины. О, как он любил их когда-то, почти сходил с ума. Но, как только в этих черных впадинах капельки блестящей ртути отразили влюбленность, подобно сотням других состоявшихся мужчин, Учитель сразу охладел. Теперь собачья преданность в красивых глазах бывшей любимицы ужасно раздражала. Какого черта она вообще вернулась?! И где носит тех двоих, что должны были похоронить ее в океане, как только Кристалл окажется в их руках? Неужели не справились? Словно в подтверждение этой мысли Амага качнула подбородком и заговорила первой. Слова полились неспешно, плавно, будто раскачиваясь на мягких волнах. - Я достала Кристалл, Учитель. Сделала все, как ты просил. Смысл сказанного будто обрел материальную оболочку и повис в воздухе шаром. Его можно было оттолкнуть, сдуть, подбросить. Учитель аккуратно, как за веревочку, потянул шар на себя. - Сядь, - спокойно сказал он. – Тебе нужно отдохнуть с дороги, поесть. После все подробно изложишь. Скажи только, почему ты вернулась так поздно? – В голосе послышались нотки легкого недовольства. - Я попала в больницу, - просто ответила девушка, - меня хотели убить. Она сделала паузу и внимательно посмотрела на Учителя. Тот немного отодвинулся, расслабил набухшую жилу на лбу. - Кто, девочка моя? - Кира и Сикл. Он вздохнул. Тяжесть придавила невольный всхлип. Амага уловила явное сожаление: кому он сочувствовал? Всю дорогу она гнала от себя мысли, внушенные ей Семеном, но сомнения невозможно было развеять без следа. Любовь продолжалась, но уже не была прежней: в чистый сосуд с ярко-красным чувством словно добавили крысиного яда. - Ничего не понимаю! – воскликнул Учитель, слегка поперхнувшись, и нахмурился. Нервный спазм давил голос. – Как это возможно?! Они вообще… Он запнулся – то ли от возмущения, то ли оттого, что не успел придумать окончания фразы. Выдержав небольшую паузу, спросил: - И где же они? - Я думаю – в аду! – с вызовом ответила Амага. – Их мучения наверняка начались. - В тебе никогда не было столько злости, - искренне удивился Учитель. - Все меняется, - многозначительно повела бровью девушка. Он вновь сделал вид, что не уловил двойного смысла и поспешил перейти к делу. - Где кристалл? Отдай его мне и ступай, прими ванну. Амага послушно сняла с шеи массивный синий кулон и протянула Учителю. - Это он?!! – сорвавшийся возглас быстро пробежал по комнате, споткнулся о дальнюю стену и глухо сорвался в пол. Девушка вопросительно молчала. - Такой маленький?! Учитель взял камень в руки, повертел, стараясь, чтобы свет как можно лучше падал на грани. Ему не верилось, что Мечта облечена в такую непрезентабельную форму. - Ты уверена? - Абсолютно. Я действовала строго по инструкции. Нашла пирамиду и вытащила камень точно из указанного места. Он был закреплен держателями. Скорее всего, это осколок большого кристалла, но все его функции, я надеюсь, сохранены. - А кольца? Они остались там, на дне? - Да. - Они сработали?! - Да. - О, Боже! Учитель приблизил синий кулон к лицу, коснулся им щек, затем носа, подержал на веках. Почувствовав холодок, убрал и поднялся, чтобы положить кристалл в сейф. - Ну, иди, иди, после все расскажешь. Тебе нужно привести себя в порядок. Он не хотел набирать код при Амаге. Девушка поднялась. Уже в дверях тихо спросила: - А что со свитками? - А что с ними? – Учитель вздрогнул и посмотрел на воспитанницу. - Удалось их найти? Он напрягся всем телом. Нет, девочка совсем не так проста, как всегда казалась. Как это он раньше не замечал в ней столько ума, как оплошал? - Кому удалось? - Сергею, - Амага простодушно дернула плечами. Учитель решил пощупать – в какую игру затеяла поиграть его «дочка». - А что, ты знаешь, где их нужно искать? «Значит, свитков у них все-таки нет», - улыбнулась себе девушка. - Знаю. Он ушам своим не поверил. Этого просто не могло быть! Девчонка слишком предана ему, чтобы строить за его спиной козни. А может, нет? Может, она спала со Штеком не потому, что так приказал приемный отец, а потому что имела свой умысел?! А он, глупец, был до последнего уверен – эта змея обожает его и не мыслит без него жизни! - Откуда, Амага? – строго спросил Учитель. Она уже почти не колебалась. Семен умолял ее не открывать правды, но девушка все еще испытывала слишком большую психологическую зависимость от любимого человека. - Я забрала их из банковского сейфа. - Что?!! Учитель так резко дернулся, что едва не выронил из рук синий кулон, а перед глазами заплясали разлапистые черные пятна – явный признак понизившегося давления. - Штек все-таки дал тебе ключ?! - Нет, - Амага тяжело вздохнула. Гнев завладел всем телом Учителя и стал проситься наружу, раздувая щеки и ноздри, размашисто вскидывая руки. На какую-то долю секунды разум вернулся, и неожиданно Учитель понял, почему Сергей не объявился сам – он все еще ищет ключ! Раз его не оказалось в ячейке, исполнительный племянник не смеет показаться на глаза, пока поиски не увенчаются успехом. Только вот зачем он удирал от ребят? Боялся за свою телку, которую как последний кретин таскает за собой на серьезные дела?! Что ж, когда их найдут, девчонке все равно открутят голову – свидетели тут совершенно ни к чему. А если все обстоит по-другому? Что же происходит, черт побери?!! Все, абсолютно все вышло из-под контроля. Через несколько часов назначена важнейшая встреча, и если к этому времени не выяснить все досконально – только пуля может решить дело. - Сядь! – унимая бешеную злость, приказал Учитель. Девушка покорно хлопнула ресницами и, вернувшись, присела на самый краешек софы. Приемный отец расхаживал по комнате, прижав кристалл к груди. Его лицо было похоже на проектор, в котором ежесекундно менялись слайды: вот на обозрение выставлен ужас, вот он сменился паникой, затем появилась злость, за ней сомнение. Амага изучала эти внутренние переживания, но ей не было жаль любимого. Она знала – все они рождены страхом перед Той, неизвестной. Девушка молча ждала решения своей участи. Она понимала, что серьезно рисковала, признавшись в измене, но у нее был на то веский аргумент - Рассказывай! Все, слышишь?! Все!!! Она и не собиралась ничего скрывать – любовь все-таки одержала верх над тревогой, посеянной в ее душе Семеном. Жаль было только, что придется навлечь гнев Учителя на ни в чем не повинного помощника – молодого человека по имени Алик… Когда Амага закончила рассказывать, Учитель неожиданно просветлел лицом. Конечно, несовершенство банковской системы, при которой двое неопытных проходимцев сумели не только подделать документы, но и обвести вокруг пальца охрану, да еще вскрыть сейф (!) в надежнейшем хранилище, заставляло серьезно задуматься, но Учителю оно оказалось лишь на руку. Что ж, Амага опередила Сергея, ничего страшного. Главное, чтобы этот Алик отнесся к свиткам с должным почтением. - Ты хоть уверена в своем хахале? Словечко было явно не из лексикона Учителя, залетное. Оно корябнуло Амагу по живому, но пришлось стерпеть. Девушка знала: сейчас нужно лишь четко отвечать на вопросы. - Уверена. - Свитки хранятся у него дома? - Да. - Адрес. - Малая Бронная, дом сорок, квартира девять. - Спускайся и жди меня в машине. Едва за Амагой закрылась дверь, Учитель вытащил мобильный телефон, нажал кнопку быстрого набора, после соединения выдохнул в трубку: - Записывайте адрес: Малая Бронная, сорок. Я буду на месте через сорок минут. Затем подошел к дальней от двери стене, остановился перед своей любимой картиной Клода Моне «Бурное море в Этрета», купленной на аукционе Сотби за немыслимые деньги. В тысячный раз полюбовался на пенящиеся у скалы Аваль волны, затем бережно снял полотно, обнажив металлическую крышку сейфа, набрал личный код и положил туда кристалл. Узкая полоска бумаги, опечатавшая дверь квартиры номер девять, могла появиться здесь лишь по одной причине. Сводил ли убийца личные счеты с хозяином или преследовал вполне определенную корысть, Учитель мог предположить, только оказавшись внутри. Срывать бумажку с прокурорской печатью или нет, он думал недолго. Приказав вызванным на место крепышам ждать в машине, Учитель взял с собой Амагу и в мгновение ока, словно заправский домушник, вскрыл дверь в квартиру. Трупа Алика, естественно там уже не было, но Амага сразу уловила в воздухе запах убийства. Теперь, приняв обличие опытного следователя, Учитель быстро осмотрел комнаты. Несколько раз останавливался и внимательно изучал различные предметы, дольше всего задержался у вскрытого кафеля в ванной. Получаса ему хватило для восстановления всей картины случившегося. - Все ясно, - подытожил он свой осмотр. - Что? – Амага не ждала услышать в ответ ничего хорошего. - Тебя это не касается, - отрезал Учитель. Они молча спустились с третьего этажа, каждый погруженный в свои мысли. Амага отлично поняла, ЧТО случилось в квартире приятеля. Теперь совесть обещала грызть ее до конца дней – из-за дурацкой прихоти погиб человек. И дальше не предвидится ничего хорошего. Лучше бы Алик отдал свитки тому, кто за ними приходил! Почему он не сделал этого?! А может, он вообще их не добыл? – вдруг ошпарила девушку мысль. Не сумел взять штековский ключ от сейфа или подкупить охранника в банке, как они планировали?! Только где же тогда свитки, ведь в банковском хранилище их не оказалось? Перед отплытием Амага сообщила Алику, в какой день и час он должен оказаться в зале пресс-центра «РосНефЭнерПрома». Но знать всего случившегося дальше она не могла: ни об убийстве Штека, ни о том, как с беспокойным удивлением Алик увидел на пресс-конференции свою экс-подругу Катю Невскую, обронившую дамскую сумочку во время поиска ключа на шее трупа. И уж тем более не была в курсе того, что Алик отправился к Кате домой, поменял сумки и спрятал найденный ключ не в своей ванной, как договаривались, а совсем в другом месте… На улице Учитель усадил девушку в свой «Лексус», подошел к припаркованному рядом черному «Гелендвагену», отдал короткое распоряжение сидевшим в нем парням. Вернувшись, приказал водителю везти их в Барвиху. По дороге он не проронил ни слова. Амага не осмеливалась нарушить его молчание. Учителю было ясно, что Алика приговорил Сергей, но вот нашел ли он в его квартире свитки? Где же ты, Сережа? Что ты задумал, сынок? Учитель прищурил глаза и поджал губы. Ему всегда удавалась игра в шахматы, он любил и умел предвидеть ходы противника, заодно рассчитывая вперед свои собственные. Когда же фигуры по каким-то причинам двигались в непредсказуемом направлении, он испытывал то устрашающее бессилие, что приносит холод с территории смерти. Гибель Сикла и Киры (еще нужно выяснить, что же произошло с ними!), а также незапланированное «воскрешение» Амаги никак не вписывались в четкий план Учителя, и это доводило его до исступления. Исправить первого он уже не мог, но вот изменить второе ему было вполне по силам, к тому же совершенно необходимо. Но не теперь, сначала Амага должна исправить свою ошибку. При очередной мысли о том, что она натворила, Учитель поморщился как от оскомины. Чертова ревнивица! Оказавшись дома, он приказал разжечь камин и позвал Амагу в маленький негостевой зал рядом с библиотекой. Девушка выглядела удрученной, почти несчастной, но ее внешний вид уже не мог обеспокоить бывшего любовника. *** Глава двадцать седьмая …Сергей ясно вспомнил – именно из такого светло-желтого «Пежо» вышла девушка, которую как-то вечером он поджидал у подъезда. Она быстро чмокнула водителя в щеку и шагнула вперед, не дав как следует рассмотреть ни машину, ни ее хозяина. Девушкой этой была… Амага! Сергей попробовал распрямить плечо и улыбнулся, игнорируя боль. Наконец, он знал, где искать! Совпадение исключено: подобные знакомства так просто не водятся – Амага наверняка в курсе, где болван-Алик спрятал свитки. Осталось выяснить – появилась ли она. Сергей не посвящался в планы Учителя и не мог знать, что названная сестра не должна была вернуться из своего опасного путешествия, поэтому уже давно ждал ее возвращения. Звонить приемному отцу Сергей не мог – во-первых, не было сделано дело, а во-вторых, он отчетливо понимал для чего парни из черного «Гелендвагена» охотились за ним: жизнь Кати и без того была подвержена огромному риску. Однако узнать, что Амага в Москве, ему удалось и без помощи Учителя. Сергей уже мчался к ее дому, как вдруг на полдороги его осенило. Неожиданно открывшаяся истина выглядела на удивление просто. Ну конечно! – если бы он мог подпрыгнуть за рулем, то сплясал бы, наверное, целую ламбаду. «Я гений! Гений, гений…» - нараспев выкрикнул он в окно и, развернув машину по встречной полосе, погнал в обратную сторону. Катя Невская не находила места в своем фешенебельном заточении. Вот уже неделю от Сергея не было никаких известий. Она предполагала самое худшее. Каждое утро Катя собиралась нарушить слово и уйти из квартиры, но оставалась до вечера – вдруг он придет именно сегодня. Потом ждала до ночи, до следующего утра... С новым рассветом наваждение усиливалось. Катя не могла думать ни о чем кроме Сергея, любое дело заканчивалось, не успев начаться. Не выдержав, она все-таки позвонила маме, наплела какой-то успокоительной ерунды, но справиться с собственным волнением так и не смогла. И вот, на исходе восьмых суток, когда истерия приняла угрожающие формы, в дверь постучали. Не помня себя от радости, Катя бросилась открывать и вдруг, уже схватившись за ручку, вспомнила о мерах предосторожности, которые принимал Сергей, оставляя ее здесь. Наверняка сейчас он сам должен был открыть дверь ключом. Осторожно прислонившись к косяку, девушка прислушалась. Снаружи что-то шуршало и перешептывалось. Не прошло и минуты, как шепот обратился в различимый, даже громкий приказ: - Открывайте! Катя закусила губы, не зная как поступить. Сергей велел ни в коем случае не обнаруживать себя, но вдруг с ним что-то случилось? Стук повторился. На этот раз совсем несдержанный. - Кто там? – тихо спросила девушка. - Быстрее. Откройте. Мы от Сергея. Невская почувствовала, как больно сжалось сердце. «С ним стряслась беда!» Плохо владея собой, она повернула замок… Все дальнейшее произошло так быстро, что Катя не успела толком понять – зачем двое крепких ребят так стремительно ворвались в квартиру и что они ищут… А несколькими минутами раньше из дома Кати Невской вышел, почти выбежал тот, кто стал причиной ее страданий. Лицо Сергея являло собой дикую смесь опустошения и горечи, классики бы сказали, что лица на нем совсем не было... Сомнений не оставалось – свитки уничтожены. *** Глава двадцать восьмая Сессиль! Ее «не люблю» хохотало так, что сотрясались все внутренности. Семен, морщась, провел ребром ладони по правому боку – словно проверяя, на месте ли органы. Оглушающий хохот раскалывал голову, хотелось вырвать его из себя вместе с ушами, чтобы уже никогда не слышать ничего подобного. Профессор Покровский когда-то вывел формулу, доказывающую, что счастье выпрямляет жизнь, но никогда не пользовался ею в собственных интересах. Теперь он понимал, какую допустил ошибку. Его иллюзорное счастье придало жизненному пути такую прямоту, что, похоже, сократило его вдвое. Боль от услышанного была настолько отчетливо физической, что ученый заподозрил свой организм в грубой насмешке: не маскируется ли душевная травма под банальный аппендицит? Он заставил себя оторвать, наконец, от уха давно замолчавший мобильный телефон и замер в оцепенении. Мысли в голове вконец запутались – словно края бахромы, побывавшей в стиральной машине. Семен не хотел аккуратно отделять одну нить от другой, он решил просто разорвать их. От применения силы внутренняя боль усилилась, но именно так у мужчин принято лечить сердечные недуги. Когда голова немного остыла, Покровский в сотый раз задался вопросом: что ТАКОГО могло произойти с его невестой? Он отчетливо слышал в ее голосе металлическую неприязнь. Да, она, действительно, не любила его в обывательском смысле этого слова. По какой-то одной ей известной причине четыре с лишним года назад эта белокурая красотка соблазнила уже немолодого профессора, вскружила ему голову, заставила потерять покой и мечтать о женитьбе как о манне небесной. Юная студентка действовала как опытная femme fatale: подманивала, сулила невозможные радости, а потом становилась надменно-неприступной. Влюбившийся на свою беду ученый измучился до крайности, и только когда он всерьез решил излечиться от своей болезни, Сессиль вдруг согласилась выйти за него замуж. Сама пришла и сказала: хочу стать твоей женой! С того дня прошло не слишком много времени для столь кардинальных изменений. Да, он немного виноват перед ней, но ведь свадьба сорвалась по форс-мажорным обстоятельствам, должна же она понять! Покровский решил попробовать объясниться с невестой еще раз и трепетной рукой набрал номер ее мобильного... Однако ничего понимать Сессиль не хотела. Совершенно ледяным голосом отчеканила в трубку, чтобы Семен оставил ее в покое и НИКОГДА (это слово она прошипела как одна из гадюк, запертых в стеклянном кубе парижской квартиры) не смел вставать на ее пути! Покровский лишился дара речи. Он отказывался что-либо понимать. Каком еще пути? Когда несостоявшаяся теща сказала, что Сессиль в Москве, он был уверен – она отправилась на его поиски. Однако теперь выходило, что это совсем не так, более того – Семен очевидно мешал своей невесте. Ученый запустил обе пятерни в пушистые волосы и больно сдавил на темени. Что же происходит?! Что она делает в Москве?! А может ей грозит опасность и она просто не хочет втягивать его, оберегает? Голова пошла кругом. Семен понимал – нужно что-то делать, выяснять, спасать ее. Но как? Ведь он даже не знает, где искать. *** Глава двадцать девятая Учитель всегда пренебрежительно относился к террористам, особенно смертникам: если человек не думает о собственной безопасности, он попросту лишен интеллекта, а глупыми людьми Учитель брезговал. Вот и теперь он смотрел на сидящую перед ним девушку и испытывал то же отталкивающее чувство. «А ведь прикажу ей, чтобы она стала пробной мишенью для направленных через кристалл лучей, и не посмеет ослушаться! – подумал он почти с отвращением. – Так чем она отличается от шахидок, взрывающих вместе с собой дома и самолеты? А может, действительно, так от нее и избавиться?» Учитель скользнул взглядом по оливковой коже ног своей воспитанницы, открытых выше колен, и в очередной раз удостоверился, что его это больше не волнует. Он подумал о предстоящем вечером рандеву, и по коже пробежал холодок предвкушения. Заказчик очень долго оставался неизвестным, но это был именно тот человек, о котором Учитель думал все последнее время. Голос с легким акцентом, которого он так ждал и боялся, плавные и в то же время совершенно жесткие интонации… Он не знал, кроме этого ничего, но и этого было вполне достаточно, чтобы… - Так значит кристалл – действительно, орудие убийства? – тихий, но оглушающий вопрос Амаги прервал его мысль. - Что? – недовольно переспросил Учитель. - С помощью кристалла можно взорвать города? Он напрягся. Откуда она знает?! Подслушала? Да нет, Учитель тряхнул головой, исключено. - С чего ты взяла? – его тон уже не пытался скрыть раздражение. - Ты сказал как-то, что нескольких городов будет достаточно. Учитель поджал нижнюю губу. Действительно, еще перед отплытием Амаги на Бермуды он сболтнул лишнее, думал девчонка все равно ничего не поймет, она же никогда не интересовалась его рассказами, слушала в пол уха. Он снова внимательно посмотрел на воспитанницу. В ней однозначно что-то изменилось, не иначе нашелся добрый промыватель мозгов. Амага тоже изучала Учителя и улавливала перемены, но в отличие от него, она точно знала причину их происхождения. А ведь еще так недавно они не успевали надышаться счастьем: его глаза сияли, когда глядели на нее, теперь же там была пугающая пустота. Девушка испугалась: как она могла сказать в нее самое главное? То, что было в сердце, и не только там… Учитель подошел к камину, расшевелил нижние поленья. Пламя вскинулось и зловеще запрыгало у самого лица, отчего оно сделалось похожим на фрагмент портрета, выдернутый красным прожектором. Бросившийся жар отчетливее напомнил о холоде, сковавшем Учителя изнутри – он не мог расслабиться в преддверие важной встречи. - Да, - не оборачиваясь от огня, сказал он, - мы хотим устроить грандиозные зрелища. Выражаясь в духе времени, теракты с использованием материала, неприменяемого никем и никогда. «В конце концов, она все равно умрет, – подумал Учитель, – пусть услышит то, что хочет услышать». - О, Боже! Амага прикрыла рот ладонью и осела на подлокотник высокого кресла. - Почему… почему ты сразу не сказал, зачем тебе нужен этот кристалл? – прошептала она. – Значит… Семен бы прав?.. - Какой еще Семен?! – встрепенулся Учитель. Совершенно недопустимо, чтобы о камне узнали посторонние люди. Амага с досады прикусила язык – как можно было так глупо проболтаться?! От волнения она не могла быстро сообразить, как исправить ситуацию. Нужно было что-то придумать, соврать – немедленно, но мозги шевелились медленно, будто склеенные. - Я, кажется, задал тебе вопрос, - цокнул Учитель и одарил ее одним из тех взглядов, от которых хочется превратиться в улитку. - Это… это… - вранье, при необходимости всегда так ловко выходившее из Амаги, теперь зацепилось за гланды и упрямо не желало сходить с языка. Внутренним наитием Учитель понял, что девушка не сможет сейчас солгать, и ждал. - Это один геолог… профессор… - сумбурно начала она, - спасся с корабля, на котором плыла я… вместе с Сиклом и Кирой… корабль потопила гигантская волна, я еще не успела этого рассказать… Учитель, насупившись, кивнул – мол, продолжай дальше, только по делу. - Он… он спас меня… дважды. Сначала в океане, а потом там, на острове. «Значит вот кого благодарить за «воскрешение» этой стервы» - дернулся про себя Учитель, вслух же выдохнул лишь одно слово: - Профессор… - Только благодаря ему мы все тогда остались живы посреди океана и добрались до острова! – горячо воскликнула Амага. – Если бы не он, у тебя не было бы этого чертового кристалла! Девушка понимала, какой страшной опасности неосторожно подвергла Покровского, и старалась теперь заставить Учителя понять, что его план осуществился только благодаря случайному геологу, которому нет до камня никакого дела. Однако тот был слишком подозрителен, да и вся операция требовала предельной осторожности. - Что он знает о кристалле? Амага вся сжалась, прекрасно осознавая, что ответ на этот вопрос решит судьбу Семена. Учитель сверлил ее пронзительным взглядом. - П-почти ничего, - запнувшись, наконец, соврала девушка. - Почти? - Только то, что мы искали какой-то кристалл. Но нашли его или нет и для чего он нужен – геолог не знает. Правда. Он не проявлял совершенно никакого интереса к нашим делам. - Зачем же он вас спасал? – тон Учителя стал тише и вкрадчивее. - Он же человек… - внутренняя горечь наполнила не только голос Амаги, но и ее глаза. - Ах вот оно что! – хмыкнул смешок. Затем последовала недолгая пауза. - Назови-ка мне фамилию и адрес этого человека. - Зачем? – девушка напряглась. - Да не бойся ты. Чего так всполошилась? Учитель понял – нужно изменить тактику разговора, ненадолго вернуться к прежней манере общения. - Что ты так за него переживаешь? Может, ты мне с ним изменила? А, девочка моя? На короткий миг Амага уловила в его словах прежние, ревниво-ласковые нотки, и поддалась обману. - Нет, конечно, что ты, любимый! Просто… он ведь совсем тут ни при чем, тем более он очень добрый, я же говорю – он спас мне жизнь. - Ну вот! – воскликнул Учитель и, притянув воспитанницу, обнял ее за талию. – Нужно его поблагодарить. Девушка прижалась к обожаемому мужчине, всем телом ощущая аромат его душно-горькой туалетной воды. - Так где он живет? – ласково спросил Учитель, и Амага не расслышала фальши. - Вообще-то он живет в Париже, а в Москве он собирался остановиться в «Балчуге», ему нужно разыскать свою невесту. - Угу, - кивнул Учитель и поцеловал девушку в волосы. - Как его фамилия? - Покровский... Семен Ефремович. - Прекрасно, - он отодвинулся и направился к бару – налить бренди. Сделав несколько глотков, спокойно спросил: - Так где же теперь искать свитки, глупая моя ревнивица? – в его тоне, благодаря стараниям, наконец, разлилась мягкость. - Я действительно не знаю, - Амага округлила черные глаза и захлопала намокшими от избытка чувств ресницами. – Мы условились, что Алик спрячет их в тайнике под кафелем ванной. - Ну-ну… - насмешливые ямочки проступили на гладких щеках Учителя. - Правда! Клянусь не знаю! - она всхлипнула. – Чем хочешь! Этот Алик… - неожиданно девушку ужалила мысль – до того невозможная и странная, что на миг лишила дара речи. Но через минуту, вспомнив кое-что, Амага ясно поняла, что мысль эта просто спасительная… *** Глава тридцатая Москва. Париж. Сан-Франциско. В каждом из этих городов Учитель был по-своему счастлив. В Москве несколько лет, в Париже – месяцев, в Сан-Франциско – недель. Каждая пережитая радость нисколько не зависела от продолжительности, просто кульминации наступали по-разному: томно-растянуто или же сладострастно-ускоренно. Как девочки в северных и южных широтах: одни зреют медленно, постепенно распуская лепесток за лепестком, другие быстро, открываясь сразу всем бутоном. И нельзя сказать – в которых больше прелести… Москва была из первых, северных. Ее щедроты доставались Даньке Васшитову, а затем и Учителю весьма дозировано, но иногда так основательно, что любовь к родному городу затмевала все. Париж и Сан-Франциско одаривали по-южному. Роскошные, сиюминутные подарки заставляли сердце визжать от восторга, а память о них обещала жить до последнего вздоха. И хотя с этими городами Учителя не связывали кровные узы, да и пожить в них довелось совсем недолго (в одном учился по обмену четыре семестра, в другом проходил стажировку), в его душе они заняли лучшие места. Почему именно на эти мегаполисы из всех возможных пал выбор заказчика?! Почему не Питер, не Нью-Йорк, не Токио или Рим, в конце концов?! Ведь для их священного дела это не имеет принципиальной разницы. Все время, пока Учитель добирался до места назначенной встречи – в дорогой ресторан на набережной, он думал над этим единственным вопросом. Знал, что изменить уже ничего нельзя, но сердечная тоска не проходила. «Странно! – удивился он сам себе. – Ведь я буду всемогущ, какое мне дело до каких-то городов?! Тремя больше или меньше, на земле полно прекрасных мест! Все эти привязанности – удел простолюдина, я должен вырвать из себя всякую связь с прошлым!» Он постарался изменить ход мыслей и переключился на Амагу. Как только она отыщет свитки (теперь, после ее озарения, Учитель не сомневался в успехе) необходимо избавиться от этой липучки как можно быстрее. Способ он уже выбрал – превосходный по легкости исполнения и абсолютной иллюзии непричастности! Это будет… Рассуждение оборвал резкий сигнал слева – какой-то навороченный «Хаммер» включил сирену и, подпирая «Лексус» Учителя, пытался соскочить с бордюра на проезжую часть. Не сбавляя скорости, огромная махина плюхнулась на асфальт, проехав так близко, что с треском захлопнулось левое зеркало. Обругав правительственный номер «Хаммера», Учитель уже собирался догнать обидчика, но тут заметил, что он застрял впереди в плотном кольце машин. Однако злорадствовать пришлось недолго – не успев вовремя свернуть в проулок, «Лексус» и сам угодил в длинную пробку. Простояв без движения почти двадцать минут, Учитель начал нервничать – времени до встречи оставалось в обрез, каких-то полчаса… Между тем его уже ждали. Визави специально пришел в ресторан немного раньше – оглядеться, привыкнуть к атмосфере. По его убеждению тот, кто появлялся на важной встрече первым, находился в выигрышном положении. К тому же не мешало выпить немного божеле в одиночестве, расслабить чрезмерное напряжение. Вино закончилось как раз в тот момент, когда к столику, уютно отделенному от общего зала расшитой стразами драпировкой, подошел Учитель. Волна смятения, захлестнувшая его при виде заказчика, обдала сначала горячим, а десять секунд спустя ледяным. Он готовился, ждал, предполагал, но все равно опешил. Знакомый голос с легким акцентом попросил садиться. Учитель хрипло поблагодарил и, откашливаясь от потрясения, сел напротив. То, что он встретит за этим столом женщину, Учитель понял давно, даже позволил себе представить ее, однако фантазии не шли ни в какое сравнение с оригиналом. Она была смазлива, с хорошей фигурой и прекрасными светлыми волосами, но таких красоток на улицах любого города полным-полно. Ничем особенным ее внешность не отличалась, и все же это была совершенно необыкновенная женщина. Учителю хватило нескольких минут, чтобы понять это. Ее взгляд! Ничего подобного он не испытывал никогда. Влажные мутно-зеленые глаза медленно вытягивали душу – до головокружения, какое бывает, если мгновенно выпустить из человека много крови. Глаза Василиска, оторваться от которых невозможно, даже зная об их убийственной силе. Быстрым движением Она облизнула нижнюю губу и, разглядев на шее Учителя два красных пятна, отвела взгляд. - Итак, наконец, мы встретились, - бархатный фальцет очень шел своей обладательнице. - Да, - все еще напряженно улыбнулся Учитель. - Как изволите вас называть? Глупо, если и я стану обращаться к вам, как вы представляетесь. Меня вы ничему научить не сможете, - Она слегка прищурилась и чуть нагнулась вперед. «Интересно, сколько ей лет? – подумал Учитель. – Не больше двадцати трех… или двадцати семи… ну может тридцати пяти… или…» Он понял, что вконец запутается, пытаясь выяснить эту подробность. Сидящая перед ним женщина была из той редкой породы, когда определить ее возраст представлялось совершенно невозможным: то ли это совсем юная студентка, то ли роковая женщина тридцати с небольшим, то ли дама, повидавшая так много, что опыт вообще стер с ее лица информацию о дате рождения. Учитель скользнул восхищенным взглядом по красивому лицу своей собеседницы, пепельным локонам с живым блеском, дрогнувшим от наклона жемчужным сережкам. - Вы меня слышите? – снова повторила Она, и Учитель вздрогнул. - Да-да, конечно, - он сделал небольшую паузу. - Вы можете называть меня Даниэлем. Или Даниилом – как удобно. - Лучше Дани, - Она сделала ударение на последний слог, и только теперь Учитель понял происхождение ее акцента. - Пожалуйста. А вы?.. - О нет! – Она очаровательно улыбнулась, вновь тряхнув жемчужинами. – Позвольте мне остаться для вас Прекрасной Дамой. «Без имени… и, в общем, без судьбы…» - помните эту старую песню? Зовите меня мадам Д. Учитель покорно кивнул. И Она безо всяких предисловий объявила: - Теперь к делу! Кристалл, как я понимаю, у вас? Он утвердительно прикрыл ресницы. - Прекрасно! – гипнотические глаза мадам Д. ярко вспыхнули. – Дайте закурить. Учитель услужливо предложил то, что курил сам – «Давидофф лайтс», Она не отказалась. Затянувшись, выпустила два ажурных колечка, залюбовалась на их медленно расползающиеся контуры. - Как использовать свитки – разобрались? Сможете сами привести кристалл в действие? Воспользовавшись тем, что мадам не смотрит на него, Учитель быстро ответил «да». - Обрисуйте мне в двух словах. Он замешкался, но лишь на мгновение. Когда много лет назад ему удалось расшифровать иероглифические надписи на кольцах и прочесть Текст с описанием свитков, Учитель запомнил каждое слово и теоретически знал все, что нужно было делать. Сами же свитки представляли для него совершенно определенную ценность – не для практического применения, а как гарант уверенности, что никому больше не достанутся. При мысли о том, что они до сих пор не найдены, Учитель ощутил ноющую боль под ложечкой. Однако его лицо не подало и виду, как-никак выдержка была что надо, многолетняя. Он заговорил спокойно, размеренно. - Кристалл необходимо установить в полнолуние на чашеобразной серебряной подставке в самой восточной точке выбранного города… - повисла пауза. - Ну-ну! – снова выпустив кружки дыма, поторопила Она. - Направить его так, чтобы лунные лучи попадали точно в середину камня, на крошечную выемку… - Да не томите же! - Когда энергия саккумулируется, произойдет мощнейший взрыв по всему периметру линии, которую виртуально можно провести через весь мегаполис от той самой восточной точки. От города практически ничего не останется. - Так просто?! – изумилась мадам Д. - Все гениальное, как известно, отличается этим свойством. - А как долго аккумулируется энергия? - В зависимости от того, насколько полной будет луна в назначенные дни. Часов семьдесят – семьдесят пять. - Это… - Она снова прищурилась. – Трое суток. Значит, на подготовку у нас остается меньше четырех дней. Вы нашли эту точку в Москве? - Э-э… почти, - уклонился от прямого ответа Учитель. - Я не хочу сомневаться в ваших возможностях. Он усмехнулся. Очаровательная мадам Д. обладала завидными качествами: твердостью и в то же время отменным чувством юмора. Она вновь заглянула в его зрачки, и Учитель физически ощутил, как прохладным сквозняком из него уходит энергия. Вот уж настоящая Женщина-Вамп, ничего не скажешь. Он с усилием отвернулся. - Я вас не разочарую, - сорвавшись в сиплый шепот, сказал его голос. - Прекрасно. Значит так: сообщение о предстоящем необходимо разместить на известном вам сайте за… - Она вдруг задумалась. – А скажите-ка, возможно ли «выключить» кристалл, или запущенная команда не имеет обратного действия? Учитель почувствовал, что на лбу – по кромке роста волос – выступил холодный пот. Именно этого вопроса он боялся. Главная опасность того, что свитки все еще не найдены, была как раз в том, что они хранят указания – как в течение трех суток, пока установленный кристалл заряжается энергией, можно отменить его разрушительное действие. Конечно, вероятность того, что кто-то может их прочесть (на древнеегипетском-то!) и понять, для чего они нужны – практически равна нулю, но перестраховка еще никому не мешала. Орден Учитель в расчет не брал – ведь ему неизвестно о кристалле. Единственные, кто знает всю правду – Сергей и Амага (Кира с Сиклом уже не в счет). Амага – дело уже решенное, недолго ей осталось. А вот Сергей волновал Учителя куда больше. Хорошо хоть эта журналистка, которую приемный сын для чего-то принялся таскать за собой, уже в его руках. Значит, какая-никакая, а наживка для Сергея есть – теперь попадется на крючок, никуда не денется. Одной проблемой меньше… - Дани! – сердито напомнила о своем вопросе мадам Д. - Да-да, я просто обдумывал такую вероятность. Нет, это совершенно невозможно! - Ну что ж… Значит сообщение в Интернете должно появиться за день до взрыва. И никаких подробностей и требований! Сначала мы покажем – на что способны. Поднимем свою цену, - Она ядовито ухмыльнулась. Учитель поежился. Блестящий неженский ум этой мадам прекрасно сочетался в ней с неженской же агрессией. - Я останусь в Москве до последнего дня, зафрахтую самолет часов за десять до того, как все случится. Вам советую тоже сделать это заранее. А оставшиеся дни вы будете держать меня в курсе всех подробностей. Она отвернулась и сделала подзывающий жест куда-то за блестящую ширму. В мгновение ока возле столика появился услужливый администратор, поставил два маленьких фужера с фирменным аперитивом заведения и вытянулся, готовый принять заказ. Учитель только сейчас понял – за все время разговора их никто не тревожил, видимо мадам заранее об этом побеспокоилась. - Что ж, давайте, наконец, поедим? – ласково предложила Она. – Здесь совершенно дивный суп из мидий с луком и расстегаи – мало мест, где так вкусно кормят… А скоро еще меньше станет, - вздохнула мадам и сочувственно взглянула на администратора, которому совсем не понравилась странная фраза гостьи. «Уж не из налоговой ли эти двое?» - подумал он и помчался на кухню, встревоженный мыслями о собственном устройстве в случае закрытия ресторана. *** Глава тридцать первая Катя Невская окончательно перебралась в Москву недавно – чуть больше пяти лет назад. И каждый день вспоминала родной Питер с большой теплотой. Из столицы он казался таким уютным, каким бывает заношенный до дыр любимый свитер. Однако в Москве определенно были свои прелести. Бешеная суматоха компенсировалась количеством интересных знакомств, а перманентная нехватка времени – беспредельным выбором каких угодно услуг. Работа аналитика в журнале «Эксперт» практически затмила собой все прочие личные радости Невской. «Алик поступил со мной так подло именно потому, что я уделяла ему слишком мало внимания», - Катя долго искала причину отвратительного расставания и, наконец, остановилась на этой. По крайней мере, она легко все объясняла. До встречи с Сергеем девушка искренне желала хотя бы еще раз встретиться с бывшим возлюбленным – пусть лишь для того, чтобы понять свою ошибку. Если бы она могла знать – на какую еще авантюру пойдет Алик, прикрывшись ее добрым именем… То, что вдруг осенило Сергея, пришло в голову Амаги немного позже. Выслушав ее идею, Учитель обрадовался – воспитаннице часто удавалось одним наитием узнать то, над чем другие безрезультатно ломали умные головы. Вдруг и теперь повезет?! Отправляясь на встречу, он снарядил Амагу по нужному адресу. Оказавшись в квартире той, которую так безжалостно вычеркнул из своей жизни несчастный Алик, Амага довольно быстро поняла, что она опоздала: судя по рассказу матери Кати, Антонины Васильевны, Сергей уже побывал здесь. Осталось неясным, каким образом новоиспеченный господин Николаев понял, что в то злополучное утро, когда Алик приезжал менять сумки, этого прохиндея посетила гениальная идея: выкрав свитки из банковского сейфа, спрятать их не у себя, а у Кати дома. Откуда-то Сергей вычислил и то, что у Алика оставался забытый Катей дубликат ключей от ее квартиры. Только одного обладатель бледно-голубых глаз не мог знать никак: в тот момент, когда Алик, крадучись вошел в квартиру Невской, думая, что там никого нет, в дальней спальне притворялся крепко спящим соседский шестилетний пацаненок, которого родители оставили с Катиной мамой до вечера. Уложив мальчика, Антонина Васильевна ненадолго отправилась в магазин, а ровно три минуты спустя Алик вставил ключ в дверной замок. Он действовал быстро, помня о тайнике в бывшей Катиной комнате, и, пряча свитки, конечно же, не смотрел по сторонам. Зато за ним наблюдали две пары любопытных детских глаз, которые вообще-то должны были спать. Сквозь щелку в двери мальчишке было все прекрасно видно. Когда Алик, закончив с тайником, спешно уходил, ребенок спрятался, так и оставшись незамеченным, а затем в точности проделал все то, что подсмотрел. Вынутые свитки не представляли особого интереса, разве только бумага, на которой были нарисованы странные знаки, выглядела необычно: тонкая, шуршащая, вроде тех желтых листиков, на которых бабушка печет в духовке пирог. Ощупав бумажки со всех сторон, пацаненок решил проверить – можно ли и эти сунуть в плиту. Через пять минут он удостоверился, что бабушкины листочки намного лучше, а эти – грош им цена – быстро вспыхнули, даже следа от них почти не осталось… Всей этой грустной истории не могла знать и Амага. Катина мама, думая, что соседский ребенок сжег какие-то важные документы из дочкиного секретера, и, пытаясь скрыть его вину, рассказала явившемуся Сергею (она приняла его за Катиного коллегу, роль которого он уже однажды недурно исполнил), а затем и Амаге одно и то же: бумаги сгорели случайно – замкнула электропроводка. На улицу девушка вышла с тяжелым сердцем. Присела в густо засаженном кустами дворе на скамейку. Рядом копошились дети. Она обвела их тоскующим взглядом – один такой же карапуз нанес сокрушительный удар ее любимому человеку. Амага не представляла – как сообщит Учителю ужасную новость. Неожиданно от грустных мыслей ее оторвал мальчик, отвлекшийся от детской возни. Легонько потянув за рукав, ребенок тихо пролепетал: - Теть, а ты тоже за бумажками желтенькими приходила? - За какими бумажками? – не сразу поняла Амага. - Ну, теми, что я в духовку засунул. Я не хотел… - Постой-ка. А ты откуда знаешь? - Я видел, как вы с тетей Тоней разговаривали. Амага цыкнула. - Подслушивать нехорошо. Так что ты хочешь? - Тому дядьке, с кривым носом, я не сказал. Тебе скажу, - пацан шмыгнул носом. Девушка напряглась – он и Сергея здесь «засек», шпион малолетний. - Что скажешь? - Пятьдесят рублей есть? - Что?! – не поняла Амага. - Что-то, - забурчал мальчик, - информация денег стоит. Или будешь как тот, с кривым носом, жадничать? - Да не буду, - обиделась девушка и полезла в сумку. – А тебе деньги-то зачем? - Не твое дело. Давай! Пацан выхватил купюру из рук Амаги и, быстро спрятав ее в кармане, довольно сообщил: - Там, в стене еще карточка была, я ее себе оставил – во дворе хвастать. - Какая карточка? - Вот эта, - мальчик вытащил из кармана пластиковую платежную карту, чуть загнутую с одного конца. Амага протянула руку, и ребенок загундосил: - Только посмотреть. Насовсем не отдам. - Я ж тебе пятьдесят рублей заплатила?! - Это за информацию, - повторил пацан заученное, явно нравящееся ему слово, - а карточку не дам. - Ладно, ладно, - быстро согласилась Амага, испугавшись, что он может убежать, - только посмотрю. Взяв карточку, девушка сразу увидела надпись, бросавшуюся в глаза. Она была сделана специальным маркером, в правом нижнем углу поверх знака «VISA Electron». Всего два слова: Благовещенский монастырь. Рядом значились инициалы владельца – Борис Штек. *** Глава тридцать вторая Сергей сразу понял – беда. Как только вошел из буйствующего дня в прохладную темноту подъезда. Никогда не отличавшийся развитым предчувствием, он вдруг ощутил внутри себя холодный, липкий страх. Нет, за себя он давно не боялся – наверное, с тех самых пор, как глухой выстрел оборвал жизнь его родного отца, и швырнул их с братом в объятия психически ущербного дяди. С того дня Сергей умел бояться лишь за кого-то: сначала за брата, потом за девочек, которыми усыновитель, вообразивший, будто он УЧИТ своих подопечных, ублажал свою отвратительную похоть. Теперь вот боялся за Катю, непостижимым образом ставшую ему ближе всех на свете. За нее он боялся безумно, не сомневаясь ни секунды, какое решение принял Учитель, как только узнал от своих крепышей о том, что Сергей продолжает поиски не один... Лестничный пролет казался бесконечным – как в плохо снятой, затянувшейся драме, где первые десять ступеней держат зрителя в напряженном ожидании какой-нибудь пакости, а все последующие только усиливают раздражение оттого, что лестница такая непродуманно длинная. Дойдя, наконец, до нужной двери, Сергей внимательно осмотрелся. Следов взлома не было. Выходило одно из двух: либо вдруг проснувшееся предчувствие все-таки перепутало дурной сон с реальностью, либо Катя сама впустила непрошенных гостей. Он прислонился к мягкой обивке и прислушался. Тихо. Достал из правого кармана «беретту», из левого ключ, осторожно вставил его в замок, повернул, практически не издав никакого звука, и заглянул в квартиру. В прихожей оказалось довольно темно. Дневной свет, обычно попадающий в коридор из большого зала, запутался в плотно задернутых жалюзи. Вещи, судя по очертаниям, аккуратно лежали на своих местах. Крепко зажав пистолет в правой руке, Сергей медленно двинулся вперед, стараясь захватывать по возможности больший угол обзора. Утонувший в сумерках зал выглядел бы как обычно, если бы не застрявшая в толстом ворсе ковра Катина заколка, да не вильнувший тут же красный след от губной помады, который из-за плохого освещения можно было и не заметить, не окажись ковер слишком светлого тона. В голове Сергея тут же нарисовалась картина произошедшего: накрутив на кулак шелковые волосы его девушки, какой-то урод тащит ее по полу в другую комнату. Кончик кривого носа злобно дернулся – там, где зал мягким изгибом уходил налево, была дверь в спальню. Сергей оказался возле нее в три быстрых шага, осторожно повернул ручку, держа наготове «беретту» – створки услужливо приоткрылись. Никого. И снова – лишь едва различимые штрихи указывали на то, что в комнате побывали чужие: тонкий пучок рыжих, явно Катиных волос, зацепившийся за угол высокой спинки кровати, небольшой разрыв на шелковом покрывале и сорванная с крючка светло-синяя полоска жалюзи. Фантазия вызывала в Сергее такую ярость, справиться с которой можно было только силой – грубой и неразборчивой, разрывающей Катиных обидчиков на куски. Налившимися кровью глазами он осмотрел третью комнату и кухню, а когда приблизился к ванной, сзади него вдруг что-то хрустнуло. Скорость разворота была мгновенной, но это инстинктивное движение, как выяснилось позже, и сыграло роковую роль. В ту же секунду дверь ванной раскрылась, и на Сергея обрушился удар чудовищной силы. *** Глава тридцать третья - Так что это может означать? – Амага повторила свой вопрос, который вот уже десять минут не удостаивался ответом. Новость о том, что свитки уничтожены, вопреки ожиданиям девушки, не повергла Учителя в шок, он даже не очень-то и расстроился. Бросив странную фразу: «может, и к лучшему», принялся рассматривать платежную карту Штека. Несколько раз хмыкнул, но не сказал ничего вразумительного. Сама Амага совершенно не представляла, что могла означать надпись о монастыре. И во второй раз попыталась спросить об этом Учителя. Наконец, тот отозвался. - Скорее всего, это место, где может находиться какое-то упоминание о свитках. Услышав собственные слова, Учитель вздрогнул. Он знал, что описание свитков можно найти только в «Книге мертвых», и хранится она совсем не в Благовещенском монастыре. Может, Штек имел в виду нечто совсем другое? Возможно даже не связанное со свитками. Но тогда почему эта карточка оказалась вместе с ними в банковском сейфе? Учитель раздраженно выдохнул воздух через ноздри: «ох, Сергей, все было так прекрасно спланировано, почему ты опоздал?!» Ход мыслей нарушил бой старинных часов, быстрым эхом отозвавшийся в дальних углах просторного холла. Двенадцать часов! Наступление нового дня напомнило Учителю о том, как мало осталось времени – почти три дня подготовки, а затем семьдесят часов до первого взрыва! Он прошелся по комнате, задержался возле огромного окна – в пол, за которым мягкая подсветка ночного Кремля причудливыми бликами отражалась в Москва-реке, взял с барной стойки фужер с бренди и, опрокинув его в себя залпом, взглянул на Амагу. Она сидела на краю дивана, задумчиво опустив глаза. На какое-то мгновение Учитель услышал в себе отголосок щемящего восторга ее красотой. Но почти сразу другой голос – с легким акцентом – в полную силу напомнил о своей теперешней монополии. Учитель тряхнул головой: «что ж, свитков больше нет. Амага все сделала, тянуть дальше нельзя. Еще с ученым разбираться: Покровский. Семен Ефремович. Балчуг…» - Мы поедем в этот монастырь? – девушка вдруг нарушила тишину. - Нет никакой необходимости. Я и без свитков знаю, как привести кристалл в действие. Они были нужны лишь как гарант того, что никто не сумеет помешать мне. - В чем помешать? Учитель налил себе еще бренди, выпил и, растянув галстук – он еще не успел переодеться, вернувшись домой после встречи с мадам Д. – устроился на софе. - Я уже говорил тебе про взрывы. Так вот – первый будет как раз в Москве. Через три с небольшим дня я установлю кристалл в одной восточной точке города… - он сделал паузу, разглядывая волну в бурном море на картине Моне. Помолчав с минуту, сказал странную фразу: - Поклонится Спас… Затем вздохнул, отпил еще бренди и продолжил задумчиво: - Примерно через семьдесят часов город взлетит на воздух. Отменить же команду за это время можно единственным способом, воспользовавшись указаниями свитков. Услышав о взрыве, девушка похолодела. - Так ты… - она едва справилась с комом в горле, - ты действительно собираешься сделать это? Я думала… - Мне абсолютно неинтересно, что ты там думала, - раздраженно перебил Учитель, поставив фужер на одну из бархатных подушек, лежавших вдоль софы. Амага поняла, что момент настал, пусть не самый лучший, но другого вообще может не быть. К тому же, вдруг счастливое известие обратит агрессию в противоположное русло? Девушка скрестила пальцы рук и неожиданно громко выдохнула: - У меня будет ребенок! Учитель метнул на нее взгляд, в котором удивление запуталось в непонимании. - У нас, - поправилась Амага. Из открытого окна в повисшую тишину ворвался громкий металлический скрежет – видимо, какой-то лихач в очередной раз налетел на фонарный столб. Учитель поморщился – то ли от неприятного звука, то ли от услышанного. - Не понимаю, - выдавил он одними губами. - Я хотела сказать тебе еще перед отплытием на Бермуды, но тогда все так замоталось… - Не понимаю, - повторил он, - при чем здесь я? - К-как? – опешила девушка. - Прекрати, пожалуйста, свои мыльные оперы. Совсем не к месту! - Я беременна, любимый! – она вдруг подумала, что неясно выразилась. – У нас с тобой будет маленький! Такое сча… - Никого у нас не будет! – резко перебил Учитель. – Прекрати эти сопли! - Я…я… - слезы полились сами, горькие и большие. - Ну… - он поднялся, пытаясь разгладить хмурый пучок складок на переносице. Подошел к девушке, взял ее горячую ладонь в свою. – Сейчас не время, давай об этом после поговорим. Она кинулась к нему, прижалась всем телом – так, что было отчетливо слышно жалкий трепет сердца. Уткнувшись в его белоснежную рубашку, шептала сквозь рыдание: «хорошо, хорошо…» Учитель погладил ее по голове, всем естеством ощущая – пора! - Ну, успокойся, девочка моя! Все будет хорошо! Хочешь воды? Нет, лучше вина! Он усадил Амагу в кресло, подошел к барной стойке. Галерея всевозможных напитков могла усладить самую изысканную причуду. Впрочем, в этот раз не требовалось ничего особенного, под воздействием яда из концентрированного сока египетского желтого стебля любое вино все равно меняло свой вкус. Налив в тонконогий бокал французского бордо пятнадцатилетней выдержки, Учитель незаметно поднес к нему маленький пузырек, который вот уже несколько лет на всякий удобный случай прятался в укромном месте среди бутылок. Вообще-то пяти капель простому человеку было вполне достаточно для относительно быстрой, не самой мучительной смерти. Однако в расчете на не совсем обычный организм девушки, пузырек пришлось опустошить почти на четверть. Теперь следовало подождать минуты три – пока рассосется беловатый налет. Учитель обернулся к Амаге. Она доверчиво смотрела на него, еще всхлипывая, но уже улыбаясь. На сердце потяжелело, но властный фальцет вновь оказался начеку – взметнулся откуда-то из самой глубины души, приказал отвернуться. Одной дополнительной минуты хватило на то, чтобы уничтожить зародившееся сомнение. Натянув полуулыбку, Учитель взял бокал и поднес Амаге. Она заглянула в его глаза, недрогнувшей рукой взяла вино и быстро выпила. *** Глава тридцать четвертая Учитель знал, что спазматические судороги начнутся часов через десять, а за ними не задержится и сама смерть. Наблюдать медленное увядание когда-то любимой воспитанницы он не хотел, тем более, у него было чем заняться. Поэтому довольно скоро девушка, одурманенная невыполнимыми обещаниями, отправилась домой. Всю дорогу Амага мучилась плохими предчувствиями, а несколько часов спустя к психологическому дискомфорту добавился физиологический: сначала поднялась температура и налились кровью глаза, потом появилась тошнота, перешедшая в обильную рвоту. Девушка предположила, что съела что-то несвежее во время одного из перекусов, однако состояние, быстро меняющееся к худшему, навело ее на куда более страшные мысли. Когда возникший озноб стал почти нестерпимым, и закровоточили все слизистые оболочки, Амага решила вызвать «скорую». Откуда она могла знать, что Учитель позаботился обо всем: дежуривший в «03» диспетчер был предупрежден и очень хорошо оплачен, поэтому бригада врачей, которую он «направил» по заранее известному адресу, должна была появиться там не раньше, чем через шесть часов после вызова, когда ничего сделать уже будет нельзя. В ожидании помощи Амага пережила несколько этапов шокового состояния – от истеричной паники до полной апатии, вызванной психологической заторможенностью. Когда вдруг на какой-то момент девушке стало лучше, прекратились рези в животе, и остановилась рвота, она вновь обрела способность ясно мыслить и в очередной раз набрала номер «скорой». Дежурный вновь заверил ее, что врачи на подходе. Амага попыталась взять себя в руки и успокоиться. В этот момент протяжно запищал ее мобильный. С трудом передвигаясь, девушка нашла в коридоре сумку, вытащила телефон и, ответив, услышала в трубке голос Покровского. Все пережитое вместе с этим человеком вдруг проявилось теперь правом реветь и кричать об ужасе, который происходил с ней. Семен испугался не на шутку. Приказав Амаге оставить открытой входную дверь, он помчался к ней… Благодаря какому-то сумасшедшему таксисту (быть может, ошалевшему от предложенной награды за скоростную езду) профессор был на месте через пятнадцать минут. Вбежав в распахнутую настежь дверь, он увидел Амагу, без сознания лежавшую на полу коридора. Пощупав пульс и осмотрев зрачки, Покровский пришел в ужас – ситуация показалась ему критической. Нельзя было терять ни минуты. Непослушными пальцами он набрал номер телефона своего знакомого хирурга Поля Жанри, много лет практиковавшего в Американском госпитале Парижа. Тот ответил почти сразу. Без лишних предисловий Семен попросил дать быстрый совет, описав все симптомы, которые успела сообщить Амага, и ее теперешнее состояние. - Ты знаешь, очень похоже на отравление каким-то ядом, по крайней мере, признаки, о которых ты говоришь… - Что делать, Поль? – нервно прервал Семен размеренную французскую речь. - Я не уверен, mon ami, как я могу давать рекомендации, не видя пациента? - Она может умереть! – взревел профессор, никогда до этого дня не подозревавший в себе способности общаться подобным манером. - Что ж… - замялся хирург. – Я хоть и не токсиколог, но кое в чем разбираюсь. В общем, скорее всего девушка отравлена либо семенами клещевины – это яд рицина, либо кристаллизованным ботулином, либо же диоксином. Скажи, судороги уже начались? Семен взглянул на неподвижное тело Амаги. - Кажется, нет. - Это, конечно, дает нам небольшой шанс, но… – Жанри запыхтел в трубку. – Он ничтожный. Ты знаешь, сколько времени прошло с момента отравления? - Нет. - Медицина, mon ami, еще не умеет творить чудеса. При подобных симптомах смерть наступает в девяносто девяти и девяти процентов случаев. - Но ты же сказал, что шанс есть! – взмолился Покровский. - Пусть самый из ничтожных, но мы должны использовать его! Тем более, у этой девушки совершенно необычный организм, она справляется с дикими нагрузками. Ну же, Поль! Трубка цокнула. - Бьен. Но я тебя предупредил – может ничего не получиться. Значит, так. Все названные мною яды имеют способность разлагаться от ультрафиолета... - И?! - Терпение, друг мой, я и так спешу. Совсем недавно появилось средство, которое еще не прошло всех испытаний, но первые клинические исследования говорят за то, что препарат способен расщепить в организме смертельно опасный рицин. Можно попробовать сделать твоей подруге эту инъекцию. Разработали ее американцы, и я удостоился чести получить парочку пробников. Они, я тебе скажу… - Где я возьму ее в Москве, эту инъекцию?! – Покровский закричал громче прежнего. - Э-э… дай-ка подумать минутку. – Семен услышал, как француз быстро заговорил с кем-то по параллельному телефону, и через пару минут выдохнул ему в ухо: - Я договорился, через три часа ампула будет в Москве. Тебе придется подъехать в аэропорт. - Спасибо! Огромное! Ты не представляешь, что ты сделал для меня, Поль! А девушка, она … выдержит столько времени? - Я же сказал, что ни за что не ручаюсь… - Жанри помедлил. – Но ты говоришь, что у нее какой-то необычный организм… Только следи, за эти три часа может возобновиться рвота. Скорее всего, девушка будет оставаться без сознания, поэтому может захлебнуться. Когда отправишься в аэропорт, оставь ее с кем-нибудь. Если вдруг начнутся судороги – дави на грудную клетку, изо всех сил, постарайся не дать им сбить дыхание. - Спасибо. Ты извини за грубость, я очень нервничаю. - Ерунда, - добродушно вздохнул француз. – Да, о главном-то! Ты должен сделать два укола с разницей в полчаса, каждый раз ровно половину ампулы. Реакция может быть самой неестественной. Если что – сразу звони. Ну все, до скорого. Оставив Амагу с соседкой, которая мило и за небольшую плату согласилась сделать при необходимости все, что требовалось, Семен поехал в Шереметьево. Дорогой он молился о том, чтобы все получилось, и девушка выжила. Несколько раз, когда в кармане рубашки вибрировал мобильный и на дисплее высвечивался номер Амаги, Покровский вздрагивал и лишь потом вспоминал, что сам просил соседку звонить ему каждые двадцать минут и сообщать о состоянии девушки. Рейс, которым прилетал из Парижа самолет частной авиакомпании, немного задерживался из-за грозы. Томясь в ожидании, Семен мерил здание широкими шагами, руки его были плотно сцеплены за спиной, ладони давно вспотели, но разъединить их профессор не мог. Когда на табло, наконец, появилась информация о снижающемся лайнере, Покровский облегченно выдохнул и сразу почувствовал, как нервный спазм сковал затылок и шею. «Все будет хорошо, - не переставал шептать он себе, - все будет хорошо!» Через полчаса он уже мчался обратно, обгоняя машины по встречной и, если не было другого пути – по бордюрам и тротуарам. В кармане лежала ампула с бледно-розовым раствором, которая должна была спасти жизнь Амаге. *** Глава тридцать пятая Как только Учителю доложили, что Сергей наконец-то «попал в ловушку», он тут же поехал по указанному адресу. Как же так, думал он дорогой, знать о человеке все и оказывается – не знать ничего. Выполняя важнейшую миссию, воспитанник посмел обзавестись не только запрещенной интрижкой, но и уютным гнездышком для любовных утех, о котором приемный отец ничего не знал. «Сколько у него может быть тайн? Вдруг кто-то еще знает о кристалле?!» - эти мысли утомительной чесоткой скребли изнутри, заставляя делать мучительный выбор. И он был сделан. Подъехав к нужному подъезду, Учитель уже решил избавиться от Сергея. Однако то, что случилось пятью минутами позже, заставило его передумать. Он только вошел в квартиру, отделанную черной кожей, стеклом и деревом, только увидел на полу коридора связанного и беспамятного Сергея, как во внутреннем кармане совсем некстати ожил мобильный. Учитель слушал говорившего молча, одна маленькая складка, дергавшаяся у рта, выдавала его волнение. Захлопнув крышку телефона, он несколько минут стоял, глядя в стену, затем кивком подозвал одного из своих крепышей, которым удалось вычислить убежище Сергея по Катиному звонку. Понизив голос до сиплого шепота, дал несколько указаний и стал быстро спускаться на улицу. Больше всего на свете Учитель ненавидел хаос. В мыслях, поступках, желаниях. Даже цунами, любил повторять он, имеет свой порядок действия, пусть даже и разрушительный. Теперь, когда этот телефонный звонок превратил досконально вычищенные планы в бардак, Учитель был готов рвать себя на куски. Никогда не выплескивая эмоции при посторонних, он разъедал себя изнутри – основательно, безжалостно. Пока водитель гнал машину в Барвиху, истязания достигли апогея, так что, оставшись, наконец, в одиночестве, Учитель взвыл от внутренней боли. Рык оказался таким громким, что заглушил жалобный звон фужера, яростно брошенного в каминную решетку. - Идиот! – выкрикнул Учитель. – Мулька пистрячая! Можно было подумать, что ругательства сыплются на голову какого-нибудь нерасторопного крепыша, но в этот раз мэтр одаривал ими собственную персону. Новости было две – одна другой хуже. Учителю казалось, что оба плана – с устранением Амаги и Покровского безукоризненны, просты по исполнению и эффективны. Как выяснилось, он просчитался! Трупа в квартире воспитанницы его люди не нашли, профессор же за несколько часов до «визита» выбыл из гостиницы в неизвестном направлении. Как это нужно было понимать, и какие выводы делать, Учитель пока не представлял, что бесило еще сильнее. Если закавыку с геологом как-то можно было объяснить совпадением обстоятельств, то исчезновение практически мертвой Амаги вообще не подлежало никакой логике. То, что она доехала до дома и позвонила оттуда в «скорую» сомнений не вызывало, как и то, что врачи приехали слишком поздно – семь часов спустя. Вполне понятно, что дверь им никто не открыл, и в дежурном листе вызов зафиксировался как ложный. Разве можно было предположить, что больная не впустила медиков вовсе не потому, что трупы не ходят, а как раз оттого, что кто-то приделал этому трупу ноги. Учитель сжал в кулаке второй фужер и, прежде чем швырнуть в камин, увидел, как брызги электрического света рассыпались по рифленой грани и скатились на дно. «А что если и трупа-то никого нет?» - предположил Учитель под звон разбившегося стекла. «Но куда она могла деваться в таком состоянии?» Конечно, непонятное «воскрешение» можно было объяснить особенностями удивительного организма, но доза яда была слишком велика даже для Амаги. За несколько последующих часов Учителю удалось узнать, что с признаками отравления рицином (а именно его содержал египетский желтый стебель) за последние сутки не обращались ни в одну столичную больницу. Выводов из этого, как и прежде, следовало два. А предположений не появилось ни одного. Разве что… Учитель едва было, не метнул третий хрустальный фужер, как вдруг злость выплеснула вместе с желчью каплю надежды – а что если к исчезновению Амаги причастен как раз этот злосчастный геолог?.. Мозг заработал как бешеный, и через несколько минут Учитель уже раздавал команды. Он приказал своим людям продолжать охоту на Покровского – перевернуть всю Москву, но найти его! При самом плохом раскладе еще оставался Сергей… Немного успокоившись, Учитель принял холодный душ, переоделся и, чтобы не терять времени, отправился исследовать место, где предстояло, наконец, родиться его мечте... Предмет, осуществляющий желания, отражал сумеречные отблески проезжающих мимо машин и неоновых рекламных огней. Учитель специально сел на заднее сидение, чтобы водитель не смог увидеть его драгоценности. Холодный кристалл жег раскрытую ладонь – казалось, энергия тысячелетий скопилась в нем в такую плотную массу, что кожа различает ее пульсацию. Учитель перевернул синий камень и поднес неровные грани к губам. Вот он, его талисман, его иконостас! «Сделай так, чтобы все было, как я хочу! Аминь!» Каждый раз, когда Учитель брал кристалл в руки, он боялся, как бы червь сомнения не закрался в его молитву и не прогрыз дыру в его вере. Он запрещал себе абстрагироваться и позволять интеллекту и логике рядового историка Даниила Васшитова рассуждать о невозможных сверхъестественных способностях камня. Слепая уверенность Учителя охранялась от импульсов разума и всевозможных эмоций высокой железной стеной воли и глубоким рвом, наполненным алчностью. Он еще раз поцеловал кристалл, и вдруг на самом деле почувствовал внутри себя необычайную силу – будто только что выпил чудодейственного эликсира из зеленого китайского мха. Нет, все было не зря! И убийство брата (о котором Орден Креста и Розы так и не узнал, полагая, что с Леоном произошел несчастный случай на охоте), и пуля, вонзившаяся в голову Штека (который отнял столько драгоценного времени своим глупым выбором места хранения свитков), и яд, смешавшийся с кровью Амаги… Стоп! Учитель дернулся от вернувшейся неприятной мысли. Он положил кристалл в мягкий замшевый футляр и убрал его во внутренний карман. Взглянув на дорогу, понял, что они уже почти приехали, и приказал водителю остановиться за квартал до места – никому не следовало знать: куда и зачем он отправляется… *** Глава тридцать шестая Сергей плавал в каком-то глубоком котловане. Вода вокруг него – грязная, с масляными разводами, доходила лишь до середины ямы, и выбраться из нее не было никакой возможности. На дне – Сергей точно знал это – лежал пистолет, ему нужно было только нырнуть, чтобы достать его, но разрывающая боль в плече, не позволяла и думать об этом. К тому же сильно щипало в глазах, куда со лба постоянно скатывались какие-то липкие капли. Сергей провел по ним пальцами одной руки, с трудом удерживаясь на плаву другой, и понял, что голова залита кровью. Неожиданно острое лезвие полосонуло по затылку, а руки и ноги потянуло сильной судорогой… Он дернулся, открыл глаза и тут же получил под дых тупым носком грязного кроссовка. - Смотри-ка, кто у нас очнулся! Сергей перевел дыхание, сплюнул и сквозь головокружение увидел себя – связанного и избитого на холодном кафельном полу собственной квартиры и свесившегося сверху верзилу с огромными кулаками. - Ну, как самочувствие? – от его широкой ухмылки пахнуло луком. Сергей поморщился и попробовал выгнуть туловище. - Вижу, что хорошо, - резюмировал крепыш, и занес ногу. Кроссовок вновь заставил тело Сергея распластаться по кафелю. – Двигаться теперь будешь только по команде. Понял? - Чего ты хочешь? – тихо спросил Сергей. Запекшаяся кровь больно стягивала разорванные уголки рта. - Не я, - смышленый верзила сразу расставлял акценты. – Учитель. - Я так и думал. - Вот и молодец. Будешь вести себя правильно, все будет хорошо. - Могу я подняться? - Если без лишней дерготни, развяжу ноги. Вздумаешь шутить – с моим кулаком ты уже знаком. Под сиплый хохот перед бледно-голубыми глазами увесистая пятерня сжалась в чугунную наковальню. Сергей кивнул, и в следующую секунду рывок перевел его в положение сидя. Оказавшись на краю ванной, он не успел заметить, как тугая веревка освободила затекшие щиколотки. Быстроте и легкости движений верзилы мог позавидовать любой гимнаст. От слишком резкого подъема кровь ударила в голову, и Сергей качнулся, потеряв равновесие. - Тихо, братан, сидеть, - крепыш поддержал его за плечо. Выпрямившись, Сергей вновь ощутил ноющую боль от еще незажившей раны в плече. Сделал несколько глубоких вдохов и, потянув шею, краем глаза увидел себя в большом зеркале. Среди отражений флаконов, щеток и полотенец его лицо висело в нем бесформенной жухлой грушей, которую изрядно размяли для больных зубов и забыли съесть. Кривой нос, казалось, еще сильнее съехал вправо. Сергей отвернулся и заглянул в довольные глаза своего пленителя. - Где Катя? – гортанно спросил он, потирая связанные руки затекшими пальцами. Пухлые губы верзилы разъехались в ухмылке. - Она у тебя классная девчонка! Что за попка! - Где она?! – Сергей дернул желваками, ноздри раздулись сами собой. - Ой, какой Отелло! Только в твоем положении не советую изображать ревнивца. Вопросы тут я буду задавать. Вот первый – куда девалась Амага? - Откуда мне знать? – раздраженно дернул плечом Сергей, пытаясь унять бешенство. – Я за ней не следил. Я выполнял свое задание, и Учителю об этом прекрасно известно. - Ты не скалься. Говори по существу, - верзила включил холодную воду и, намочив ручищи, провел ими по вспотевшему лбу. – Допустим, ты не врешь, - он повернулся к Сергею и стряхнул несколько капель ему на лицо. – Тогда тебе придется найти ее. А заодно и некоего Семена Покровского, который, вероятно, скрывает ее. Учителю нужны их жизни. Ты понимаешь… - громила многозначительно умолк. - Что она ему сделала, ведь он… - Сергей запнулся, не зная как назвать то, что происходило между приемным отцом и названной сестрой. - Это не наше дело. Выполнишь работу – получишь назад свою девку. Ясно? Мучительный страх за Катю вновь напомнил о себе ознобом. - Она… с ней хотя бы все в порядке? - В порядке, в порядке, - осклабился здоровяк. – Пока. Но запомни – если в течение трех дней ты не представишь Учителю доказательств того, что они оба мертвы, твоя подстилка умрет самой мучительной смертью. За тобой, как ты понимаешь, тоже дело не станет. Как и где ты их будешь искать – никого не волнует. А в качестве бонуса, несмотря на твое свинство, Учитель велел сообщить тебе наводку – возможно Амага отправится в Благовещенский монастырь. *** Глава тридцать седьмая Амага пристраивалась к своей любви так, как некоторые поганки притворяются съедобными и румяными, лишь бы попасть в чей-нибудь желудок. Она могла быть кем угодно, чтобы понравиться Учителю. Она могла убивать и умирать сама, если он желал. Однако смерть представлялась ей совсем не такой, какой та явилась на самом деле. И уж никак не посланной из Его рук… Она стояла перед кроватью точно такая, какой ее представляют живые – высокая, бледная, с пустыми глазницами. Оттуда, из этих темных дыр, вился легкий дымок, и Амага читала выплывающие из него цифры: 5… 6… 1…9… Когда она увидела еще две, страшное потрясение сдавило голову – это же… день, месяц и год ее рождения! Смерть придвинулась ближе – в расползающемся дымкой сероватом кольце девушка разглядела другой набор чисел и поняла, что теперь перед ней ее последняя дата. Смерть хихикнула и спросила красивым грудным голосом: - Что, боишься умирать? - А это обязательно нужно делать сегодня? – грустно спросила Амага закрытым ртом, однако странная способность почему-то не удивила ее. - Вообще-то, - задумалась Смерть, - я этого пока не хотела, но видишь – твой талон уже готов. Она сунула в черную глазницу костлявую кисть и вытащила оттуда выложенное цифрами облако. - Осталось только пробить его. Амага взглянула на свой приговор, и ей так отчаянно захотелось жить, что сама Смерть разжалобилась. - Хорошо, дам тебе один шанс. Сумеешь на счет три сама выбраться – твоя взяла, а нет – моя власть. Раз… Амага зажмурилась и набрала полные легкие воздуха. - Два… Кровь тугой струей ударила в голову. - Три! Девушка почувствовала, как костлявая кисть сжала ее горло и с силой потянула на себя. Дышать стало нечем, Амага закашлялась и… очнулась. Вытянув шею, она хотела разглядеть что-нибудь вокруг себя, но головокружение тут же снова опрокинуло ее на подушку. Закрыв глаза, Амага пыталась восстановить дыхание и подавить тошноту. «Что происходит? Что со мной?» Память немилосердно вернула девушку в пережитый ужас. Холодная испарина, несмотря на усилие воли, выступила на висках. Амага с силой вонзила длинные ногти в ладони, чтобы болью отогнать страх, и в этот момент почувствовала теплое прикосновение. Она судорожно дернула ресницы наверх и увидела улыбающееся лицо Семена. Если бы она действительно знала настоящее счастье, то назвала бы им то, что испытала в эту минуту. Превозмогая слабость, девушка кинулась Покровскому на шею и долго не выпускала его из своих некрепких объятий. - Все уже хорошо! Все прошло… - шептал он, гладя ее волосы. Когда Амага, наконец, попыталась заговорить, ей показалось, что язык распух и, увеличился в размерах, по крайней мере, втрое. Первое сказанное слово она и сама не разобрала. Семен заботливо объяснил, что это всего лишь одно из последствий болезни и очень скоро от него не останется и воспоминания. Несмотря на слезные протесты Амаги, он напоил ее горячим молоком и снова заставил уснуть. На этот раз сон Амаги не был тревожным. Она не мучилась никакими видениями и проспала больше десяти часов. За это время Семен, успокоенный безопасностью ее состояния, провел много важных дел и переговоров. Он соблюдал все правила строжайшей предосторожности, отлично понимая, что тот, кто пытался отравить Амагу, доведен ее странным исчезновением до крайней степени раздражения. В том, что это был Учитель, Покровский практически не сомневался. И теперь делом чести было уберечь девушку от его вездесущих щупалец. Вычислить съемную квартиру, в которую профессор перевез еще бесчувственную Амагу, представлялось нереальным, но все же оставаться долго в ней было нельзя. Безутешная печаль о личном несчастье на короткое время уступила место в душе Семена неистовой борьбе за жизнь Амаги. Как раз в разгар активных поисков возможных мест укрытия она и проснулась. Ей было намного лучше – сквозь бледную припухлость щек даже пробился едва заметный румянец. Отек гортани и языка тоже спал, и девушка могла говорить. Предваряя вопросы, Покровский сразу рассказал Амаге о том, что случилось, как ему удалось спасти ее и где она находится. О своем подозрении он решил промолчать, но она, конечно, спросила: - Кто хотел убить меня, Сема? Увидев слезы, заблестевшие в ее глазах, профессор не стал причинять ей невыносимой боли. - Не знаю… - он отвернулся. - Боже, что происходит?! Что же делать? Я должна немедленно сообщить Учителю. Когда я уехала от него, то ни с кем не виделась, сразу отправилась домой. Как же можно было меня отравить? Несдержанный стон вырвался из груди профессора. - Пока я могу однозначно сказать только одно – тебе нужно спрятаться на какое-то время, и никто… слышишь? – Покровский со значением посмотрел на Амагу. – Никто не должен знать – где ты находишься? - И… где же я буду находиться? – растерянно спросила она. - Я как раз занимаюсь этим вопросом. Скорее всего… - Подожди! – Амага вдруг перебила его. – Я ведь не сказала тебе самого главного! Я совсем забыла! С этой… ну со всем этим… - девушка разнервничалась. - Давай обо всем потом, когда я спрячу тебя хорошенько, и ты поправишься… - Ты не понимаешь! – в сердцах выкрикнул она, оттолкнув протянутые руки Семена, - ничего не знаешь! Я ведь не успела рассказать! - Послушай… - он вновь попробовал призвать ее к благоразумию. - Нет, это ты послушай! – Амага уже нашла в себе силы на крик. – Во-первых, тебе нужно уехать со мной – Учитель в курсе, что ты помогал мне и знаешь о кристалле. А во-вторых… - девушка перевела дух, - он признался, что на самом деле этот дурацкий кристалл нужен ему для организации чудовищных взрывов! Покровский остолбенел. У него не возникло ни малейшего сомнения в том, что Амага сказала правду и более того – что намерения Учителя еще ужаснее, чем она представляет. Профессор сделал несколько пружинистых шагов и тяжело опустился на стул, обхватив руками голову. - Ну что ты молчишь?! – в исступлении воскликнула Амага и закашлялась. – Ты… ты слышал? - Успокойся, - выдавил он, - тебе не нужно так волноваться. - Да какое к черту… - спазм оборвал слова. Откашливаясь, девушка с мольбой глядела на Покровского. Он один, казалось ей, мог уберечь ее любимый город. Семен поднялся, шаркнув облезлой ножкой стула. - Пойдем на кухню, я сделаю тебе молоко с каплями. Несколько минут спустя, когда кашель прекратился, профессор укрыл Амагу теплым пледом, найденным в покосившемся шкафу единственной комнаты, сделал себе несладкий кофе и, сев напротив девушки, начал расспросы. Она рассказала Покровскому все, о чем, рассчитывая на скорую ликвидацию приемной дочери, сообщил ей Учитель. Слушая, Семен несколько раз менялся в лице. Когда Амага замолчала, он с каким-то сожалением оглядел ее опухшее лицо и выдохнул: - Нам придется остановить его. Больше некому. Прятаться будем потом. - Как ты себе это представляешь? - Он же сказал тебе, что предотвратить взрыв можно только с помощью свитков! - Да, но про свитки я тебе тоже все рассказала. - Я помню, помню… Семен сделал глоток все еще нетронутого кофе и скривился – тот давно остыл и казался совершенно безвкусным. Поднявшись, профессор снова поставил разогревать чайник и на этот раз достал сахар. - Но ты сказала и о том, что сохранились точные описания этих самых свитков. Вот их мы и должны найти. А пока… Покровский вынул из кармана своего пиджака блокнот и развернул в нем складную карту Москвы. - Еще раз скажи – что там за восточная точка. *** Глава тридцать восьмая Испанская серенада зазвучала как раз в тот момент, когда Учитель уже выходил на улицу. Он нашел место, в котором следовало установить кристалл, и остался доволен осмотром – все оказалось в точности так, как он и ожидал. Здесь было не только основное, но и косвенное, однако очень важное, преимущество – даже при самом плохом раскладе никто не смог бы догадаться, где черпает энергию Кристалл атлантов. Выемка в стене, сама стена, да и здание, в котором она находилась – все словно благоволило великому замыслу. Учитель вытащил звонящий телефон, несколько секунд молча смотрел на светящуюся панель – ему даже показалось, будто сквозь металл и пластмассу струится запах пьяных духов мадам Д., потом нажал кнопку, и его голос, отвечающий на приветствие, благоговейно дрогнул. Она же сразу высказала недовольство. - Я уже звонила вам, зачем вы отключаете телефон?! - У меня было э-э… неотложное дело, - соврал Учитель, вспомнив о приступе ярости. - Я полагаю, что ради нашего дела, все остальные можно не только отложить, но и вообще стереть из памяти, - жестко отчеканила прекрасная визави. – Никогда больше не делайте этого! - Да, - ответил он несвойственным тоном смиренного послушника. - Итак, как идут приготовления? Я хочу знать все в мельчайших деталях. «Что ж», - Учитель вдруг решился сказать ей про Амагу. - Возникли некоторые проблемы, - он сделал паузу, вслушиваясь в дыхание мадам Д. - …Моя воспитанница, которая добыла кристалл, исчезла совершенно непонятным образом. К тому же, она сделала огромную глупость – рассказала о кристалле случайному геологу, спасшему ей жизнь в океане. В трубке послышался глубокий вздох. - Как много она знала? - Технически почти ничего. - Чего конкретно вы опасаетесь? - Она может привлечь ненужное внимание даже тем, что знает. - А реально помешать нам? - О, нет, - снова солгал он, - нет, не беспокойтесь. Мадам опять вздохнула – то ли волнуясь, то ли злясь. - Но лишнее внимание нам пока совершенно ни к чему. - Я уже принял меры. - А этот геолог? - Относительно него тоже. - Вы полагаете, он замешан в ее исчезновении? Учитель не стал объяснять, что полумертвой Амаге вряд ли самой удалось бы куда-то деться. Он предпочел ответить неосведомленностью. - И что же, - не унималось любопытство красавицы, - геолога нельзя установить? Вы знаете его имя? - Я все знаю. Он не живет в Москве, а из гостиницы ему удалось выехать за несколько минут до того, как туда пришли мои люди. Но они продолжают поиск, думаю, что профессору Покровскому далеко от нас уйти не удастся. - Как вы сказали? Учителю показалось, что голос мадам Д. слегка дрогнул. - Что уйти ему не удастся. - Да нет, его имя. Вы сказали – Покровский? - Не волнуйтесь, я уверен, что не пройдет и суток, как мы найдем их обоих. Вы слышите? Ответом Учителю стали короткие гудки. *** Глава тридцать девятая - Ты знаешь, что Северо-Восточный округ – самая густонаселенная часть Москвы? – вздохнув, спросил Семен, не отрываясь от карты. - И что? - Да то, что эту твою точку мы можем искать всю жизнь – в Перово, Выхино или Новогиреево… - Она такая же моя, как и твоя! – обиделась Амага. – Чего это ты на меня взъелся? - Да не взъедался я. Просто все слишком серьезно, понимаешь? Ну, напрягись, может, этот Учитель еще что-то сказал? Показавшееся тебе неважным или второстепенным? - Ничего он больше не говорил. - Вспомни! Дословно, еще раз! - Пожалуйста, - Амага недовольно фыркнула, словно ее недооценивали. – Он сказал: «Первый взрыв будет в Москве. Через три дня я установлю кристалл в одной восточной точке города. Примерно через семьдесят часов он взлетит на воздух. Отменить команду за это время можно единственным способом, воспользовавшись указаниями свитков». - Все? - Да, - кивнула Амага и вдруг вспомнила то, что ускользнуло от нее тогда из-за шока, который она испытала, узнав об истинных планах Учителя. – Нет… Стой! Сема, я такая дура, он произнес еще одну странную фразу: - Поклонится Спас… - Что? Какой Спас? - Не знаю, - она растерянно пожала плечами. – Ты думаешь, это важно? - Тут может быть важна любая запятая. Покровский поднялся из-за кухонного стола, за которым они сидели вот уже третий час, налил себе очередную чашку крепкого кофе и уставился в окно, насыпая сахар. - Черт! – дернулся он через минуту, попробовав напиток. - Что, придумал?! – прыгнула на стуле Амага. - Сахару пересыпал. Он вылил чашку в раковину и рассеянно повторил всю процедуру сначала. На этот раз на пол рассыпался кофе. - Заставь дурака поклониться… - насмешливо скривилась девушка, но продолжить не успела из-за дикого возгласа. - Как ты сказала?! - Да ладно, Сем, я же просто… так… - Амага растерялась, не предполагая, что профессор может так отреагировать на глупую шутку. - Нет-нет, ты сказала – поклониться? Ну конечно! Умничка! Он кинулся к девушке и, обняв ее, закружил по малогабаритной кухне вместе со стулом. - Да что такое-то? Сема, ну? Пусти. Покровский поставил табурет с Амагой на место и подарил ей улыбку кроссвордиста, занесенного в Книгу рекордов Гиннеса. - Знаешь, какой монастырь в Москве самый восточный? – сияя, спросил он. - Нет, а что? - А то! Поклонится Спас! Все же ясно, как день! - Видимо, у меня в голове пожизненная ночь, - насупившись, буркнула Амага, но профессора ничуть не смутил ее тон. - Это Спасо-Андроников монастырь возле одной из Поклонных гор! Прекрасный выбор! – радостно выпалил Покровский, будто речь шла о замке для проведения торжеств. - Одно из древнейших сооружений Москвы. В XIV-XVII веках этот монастырь был центром переписки книг. В его интерьере, представь себе, сохранились фрагменты фресок Андрея Рублева и Даниила Черного! - По-моему, - продолжала дуться Амага, - ты неправильно выбрал специальность, тебе бы экскурсоводом исторических памятников работать. - Еще не поздно устроиться, - Семен старался рассмешить ее. – Кофе будешь? - Буду чай с лимоном. Только объясни мне – как в этом прекрасном монастыре мы будем искать кристалл? - Об этом я еще не подумал, но у нас есть время – ведь твой Учитель установит кристалл только через три дня. Семен поставил перед девушкой дымящуюся чашку с густым запахом свежевыжатого лимонного сока и сел напротив. Лицо его вдруг утратило напускную веселость. - За это время мы должны найти описания свитков, чтобы понять, как обезвредить кристалл. Все равно помешать Учителю установить его мы, по всей вероятности, не сможем. - Интересно, как мы будем это делать? - Ты же сама сказала – Благовещенский монастырь! - Ты думаешь… Ой! - Амага обожглась горячим чаем, представив их путешествие, взвизгнула и потом минуты две скребла зубами красный язык. В этот момент в пиджаке Семена послышался приглушенный звонок мобильного. Он вскочил, едва не опрокинув на Амагу оставшийся в ее чашке чай, и выбежал в коридор. Пока вытаскивал телефон из внутреннего кармана, сердце стучалось как бешеное, будто умело предчувствовать. Услышав в трубке голос Сессиль, Покровский ощутил, как сердечная дробь разрывает легкие. Она позвонила! Боже! Она передумала! Сессиль так и сказала: - J’ai change d’avis (Я передумала). Нам нужно встретиться. Где ты находишься? Покровский вмиг забыл обо всех предосторожностях, о возможной прослушке телефонов и сразу назвал адрес. - Хорошо, никуда не уходи, - небрежно бросила Сессиль и сразу отключилась. Ни прощания, ни поцелуя. Однако Семен был слишком впечатлен, чтобы отреагировать на ее сухость. - Кто это? – хмуро спросила Амага, с огромным изумлением услышавшая, как профессор, настоявший на полной конспиративности, сам раскрыл кому-то их убежище. - Любимая, - коротко ответил Покровский и почувствовал, как на шее проступило красное пятно. - Ясно, - вздохнула Амага. – Так что, в монастырь мы теперь не едем? Пусть все взрывается к чертовой матери? Девушка вдруг отчетливо различила в своем злобном тоне ревность к неизвестной, которую Семен так трепетно назвал «любимой». От этого она разозлилась еще сильнее. - Конечно! У профессора тут личная жизнь налаживается, теперь не до спасения человечества? Да, профессор?! Семен удивленно взглянул на Амагу. - Что с тобой? - А с тобой? – выкрикнула она почти в ярости. - Разве я сказал, что все отменяется? Конечно, мы едем! Сразу, как только я увижусь с Сессиль. Однако увиделся профессор совсем не с ней. Он и представить себе не мог, что спустя полчаса после их разговора, к дому, в котором он снял квартиру, подъедет черный «Гелендваген»… *** Глава сороковая Если бы у Покровского была возможность взглянуть на все происходящее со стороны, он непременно подумал бы, что оказался на съемках второразрядного российского боевика с не слишком затратным бюджетом и потому – не лучшими актерами. Исполнители и вправду не выдерживали никакой актерской этики – действовали грубо, топорно, совсем не заботясь об антураже. Выбитая дверь громко стукнулась о пол, впустив в квартиру двоих толстошеих парней. Покровский увидел их первым. Пожалуй, такой же мгновенной реакцией он мог похвастаться лишь однажды – когда Сессиль перегнулась за край лодки и едва не упала в воду Женевского озера. За одну секунду Семен успел тогда подхватить ее и восстановить равновесие суденышка. Вот и теперь он кинулся к старой, но еще весьма крепкой кухонной двери и щелкнул замком еще до того, как ворвавшиеся бандиты оценили обстановку. В следующую секунду он уже распахнул настежь окно и взобрался на подоконник. Амаге не нужно было ничего объяснять, она тут же оказалась рядом с Семеном и ловко прыгнула вслед за ним. Само провидение выбрало за Покровского из целой вереницы привокзальных старушек именно ту, которая сдавала квартиру на первом этаже. Будто знало, какую судьбоносную роль сыграет этот факт в его жизни! Оказавшись на земле, Семен с Амагой пустились бежать со всех ног. Раскинувшийся день не очень располагал к разным скрытным приемам, и удирать приходилось, что называется, на виду у изумленной публики. Однако любопытствующие быстро пропали – как только из облупленного подъезда выскочили двое парней с толстыми шеями и, не глядя по сторонам, открыли беспорядочный огонь в спины убегавшей парочки. Пригибаясь, Семен схватил Амагу за руку и резко свернул в открывшуюся перед ними густо заросшую аллею. Здесь можно было выиграть у преследователей какое-то время. Однако практически сразу профессор понял, что сделал плохой выбор – в кустах играли дети. Выстрелы слышались совсем близко. Выругавшись на бегу, Семен потянул Амагу в сторону домов, отгородившихся от аллеи, но тут девушка рывком дернула его на себя. Сделав три неуклюжих прыжка, он понял, куда направлялась Амага – всего в нескольких метрах, прямо посреди аллеи пожилой нарушитель дорожных правил осторожно выбирался из небрежно запаркованных жигулей. Зоркий профессорский глаз даже успел заметить, что ключ еще оставался в замке зажигания… Оставлять водителя под шквалом пуль Семен счел недопустимым, поэтому грубо и быстро запихнул его обратно в машину и, протолкнув подальше, уселся за руль. В ту же секунду Амага хлопнула задней дверцей и, схватив пытавшегося возмущаться автовладельца за жидкие волосы, зашипела ему в самое ухо: - Сидеть молча, не дергаться! Пристрелю! Для достоверности ткнула ему в спину два соединенных пальца. Тот сразу замолчал и осел глубоко в кресле, вдыхая запах жженой резины, который источал его давно немолодой автомобиль, рванувший с места с несвойственной ему скоростью. Вдогонку полетело несколько пуль, одна из них противным скрежетом вонзилась в багажник. Безжалостно перебросив машину через арык, Семен погнал ее из дворов и довольно быстро оказался на односторонней улице. Погони не было видно, но расслабления это не давало. На предельной возможности жигули пронеслись несколько кварталов и влились в плотный поток МКАД, где образовалась длинная пробка. Воспользовавшись вынужденной заминкой, Покровский сдавленно извинился перед испуганным владельцем машины, сунул в его холодную пятерню пару крупных банкнот и сказал, что они выходят… Пробежав несколько десятков метров, Семен и Амага решили некоторое время отсидеться в попавшемся на пути кафе. Устроившись за самым дальним столиком, они заказали водки и почти час молча пили, стараясь прийти в себя. Когда напряжение немного спало, Покровский принялся обдумывать их дальнейшие действия. Во-первых, они собирались отправиться на поиски свитков, во-вторых, в Москве оставаться было теперь весьма опасно. В какой-то момент его вдруг прожгла ужасная мысль – Сессиль! Она же обещала приехать в эту квартиру! А вдруг головорезы Учителя (в том, что это были именно они, профессор не сомневался) окажутся там, когда она… О, Боже! От страшного предположения Семен подпрыгнул на стуле, будто от неожиданного укола. Лицо его сжалось гармошкой, превратив веснушки в ржавые складки. - Что еще? – надрывно спросила Амага, тоже скривившись. - Сессиль! Она ведь должна туда приехать… - Так позвони ей. - Номер… ее номер записан в мобильном, который остался там, на этой чертовой кухне. Амага вздрогнула при упоминании жуткой сцены. - Ничего с ней не случится, - девушка постаралась вложить в голос как можно больше уверенности. – Давай пока о себе подумаем, я полагаю, мы сейчас в гораздо худшем положении. Семен кивнул и молча долил себе из графина с водкой. - Мне нужно немного времени, - сказал он, выпив полную рюмку, и направился к барной стойке. Амага наблюдала за тем, как Покровский общался с официанткой, затем долго разглядывал принесенные ею карту и телефонный справочник, делал какие-то пометки, потом звонил и раскланивался в любезностях. - Все, теперь идем, - быстро сказал он, вернувшись к столику, - только осторожно! Когда они вышли из кафе, день уже торопился кончиться. Остановив первое попавшееся такси, Семен с Амагой забрались на заднее сидение и всю дорогу опасливо глядели по сторонам. Не прошло и часа, как сумерки – будто взбитые с какао сливки – мягкой пеной свесились на город, а когда такси, наконец, подъехало к аэропорту «Домодедово», загустели совсем. Оказавшись внутри светящегося здания, выбившаяся из сил Амага выдохнула, почувствовав себя в относительной безопасности. Семен тоже перевел дух. Оставалось только купить билеты и как можно быстрее сесть в самолет. Неожиданно девушка поняла, что до сих пор не имеет ни малейшего понятия – куда же, собственно, им нужно лететь. Она взглянула на Покровского. Сосредоточенность на его лице смешалась с испугом и душевной тоской, однако шагал он твердо и, похоже, знал – куда. Амага решилась спросить его только после того, как он переговорил с администратором одного из авиаперевозчиков. - Сема, получается? Мы летим? - Да, - устало кивнул он. - А куда? - В Нижневартовск. - Там… – девушка оглянулась и понизила голос, - и есть наш монастырь? - Да… – профессор тоже посмотрел по сторонам и перешел на полушепот. - Я узнал, что Благовещенский монастырь находится в Сибири. Немногочисленные пассажиры рейса Москва-Нижневартовск не могли знать, что от сидящих в пятом ряду лайнера мужчины и девушки зависят миллионы жизней. Они и сами не до конца осознавали всю важность миссии, добровольно взятой ими в свои руки – предстоящее выглядело еще слишком туманно. Пережив столько потрясений, они были готовы идти дальше – так далеко, как это потребуется. И теперь, глядя из иллюминатора на удаляющиеся огни мегаполиса, они думали только об одном – скорее бы приземлиться. У них оставалось всего три дня! ЧАСТЬ ВТОРАЯ Глава первая Большая капля с шумом плюхнулась на узконосый ботинок профессора Покровского. Он поднял голову и увидел в расщелину многосотлетней монастырской крыши кусок сумрачного неба. Вправо и влево от дыры в куполе расходились огромные трещины, уродующие древние фрески. Россия давно вышла из пролетарско-атеистического маразма, но чести полной реставрации все еще удостаивались монастыри близ крупных городов, такие же, как этот – в глухой сибирской деревушке с трогательным названием Тунгуска (в честь вихлявой речки в здешних местах) – полностью содержались за счет братии. Встретившись несколько часов назад с настоятелем – почтенным отцом Георгием – Покровский сразу внес существенное пожертвование на ремонт. Обрадованный священнослужитель даже не подумал удивляться странной просьбе, и сам проводил своих необычных посетителей в сырой скрипториум – древнее хранилище рукописных книг, оставив их наедине с громадами старых стеллажей. Теперь Семен стоял возле одного из них, с тоской глядя на гниющие бесценные рукописи, пережившие войны и забвение, чтобы погибнуть от банальной сырости. - Что мы должны найти, ты имеешь хоть какое-то представление? - крикнула Амага с противоположной стороны. Покровский оторвал себя от грустных мыслей – слишком важным делом они были заняты, и дело это не позволяло терять ни минуты. - Нечто, дающее представление о том, где находятся свитки. - Очень остроумно, - хмыкнула Амага, - спасибо, что сказал, а то я бы искала поваренную книгу. - Ну не злись, - улыбнулся ей Семен, - я пошутил. Ищи рукописи времен Платона. Ключевое слово – меркаба. - Что это еще за абра-кадабра? - Не кадабра, а меркаба. Так атланты называли кристалл. - Ясно. Только боюсь, мы застрянем здесь недели на три, - Амага обвела тоскующим взглядом бумажные горы. - Поверь мне – здесь полным-полно рукописей, не имеющих к нам никакого отношения. Давай так: я – правый ряд, ты – левый. - Левый ряд – моя специализация, - хихикнула девушка и сразу принялась за дело. Не прошло и пяти минут, как она, запыхавшись, подбежала к профессору. - Сема, гляди – твой Платон. Сохранился, так сказать, в чистом виде, без переводов. Ты древнегреческий-то знаешь? Покровский посмотрел на обложку ветхой рукописи. Язык, на котором было начертано почти стертое временем название, был, конечно, незнаком Семену, но он сразу понял, что держит в руках один из самых известных трудов древнего философа - «Диалоги». - Все, о чем здесь успел сообщить любезный Платон – это то, что атланты «сами навлекли на себя беду». Но его рассказ не раскрывает нам главного – тайны трагедии. Так что ищем дальше. Амага послушно вернулась к своему стеллажу и, аккуратно поставив рукопись на место, продолжила исследование корешков. Во второй раз она позвала профессора только через час. - А Юлий Цезарь нам не поможет? Тут его «Записки о Галльской войне» даже переведены на русский в тысяча восемьсот каком-то, не видно каком году. - Что там? – не отрываясь от какой-то истрепанной книжки, спросил Покровский. Амага сдула нависший на глаза черный локон и быстро пролистала несколько страниц. - Он описывает рассказ жреца-друида о предках галлов, пришедших в Европу с какого-то «Острова Хрустальных Башен». По преданию их стеклянный дворец возвышался посреди моря в центре Атлантики. Мимо него проплывали корабли, но те, которые пытались подойти ближе, исчезали навсегда. Тебе это ничего не напоминает? Семен поднял голову и встретился с горящими глазами Амаги. В их бархатной черноте плескалось волнение, с которым новички выигрывают в казино на первом же кону. - Если ты о нашем многострадальном Бермудском треугольнике, то, действительно, - дурная слава о нем ходила уже в те времена. Девушка наслюнила палец и перевернула еще с десяток желтых листков. - Но здесь нет ничего о твоей меркабе. - Работаем дальше, - пожал плечами Покровский. Семен перешел уже к пятому стеллажу, когда Амага вновь что-то нашла. - Слушай, а вот еще. Опять перевод, но ни автора, ни даты не сохранилось. Рукопись, видимо, несколько раз перешита и начинается с пятнадцатого листа. - Читай! - В Главной пирамиде Атлантиды находилась Коллегия Мудрецов, которая была главным хранителем секретных знаний, в частности: о мощности космических сил и земных теллурических токов. В случаях необходимости Коллегия управляла этими токами, чтобы предотвратить природные катаклизмы. Именно через главную пирамиду Земля принимала космическую энергию. Свои уникальные сведения атланты получили от представителей других галактик. И до сих пор среди землян есть наследники атлантов – так называемые Учителя Мудрости, которые работают в согласии с Высшим Советом розенкрейцеров. - Вот это да! – профессор аккуратно взял рукопись из рук Амаги и провел по ней пальцами. – Учителя Мудрости! Тебе это ни о чем не говорит? - Нет… - черный бархат глаз девушки вдруг стал колючим. – О чем ты?! - Сдается мне, твой обожаемый Учитель не просто так велел называть себя именно этим словом. - Неужели профессор Покровский, наконец, всерьез проникся идеологией атлантов?! – притворно хохотнула Амага. - Только не надо ерничать. - Это тебе не надо делать из Учителя идиота! Даже он не спорол бы такой чуши! Наследники атлантов! Ха-ха-ха!!! - А вот мне уже не кажется это таким невозможным, - задумчиво произнес Семен. – Вот, например, Мишель Нострадамус. Я слышал, он как раз имел отношение к Высшему Совету розенкрейцеров. - Розен… кого? - Розенкрейцеров. Это древний мистический Орден Розы и Креста, который своими корнями восходит к Школам Мистерий Древнего Египта. В них посвященные познавали тайны существования. Орден… - неожиданно профессор умолк и стукнул себя по лбу. – О Боже! Ну да – Нострадамус! Как я об этом сразу не подумал?! - О чем? - Ами, давай-ка, поищем – нет ли здесь Нострадамуса. Даже не зная, что по-французски ее новое прозвище с экстравагантным ударением на последний слог звучит как «подружка», Амага просветлела – так ласково ее никто не называл. Разве только… Девушка позволила своим мыслям на минуточку перенестись в Москву десятилетней давности. …Учитель закончил очередной урок и отпустил всех в сад. Оставил только Амагу. - Аманя! – он потянул ее за руку и усадил к себе на колени. Тринадцатилетняя девочка просияла – уже несколько недель она замечала повышенный интерес со стороны Учителя, и это ей безумно льстило. - Девочка моя, сегодня я хочу научить тебя еще кое-чему. Сикл с Кирой сейчас уйдут в кино, остальные – на корт, а мы с тобой поднимемся наверх… *** Глава вторая - Этого не может быть, давай перелистаем еще раз! – Амага дышала отрывисто, словно толчками отправляя воздух в легкие. - Бесполезно, - обреченно выдавил из себя Семен, - мы просмотрели каждую строчку. Ничего нет. Не понимаю. Почему? Неужели я ошибся? Профессор Покровский бессильно опустил руки, сжимавшие небольшой томик. Вернее то, что от него осталось с 1554 года – бесценные, наполовину стертые временем листки каким-то непостижимым образом сохранили буквы, написанные рукой самого Нострадамуса. Десять центурий по сто катренов-четверостиший в каждой. Даже без переводчика Семену было понятно, что ничего о меркабе великий провидец, которого современники называли тарабарщиком и прямо обвиняли в связи с нечистой силой, им не расскажет. Совершенно опустошенный внутренне ученый поплелся к выходу. - Может поищем еще? – неуверенно спросила Амага. Она сама не имела ни малейшего представления – что им искать дальше. - У меня ни одной хорошей мысли не осталось, - тихо отозвался Покровский, - не знаю, что нам нужно. Когда они печальной процессией вышли из сырого помещения архива, отец Георгий как раз угощал братию ароматным красным вином и пребывал в благодушнейшем расположении. Он пригласил своих гостей разделить с ними вечернюю трапезу, но те отказались. - Судя по твоему лицу, сын мой, - проворковал батюшка, - ты сильно опечален. Не нашел того, что искал? Семен тяжело вздохнул. Уникальный архив, который им с таким трудом удалось отыскать, вряд ли мог иметь аналоги даже в столичных монастырских хранилищах древних рукописей, а потому профессор все отчетливее осознавал, что их длинная дорога бесславно заканчивалась. - Ну, сам Бог велел вам посидеть с нами, отведать хорошего вина, да не спеша подумать о бренном, - продолжал увещевать священник. Голос у него был глубокий и такой радушный, что Покровский не нашел в себе сил отказать. Тем более, подумал он, спешить больше некуда. Отец Георгий усадил Семена и Амагу во главе большого стола между собой и совсем молоденьким послушником, ведущим в монастыре нечто вроде ежеутренних политинформаций – настоятель считал, что братия должна быть в курсе важных мирских дел. - Брат Иона, - первым представился благообразный юноша с разошедшимся во всю щеку румянцем. - Амага, - улыбнулась девушка, которая сидела ближе к нему. - Странно, - приподнял красивые брови послушник, - вам совсем не соответствует это имя. Я имею в виду – внутренне. - Да?! – искренне удивилась Амага. – А я думала – как раз наоборот. - Простите мне мою бестактность, но оно несет негативный импульс. А вы очень красивая и необыкновенная. Девушка не сдержала улыбки. - А вы разбираетесь в значении имен? - Немного, - еще больше разрумянился Иона. – Бывает и так, что не только люди носят не свои имена, но и города, улицы, даже здания. - Интересно! - Да. Вот, к примеру – наш монастырь, - внимание симпатичной мирянки воодушевило разговорчивого юношу на непозволительные откровения. – Он носит чужое название. До революции был Борисоглебским, а потом произошло много разных событий, и он стал Благовещенским – присвоил себе имя того самого уникального монастыря в Сосновке. Что именно уникального было в «том самом» Амага, естественно, не знала, но то обстоятельство, что где-то в этих местах находился еще один монастырь, заставило ее внезапно прозреть. - Семен! – неожиданно громко крикнула девушка, отчего вся братия на миг оторвалась от тарелок. Профессор повернулся к ней и шикнул. - Потише нельзя? Мы в монастыре все-таки. - Возможно мы совсем не в том монастыре! – не обращая внимания на замечание, все также громко сообщила Амага. - О чем это ты? – профессор сощурил веснушки на носу. - Оказывается, этот храм стал Благовещенским только после революции, а до нее так называлось совсем другое место. - Что?! – Покровский ощутил, как холодный пот сделал липкой спину. - Да-да, - оторвался от соленых грибов отец Георгий, - раньше так назывался монастырь в Сосновке. Это поистине чудесная история… - Простите, - не дал ему договорить Семен, - нам, кажется, нужно спешить. Где находится эта Сосновка? - Тридцать километров отсюда. - У вас ведь есть лошади, отец? – профессор практически впился в него взглядом. - Да, но… - священник смущенно отвернулся к своим грибам. - Я заплачу сколько скажете, - тут же разыграл верный козырь Покровский. - Брату Ионе сейчас нужно отправляться по важному делу… Тем более это высоко в гору… - минуту батюшка боролся с соблазном, который так явно вырисовывал реальную возможность еще немного пополнить скудную монастырскую казну, что одержал легкую победу. – Ну, хорошо. Иона довезет вас, но только до холма, наверх будете забираться сами. Семен с благодарностью согласился, и через десять минут румяный послушник уже вез их с Амагой по ухабистой дороге. Склон, у подножия которого брат Иона простился с профессором и его прелестной спутницей, оказался неожиданно крутым. Однако это не мешало ему быть усеянным домами и домиками жителей Сосновки. Первый же встречный приветливо рассказал путешественникам о том, что название деревушки давно не соответствует ее реальному облику – стройные высокие сосны вытеснили молодые коренастые березы, упорно поднимающиеся в гору. «Вот, - усмехнулась про себя Амага, - и еще одно ненастоящее название, сказал бы милый Иона». Тот же встречный посоветовал обратиться к человеку, которого «в ентих местах все знают, он лучше может рассказать – где искать то, чаво надо». Изогнувшаяся вправо избушка оказалась на самом верху склона. Это и был самый известный дом в деревне – в нем жил столетний лесник, имени которого не помнил даже он сам. Люди звали его попросту Кузьмич. Дружелюбный старик внимательно выслушал просьбу профессора и подтвердил, что старый Благовещенский монастырь, действительно, находится неподалеку. Глаза Семена наполнились новой надеждой. - Всего-то километров восемь отседова, - улыбнулся Кузьмич почти беззубым ртом. – Вы пешком? - Пешком, - разом вздохнули Покровский и Амага – они порядком выбились из сил, пока поднимались в гору. - Да енто совсем недалеко. Хотите, с вами пойду – покажу? - Спасибо, дед, - обрадовался Семен. Наконец-то, подумал он, удача на их стороне. Ровно через восемь километров склон выровнялся и явил взору широко раскинувшийся березовый лес. Семен первым остановился возле самой кромки и в изнеможении опустился на тонкий наклонившийся ствол. Избегая смотреть на него, Амага прикрыла рукой задрожавший подбородок. «Все кончено», - прошептала она. - Чего остановился-то, милок? – как ни в чем не бывало, спросил старик. – Голова, что ль, разболелася? Семен со стоном выпрямил шею и с нескрываемым раздражением уставился на него. - Чего смотришь? Чо, уж двадцать метров пройти не могешь? – усмехнулся Кузьмич. - Куда идти? – совсем разозлился Покровский. – Березы будем считать? - Причем тута березы? Ты ж спрашивал – где монастырь, - искренне удивился старик. - И где же он? – издевательски скривился профессор. - Говорю же – метров двадцать. Внезапно Амага поняла – в чем дело. И как они сразу не разглядели, что столетний лесник просто выжил из ума. Кузьмич перехватил этот панический взгляд и недовольно закряхтел. - Ну, чего уставилась-то, красотина? Вот люди бестолковые! – он снова повернулся к Семену. – Ты ж говорил, что профессор. Неужель не знаешь – монастырь ентот еще в гражданскую специально с землей сравняли, да все следы хорошенько замели, будто чего прятали. Услышав это, Покровский больно ударил себя по лбу. - Боже ты мой! Кузьмич, дорогой, спасибо тебе! Ты извини, я сразу ничего не понял. - Оно и видно, - буркнул себе под нос старик, но было ясно, что он совсем не сердится. - Что значит - сравняли с землей? – Амага все еще не могла справиться с шоком. – Да чему ты радуешься? – она дернула Семена за плечо. - А не знаешь, Кузьмич, были в монастыре подземные ходы? – Покровский был так поглощен вдруг открывшейся истиной, что не слышал Амагу. - Должно были. Бабка моя сказывала: красные вроде нашли два, спустились глубоко под землю – клад должно искали, а ходы-то после землей засыпали. Семен скривился как от зубной боли. - Зачем же было засыпать, да монастырь рушить? - А это, милок, ты у них спроси, нехристей, - сплюнул Кузьмич, - время такое было. Страшное. - Нет, наверняка они там что-то особенное обнаружили, - профессор поднялся, - говоришь, двадцать метров отсюда? - Вон, осину среди берез видишь? Туды и топай. Покровский быстро пошел вперед. Амага неохотно поплелась за ним, то и дело оглядываясь на лесника, бодро вышагивающего рядом. - И что ты думаешь делать? – повысив голос, спросила девушка профессорскую спину. - Искать, - буркнул тот, не оборачиваясь. - Кузьмич, лопаты у тебя с собой нет? – съехидничала Амага. – А то сейчас будем монастырь откапывать. - Тут лопатой не возьмешь, - совершенно серьезно заметил старик. - Я думаю, что свитки могут быть спрятаны на глубине, исключающей обнаружение с помощью аппаратуры. – Покровский остановился отдышаться. На его лице застыла задумчивость. До осины оставалось несколько шагов. - Поэтому до тайника нам придется… - голос профессора неожиданно оборвался. - Что ты говоришь? – Амага догнала Семена, выглянула из-за его спины и сама едва не потеряла дар речи. От дерева навстречу им шагнул высокий молодой мужчина с кривым носом. - До тайника нам придется добираться вместе, - усмехнувшись, продолжил он слова Покровского и вытащил из кармана руку, сжимавшую пистолет. *** Глава третья - Ты?! – вскрикнула Амага. - Я, - согласие ответившего было полно достоинства. – Позвольте представиться, Сергей Николаев. - Кто это? – Семен обернулся к своей спутнице. - Один из моих названных братьев, о которых я тебе рассказывала. - Тронут, - легкая усмешка дернула губы брата. - Правда Сергеем его зовут совсем недавно, - хмуро сообщила девушка. – У нашего приемного отца прямо страсть была давать нам всякие немыслимые имена. Когда-то он был Мориллой – еще подростком любил морить голодом кошек и собак, потом, когда подрос его младший брат – Алголем. - На арабском это означает – звезда бета в созвездии Персея из класса затменно-двойных звезд, которые периодически закрывают друг друга от наблюдателя, - важно просветил нынешний Сергей всех присутствующих. – Умно Учитель придумал – точно про нас с братом. Амага удивленно посмотрела на Сергея – похоже он все еще ничего не знал об участи Сикла. - Ладно, мне совершенно все равно, как вас зовут, - раздраженно заявил Покровский. – Что вы тут делаете? Что вам надо? – Он покосился на пистолет. Черное дуло, не двигаясь, смотрело прямо в его живот. - Всего-то ничего, - снова усмехнулся Сергей. – Чтобы вы никогда не нашли описание свитков, ну и… - он сделал паузу, со значением посмотрев на Амагу. – Еще мне нужна твоя жизнь, сестренка. - Ч-что? – запнулась девушка и побледнела. - Слушай, я никогда не подозревал, что ты такая наивная, честно! Неужели ты не поняла, что Учитель уже давно пытается избавиться от тебя? Не получилось у Сикла, он перепоручил это дело мне. По правде сказать, оно мне не очень нравится, - Сергей передернул плечами. – Мы с тобой всегда неплохо ладили. Но слово Учителя… ты же знаешь… - Он… не мог… - девушке все еще не удавалось справиться с шоком, хотя она слышала эти ужасные вещи не первый раз – Покровский давным-давно пытался предостеречь ее. - А как ты думаешь, дурочка, кто подсыпал тебе яд в вино? Иван Федорович Крузенштерн? - Яд? Так это действительно был яд?! И отравить меня хотел… он? Он?!! – Амага судорожно схватила ртом воздух, резко повернулась к Семену и посмотрела на него так, словно земля уходила из-под ног, таяла липким мороженым. Частые слезы без предупреждения замочили лицо. - Я говорил тебе! – вскрикнул Покровский испуганным голосом. - Нет… нет… - девушка завертела головой, запрещая себе верить в страшное. Профессор сжал кулаки и, намереваясь отыграться на этом учительском морильщике, сделал шаг ему навстречу. И тут же замер, пораженный внезапно развернувшейся сценой. Удивленное лицо с кривым носом неожиданно сморщилось – как от сильной боли, бледно-голубые глаза закатились и почти сразу захлопнулись, голова запрокинулась назад. Сергей рухнул на землю, а за его исчезнувшей спиной Амага с Семеном увидели лесника, потирающего кисть, в которой был зажат большой гаечный ключ. - Здоровенный, а! – охнул Кузьмич, про которого от неожиданной встречи все забыли. Глядя на растерянные лица, крепкий старик вдруг засомневался: - А я чо, правильно понял-то? Или бить не нада было? Первой пришла в себя Амага. Икнув от остановившихся в горле слез, она пролепетала: - Как… как это Кузьмич? - Вот так! Чаво ж он тебя, девонька, до трясучки вздумал доводить! - Ты эту штуковину всегда с собой носишь? – тихо спросил Покровский, кивнув на ключ. - Ента железяка мне не один раз жизнь спасла, милок. Я с ним почти не расстаюся. Профессор молча наклонился над Сергеем, упавшим лицом вниз, осмотрел неглубокую рану на затылке. - А ты его не убил? – тихо спросил он лесника дрогнувшим голосом. - Ничо, оклемается. Я ж не во всю силу. Семен изумленно оглянулся на столетнего «богатыря» - дед как дед, сухонький, ветхий. Кузьмич, словно прочитав мысли профессора, захихикал. - Да, силенки за сто лет не растратил. Во мне их еще много осталося, годков на двадцать. - Все-таки нужно «скорую» вызвать, - Семен полез в карман за мобильным. - Во-первых, тут нет сигнала, - все еще всхлипывая, заметила Амага, - а во-вторых, я вообще сомневаюсь, что в радиусе двадцати километров здесь есть какая-то медицинская помощь. - Только в райцентре, - поддакнул Кузьмич, - сорок пять километров отседова. - Ну вот! - Значит, повезем его сами! – отрезал профессор. - На себе? - Велик у меня, вообще-то есть, - нехотя признался лесник. - Так что ж ты молчал?! – вскинулся Семен. – А мы пешком столько топали! - Ходить очень полезно! – резонно заметил старик. – Я вот всю жизню на ногах, потому и двести лет жить собираюся! - Ладно, Кузьмич, тогда придется тебе идти за велосипедом, и веревки какие-нибудь захвати – привяжем его. Старик быстро исчез – как леший из народных сказок, был тут как тут, и нет его. Оставшись одни, Амага и Семен долго молчали. Она не знала, как вместить в себя свое горе, он – как ее утешить. Пока девушка отрешенно глядела в никуда, Покровский снова осмотрел бесчувственное тело, подобрал пистолет, который уронил Сергей при падении, покрутил его в ладони и, решив, что он может пригодиться, сунул во внутренний карман пиджака. Амага тем временем села в высокую траву и снова разрыдалась. На этот раз Семену долго не удавалось ее успокоить. - Этого н-не может б-быть, Сема, - захлебывалась она слезами и горечью того, во что поверить было невозможно. – Ты н-не знаешь, он л-любит м-меня… - Но тебя отравили смертельным ядом, я говорил тебе – это совершенно очевидно! Мне едва удалось вернуть тебя к жизни! – Покровский пытался образумить девушку неоспоримыми фактами. - Это н-не он… не он… Она ревела навзрыд, всхлипывала, прикрывая рот и закатывая глаза, размазывала мокроту рукавом. - Успокойся, Ами, деточка! Я прошу тебя! Семен не мог придумать – как ему утешить ее, женские истерики всегда действовали на него разрушительно: мысли путались, эмоции давили сердце. Когда-то, наблюдая за нервными припадками Сессиль, Покровский не мог найти себе места, ему проще было дать отрезать себе палец, чем видеть, как внутренние монстры истязают хорошенькую головку. Слезы вообще доводили профессора до исступления. Он опустился рядом с Амагой на землю, прижал ее затылок к своим губам. Она обернулась и спрятала новый приступ плача в его рукаве. Минут через пятнадцать судорожные всхлипы затихли. Девушка подняла опухшие глаза на Семена и задала вопрос, на который у него не могло быть ответа. - За что… как он мог? Немного помолчав, она поднялась, сделала несколько неуверенных шагов, и прошептала из-за спины: - Мне так больно, Сема. И столько невыразимой тоски было в ее голосе, что Покровский ощутил колючий ком в горле. Он тоже встал, царапнул пальцем наклонившийся к ним тонкий ствол молодой березки. Ему ли было не знать эту боль, вырывающую воздух, силы, душу вместе с кровью. Правда Сессиль не хотела убить его физически, но от этого внутренняя смерть не стала менее мучительной. Семен еще раз корябнул березку и ободряюще соврал: - Это пройдет. Обязательно. Только не сразу. *** Глава четвертая Катя Невская знала, что помогло ей пережить случившийся с ней ужас. Даже в тот момент, когда волосатый мужлан с толстой шеей насиловал ее, она, глотая боль и слезы, молилась о Сергее. Девушка поняла, что именно она позволила бандитам обнаружить их укрытие, ведь предупреждал Сергей, чтобы она ни в коем случае никуда не звонила. Теперь, думала Катя, они будут использовать ее как наживку. «Пускай, - решилась она, - делают со мной все, что хотят, лишь бы не трогали его!» В тот момент, когда Сергей очнулся на холодном полу ванной, Катя была в соседней комнате и слышала обрывки разговора. Спазм сковал ее всю – от пальцев ног до кончиков ушей – так, что она не смогла бы ничего крикнуть, даже если посмела ослушаться стоявшего рядом здоровяка. Когда стало понятно, что Сергей отправился убивать ради того, чтобы подарить жизнь ей, Невская впала в прострацию. Ее охранник сначала не придал значения странному состоянию, однако, когда девушку начали бить судороги, а потом она внезапно потеряла сознание, он испугался: «А ну как помрет? Отвечай потом перед Учителем – а он ужас как не любит незапланированных смертей». Здоровяк бросился приводить пленницу в чувства, но не преуспел. Потом на помощь ему пришел второй – ничего не изменилось. Когда беспамятство Невской длилось уже десятый час, верзилы решили обратиться к одному знакомому доктору, которого Учитель иногда использовал для своих дел. Тот явился довольно быстро и констатировал редкий случай – летаргия на фоне сильного нервного припадка. Договорившись не сообщать ничего Учителю, все трое решили, что будет лучше неофициально поместить Катю в одну столичную больницу – под присмотр эскулапа. Возможно, предположил тот, девушка придет в себя в течение нескольких дней… Тем временем Учитель находился в крайне нервозном состоянии. Сбежавшая прямо из под носа его ребят парочка до сих пор не была найдена. И от Сергея, отправившегося в Благовещенский монастырь на тот случай, если Амага с ее странным другом все же решатся появиться там, опять не было никаких вестей. Все это очень не нравилось Учителю. Тем более что каждые шесть-семь часов ему приходилось отчитываться перед мадам Д. и играть полное удовлетворение тем, как идут дела. Пришлось даже соврать, что приемную дочь и геолога уже выследили и вот-вот ликвидируют. И если прекрасную мадам удавалось успокоить, сам Учитель не находил себе места. Он не мог позволить, чтобы сорвалось дело всей его жизни. И чем меньше часов оставалось до момента X, тем сильнее росло беспокойство, и тем тверже он был уверен, что быстрее даст убить себя, чем позволит остановить кристалл. *** Глава пятая Кузьмич вернулся довольно скоро, верхом на еще совсем новеньком велосипеде, к раме которого был привязан целый пут веревок. Отпустив несколько насмешливых замечаний расплывшейся от рыданий внешности Амаги, он быстро приподнял беспамятного Сергея, ловко связав ему ноги и кисти рук, и крикнул Покровскому: - Давай-ка, милок, подсоби. Вдвоем они пристроили крепкое тело на узком сердцевидном сидении – так, что места уже никому не оставалось. - Придется всем идти пешком, - констатировал Семен. - И что мы сорок пять километров вот так и будем волочиться? – голос Амаги немного охрип от слез и стал гундосым. Она вытерла покрасневший нос и резонно добавила: - Ты представляешь, сколько времени мы потеряем?! - Ниче вы не потеряете, - тут же вмешался в разговор лесник, - я уже договорился – довезет вашего красавца Васька-тракторист. Он парень шустрый, с ветерком доставит. - Спасибо, Кузьмич! – обрадовался Покровский. – Выручил! - Спасибо некрасиво, а вот пол-литра в самый раз будет, - хихикнул дед, тронув велосипед слева. - Тока помогите до деревни-то докатить, а то свалится ентот бугай – башка-то у него, поди, не казенная. - Хорошо, а потом нам придется вернуться. Ты нам не поможешь здесь немного покопаться? Я в долгу не останусь. Семен кивнул Амаге и, взявшись за правую ручку велосипеда, помог катить его, поддерживая лежавшее на нем тело. - В долгу оно, конечно, не останешься, вот тока скажи – чего вы ищите-то? Кузьмич покосился на своего спутника. - Здесь, в разрушенном Благовещенском монастыре должны были быть книги… - А… - разочарованно перебил старик. – Я-то думал чаво стоящее – брульянты там, золотишко, а вы из-за хлама сюды из какой дали притащилися. - Ну насчет хлама – это как посмотреть, - серьезно заметил Покровский. - Енто точно, - деловито крякнул Кузьмич, поворачивая левую сторону велосипедного руля на себя. – Вот у нас в деревне тоже один такой чокнутый есть, почти моих годов, уже ни черта не видит, а все книжки умные читает. Он, наверное, и в подземелье за ентим же лазил. - В какое подземелье? – насторожился Семен. - Да в то, куды и ты лезть собрался, - безучастно отмахнулся лесник. – Стока сил зазря положил – рыл днями и ночами, потом снова зарывал… Черте что! Ты, енто, давай шагу прибавь, а то перекос идет, да держи охламона-то своего, он уже завалился. Торс Сергея и вправду сильно перевесился вправо. Покровский, ошеломленный неожиданной новостью, автоматически сдвинул его за плечо и, обернувшись на шагающую позади Амагу, негромко спросил: - А почему ты не сказал, что в подземелье уже кто-то спускался, и что ход разрыли? - А ты и не спрашивал, милок, кто из наших тама был, - ничуть не смутился старик. Спорить с ним Покровский не стал – все-таки сто лет вес немалый, под его бременем и думается, должно быть, с трудом. «Неизвестно каким буду я даже в семьдесят, - хмыкнул про себя профессор, - может, и разум к тому времени будет жить совершенно отдельной от меня жизнью». Теперь было важно аккуратно узнать у Кузьмича все подробности. - А что за книги нашел ваш деревенский библиофил? - Кто-кто? - Да не важно, - профессор не стал забивать голову лесника ненужной ему информацией, - в общем, тот, кто в подземелье был. - А… Митрич. Дык он всего одну-то там и нашел. - Как одну?! – охнул Покровский и немного вильнул рулем, отчего колесо попало в прикрытую травой небольшую ямку. - Держи! – крикнул Кузьмич и вцепился с противоположной стороны в майку Сергея. Семен удержал равновесие с помощью подоспевшей на помощь Амаги. - Чо ты рот-то раззявил! – буркнул старик. – Так мы до ишачей пасхи добираться будем. Покровский выровнял колеса и, не обращая внимания на недовольство лесника, повторил вопрос: - Ты сказал – одну, Кузьмич?! - Одну-одну, вот привязался. Далися тебе енти книжки. Мы еще всей деревней смеялися – пошел Митрич за кладом: неделю землю рыл, а вернулся с какими-то жухлыми листками. Морда от счастья чуть не лопается. Все, думаем, тронулся Митрич – ну, золота-то не нашел. Поди, большевики все дочиста тогда выгребли. Э-эх… - он неопределенно махнул рукой, сожалея о чьем-то мифическом богатстве. - Скажи, давно это было? - Да уж годов двадцать тому. - А… - Семен сглотнул слюну от беспокойства, с которым задавал очень важный вопрос, - ты не знаешь, эта книга… она у Митрича сохранилась? - А шут его знает, - сплюнул Кузьмич, - говорю же – в голове у него бардак, может, спалил давно, а может, вместо иконы под лампадку поставил. - Ты нам дом его покажешь? - Отчего ж не показать, - хитро усмехнулся старик, - добавишь еще пол-литру? Покровский кивнул, и морщинистое лицо лесника довольно разгладилось. - Вот погрузим ентого красавца на Васькин трактор, да сразу и пойдем. Семен почувствовал, как везение теплой мятой дохнуло ему в лицо. «Эта книга может и быть тем, что мы ищем!» Он обернулся к Амаге – поделиться своим вдохновением, но девушка, похоже, вообще не слышала их разговора с Кузьмичом. Она шла, оглушенная своими тягостными мыслями и вряд ли могла в эту минуту разделить с Покровским его предчувствия… Отправив Сергея в районную больницу, Кузьмич повел своих любознательных гостей на другой конец Сосновки. Хозяин большого светлого дома был похож на него – тучный, с выцветшими глазами и неестественно белой кожей. Покосившись на лесника в ответ на его панибратскую просьбу рассказать городским о найденной в монастырском склепе книге, Митрич все же пригласил жестом войти. Оказавшись внутри дома, Амага и Семен искренне удивились слишком пышному для старого деревенского жителя убранству. Широкий коридор и открывшаяся за ним комната изобиловали произведениями искусства: здесь были и глиняные горшки, напоминавшие античную посуду, и гобелены с вышитыми Психеями, и полотна, раскрывающие библейские сюжеты. Увидев неподдельный интерес гостей, Митрич, наконец, раскрыл рот и с явным удовольствием сообщил: - Это моя коллекция. Первая и единственная на всю область. Я ее полжизни собираю. Амага оторвалась от причудливо изогнутого локона Амура и внимательно посмотрела на коллекционера. Его голос – мягкий и пышный как облако – завладевал собеседником. Создавалось впечатление, будто он несет своего хозяина как горшочек с медом, необходимым ему для смазки. - Поздравляю, - тем временем откликнулся Семен. – Мы собственно, к вам, именно как к знатоку истории. Профессор владел многими психологическими приемами, способными расположить собеседника так, чтобы можно было выведать у него необходимую информацию. - Тоже мне, знаток! – ухмыльнулся Кузьмич. – Он бы лучше знал историю про то, как коров доить, а то у баб наших уже руки отнимаются на него горбатить. - Ладно тебе, Кузьмич, - улыбнулся Покровский, - каждому свое. - Истинный бог, молодой человек, истинный! – просветлел хозяин дома всем своим алебастровым лицом. – Вот сразу видно интеллигентную личность. Я хоть и живу в деревне всю жизнь, но корни мои уходят в высший свет почившего Петербурга. Да-с. - Тьфу, - не сдержался лесник, - ежкина мама! Ты бы мне долг отдал, высший свет! Пол-литру-то помнишь, аль нет? Митрич только отмахнулся от соседа. Было видно, что он жаждет иного общения. - Как же вы в деревне оказались? – Покровский продолжал участливо задавать вопросы, на которые Митрич так хотел отвечать. - Моя матушка потеряла своего первого мужа в гражданскую. Потом ее семью выселили из родового имения, отобрали капитал. Ну, вы знаете, как все это было… Когда она встретила второго мужа – белого офицера, большевики уже стояли у власти. Отца, а этот офицер стал моим отцом, они расстреляли, мать же вынуждена была ради спасения меня и моей сестры отдаться грязному, безграмотному живодеру, который мучил ее, но спас всех нас от смерти. В голодный 37-ой год мы оказались здесь. В Сосновке у отчима жили родители, которые за всю свою никчемную жизнь не прочли ни одной книжки, не слышали ни одной оперы, никогда не знали великих имен Страдивари, Моцарта или Микеланджело. Мне в то время шел шестнадцатый год, так что моя память сохранила для меня почти все из той, настоящей жизни, где моя маман, несмотря на царивший вокруг хаос, еще говорила по-французски и учила нас с сестрой разбираться в живописи. - И в литературе, - уловив момент, Семен поспешил перевести разговор в нужное ему русло. - Конечно, - живо отозвался Митрич, которого, по всей вероятности, когда-то звали достойным отчеством в честь отца Дмитрия. - Тогда расскажите нам эту удивительную историю о том, как вы отыскали старинную книгу в похороненном под землей монастыре. - Чо в ней удивительного-то? – опять забухтел Кузьмич, рассматривавший во время рассказа распустившиеся на подоконнике фиалки и успевший незаметно выковырять из горшка черенок. – Хошь я тебе таких историй расскажу, с дюжину? По-прежнему не обращая на него внимания, бывший дворянин отозвался на просьбу Покровского. - Еще гимназистом, изучающим палеографию, мне удалось прочесть один документ, датированный 1648 годом, из которого я узнал о книге, которая содержала некую ценную историческую информацию. Я нигде не мог найти ее, но однажды мне стало известно, что она хранится в одном сибирском монастыре и представляет собой главную его реликвию. Представьте себе подарок судьбы, хоть и обошедшейся с моей семьей, в общем, жестоко, но наградившей тем, что я оказался именно в той деревне, в окрестностях которой и должен был находиться уникальный монастырь! Однако к тому времени его уже сравняли с землей, причем очень добросовестно, соблюдая все правила сокрытия следов. Я решил найти хотя бы останки, все же надеясь на свою удачу. На поиски ушло много лет – я схоронил отчима, мать, сестру, жену и двоих детей… - Митрич на миг замолчал, чтобы проглотить подступившие слезы. – Не обращайте внимания, - грустно улыбнулся он Амаге, участливо предложившей ему платок, - старики всегда очень сентиментальны. Да… Я положил на это целую жизнь, но нашел то, что искал! - Я же говорил, – вздохнул у окна Кузьмич, продолжавший разглядывать цветы. – Он ненормальный! Но лесника никто не услышал. Семен и Амага, не отрываясь, смотрели на того, кто вот-вот должен был открыть им тайну, за которой они приехали. - И эта книга… вы читали ее? Она у вас? – придыхание словно окутало слова легкой дымкой. Митрич снова промокнул глаза. - Нет, - тихо сказал он, глядя своими выцветшими глазами в пол. И сердце Покровского сжалось. *** Глава шестая «Какого черта болван Штек написал название монастыря на своей кредитке?» Учитель раздраженно искал ответ на этот вопрос, и нехорошие предположения вызывали тошноту. «Мог ли он предвидеть свой конец и пытаться предупредить кого-то? И что на самом деле ему удалось найти в разрушенном монастыре, останки которого были тщательно захоронены больше восьмидесяти лет назад?!» Учитель сделал большой глоток бренди – напиток почему-то не окутал нутро приятным теплом, как всегда. Пришлось увеличить дозу. После третьего фужера кровь, наконец, ударила горячей струей в грудь, но не влила спасительного бальзама. Учитель снял с шеи маленький пузырек и жадно вдохнул щекочущий аромат гашиша, смешанного с лиметтовым маслом, стираксом и миндалем. Напряжение, сдавившие все жилы, немного спало, и дышать стало легче. Учитель давно узнал, что кроме Розеттского камня есть еще один путь, ведущий к «Книге мертвых». И какой! Конечно, отыскать его очень непросто, тем более человеку непосвященному… Учитель прикрыл глаза, стараясь подольше удержать в голове пряное облако, а рот его сам собой искривился в оскомине – «Но ведь идиот Штек оставил такую подсказку! Смогла ли Амага со своим профессором выбраться из Москвы и узнать тайну Благовещенского монастыря? И вдруг этот ее ученый действительно семи пядей?! Нет…» - Учитель отогнал испугавшую его мысль. «Этого просто не может быть! НЕ МО-ЖЕТ! В самом крайнем случае Сергей должен был остановить их! Он должен. Обязательно. Только вот где он? Никаких известий. Неужели…» Учитель потер мочку уха – от слишком сильного нервного истощения кожа на ней облазила, свисая рваными кусками. Действие гашиша постепенно ослаблялось, и начинало ломить в висках. Учитель откинул голову на прохладную спинку кожаного дивана, и взгляд случайно зацепился за фотографию на высоком комоде – из ажурной рамки на него смотрели плюшевые глаза Амаги. Он знал это красивое лицо до мельчайших деталей – каждую черточку, даже в детстве оно нечасто смеялось, но зато и почти не плакало. Смог ли он заменить этой девочке родителей и подарить ей хоть немного любви? Она уверяла – да. Сам Учитель сильно в этом сомневался, впрочем, теперь ему было глубоко безразлично не только прошлое этой девушки, но и ее будущее, которого не должно было быть. Он вдруг вспомнил об их последнем разговоре, и тошнота возобновилась. Эта дуреха посмела забеременеть! Да еще рассуждать о возможном выборе! Не должно у нее быть выбора! Никакого. «Вот Кира наверняка позаботилась бы о том, чтобы не расстраивать меня», - Учитель вдруг вспомнил о погибшей приемной дочери, и легкая тень жалости метнулась в его душе. «Впрочем, - тут же спугнул он ненужные сантименты, - Сикл был нужен мне куда больше…» Телефонный звонок оживил комнату резкой трелью. Учитель оторвал отяжелевшую голову от дивана и поднял трубку. Услышанное вмиг разметало жалкие остатки спасительного забвения и свело мелкой судорогой шею. Теперь стало ясно наверняка, что приемная дочь и профессор отправились в Нижневартовск. *** Глава седьмая - Я не читал эту книгу, - Митрич заломил белые костяшки своих пухлых пальцев, и они сразу посинели, надрывно хрустнув. - Как же так?! - Амага обожгла старика взглядом и обернулась к замершему словно в изнеможении Покровскому, но тот сидел молча, даже не пытаясь реагировать. Девушка решила дать Семену время и начала расспросы сама. - Почему же вы решили, что нашли именно то, что искали? - Что же еще я мог найти в тщательно замурованном склепе, разграбленном до основания? – искренне удивился Митрич тоном старого еврейского кладовщика. – Только самое ценное из того, что там было, но открывающее смысл далеко не каждому. Я вот вообразил себя умнее тех большевиков, что нашли здесь материальное состояние, но, увы… - он развел руками и шумно выпустил воздух изо рта. - То-то и оно! – обрадовался лесник, что его слова, наконец, нашли свое подтверждение. - Да подожди ты, Кузьмич! - не выдержала Амага и, обернувшись, одарила его одним из тех женских взглядов, про которые говорят – испепеляет на месте. Тот что-то буркнул себе под нос и, насупившись, вышел во двор, не забыв хлопнуть дверью. Покровский вздрогнул от неожиданно громкого звука и вышел из транса. - Так вы не поняли того, что было написано в этой книге?! – голос профессора зазвучал немного громче, чем прежде – словно с новой, более резкой ноты. - Вот именно! – Митрич захлопал короткими бесцветными ресницами. – Ничего! Сначала мне было достаточно того, что я нашел ее, держал в руках, прижимал к сердцу, вдыхал ее запах! Я чувствовал, что выбран! – его возгласы становились все несдержаннее, а лоб покрылся мелкими капельками пота. - Я оказался причастен! Понимаете?! Семен кивнул, Амага же в этот момент подумала, что, возможно, в словах Кузьмича и была доля здоровой истины. - И что же, потом вам все-таки стало необходимо знать – что в этой книге? – Покровский аккуратно направил говорившего в нужное русло. - Конечно! Но я смог прочесть лишь название – сама рукопись отличалась от переплета многими … даже не годами – веками. И на толстом картонном форзаце красовалось заглавие, сделанное не позднее конца позапрошлого века. Все же остальное… - Митрич внезапно умолк, закатил глаза и тихо заскулил – как брошенная больная собака, вспомнившая о своем беззаботном щенячьем детстве. Покровский понимающе молчал несколько минут, однако, так и не дождавшись вразумления, подошел к своему собеседнику и сочувственно положил руку ему на плечо. - Вам выпали тяжелые испытания в жизни, я понимаю… Он выдержал паузу, пытаясь определить эмоциональное состояние Митрича. Тот постанывал, никак не реагируя на утешительный жест профессора. - Вы… - Семен все еще раздумывал – в какой форме лучше изложить свою просьбу. - Не могли бы показать нам эту книгу?.. Возможно, мы сумеем помочь вам прочесть ее. Бесцветный взгляд остановился на мягком подбородке профессора. - Что? – спросил Митрич уставшим голосом. – Прочесть? Ха-ха, - его губы попытались выдавить жалкое подобие улыбки. – Вряд ли вам это удастся. Покровский уже оставил бесплодные попытки понять собеседника, ему нужно было лишь выяснить – где находится книга, поэтому он аккуратно зашел с другой стороны. - Вы, наверное, храните ее в каком-нибудь укромном месте? Митрич пропустил вопрос мимо ушей и снова впал в прострацию. Амага, уставшая от странного и бесполезного разговора, наклонилась к Семену через плечо и шепотом предложила начать самостоятельные поиски. Профессор тут же отверг этот вариант и вновь попытался обратиться к благоразумию хозяина дома. В ответ на очередной вопрос Покровского тот икнул и, уронив тяжелую голову на грудь, принялся жевать губами – было видно, что Митрич ушел в себя глубоко и надолго. - Ты видишь, он невменяемый, - снова шепнула Амага. – Мы только теряем с ним время! Последние слова кольнули Семена под ложечку – да, часы убегали от них стремительно, оставляя все меньше надежды! А ведь они еще даже не приблизились к разгадке! - Хорошо, - решился Покровский, глядя на застывшего кладоискателя. – Давай попробуем поискать! Дом Митрича хоть и был большим, однако, совсем не предназначался для тайных хранилищ. В нем не оказалось ни одной кладовки или чулана, не было здесь и подвала, а чистый чердак просматривался как на ладони. В не заставленных мебелью комнатах меж амфор гуляли сквозняки, которым тоже не хватало углов, чтобы укрыться. Через два часа тщетных поисков Семен и Амага поняли, что ничего в своем доме Митрич спрятать не мог. Совершенно удрученные они снова окружили не изменившего позы сопящего старика, и в который раз попробовали вернуть его в реальность. И в этот момент в комнату вернулся Кузьмич. - Ну что? – весело подмигнул он. – Не реагировает? - Что с ним делать? – в голосе Покровского зазвучал отблеск надежды на то, что лесник знает, как вести себя с соседом во время таких приступов. - Да шут его знает, - безразлично пожал плечами лесник. - Сам очухается. - Но… - Семен почувствовал, как им овладевает тихая паника, - как же мы узнаем – где он спрятал книгу. - Енто которую нашел в монастыре-то? – важно крякнул Кузьмич. - Ясно – где. Покровский внимательно оглядел его. - Что ты хочешь сказать? - А то, чаво сказал! Старик был невозмутим. - Опять твои загадки! – повысила голос Амага из другого конца комнаты. - Какие еще загадки, девонька? - Ты знаешь, где спрятана книга? - Семен решил пойти ва-банк. - Да где ентот полоумный мог спрятать! У него тока одна фантазия – все сбрасывает в свой старый высохший колодезь позади дома. Специально, поди, его и осушил. - Что ж ты… - голос Покровского задрожал, - что ж ты раньше нам ничего не сказал? Столько времени потеряно! Если б ты знал, как нам важна каждая минута! - Дык, ты ничего и не спрашивал о колодезе-то, - снова резонно отмахнулся от претензий лесник. - Ох, Кузьмич, Кузьмич, - Амага подошла к старику вплотную, - если бы не твой почтенный возраст… - она наградила его жестким, красноречивым взглядом. - А что я-то? Вот, с год назад приезжал к Митричу большой человек из Москвы, тоже все вопросы разные задавал. Про то, про се… - Кузьмич отстранился от девушки и принялся расхаживать по комнате, то и дело перешагивая через ноги потрясывающего головой хозяина дома. – Да… а больше всего про монастырь, про тайный ход, и про книжку енту, пропади она пропадом… Знать о том, что этот большой человек был Хранителем Ордена Креста и Розы, да к тому же президентом «РосНефЭнерПрома» Борисом Штеком, Кузьмич не мог, потому и не сказал этого. Впрочем, Амага с Семеном все равно не слышали его последних слов. Они уже бежали по двору – туда, где под бетонным люком в земле чернела большая дыра. *** Глава восьмая Тусклый фонарь выхватил из темноты глубокую кирпичную полку неровной кладки и лежавший на ней плотный сверток. Вытащив его, Покровский увидел, что содержимое запаковано в несколько слоев целлофана. Когда последний оказался на дне колодца, на ладонях профессора осталась жидкая стопка листков, обхваченных гниющим картоном. - Гляди! Семен взял в зубы карманный фонарик, висевший в связке его ключей вместо брелка, и, придвинув к себе Амагу, навел короткую дорожку света на середину обложки. Название можно было прочесть и не изучая палеографию, помогающую разбираться в памятниках древней письменности. «Описи порухъ и ветхостей». Семен с Амагой переглянулись. Понимание было где-то далеко от этих трех слов. - Что это? – сипло спросила девушка. Ее голос зловеще затрещал вдоль темных влажных стен. - Сейчас посмотрим. Подрагивающей рукой Покровский вытащил фонарь изо рта и посветил на ветхие страницы. Он знал, что ему выпал счастливый шанс прикоснуться к истории. Старинная рукопись, от которой невыносимо пахло тиной, заскрипела в его пальцах. Ученый старался обращаться с ней как можно бережнее. - Боже мой, как могла эта книга так хорошо сохраниться? – не удержался Семен. – Как она вообще не сгнила за столько лет?! - Да какая разница?! Нам нужно спешить, давай же, - от нетерпения Амага сама протянула руку, но Семен отодвинул от нее ценную рукопись и прочитал: - Микулин Лука и Лунин Иван. - Что? – девушка изогнула брови высокой дугой и, привстав на цыпочки, заглянула в листы через руку Покровского. Увиденное приподняло ее брови еще выше, отчего форма бровей потеряла плавность и стала четко треугольной. - Что это еще за «лета 154го писанъ, руку приложили»? Что за дата? Ерунда какая-то… - Совсем даже не ерунда, - спокойно возразил Семен. – Это значит, что славные ребята – Лука с Иваном – написали книгу в 7154 году по старорусскому летоисчислению, то есть в понятном для нас 1646 году. Правда, - ученый пробежал глазами несколько первых строк, - на какой-то дикой смеси старославянского и византийско-греческого. Вот что, оказывается, имел в виду этот странный Митрич, когда говорил, мол, понять смысл книги не так просто, а современному человеку доступно только название! М-да… Без специалиста нам ее не прочесть. Амага охнула в голос. Отчаяние, которое она вложила в этот стон, напомнило Семену о том, что важность их миссии, увы, сильно ограничена временем. Пока они добирались до монастыря и «откапывали» эти ветхости прошло пятнадцать часов. До взрыва оставалось около пятидесяти! - Где же мы его возьмем, этого специалиста? – чуть не плача, спросила девушка. - Я думаю, в славном городе Нижневартовске наверняка есть хороший государственный университет, в котором обязательно обнаружится кафедра славянской филологии! - Как же мы заберем эту книгу с собой? Ведь этот малопонятный дед может подумать, что мы специально пришли к нему, чтобы украсть ее? - Мы оставим ему записку, в которой объясним, что взяли книгу на время – для составления исторического справочника, а? – профессор уже начал выбираться на поверхность, засунув «Описи» за пазуху. – Давай руку. Оставим ему немного денег и вышлем книгу обратно посылкой, как только переведем. Покровский оказался прав – университет и кафедра славянской филологии отыскались без особого труда. Пока Амага пила вкусный липовый чай в купе поезда, спешившего в Нижневартовск, Семен с помощью милой проводницы нашел нужный адрес. Начало лета в городе, куда Амага с Покровским наведались за последние сутки уже второй раз, напоминало задумавшуюся осень: то ли заплакать дождем, то ли улыбнуться солнцем, а может вообще хранить зябкое безразличие. Когда профессор с девушкой выходили из вагона, дождь только что кончился, и в смешную облачную дырку неспеша вылезали солнечные лучи. Улица, на которой расположился государственный университет, была красиво раскрашена отблесками раскинувшейся над ней широкой радуги. Амага залюбовалась чудесным потоком, и впервые за последний день глаза ее засветились радостью. Однако наслаждение длилось недолго – Покровский, уже поднимавшийся по ступеням, окликнул девушку, и ей пришлось поспешить за ним. Семен нашел то, что искал довольно быстро – на втором этаже он остановился перед высокой дверью с массивной табличкой, на которой крупными буквами было выложено: кафедра славянской филологии Рихтер Антонина Степановна общий курс: "Старославянский язык", спецкурсы: "Избранные вопросы синтаксиса старославянского языка", "Именное словообразование в старославянском языке", "Лексикология старославянского языка", "Эволюция славянского перевода Евангелия", "Церковнославянский язык". - Вот, Антонина Степановна нам и поможет! – уверенно заявил профессор и дернул дверь на себя. *** Глава девятая - «…Под Никольскими же воротами слух засыпан землею наглухо, досмотреть его нельзя». - Что за бред? – шепотом выругалась Амага. Вот уже второй час они слушали совершенно невнятные для ее понимания фразы, написанные 360 лет назад. Унылое осознание того, что они зашли в тупик, снова овладело девушкой. Она повернулась к Семену, чтобы поделиться своими опасениями о напрасной трате времени, и неожиданно увидела на лице ученого широкую улыбку. Она могла означать только одно! - Слух - это подземная камера! – выпалил Семен. Словно, подтверждая его слова, Антонина Степановна Рихтер выдала следующую фразу: - «Свод камеры поддерживал сравнительно тонкую прослойку засыпной земли, дававшей хорошую слышимость». - Ну конечно! – Семен не сдерживал своей бурной радости. – Как же я сразу не понял! - Что? Что? – Амага схватила его за рукав и с силой притянула к себе. - Это же тайники Китайгородской стены! - И что? - Да все совершенно ясно! Абсолютно!.. Они вышли на улицу. Оказалось, что день уже кончился, и вязкие сумерки облепили скамейки во дворе, машины, несветящиеся фонарные столбы и редкие сутулые елки. К тому же прохладный летний вечер грозил закончиться дождем. Амага поежилась от ветра, согнавшего низкие тучи, и спрятала кисти в рукава своей прозрачной кофточки. Оглядевшись по сторонам, она увидела в подворотне группу молодых ребят, уже явно подвыпивших и желающих развлечься. Становиться объектом их интереса девушке совсем не хотелось. Она потянула задумавшегося профессора за рукав. - Сема, давай скорее уедем отсюда! - Конечно! – встрепенулся Покровский. – Нам нужно торопиться. Мы должны попасть в Кремль! И быстрым шагом направился в исписанную всевозможными непристойностями подворотню. - Только не туда, - пискнула ему в спину Амага, но он ее не услышал. Поравнявшись с ухмыляющимися подростками, Семен широко улыбнулся им, а одному верзиле даже пожал руку. - Друзья мои! – обвел он всех широким жестом. – Сегодня совершенно чудесный день! Почему бы вам ни проводить его достойно? - Ага! – услышала Амага тяжелый хрип одного из пацанов и замерла на месте, в нескольких шагах от опасной арки. - Вот и мы о том же подумали, дядя, - поддержал друга еще один ломающийся бас. – Поможешь? Подростки дружно загоготали, сплевывая сквозь зубы. Амага инстинктивно отступила, пытаясь сообразить, что делать – звать на помощь, вытащить мобильный и набрать милицию? - Отчего же не помочь? – тем временем добродушно отозвался Покровский. – Я в молодости тоже любил веселиться. Он залез во внутренний карман и, вынув портмоне, достал из него несколько купюр. - Вот, держите. Тысячи вам на клуб хватит? В сгрудившейся вокруг профессора компании повисла тишина. На лицах ребят читалось явное недоумение. - Ну, чего вы, берите! Да берите же! – и Семен сунул деньги в пятерню стоявшего ближе всех пацана. Увидев, что расстановка сил несколько изменилась, Амага осторожно приблизилась к Покровскому. - Ты с ума сошел, - привстав на цыпочки, шепнула она сзади ему в ухо. – Они нас сейчас из-за твоего портмоне на ремни порежут. Бежим, пока не поздно. - А ты это, дядя, с нами, что ли? – ожил тот, в чьих руках хрустнули рубли. - Нет, друзья мои, мы спешим. Нам нужно в Кремль! И махнув на прощание рукой, профессор взял Амагу под локоть и быстро двинулся вглубь облупленной арки. Уже у самого выхода до них донеслось дружное «спасибо». Семен обернулся и помахал еще раз. - Как говорится, делай добро и бросай его в воду, - весело сказал он Амаге. - Ну да, авось не выплывет, - сквозь зубы пошутила девушка и вытянула руку, чтобы поймать такси. *** Глава десятая По дороге в аэропорт Амага пыталась выяснить – не лишился ли профессор рассудка. - Ничего не понимаю. Ты сказал нам нужно в Кремль?! - Именно! И не смотри на меня как на умалишенного, - улыбнулся Семен с переднего сидения «Жигулей», водитель которых за весьма скромную оплату обещал доставить их в аэропорт Нижневартовска за полчаса. - Может, ты все-таки объяснишь? - Видишь ли, когда я понял, что речь идет о тайниках Китайгородской стены, меня внезапно осенило. Москва! Стена! Тайники! Мне стало абсолютно ясно – ЧТО означало указание на Благовещенский монастырь! - И что же? – девушка не скрывала сарказма в голосе. - А то, что описание свитков следует искать в Кремле! – торжественно и громко сообщил профессор – так, что водитель «Жигулей», до сих пор хранивший безразличное молчание, с интересом взглянул на него. Амага же опешила. - В Кремле? – неуверенно переспросила она. - Именно! У моих коллег-историков есть веские основания полагать, что в недрах Кремля поклонник оккультизма Иван Грозный спрятал свою легендарную библиотеку. - При чем тут Иван Грозный? – вконец запуталась Амага, а водитель удивленно присвистнул. Не обращая внимания на шофера, Семен развернулся к девушке всем торсом и принялся рассказывать. - Видишь ли, согласно одной весьма распространенной версии, именно в этой коллекции была так называемая «Черная книга», где встречалось упоминание об атлантах и их кристалле. Об этом много говорили в последнее время. - И что это была за библиотека? - Огромное количество книг! Царь получил их в приданое от своего тестя – последнего византийского царя Константина Палеолога. Это были античные рукописи, папирусы египетских фараонов, глиняные клинописные таблички месопотамских царей, пергаменты из Финикии и Иудеи, рукописи мудрецов Индии и Китая, священные тексты Заратустры и много-много чего еще. В конце жизни Иван Грозный замуровал книги и заодно помогавших их прятать монахов в Кремле, наложив на свой клад проклятье. - Ух ты! – выдохнули в один голос Амага и водитель «Жигулей», решившийся обрести дар речи. - Прямо фильм ужасов какой-то! – добавила девушка. - Все бы это было весело, если бы не было так ужасно, - вздохнул профессор, напоминая своей спутнице о причине их поисков. - И как же ты хочешь попасть в Кремль? – не поддалась упадническому настроению Амага. – Выпросишь аудиенцию у президента? - Чего-чего? – не понял уже участвующий в разговоре водитель. - Ну, типа встречу, - неохотно объяснила девушка. - Зачем же отрывать его от государственных дел? Мы сделаем куда проще. Семен снова развернулся на своем сидении к лобовому стеклу и задумался. Там, снаружи, на прозрачную поверхность налипли зеленые мошки, вечно досаждающие автомобилистам. - Скажи, ты москвичка? – спросил он минуту спустя, не отводя затуманенного взгляда от мошкариных следов. - Вообще-то я родилась в Вологде, но родители переехали в столицу, когда мне было пять лет. А что? - Значит, ты должна хорошо знать историю Москвы. - Ну… - неопределенно пожала плечами Амага, наблюдая, как за окном проносятся деревья. - Кремль окружают двадцать башен, так? - Ну, - снова неуверенно ответила девушка. - Назови мне их. - Ты что, проверяешь подлинность моего аттестата? - Скорее своего, - улыбнулся профессор. Амаге его учтивость понравилась. Они уже столько пережили вместе, что Покровский стал для нее почти родным человеком, и ее симпатия день ото дня увеличивалась в размерах. Она почесала подбородок перед ответом. - Значит так. Боровицкая, Водовзводная, Благовещенская, Тайницкая, э-э… Константиновская, кажется… - Константино-Еленинская, - поправил девушку Семен. – Когда-то она называлась Пытошной. - Почему? – снова вклинился в разговор водитель. - В ней размещался Разбойный приказ, - спокойно принялся объяснять Покровский, - ну что-то вроде нашего убойного отдела на Петровке или вашего – уж, простите, не знаю где. Следствие не брезговало жестокими пытками, вот башню так и прозвали. Так, на чем мы остановились? – он опять обернулся назад. - Шестая башня… - Первая безымянная, - скаламбурила Амага. Веснушки на носу Семена снова растянулись улыбкой. - Потом Вторая безымянная, Петровская, Беклемишевская, Набатная, Царская, Спасская… - девушка задумалась. - Сенатская, Никольская, Угловая арсенальная, Средняя арсенальная, Троицкая, - помог ей Покровский. - Восемнадцатая – Кутафья, - подсчитала про себя Амага, - девятнадцатая – Комендантская, двадцатая – Оружейная. И что теперь? - Ничего! Ты молодец – хорошая память! Только нам, судя по всему, одной не хватает. - Ты что, Сема?! Ровно двадцать, посчитай сам. - Да, точно, - поддакнул шофер, - и я считал. - Дело не в цифре, - ответил Семен, приоткрывая окно. – А в том, что раньше была башня, которая называлась Сухарева. И говорят, именно от нее Иван Грозный велел прорыть тайный ход к Кремлю и замуровал там свои книги. Может до сих пор… - он захлебнулся от слишком смелой мысли. - Ты что, хочешь искать этот ход?! – глаза Амаги сделались от удивления похожими на две большие черные сливы. – Да у тебя лет триста уйдет, не то, что два дня! К тому же, наверняка эти твои книжки до тебя только ленивый не искал. И что-то никакого результата! - Конечно, искали, - согласился профессор. И при Романовых, и при Сталине, и при наших президентах. Вот, несколько лет назад одна общественная организация в Москве опять создала штаб поисков. Ее возглавил председатель Московского Дворянского Собрания. К организации присоединились эксперты спецслужб, которые разработали новую структуру поиска – матричный анализ документов эпохи Ивана Грозного. - Им удалось что-то узнать? – Амага заинтересовалась. - Кое-что, - хмыкнул Покровский. – Они объявили, что обнаружили ключ к тайне библиотеки, а именно – зашифрованную надпись на одном из монастырских колоколов в Звенигороде. Однако дальше этого дело не пошло. Надпись, которая, скорее всего, представляет собой сочетание арийской рунической письменности и традиционного старославянского письма, так и осталась нерасшифрованной. Правда, криптографы штаба поисков заявляли, что сумели прочесть первые четыре строки, но действительно ли это так – неизвестно. - А что если и нам попытаться прочитать эту надпись? – наивно предложила Амага. Покровский рассмеялся. - Умеешь ты поднять настроение, Ами! Во-первых, над ней работали настоящие профессионалы из ФСБ, не чета нам с тобой. А, во-вторых, это наверняка ничего не даст. - Почему не даст? – девушке как будто не хотелось расставаться с увлекательной идеей расшифровки монастырских колоколов. Однако вопрос ее остался без ответа, потому что указатель на дороге сообщил о близости аэропорта, и Семен принялся расспрашивать водителя о том, куда им лучше подъехать, чтобы срочно купить билеты до Москвы. Прощались они как старые приятели, которым очень уж не хотелось расставаться. Попасть на самолет, улетающий буквально через час, им удалось с большим трудом. Однако все переживания были забыты, стоило только оказаться на борту. Усаживаясь в кресло, Амага вспомнила о Сергее. - Как ты думаешь, Сема, что будет, когда Сергей очнется в больнице? - Стараюсь не думать об этом, - грустно усмехнулся Покровский. – Надеюсь, мы его не сильно покалечили. - Ты бы лучше о нас подумал, - фыркнула девушка. – Придет в себя, увидит, что мы с ним сделали… Он ведь нас из-под земли достанет, я его знаю. Тем более, если Учитель приказал ему… Опять при мысли о чудовищном предательстве любимого человека спазм охватил ее горло, вернувшаяся, было, веселость исчезла. - Не сгущай краски, Ами. Мы будем предельно осторожны. - Он… хочет убить меня! – крупные слезы задрожали в глазах. - Успокойся, - Семен обнял Амагу, прижал к себе, - не надо сейчас об этом. Все будет… - Ничего не будет! – она разрыдалась. – Ничего! Он хочет убить не только меня, но и нашего ребенка… *** Глава одиннадцатая - А этот, из десятой? - Мы даже не знаем его имени! Пьяный тракторист из какой-то деревни привез и сбросил в фойе. - А диагноз? - Обширное сотрясение мозга, внутреннее кровоизлияние в левом полушарии. На фоне долговременной потери сознания нарушение координации и внимания. - Он уже пришел в себя? - Да, час назад. Жалуется на головную боль. - Ну, теперь он долго на нее будет жаловаться. Надо бы все же выяснить – кто он такой, я ведь должен сообщить в милицию – на него явно напали… Голоса постепенно становились тише, удаляясь от закрытых дверей палаты, за которыми их было отлично слышно, и скоро вовсе пропали. Сергей сел на кровати, превозмогая головокружение и тошноту, дотянулся до своих вещей, кем-то аккуратно разложенных на стуле, и принялся одеваться. Бежать из больницы нужно было как можно скорее. А сотрясение – ничего, ведь не первое же оно, в самом деле, пройдет. Он сморщил кривой нос от боли, тугим обручем охватившей голову, и поднялся, застегивая брюки. Неуверенными шагами приблизился к окну и, быстро оценив расстояние со второго этажа, смело прыгнул вниз. В обычном состоянии для Сергея это была не высота, но теперь он поднялся с прохладной утренней земли с большим трудом – ноги слушались плохо, а перед глазами выстроилась целая очередь из лопающихся черных шариков. Он негромко охнул и усилием заставил тело подчиниться. Еще одно препятствие – забор – преодолеть было уже гораздо проще. Оказавшись на пыльной, изрытой выбоинами дороге, что начиналась прямо от больничных ворот, Сергей, недолго думая, повернул по ней налево, и его виляющий силуэт быстро скрылся за поворотом… Именно в этот момент за тысячи километров от Сибири в московской больнице проснулась девушка. Она рывком села на кровати, дыша так часто, словно только что оторвалась от погони. Рыжая прядь прилипла к мокрому лбу, бисеринки пота приклеили к векам ресницы. В первые минуты девушка не могла ничего сообразить, но, оглядевшись, поняла, что находится в больнице. А когда взглянула на часы, показывающие не только время, но и дату, в ужасе замерла – она проспала почти двое суток! *** Глава двенадцатая Испанская серенада опять разлилась в залитом ночью пентхаусе ровно в двенадцать. Голос мадам Д. был тягучим, словно ванильное желе. - Дани, вы помните, что сообщение в Интернете должно появиться за день до нашего мероприятия? - Я все прекрасно помню, - Учителю не удалось скрыть раздражения оттого, что он совсем не владел ситуацией. - Я вас разбудила? – мадам немного удивилась его тону. - Нет-нет, - сразу смягчился он помимо своей воли, - просто мы слишком часто обсуждаем важные вещи по телефону. У нас, знаете, ничему нельзя дать гарантии. - Я совсем не против личного общения. Ее легкое кокетство било наповал. Томного изящества и скрытой сексуальности в этой прекрасной мадам было столько, что Учитель тут же услышал ответный стон своей плоти. Его не могли заглушить никакие проблемы. - Я… могу приехать прямо сейчас, - выдохнул он в трубку не своим голосом. - Нет, лучше я, - прошелестела мадам и отсоединилась. Учитель облизнул пересохшие губы. Он так хотел ее! И так ее боялся! Кто эта мадам Д., имени которой он до сих пор не знал. Откуда появилась? Даже сейчас не позволяет быть обнаруженной – где она живет, с кем? Учитель поймал себя на мысли, что не удивился бы, окажись она в тайных списках агентов ЦРУ, но тут же напомнил себе о том, ЧТО их связывает. «Да, - подумал он, - разве можно было предположить в этом божественном создании столько разрушительной силы, которая чувствовалась сразу, с первого же слова!» С самого начала их знакомство было странным. Да и можно ли назвать знакомством тот первый зашифрованный телефонный разговор с безымянным и еще бесполым тогда существом, которое считало себя Владыкой мира?! В то время как Учитель был абсолютно уверен, что настоящий Властелин – он сам… - Я знаю, что вы обладаете бесценной информацией. Но у меня есть нечто более важное. Мне нужен помощник, – тихо, растягивая акцентом слова, сказало тогда существо. Учитель не видел его лица, но почему-то сразу поверил грудному, завораживающему голосу. Однако рассудок тут же отрезвил, напомнив о том, что сведения, которыми он обладал, требуют колоссальной секретности и потому абсолютно исключают любое посредничество. Тем не менее, Учитель не удержался от обычного человеческого сарказма. - Интересно, откуда вы узнали, что я всегда сочувствовал психам? - Мистический Орден, - нисколько не обидевшись, продолжило существо загробным тоном, – с двенадцатью членами, собранными вокруг тайного тринадцатого, главы. Вы понимаете, о чем я? - Что за черт! – вскипел Учитель, ощутив неприятный холод. – Кто вы? Что вам надо? - Нам, - хихикнула трубка, - нам надо. Вы ведь никогда не удостоитесь чести видеть Его лицо. А я знаю – кто Он. - Вздор! Бред! – Учитель перешел на крик, выдавший его испуг. – Откуда вы узнали номер моего телефона?! Я не позволю морочить себе голову! Вы не знаете, кто я и что… - Успокойтесь, - перебило существо. – Я знаю гораздо больше, чем вы можете себе представить. Я не собираюсь запугивать вас. Более того – я хочу поделиться с вами властью того, о ком мы с вами только что говорили. Вы, наверное, слышали, что Он живет в Париже… - Прекратите! – Учитель не мог больше слушать этого, еще не понимая, как нужно реагировать. Кроме того, он боялся, что их может кто-то услышать. - Хорошо. Только выложу главный козырь. Чтобы вы быстрее согласились, - трубка чуть помедлила и, собрав воздух глубоким вдохом, зловеще выдохнула: - Я знаю, где находится «Книга мертвых»! Учителя передернуло. Небольшое внутреннее цунами выбило у него из рук пластик мятного мармелада. Этого просто не может быть! Что за дурные, отвратительные шутки?! - Послушайте, - начал, было, он, но собеседник на этот раз оказался проворнее. - Нет, это вы слушайте. Внимательно. Учитель до сих пор помнил ощущение того озноба, что пробил его тогда – казалось, кровь стыла в жилах от услышанного. А бархатный фальцет все говорил и говорил – уверенный в том, что его влиятельный собеседник теперь выполнит все, что от него потребуется… Это потом, уже увидев глаза Василиска и хлебнув из них яду, Учитель понял окончательно, что деваться ему и в самом деле некуда, а тогда еще надеялся спастись. Злой рок в виде неопознанного существа должен был исчезнуть. Причем не фигурально, как в плохих сказках, а самым что ни на есть физическим образом – ведь в существе живет совершенно реальный человек, который, как и любой другой, смертен… Однако простой, казалось бы, замысел, осуществить не удалось. Крепыши Учителя не справились с поставленной задачей: пойди туда – не знаю куда и убей то – не знаю что. За яростью и истерией Учитель разглядел в себе тогда обыкновенный страх. И это было плохим знаком… *** Глава тринадцатая Как только самолет приземлился в Домодедово, Покровский объявил Амаге, что им необходимо попасть в библиотеку. Решили ехать сразу, не теряя времени. Дорогой они придумывали – как обезопасить свое возвращение в столицу. - Вот что, - решил Семен, - постараемся предельно изменить облик. - Интересно как? – скептически хмыкнула девушка. - Ну, например, сделаем из тебя горячего кавказского парня, а из меня… - профессор ненадолго задумался. – Скажем, э-э… пышногрудую провинциальную тетку. - И что же мой жгучий красавец мог в ней найти? – Амага дернула уголками губ. - Я же сказал, - подыграл ей Семен, - пышногрудую. Они улыбнулись друг другу. - Чем придется пожертвовать ради смены имиджа? – спросила девушка. - Прежде всего, длинными красивыми волосами. - Ой… жалко! – она скривилась. - Ничего, лишь бы ты нашим скинхедам не приглянулась. - Уж с ними я как-нибудь договорюсь. Покровский улыбнулся ей самой милой из своих улыбок. - Да, вот еще что. Нам же нужно подумать о твоем положении. - Пока о нем рано думать, - Амага сразу нахмурилась. - Об этом заботиться никогда не рано, поверь взрослому дяде. Тебе обязательно нужно сходить к врачу, только к частному и не слишком известному, лучше подальше от центра. - Ага, и явиться к нему в образе нашего джигита. - Нам нужно быть предельно осторожными, - в голосе Семена зазвучала твердость. – Тем более теперь, - он с нежностью посмотрел на еще почти плоский живот Амаги. Девушка закусила губу – Боже, она, кажется, отдала бы полжизни, если бы Учитель одарил таким взглядом лоно, в котором растет его ребенок. - Сделаем так: я отвезу тебя в клинику, а пока будет идти осмотр, съезжу в библиотеку. - Нет! – запротестовала Амага. – Я без тебя нигде не останусь! - Хорошо, поедем вместе – сначала в библиотеку, потом к доктору, по дороге подстрижемся и купим все, что необходимо для нашего перевоплощения. Кстати, еще нам нужно успеть снять какую-нибудь невзрачную квартирку. - Типа той, откуда мы еле унесли ноги? - Ами, пожалуйста, не вспоминай. Тебе нужны сейчас только положительные эмоции. Я вообще склоняюсь к тому, чтобы продолжить нашу операцию без тебя, это слишком рискованно! - Еще чего! Я же сказала – без тебя нигде не останусь! Покровский хотел, было, сказать еще что-то, но вдруг разглядел в глазах Амаги нечто такое, что не сразу укладывалось в понимании. Она вовсе не капризничала, и уж тем более не бравировала – она действительно испытывала в нем острую потребность. Уже через час на стеллажах ленинской библиотеки Покровский нашел то, что искал. - Вот она! Он обернулся к Амаге, развернув желтые листы какой-то газеты. «Рабочая Москва», прочла девушка название. Рядом стояла дата – 17 августа 1933 год. - Слушай! – чересчур громко крикнул ей профессор, и несколько голов в читальном зале обернулись в их сторону. - Тише, - шепнула Амага, но профессор не слышал – он уже был погружен в чтение. - …Сухарева башня мешает движению транспорта и 19 августа начинается ее снос. Несколько известных академиков пишут открытое письмо товарищу Сталину, где говорят о нецелесообразности этого шага, поскольку башня – образец великого строительного искусства. Так-так… - Семен пробежал глазами несколько строк. – Ага. «…Еще в декабре 1925 года члены комиссии «Старая Москва» обследовали подземелья Сухаревой башни и обнаружили пять замурованных подземных ходов, ведущих к дому Брюса на 1-ой Мещанской». - А кто такой этот Брюс? - Поскольку башня была построена при Петре I, то, судя по всему, речь идет о его сподвижнике, кажется, Якове Брюсе. Народ того времени прозвал его колдуном и чернокнижником. Именно у него, по слухам, была Черная книга, которая давала власть над миром. Хранилась она среди других книг о чародействе и черной магии в Сухаревой башне. Покровский замолчал и долго что-то обдумывал. Выждав минут пятнадцать, Амага тронула его за рукав. - И что теперь нам нужно делать? - Я так понимаю – фундамент башни до сих пор находится под Красной площадью, - продолжал размышлять профессор, глядя мимо Амаги – за высокое окно читального зала. - Ты собираешься получить разрешение на то, чтобы разрыть ее? – усмехнулась девушка. - Нет, я не занимаюсь историческим вандализмом, - в тон ей ответил Покровский, - я собираюсь исследовать старые дома и переулки Сретенки. *** Глава четырнадцатая Катя Невская очнулась как раз в тот момент, когда за дверью, отделявшей ее кровать от больничного коридора, происходил сумбурный разговор. Тяжелый голос придавливал своего тихоговорящего оппонента. - Ты можешь толком объяснить – ни хрена не поймешь из твоего блеяния, - голосовые связки этого, «тяжелого» явно были «подмочены» не одной сотней алкограмм. - Не кипятись ты, Вова, - дружелюбно отвечал ему «тихий», - я и так просто говорю: Учитель явно ведет какую-то нехорошую игру. Как бы нам всем потом плохо не сделалось. - Да с чего ты взял? - Я, Вовик, хоть и не высоко сижу, но далеко гляжу – дай Бог каждому, - «тихий» чуть слышно прыснул, явно в кулак. – От верных людей знаю – Учитель хочет свое 11 сентября устроить, только похлеще американского. Настоящий Армагеддон! - Чево? – не понял «тяжелый». - А таво! Такая мясорубка ожидается, не приведи, как говорится. Как бы и мы с тобой под раздачу не попали. Учитель он, знаешь какой?! Во! Катя мысленно представила себе фигуру, которую мог изобразить при этих словах говорящий по другую сторону, и непроизвольно поежилась. Она не знала, да и не могла знать человека под странной кличкой Учитель, но всем телом почувствовала, что он имеет непосредственное отношение к ее Сергею. Она ближе придвинулась к зеленой стене и прислонила к ней ухо – как раз вовремя, потому что «тихий» еще больше понизил голос. Пока Катя пристраивалась, шурша простыней на кровати, тот успел сказать что-то неразборчивое для нее, и теперь зловеще продолжал стращать своего напарника. - … а после Москвы, я слышал, в тартарары полетит Парижик. Не хило, Вован, а?! - Ик, - ответило ему облако алкогольных паров, вырвавшееся из Вована. - Про него я как раз и слышал. Есть там место одно – Венсенский замок вроде называется. Вот оттуда вся котовасия и начнется. Только, Вова, я тебе как на исповеди, ты теперь лучше рот на замок зашей, а то раньше времени в аду окажемся. Понял? - Ик, - согласился Вова. - Люди, от которых я это узнал, предупредили меня по старой благодарности, хоть и сами боятся Учителя до одури. - А откуда эти твои люди узнали про эту петрушку? – дар внятной речи неожиданно воскресил тяжелый голос. - Случайно, как и происходит со всеми страшными секретами. «Тихий» сделал паузу – Невская предположила, что он оглядывает больничный коридор – и продолжил теперь уже едва различимым шепотом. - Учитель велел им установить номер одного телефона, с которого ему звонил некто, и те, увлекшись выполнением задачи, однажды прослушали разговор этого так и неустановленного лица с самим Учителем. - Ни фига себе! – то ли восхитился, то ли испугался Вован. – И что же, Учитель об этом не узнал? Ответа Катя не расслышала – «тихий» совсем ушел в конспирацию. Она поднялась, подошла к двери и прильнула к замочной скважине, надеясь, что бандиты могут сказать что-то и о Сергее. Сначала все попытки возобновить подслушку казались бесполезными, но минут через пять усилия девушки все-таки были вознаграждены одной ясно услышанной ею фразой: - А с этой что делать будем? Каким-то внутренним чутьем Невская поняла, что «эта» - не кто иной, как она сама. - Хорошо бы убрать ее вообще, больно возни много. Два дня ухлопали, сидя здесь. Может, она уже в себя и не придет. Размеренный голос «тихого», сообщавшего подельнику свои мысли, определенно давал Кате понять, что никакой жалости и сочувствию в нем не место. Девушка подумала, было, что в случае крайней необходимости можно и припугнуть бандитов Сергеем или же подслушанным разговором, однако быстро поняла, что так только ускорит свой конец. Выход журналистке представлялся только один. Она на цыпочках подошла к окну, дернула на себя старый больничный шпингалет и, оглядываясь, качнула в воздухе рыжей копной. Внизу – всего через этаж – неухоженным газоном буйствовала высокая трава, которая должна была смягчить падение. Желающих совершить вечерний променад в обозримом пространстве не наблюдалось, и Невская быстро – чтобы отделаться от липучего страха – шагнула через подоконник. Стук о землю показался ей просто оглушительным – будто с недостроенного пролета упал мешок с крупными гвоздями. Девушка зажмурилась и ощутила в горле собственное сердце. По ступням пробежала противная металлическая судорога. Минуту, которая причудливо растянулась для Кати в целый час, она сидела тихо, вся пригнувшись к земле, потом опасливо подняла голову наверх – открытая дыра в проеме второго этажа так и зияла пустотой, по всей видимости, никто ничего не услышал. Обрадованная девушка попыталась подняться на ноги, но внезапная боль в щиколотке словно разломила левую ногу и молнией взметнулась к колену. Катя обмякла на траве, соображая, как ей выбираться отсюда, и в этот момент сверху на нее обрушился тяжелый выкрик: - Сиди, где сидишь, сука. *** Глава пятнадцатая Место, скрывающее книги Ивана Грозного, до сих пор не открылось ни одному человеку. Если верить легенде, дошедшей до нашего времени, царь, в одночасье повредившийся рассудком и обретший дикую свирепость, живьем замуровал всех рабочих, помогавших ему прятать «в переплетах из чистого золота книги». Он понимал – для того, чтобы сохранить библиотеку для потомков, ее нужно не только засыпать, но и плотно забить глиной ведущий к ней туннель. Покровский читал об этом. Он также знал о предположении, которое делали некоторые историки: место, указывающее на тайный ход, зашифровано самими сретенскими переулками, но найти его никто не мог: дескать, шифр оказался очень сложным – его ключ многократно менялся на протяжении всего лишь нескольких строк, определяющих суть кода. Из библиотеки Семен с Амагой прямиком отправились в первый же попавшийся на пути магазин. Переоделись сразу там же – в уборных, и через полчаса вышли на людную улицу пышнотелой румяной дамой неопределенных лет и молоденьким остроносым брюнетом, восточные корни которого угадывались не только по мягким черным глазам и смуглой коже, но и по стилю одежды с непременным головным убором, да манере держать себя немного вызывающе. Взявшись за руки, странная парочка перешла дорогу и, поймав такси в обратную сторону, поехала в клинику, о приеме в которой Покровский уже успел договориться. Стирать нарисованные бакенбарды Амага не стала – прикрыла волосами, которые так и не решилась обрезать, догадавшись вместо радикальной смены образа спрятать их под широкую кепку. Смерив новых пациентов оценивающим взглядом, администратор спросила – кто, собственно, на осмотр. - Вот, дочь моя. А я с ней, - запищал Покровский фальшивым сопрано, который администраторше тоже не понравился. - Хорошо. Подождите там, - она махнула рукой в сторону небольшой комнаты ожидания, заполненной мягкими игрушками и брошюрами о контрацепции. - Что это ты придумал? – шепнула Амага, усаживаясь на стул. – Я к врачу одна пойду, а ты здесь подождешь. - Да ладно, - шутливо отмахнулся Семен, - что я кресел гинекологических не видел? Однако когда Амага скрылась за дверью доктора, настроение профессора тут же скисло. Тяжелые мысли о Сессиль, которые все последнее время он гнал от себя чрезвычайной занятостью, придавили с новой силой. Что с ней? Была ли она в той ужасной квартире? Где она сейчас – вернулась в Париж или продолжает искать его в Москве?.. Вопросов было так много, что они не успевали формулироваться в голове. Но ни одного ответа, даже на самый главный – что все-таки случилось, когда Сессиль кричала о ненависти и почему затем передумала – у Семена, естественно, не было. Взяв одну из листовок, рекламирующих презервативы, Покровский закрыл ею от ожидающих пациенток захлестнувшие его эмоции. Сидевшая рядом девушка смерила румяную тетку насмешливым взглядом. - Если хотите выбрать что-то стопроцентное, рекомендую почитать вот это, - она отлепила листовку от лица Семена и протянула ему другую, сложенную вдвое. Покровский, еще не успевший спрятать обратно все свои чувства, ошарашено взглянул на девицу. - Серьезно говорю, некоторые оральные контрацептивы помимо основной своей функции еще и снижают уровень тестостерона, что отлично помогает бороться с излишним оволосением, даже на лице. Девушка, вероятно, никогда не подозревавшая о существовании комплексов, демонстративно царапнула взглядом щеки Семена, по бокам которых успела пробиться щетина. - C-пасибо, - икнул Покровский и, чуть не свалившись со стула, спешно выбежал в коридор. Промаявшись там минут сорок, он несколько раз порывался зайти в туалет и снять дурацкий костюм, но каждый раз память, еще не стеревшая образы вооруженных здоровяков, останавливала его. Наконец, появилась Амага. По ее лицу блуждала грустная улыбка, слегка нарушавшая пропорциональность лица. - Что? – испуганно зашипел Семен в самое ухо девушки. – Что-то случилось? - Нет, - тихо ответила она и тряхнула головой, чтобы скрыть под волосами заблестевшие глаза. – Пока нет. - Что значит пока? - У меня гораздо больший срок, чем я думала. И угроза. - Какая… угроза?.. Семен растерянно посмотрел на ее побледневшие щеки и почувствовал, как заныло сердце. И столько нежной жалости было в этом ощущении, что Покровский не выдержал – порывисто обнял Амагу, прижал к себе так, словно боялся, что ее кто-то отнимет, и неожиданно для самого себя поцеловал в раскрывшиеся навстречу губы. - Ну, вы бабоньки даете! – ухнуло за их спинами. Покровский нехотя отстранился и, обернувшись, узнал ту самую девицу из комнаты ожидания, что раздавала советы о контрацепции. Округлив насмешливые глаза, она смотрела на него в упор, подперев руками крутые бедра. - Да вот, - огрызнулся Семен ей в тон. – А ты говоришь! Волосатость чувствам не помеха… Выйдя на улицу, Покровский предложил немного перекусить в соседней кофейне. Ему хотелось подробнее расспросить Амагу об ее состоянии. - Так я не понял, что тебе угрожает? – сразу начал он, как только поставил на стол купленные бутерброды и кофе. - Не мне, а ребенку. У меня срок уже шестнадцать недель, а УЗИ показало угрозу выкидыша. Девушка вздохнула, отпила горячего кофе со сливками и махнула рукой. - А может оно и к лучшему? - Что к лучшему? – не понял Семен. - Выкидыш. Отцу своему этот ребенок не нужен… - Да ты… - захлебнулся Покровский. – Ты с ума сошла! Не смей даже думать так! Поняла?! Он нужен своей матери и… и… - И? – Амага подняла на него свои бархатные глаза. - И мне. - Значит, мне не показалось? Этот поцелуй… не был простым утешением? Неужели?.. - Нам пора. Семен перебил ее и спешно поднялся из-за стола. Его смущение загорелось на скулах неровным румянцем. - Что сказали врачи об этой угрозе? – он покачивался над ней, еще сидевшей, не глядя в глаза. - Сказали пока принимать таблетки, - она пожала плечами, все еще продолжая пить кофе. - Значит, будешь принимать! Пойдем. Покровский развернулся на носках и направился к выходу. Амага поставила на блюдце пустую чашку и, спрятав под кепку распущенные волосы, молча пошла за профессором. Из-за спины он не мог видеть ее улыбки, наполненной новым, еще непонятным ей чувством. Покровский не блуждал по сретенским переулкам лет двадцать. В его памяти сохранилась начатая здесь комплексная реконструкция. Теперь он мог оценить давнишнюю задумку: отреставрированные или даже вновь отстроенные дома настолько мастерски оказались вписанными в архитектурный ансамбль этого исторического района, что отличить здания, появившиеся здесь два или даже четыре века назад, от современных было под силу разве что весьма опытному и сведущему наблюдателю. Весь стиль, вплоть до характерной именно для Сретенки цветовой гаммы фасадов, сохранившейся еще с тех достопамятных времен, когда через нее проходила дорога на Ростов Великий и Ярославль, переносил человека, любящего московскую историю, далеко назад, в окутанные ароматом древности дворики, которым невозможно найти замены. Профессор Покровский тяжело вздохнул – долгие годы жизни за границей так и не отучили его чувствовать родной город и страдать оттого, что он не может бросить все и остаться здесь – дышать, чувствовать, жить… Поняв настроение Семена, Амага молча обняла его за плечи, жарко дыша в шею. Он снова выпустил тяжелую струю воздуха и взял девушку за руку, ее поддержка была ему, действительно, необходима. Несколько минут профессор осматривался и перебирал в голове переулки. Печатников. Пушкарев. Колокольников, в котором находился завод известного когда-то мастера Моторина – того, что делал кремлевский Царь-колокол. Переулков было не так много – всего шестнадцать. Но вот с какого следовало начать? И вообще – как начать? До того как прийти сюда, Покровский бравировал не только перед Амагой, оказывается, он хвастал и самому себе – никакого представления о том, где и как искать то, что им нужно, у него не было. Семен облизал пересохшие губы и снова смерил глазами шумную Сретенку. Он знал, что ее длина – всего 860 метров, но это не обнадеживало: не станет ведь он и в самом деле подключать тяжелую строительную технику, чтобы перерыть исторический район Москвы из-за одной параноидальной мысли о библиотеке Ивана Грозного?! Даже если представить себе абсолютно нереальную возможность этого, то профессор, не успев начать своих раскопок, сразу оказался бы в заведении, «радушно» принимающем душевнобольных. Покровский сморщился и, обернувшись на угол, где в Сретенку вливался Рождественский бульвар, вдруг остановил взгляд на храме Успения в Печатниках, в котором по преданию хранился один из тех тридцати сребреников, что Иуда получил за предательство Христа. Какая-то тень еще неясной мысли мелькнула в голове профессора. Он знал, что на другом конце Сретенки есть еще одна церковь – Троицы в Листах... *** Глава шестнадцатая - Эй, тетя! Покровский понял, что это обращаются к нему, только когда веселый парень с неумело поставленным красным ирокезом придвинулся вплотную и дохнул в лицо густым перегаром. - Ты чо, глухая? Профессор тряхнул кудряшками белого парика и натянул на румяное лицо дружелюбную улыбку. - Ты что-то хотел, сынок? - Сынок?! – панк гоготнул Покровскому в самое ухо и сплюнул через широкую щель в зубах прямо ему под ноги. – Отдохнуть не хочешь, мамаша? Семен подавил в себе отвращение и улыбнулся накрашенными губами еще шире – минуты убегали стремительно, и терять время на душеспасительные беседы было непозволительно. - Я не устала. Парень с ирокезом загоготал еще громче. - А ты с юмором, я погляжу! – И наградил Покровского плотоядным взглядом. – Аппетитная! Причмокнув, он оцарапал прищуром спрятавшуюся за пышной спиной Семена Амагу. - А это с тобой чо за выродок? - Послушай, - профессор изо всех старался предотвратить конфликт, - мы очень торопимся. Может, тебе денег дать? Панк насупился. - Лешке Жести денег? Да я тебя, кобыла старая!.. Этому, значит, сопляку носатому бесплатно даешь, а от Лешки откупиться хочешь? Чем же я тебе не угодил? Покровский проглотил горячую слюну, огляделся. Мимо торопились люди, абсолютно равнодушные ко всему происходящему – пьяный хам нисколько не заботил их, как и его жертвы. В ответ и парень с ирокезом не очень-то стеснялся приставать со своими пошлостями в самом центре Москвы. - Да всем ты мне угодил, - продолжал улыбаться Семен. – Просто сейчас нет времени, да и не будем ведь мы с тобой прямо на улице… - А чо? Нормально. - Давай лучше у меня дома. Через полчаса. Я сейчас отведу юношу и вернусь домой. Я живу здесь рядом, пиши адрес. Панк с сомнением посмотрел на пышнотелую блондинку и опять сплюнул в свою щель. - Ладно, говори, запомню. Тока гляди, наколешь – я тебя, кобылка, найду. А заодно и носатому твоему физию подправлю. - Ну что ты, - Покровский ласково посмотрел на парня и, назвав первый пришедший в голову адрес, шепнул: - я ведь давно без мужа живу, здоровье-то поправлять надо. Панк гоготнул в последний раз и, хлопнув Семена по плечу, быстро скрылся из вида. - О, Боже! – выдохнула Амага. – Я думала, он никогда не отвяжется. - М-да, - грустно вздохнул Покровский, - к сожалению, наша молодежь не всегда радует глаз. - Не всегда? – Амага кокетливо изогнула толстую нарисованную бровь. Семен потупил взгляд, не сумев удержать смущенной улыбки. - Ладно, пошли скорей, нам нужно торопиться. - А ты уже знаешь – куда? – от удивления черная бровь выгнулась еще выше. - Похоже, что да. От небольшой красивой старомосковской церкви, нагретой полуденным солнцем, веяло спокойствием и уютом. Покровский скользнул взглядом по зеленым куполам, и лицо его само собой растянулось в улыбке. Несмотря на то, что он видел церковь Живоначальной Троицы в Листах второй раз в жизни, храм не был для него белым пятном. Когда много лет назад, семнадцатилетним студентом он пришел сюда креститься, настоятель – отец Михаил – сам рассказал будущему профессору географии о том, как появилось у церкви малопонятное прозвище «в Листах». С конца XVI века на Сретенке жили печатники – работники Государева Печатного двора, основанного Иваном Грозным. Печатники делали не только книги, а также гравюры и раскрашенные лубки-картины, которые называли листами. В деревянной Москве того времени каменная церковь была редкостью, а эта стала таковой благодаря сретенским стрельцам – отличившись в Смоленском походе, они получили более 100 тысяч царских кирпичей, клейменных двуглавым орлом. Однако их не хватило, и строительство храма затянулось на годы, пока не произошло событие, потрясшее Россию. В 1671 году стрельцы отправились в поход на Волгу подавлять бунт Степана Разина и вернулись вместе с плененным атаманом. За это царь Алексей Михайлович выдал стрельцам еще 150 тысяч кирпичей. Из них сложили стены храма, который стал памятником той победы. Воспоминания вызвали в Покровском легкую тревогу – подумать только! – ведь этот многовековой храм мог и не дожить до сегодняшнего дня. Его закрыли в 1931 году, а в 1957 он уцелел просто чудом, коммунисты успели взорвать только колокольню. В реставрации церкви, уже в девяностых, принимал участие православный ученый, известный архитектор Кудрявцев. Услышав колокольный звон, Семен обернулся к Амаге и быстро объяснил – что они тут делают. - Ничего не понимаю, - жарко выдохнула девушка прямо ему в ухо, - ты же говорил, эта церковь появилась только в XVII веке, а Иван Грозный, насколько я помню из школьного курса истории, правил в какие-то 1500-тые годы… - Потрясающая память! – улыбнулся ей Покровский. - Что? – Амага старалась перекричать звон колоколов. Семен тоже повысил голос. - Если совсем точно – вплоть до 1550-го года. - Ну и?! Тогда ведь не получается… - Я сказал только, что в XVII веке храм стал каменным. А вот когда он появился в своем изначальном – деревянном виде – этого история не сохранила. Известно только, что сначала церковь была кладбищенской, а ее посвящение объяснялось тем, что она стояла на Троицкой дороге, по которой паломники ходили поклониться Святой Троице в Сергиеву обитель. - Интересно, я когда-нибудь перестану удивляться тому, что ты знаешь все на свете? Амага потерлась о плечо Семена, и он зарделся. - Пойдем внутрь. Покровский потянул ее за руку и первым вошел в церковь, наполненную терпкой смесью запахов свечей и кадил. - А почему именно Троица в Листах? – шепотом спросила девушка, когда они пробирались ближе к алтарю сквозь густые ряды прихожан, собравшихся на вечернюю службу. - Во-первых, - так же шепотом ответил ей Семен, - потому что именно эта церковь считалась близкой «родственницей» Сухаревой башни. Помнишь, я рассказывал тебе о ней? Москвичи XVII века даже прозвали ее невестой Ивана Великого – и за «родственную» высоту, и за то, что в нее был перенесен глобус царя Алексея Михайловича, хранившийся до этого в главной кремлевской колокольне. - А во-вторых? - Помнишь, я говорил тебе о том, что некоторые историки предполагают, будто место, указывающее на тайный ход к тайнику, зашифровано самими сретенскими переулками? - И что? - Еще в Сорбонне мой коллега, профессор истории, чьи предки тоже были выходцами из России, увлек меня поиском малоизвестных фактов о древней Московии. И вот как-то мы обнаружили мемуары не очень известного немецкого исследователя Генриха Клязена, который в XVIII веке пытался разгадать тайну легендарной Либерии. Вот уж никогда бы не подумал, что мне это пригодится в настоящих поисках! - воскликнул Покровский. – Просто уму непостижимо! - Так что ты нашел в этих мемуарах? - торопливый голос Амаги вернул профессора на землю. - Э-э… одну фразу, показавшуюся мне тогда странной. Дословно, конечно, не воспроизведу, но смысл был такой: «в то место корнями вросли и Успение, и Троица, а Печатники указывают на Листы, хранящие подсказку к Пути». - И что это значит? Покровский не успел ответить – со всех сторон на них зашикали, призывая к тишине. Семен извинился и умолк, принявшись наблюдать за службой. Священнослужители в последние годы вызывали в нем суеверный трепет. Атеистичное детство навсегда оставило в его душе болезненный пробел: он не знал – кого и как просить о помощи, когда сильно болела мама, когда умирала маленькая сестренка, и когда он провалил выпускные экзамены в школе… Почти двадцать лет назад настоятель Троицы в Листах отец Михаил сумел поселить в душе Покровского веру и помог ему обрести силу. Теперь под пение церковного хора из памяти Семена выплыли подробности нынешнего существования церкви: ее возвращение к былым морским традициям, когда каждое значимое событие в жизни или истории русского флота отмечалось под сводами этого храма. Здесь проходили службы в память адмиралов Ушакова и Нахимова, торжественный молебен в честь столетия подвига крейсера «Варяг», поминались все русские моряки, погибшие за веру и Отечество. И именно в этом храме по благословению Святейшего Патриарха Алексия II приняли церковное напутствие члены российской научной экспедиции, отправившейся искать на Арарате Ноев ковчег, среди которых был однокурсник Покровского – известный геолог Петрушкевич. Служба закончилась неожиданно быстро для Семена. Он с большим удовольствием еще постоял бы здесь, слушая чудесное пение и ощущая запах кадил. Однако Амага напомнила ему о дефиците времени, и профессор двинулся в поисках настоятеля. На их удачу батюшка оказался на месте. Конечно, это был уже не отец Михаил, однако не менее добродушный и мягкий. Он поздоровался и, внимательно оглядев своих гостей, широко улыбнулся. Покровский просиял в ответ и вдруг – только теперь – вспомнил, в каком виде он предстал перед батюшкой. Семен почувствовал, как покраснел под толстым слоем пудры до кончиков ушей. - Понимаете, отец, - пролепетал он несвойственным ему голосом и стянул кудрявый парик, – нам пришлось переодеться, вы не подумайте… - Успокойтесь, сын мой, - лицо священника стало еще лучезарнее. – Я ничего не подумаю. Настоятель перевел взгляд на застывшую у дверей Амагу, которая уже сняла кепку и теперь стирала с себя лицо восточного красавца. Грим смешно размазывался, делая девушку похожей на сорванца, случайно угодившего в грязную лужу. Воспользовавшись тем, что батюшка не смотрит на него, Покровский тоже принялся избавляться от краски. Спешно прощаясь со следами женской красоты, он начал повествование о том, что, собственно, привело их к настоятелю. Священник вновь перевел взгляд на представшего перед ним в своем облике моложавого мужчину с мягким подбородком и веснушками на носу и вдумчиво, молча слушал. Когда Семен закончил, батюшка покачал головой, плотно соединив пальцы рук, и подошел к окну. - Я не думал, что кто-то еще из прихожан может знать о тайном ходе… - Тайный ход?! – невольно вырвалось у Амаги. – Все-таки он есть! - Увы, дитя мое. Мой предшественник отец Михаил, и все настоятели, что были до него, свято берегли эту тайну, но теперь… - священник вздохнул. - Скажите, отец, а почему вы сказали «кто-то еще из прихожан»? До нас уже интересовались тайным ходом? - Еще бы! – батюшка разъединил пальцы, всплеснув руками. – Этот некто возглавлял целую секретную делегацию, направленную на поиски правительством. - И что же им удалось найти? – затаив дыхание, спросила Амага. - Вот это уж не скажу – меня с ними не было. Кроме того, все, что они делали, проходило в полном секрете и от меня, и от всех наших священнослужителей. - Ну, неужели хоть какая-то часть этого секрета не дошла до ваших ушей? – в голосе Покровского задрожала надежда. - А зачем это все вам, дети мои? – вопросом на вопрос ответил батюшка, и Семен опустил глаза под натиском его взгляда. - Понимаете, мы не можем вам всего сказать, но, поверьте, это дело не меньшей государственной важности, чем то, которым занимались наши предшественники, - дипломатично начала Амага. – Нам только нужно знать, нашли они там что-нибудь или нет? - Я не имею таких полномочий, - голос настоятеля был тверд, но все же его гости ясно услышали в нем нотки сомнения. Покровский тут же решил воспользоваться этим сиюминутным состоянием. - Мы не причиним никакого вреда ни церкви, ни обществу, позвольте нам только спуститься и посмотреть. Вы или кто-то из ваших подопечных можете сопровождать нас и следить за нашими действиями. - Это ни к чему, - вздохнул священник. – Вы можете спуститься туда один, а девушка подождет вас здесь. Только вы должны пообещать мне, что не станете рассказывать о нашем уговоре. – Он вздохнул еще раз, взглянув на засветившиеся лица своих гостей, и не дожидаясь обещаний, показал Покровскому на дверь. - Пойдемте, я покажу вам, где вы сможете спуститься, и дам вам фонарь. Подземный ход под церковью оказался настоящим лабиринтом. Семен хорошо помнил наставления батюшки и все время держался правой стороны, однако повороты появлялись настолько неожиданно и так круто уходили в сторону, что профессор несколько раз не устоял на ногах. Падая, он обдирал руки и ноги об острые края камней, выступавших из холодной и вязкой земли. На шестом таком повороте он сбился со счета и дальше шел уже почти безо всякого ориентира – надеясь только на то, что и впредь нужная ему дорога будет уходить направо. Однако не прошло и десяти минут, как его надежды рассыпались в прах – Покровский оказался на развилке, от которой шли только два узких лаза: налево и вверх. Немного поразмыслив, Семен решил и здесь держаться более правой стороны и полез наверх, но очень быстро узкий лаз сделался совсем непроходимым – вперед уже невозможно было просунуть даже голову. Профессор вернулся к развилке и теперь повернул налево. На этот раз дорога наоборот скоро расширилась, превратившись в просторный коридор. Чувствуя, как затряслись руки в ожидании чуда, Семен пустился вперед бегом, даже не заметив, как в очередной раз оцарапал пальцы обо что-то острое. Фонарь выхватил из кромешной темноты широкий каменный свод, резко уходящий вправо. Сердце Покровского колотилось как бешеное – неужели это и есть тайный ход самого Ивана Грозного?! Казалось, время остановилось здесь, ни пронизывающая прохлада, ни летучие мыши, ни причудливой формы наросты и камни ничуть не изменились за пятьсот лет. Семен глубже вдохнул сырой запах истории, сделал еще один размашистый прыжок и, взмахнув фонарем, наткнулся лбом на каменное острие. Свет больше не двигался, упершись в грубую холодную стену, на которой были едва различимы какие-то высеченные линии. Покровский не хотел верить своим глазам. Это был тупик. *** Глава семнадцатая Она оказалась в его мягкой кровати под балдахином очень быстро. Искусный любовник, всегда выполнявший в сладострастных играх ведущую роль, теперь чувствовал себя неопытным первокурсником. Тело плохо слушалось, отдавшись на растерзание той, по воле которой все и происходило. Душа же вообще парила в прострации, мир в которой перевернулся вверх тормашками, подсунув под ноги пружинистое небо. Между вдохом и выдохом Учитель успевал ощутить накатывающую панику – счастья и отчаяния в нем было поровну, и отсутствие перевеса в любую сторону распаляло внутренние метания. Любовные утехи длились довольно долго, и когда, наконец, оба опустошенные разметались по широкой кровати, Учитель мгновенно заснул, и сон его продолжил душевные терзания. Он видел глубокие глаза Василиска – прямо перед собой, смеющиеся, надменные. «Ах! - сказала во сне мадам Д. – Как можно было так ошибиться? Непростительно. Допускать в наше дело чувства? Ни в коем случае! За все следует расплата…» Учитель открыл глаза и выскочил из-под одеяла. Балдахин наверху слегка качнулся, потревоженный легкой волной воздуха. Если бы подушка рядом не была смята и все еще не пахла ее горькими духами, можно было стряхнуть остатки сумасшедшего сна и облегченно посмаковать с самим собой разнузданные иллюзии. Но все случилось на самом деле – жаркий аромат тела мадам Д. до сих пор наполнял спальню. Учитель неспешно поднялся и боязливо двинулся на кухню. Миновав гостиную, холл и столовую, он удостоверился, что мадам в апартаментах уже нет. На кухонной стойке одиноко стояла чашка свежесваренного, но успевшего остыть кофе, из-под блюдца выглядывал уголок записки. Прежде чем прочесть, Учитель поднес бумагу к лицу – та восхитительно пахла дивной смесью аромата кожи и духов. В записке красовалось всего одно слово: «Спасибо». Вот так раз. Учитель перечитал снова, ища подвох в семи буквах. Он ожидал чего угодно, кроме этого. Неужели загадочная и непостижимая мадам – обычная женщина, всегда благодарная мужчине за хороший секс?! Или он чего-то не понял, не разглядел? Учитель медленно выпил заботливо оставленный ему холодный кофе и задумался. Поразмышляв минут пять, он решил, что его опасения совершенно напрасны и именно сейчас самое время выпустить, наконец, наружу хорошее настроение. Он его заслужил. Однако радость хозяйничала в нем ровно двадцать минут. Учитель как раз строил догадки – как скоро теперь позвонит мадам Д., когда телефон внезапно ожил. «Неужели так быстро?» - просиял Учитель, забыв от радости, что испанской серенады он не услышал… Новые сведения моментально опрокинули его с небес на землю. Не очень расторопные осведомители докладывали, что Амага и профессор вылетели из аэропорта Нижневартовска, но направление им отследить не удалось. «Мать их!» - Учитель в сердцах швырнул телефон на пол. «Народ какой пошел ничтожный! Не могут выполнить элементарного! Все приходится делать самому!» Он потер пульсирующие виски. «Куда отправилась эта парочка? Вернулась в Москву? Скорее всего. Значит, им удалось раздобыть то, за чем охотился Штек. Тем более что Амага имеет непосредственное отношение к этому месту. Ее профессор слишком умен, он может догадаться… И тогда что за этим последует?..» Теперь Учитель почти наверняка знал ответ на последний вопрос. Действовать нужно было немедленно. Он принялся молниеносно перебирать возможные способы, и в этот момент ему позвонил Сергей… *** Глава восемнадцатая Глядя на Покровского со стороны в тот момент, когда он молча появился в церкви, можно было предположить, что профессор погружен в глубокое беспросветное горе. Амаге тоже не понадобилось слов – измученное лицо Семена слишком красноречиво говорило о том, что все кончено. Все их старания, похоже, оказались напрасны и бессмысленны. Учителя и его Кристалл теперь не сможет остановить никто. Девушка опустилась на колени, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Семен остановился от нее в нескольких шагах, слезы отчаяния тоже душили его. Как мог он теперь утешить ее, если сам не имел ни малейшего представления даже о собственной судьбе?! Покровский взглянул на часы – до взрыва оставалось чуть больше тридцати часов. В какой-нибудь другой ситуации ему показалось бы, что это огромный запас, но сейчас профессор отчетливо понимал, что времени у них почти нет, вернее его совсем нет – ведь они не приблизились к тайне свитков ни на шаг. Он снова подумал о Сессиль – вдруг она все еще в Москве и останется там до страшного дня… О, Боже! Покровский тряхнул головой. Надо думать! Выход должен быть! Семен сделал несколько неуверенных шагов в сторону алтаря. Узкая полоска дневного света, упала на его лицо с высокого витража. Он поднял глаза и увидел прямо перед собой лик Пресвятой Богородицы. Рука сама осенила лоб и грудь крестным знамением, и, глядя на икону, Покровский вдруг ясно почувствовал успокоение. Мысли перестали метаться и неожиданно свернули в плавный поток. Он подавил спазм в горле и, не отрывая глаз от иконы, стал тихо рассказывать Амаге о том, что было в подземелье. - А может, нужно вернуться и попробовать искать с левой стороны? – всхлипнув, предложила девушка. - Перед тем, как я пошел туда, настоятель храма дал мне понять, что вся левая часть лабиринта была исследована несколько раз, причем не только специальной комиссией, но и самими священниками. - Почему же они не искали справа? - Думаю, что искали, и обнаружили тот же тупик. - Но ведь батюшка наверняка знал о нем. Зачем же тогда он послал тебя в подземелье? Покровский не услышал вопроса. Он во все глаза смотрел на иконную руку Девы Марии, на которой поблескивала едва различимая масляная капелька. Это определенно был знак. Добрый знак. «Думай!» - вновь поторопил себя профессор и задумчиво переспросил Амагу: - Что ты сказала? - Я сказала, что батюшка не зря отправил тебя вниз, иначе просто рассказал бы сразу о тупике, и все. Тем более он сделал акцент на правую сторону! Покровский побледнел. Слова Амаги произвели совершенно чудесное воздействие на его голову. Ну конечно! - Умничка! – воскликнул он и, бросившись к девушке, схватил на руки. – Ты просто прелесть! Амага, улыбаясь, оттолкнулась от Семена локтями. - Пусти. Ну, Сема. Меня сейчас стошнит. - Ой, - испугался Покровский, - прости, я совсем забыл о нашем малыше. Он опустил девушку на пол и, сжав ее руки, поделился своим озарением. - Когда ты сказала, что отец не зря отправил меня к этому тупику, я вдруг все понял! Ведь там, на каменной кладке сохранились очертания Кремля – рисунок высечен глубоко в камне. Я так ужаснулся, увидев этот тупик, что даже не подумал о небольшой странности. Но моя память ее зацепила, и теперь я понял, в чем дело – купола!.. Это не московский Кремль. Понимаешь?! Амага покачала головой. - Ничего не понимаю. - Все очень просто. Нам нужно искать Книгу не в московском Кремле, а в другом. Девушка опешила. - Как так? - Вот так! Если бы я понял это сразу! Сколько времени потеряно! - Но подожди, что значит не в московском? А в каком же еще? - Точно не знаю, - поджал губы Покровский. – Давай рассуждать логически. Где еще есть Кремль? - В Казани, например. - Нет, я неправильно сформулировал вопрос – где еще мог быть Кремль во времена царствования Ивана Грозного? - У меня лично вариантов нет, - почесала переносицу Амага. «Думай!» - вновь приказал себе Покровский. Он принялся расхаживать взад-вперед, перекачиваясь с пятки на носок. Вена на его лбу вздулась так, словно хотела разорвать кожу. Сделав несколько кругов, Семен остановился и посмотрел на мироточащую икону. Масляная капелька уже сползла с кисти руки на пальцы Богородицы. Покровский застыл на месте, словно боясь одним неверным движением спугнуть эфемерную мысль – откуда-то из глубин памяти выплыл обрывок одного разговора с Амагой. Семен прищурился, глядя прямо в глаза светлого лика Пресвятой Девы, и вдруг колючий ток пронзил сознание профессора. Еще одно озарение обожгло грудь громким криком, вмиг облетевшим стены храма. Амага испуганно подняла на Семена припухшие глаза и увидела, как на его лице нервозным румянцем пылает радость. - Я знаю, где искать, Ами! – крикнул он. – Знаю! Когда они, держась за руки, выбежали из церкви, волнение, переполнявшее их, не дало оглядеться по сторонам. Покровский рвался вперед, вихрем неся за собой подругу. Тем временем за парочкой внимательно наблюдали. От стен храма стремительно отделилась тень и двинулась за ними. Семен с Амагой не преодолели и десяти метров, как сзади раздалось громогласное: - Стой! Девушка от испуга споткнулась и едва удержала равновесие, а профессор, обернувшись на бегу, неуклюже выставил вперед руки. Увидев своего преследователя, Покровский выпустил вздох облегчения. Перед ним, покосившись всем телом, стоял недавний знакомец с красным ирокезом. Он растерянно глядел на Семена, словно не верил своим глазам. - Эй… - жалобно протянул панк. – А тетя?! - Нет тети, - хмыкнул профессор. – Уехала. Велела тебе привет передать. - А ты, это… чего в ее шмотках? И девка твоя… Парень перевел недоуменный взгляд на Амагу. - А кавказец?.. - он запнулся, отступил, и вдруг его осенило. – А! – завопил панк. – Я все понял! Вы травести! Фу! – он сплюнул. – Мать твою, уроды такие… Если б сразу… А я тут как последний идиот ждал! Гнида! Поц вонючий! Даже бить тебя противно! - А мне нет! – с вызовом ответил Покровский и совершенно неожиданно не только для панка, но и для себя приложился кулаком к скуле парня. Тот жалобно пискнул и сложился пополам. - Эй, ты чо, зараза?! - Может еще раз дать? – Семен сделал угрожающий выпад в сторону панка. Тот быстро метнулся в сторону и уже на бегу прошипел из-за спины: - Да пошел ты! Мы тебя с пацанами все равно поймаем! Покровский потер кулак, глядя вслед исчезающему за кустами красному ирокезу, и улыбнулся пораженной Амаге. - Смотри, какие мы с тобой популярные. - А ты, профессор, прямо герой боевика. - Да уж! – довольно потупился Семен. – Ладно, нам нужно торопиться на вокзал. - А куда мы едем? – уже на бегу спрашивала Амага. - На твою родину! - Куда??? *** Глава девятнадцатая Выслушав немного сбивчивый, но все же спокойный рассказ приемного сына, Учитель недовольно подергал скулами и отвернулся к окну, чтобы скрыть глазной тик. Он терпеть не мог, когда его расстраивали и злили, и обычно наказывал за это своих детей довольно жестоко. Когда-то, много лет назад, отыгрываясь за испорченное настроение, он заставил Сергея и Киру пять часов подряд хлестать друг друга кожаными ремнями, смоченными в солевом растворе. Учителю не казалось это жестоким, воспитание, по его разумению, всегда предопределяло суровость. Не один настоящий русский царь истязал своих детей, с кровью вбивая отцовскую науку повиновения и преклонения: Иван Грозный, Петр Великий, даже Алексей Тишайший… Сергей всегда был самым послушным и преданным. Воровал, убивал, стравливал – только бы угодить Учителю. Из парня с бледно-голубыми глазами и сломанным самим же приемным отцом носом вышел самый большой толк. Остальные воспитанники и в подметки ему не годились, даже родной брат – Сикл. Тот, недотепа, весь в родного отца уродился. Учитель скрежетнул зубами, представив, как его лучший ученик рухнул от удара какого-то деревенского деда и упустил Амагу. Он не увидел, как за его спиной лицо Сергея искривилось в такой же злобной гримасе – именно в этот момент голубоглазый мужчина ощутил такую дикую ненависть, которую невозможно было вместить внутри. Оказывается, с того самого дня, как дядя убил его отца, эта ненависть росла на хороших дрожжах и стала в десять – нет – в сто раз сильнее! И еще утроилась, когда Сергей узнал о гибели Сикла! Этот ублюдок лишил его брата! Он стал причиной смерти Киры! Он чуть не отправил на тот свет Амагу!.. Еще совсем недавно она, эта жгучая ненависть, лежала под толстым панцирем и не предполагала, что когда-нибудь ей удастся выбраться наружу. Даже не выбраться, а взорваться изнутри настоящей огненной лавой! Если бы Учитель не причинил вреда Кате, если бы его люди не стали угрожать, используя ее, возможно тогда Сергей сумел бы сдерживать свою ярость до конца жизни, но теперь… Любовь, которую он, совсем уже не юный мальчик, испытал впервые, вскрыла панцирь и выпустила наружу страшного джина. Кипящее в душе Сергея неистовство угрожало вот-вот вцепиться Учителю в самое сердце, и мужчине стоило больших усилий напоминать себе о безопасности Невской. «Нет-нет, - шептало благоразумие, - только не сейчас. Сначала нужно найти Катю». Сергей так озаботился этими стараниями, что не заметил, как Учитель вернулся к барной стойке, отпил бренди и, набрав чей-то номер, стал говорить по телефону. Обрывок разговора неожиданно вернул Сергея в реальность. - Панк? – играя желваками, процедил Учитель. – Что за черт? Ну… Он внимательно слушал минуты три, потом вдруг горячо выдохнул: - Как ты сказал? Точно? Значит, на ее родину?! На том конце, по всей видимости, подтвердили остроту учительского слуха. Он с силой вдавил кнопку телефона в панель, и отбросил его на софу. Лицо Учителя блестело довольством. - Есть! Они точно ненормальные – явно ищут Либерию! – сказал он странную фразу и метнул в Сергея решительный взгляд. - Живо собирайся. Ты едешь в Вологду! - Куда? Учитель хохотнул злобным смешком. - На поиски царских сокровищ! *** Глава двадцатая Город, в котором двадцать два года назад родилась Анна, переименованная приемным отцом в Амагу, показался Семену необычайно красивым. Он видел его впервые, и мысленные представления сильно уступали оригиналу – северная Вологда чудесным образом сохранила богатую многовековую каменную и деревянную архитектуру, от которой у Покровского внезапно случилось дежавю. Глубокое, полуобморочное, упоительное. Будто он был здесь много-много лет назад, бродил под каменными сводами, любовался низкими деревянными мостками и покосившимися церквушками. Будто он, родом из этой древней прекрасной страны, вовсе и не уезжал никуда. У профессора кружилась голова, а он все вытаскивал из непонятного прошлого неизведанные, но совершенно отчетливо пережитые минуты, смаковал их, раскрашивал ими увиденное. Словно почувствовав ностальгическое настроение Семена, Амага всю дорогу потчевала его особенными изюминками родного города. Взахлеб рассказывала о вологодском масле – со специфическим ореховым вкусом, о девушках – с русалочей поволокой бездонных глаз и совершенно дивном запахе горькой травы, какой нет больше нигде в мире. Когда путешественники вновь заговорили о своих поисках, профессор принялся ругать себя, не жалея сил. - Как я мог так ошибиться?! Столько времени потеряно! – сокрушался он. – Можно было сразу вспомнить об этом! Ведь именно Вологду Иван Грозный представлял столицей Руси! - Как эт-то? – подавившись походной сушкой, поразилась Амага. – Я, конечно, плохо училась, но, по-моему, это явный перебор, такого и быть не могло! - Почему же? Очень даже было! Просто об этом факте не пишут в учебниках, да и вообще о нем мало известно. Вологда – очень древний город, ровесник Москвы. Еще дед царя Ивана сделал его крупным промышленным центром: богатые пушниной леса и судоходная река очень этому способствовали. - Ну ладно, если следовать твоей логике, то в Вологде должен быть Кремль, но там его нет! – Амага попыталась остудить пыл ученого. Не тут-то было! Покровский засмеялся с удовольствием – так, будто ждал этого подвоха. - Вот и я так сначала подумал! Именно в этом и состоит ошибка. Кремля – в первоначальном его виде – в Вологде, действительно, нет, но!.. – Семен многозначительно поднял вверх указательный палец и снова затрясся от смеха всем телом. – Для нас имеет значение, что он был! Крепость до наших дней, конечно, не дошла, но известная сегодня планировка повторяет расположение фортификационных сооружений. В центре Кремля находился Софийский собор, который хорошо сохранился, несмотря на свой четырехсотлетний возраст. Кстати, построен он был в том же архитектурном стиле, что и Успенский собор Московского Кремля. - И что? – непонимающе уставилась на профессора девушка, слизывая с пальцев оставшийся от сушки мак. - Я только вчера обо всем этом подумал, а потом в библиотечных архивах проверил: в первых летописях упоминается о начатом при Иване Грозном строительстве вологодского Кремля. Достоверно установлен факт, что из Владимира царь перевез в Вологду всю свою казну, семью, митрополита и библиотеку. Однако историкам не известно наверняка – оставил ли он там свои книги или увез позднее в Москву. - А что же Кремль? – внимательно прищурилась Амага. – Ведь именно это наше ключевое слово. - Совершенно верно. Вологодский Кремль так и не был достроен. Причина, по которой царь спешно оставил город, не закончив строительство, точно не установлена, но есть предположение, что на Ивана Грозного было совершено покушение, и самодержец, опасаясь за свою жизнь, выбрал новое место для резиденции. Поезд, несущийся в Вологду, сам того не зная, сделал Амаге с Семеном большой подарок – целых два часа! Обычное расписание было случайно сокращено неопытностью машиниста, в результате чего экспресс прибыл из Москвы через шесть часов. С вокзала Покровский с Амагой прямиком отправились в Софийский собор. Как только на правом берегу реки Вологды показался пятиглавый храм, сердце профессора екнуло – словно почуяв верный след. В будний день внутри собора было немноголюдно – размеренную тишину лишь изредка нарушал приглушенный шепот нескольких туристов. По фрескам конца XVII века, украшающим своды, медленно стекал солнечный свет, пробивающийся в узкие витражи, и собирался на полу в причудливую мозаику. Амаге казалось, что в этом умиротворенном мирке она могла провести целую вечность, любуясь и отдыхая душой. Однако им нужно было спешить. Выйдя из храма, они оказались на Архиерейском подворье, и, обойдя колокольню, безупречно выполненную в эклектическом стиле, оказались в здании Вологодского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. Везение, наконец, улыбнулось им почти сразу, представ в виде добродушного экскурсовода Жоры, который охотно согласился поговорить с профессором и его очаровательной спутницей на интересующую их тему. - Да, вот, например, несколько лет назад у нас специально создали группу археологов – они искали в Вологде следы сокровищ Ивана Грозного, среди которых могли оказаться не только книги. И представьте себе – нашли! Семен и Амага вздрогнули одновременно, по их лицам вверх-вниз задвигались причудливые тени. А Жора, довольный их реакцией, продолжил, немного повысив голос. - Ну, не сами сокровища, а какие-то указатели, где их искать. Сначала раскопали фундамент Кремля и остатки царского дворца в самой Вологде, а уже оттуда потянулась ниточка в другое место, где царь Иван предположительно и устроил свой тайник. - Где конкретно находилось это место, вы знаете? – буквы выпрыгивали изо рта Покровского торопливо, что слегка путало слова. - Место? Да его весь город знает! Это Белозерск – под Вологдой. Во времена Ивана Грозного там была хорошо укрепленная крепость, считавшаяся неприступной, так что у царя имелись все основания спрятать свой клад именно в Белозерске. - И… и что же раскопки? – волнение заметно овладело профессором. – Чем они закончились? - А ничем, - пожал плечами экскурсовод. – Финансирование прекратилось, и все – дальше копать было уже не на что. - Так что же все-таки нашли в Белозерске? – громко спросила Амага. - А об этом говорить у меня нет никаких полномочий, - неожиданно заупрямился экскурсовод. – Если хотите – идите к руководителю группы, он, кстати, только что на пенсию вышел, может, найдет время с вами пообщаться. Адрес могу дать, только уговор – на меня не ссылаться. Покровский быстро согласился, записал координаты, и уже через полчаса они с Амагой звонили в облезшую дверь известного вологодского археолога Петра Качанова. *** Глава двадцать первая Судорога рвала ногу на части, но бежать нужно было непременно. Катя Невская попробовала двигаться прыжками на одной ноге, однако телу плохо удавалось держать равновесие. Девушка вонзила зубы в сочную мякоть нижней губы – так, что из глаз брызнули слезы, и поползла на четвереньках. Позади уже мерещились крики, топот быстрых ног и… крепкая охапка чьих-то рук. Катя зажмурилась, не переставая перебирать коленями, а, открыв глаза, поняла, что сильные объятия – вовсе не плод ее больного воображения. Она в ужасе приоткрыла рот и скользнула взглядом вверх по шее – туда, где на незнакомом лице горел широкий румянец. Журналистка жалобно взвизгнула и тут же услышала жаркий шепот, опаливший ухо: - Тихо! По-моему, вы совсем не хотите попасться этим гадам. Сейчас мы выберемся отсюда. Катя с трудом проглотила слюну – будто в воспаленные гланды и в самом деле услышала неподалеку мерзкие возгласы тех, что кричали ей сверху, из больничной палаты. Она инстинктивно прижалась к шее незнакомца, резво скачущего с ней через кусты, молясь, чтобы провидение спасло от случайного маньяка. Очень уж не хотелось из огня попасть в полымя. Тем временем странный незнакомец умело скрылся от преследователей за двумя поворотами. Оказавшись с Катей на руках в темном подъезде, он достал из кармана брюк ключ, открыл дверь на первом этаже и бесшумно скользнул в какую-то квартиру. Оказавшись под защитой запертой изнутри двери, спаситель усадил девушку на низкую коридорную тумбу и устроился перед ней прямо на полу. - Ну, рассказывайте, - улыбнулся он, переводя дух. Катя опешила. - Что рассказывать? - Что такого вы натворили?! Эти громилы, по-моему, были готовы свернуть вам шею. Если бы я не оказался поблизости, вам бы несдобровать. - А что вам там нужно было, поблизости? Невская все еще не могла отделаться от неприятного подозрения и ждала, что вот-вот раскроется какой-то подвох. - Да собственно ничего. Я искал в кустах свою кошку, - добродушно ответил странный тип. – И совершенно случайно услышал брань. А я, знаете, очень не люблю, когда так разговаривают с женщинами. «Смотрите-ка, какой раритетный тип мужчин» - подумала Катя. - Тем более, - еще дружелюбнее улыбнулся спаситель, - я увидел, как вы беспомощно пытались убежать от своих преследователей. Ну, так что вы натворили? - Ограбила больничную кассу, - съерничала Невская и сразу устыдилась, потому что поняла – незнакомец поверил ей. - Значит, вас будут искать, - он закусил губу. – А те двое, что же, они из милиции? - Почти, - Кате совсем не хотелось говорить правды. - Хорошо, я вам помогу, раз уж начал, - вздохнул спаситель, заметно расстроившись, что реальность не вписалась в его рыцарский сценарий. – Вы можете пока отсидеться у меня, я живу один, так что… - Нет-нет, - девушка поспешно встала с тумбы, забыв о растянутой щиколотке, и тут же снова села, сраженная болью. - Вам нужно показаться врачу. - Ничего страшного, все пройдет за пару дней. Если вы действительно хотите помочь мне, просто доставьте как можно более незаметно по одному адресу и забудьте обо мне, чтобы не создавать себе лишних проблем. Будьте так добры. Невская страдальчески заломила руки, пустила по нижней кромке ресниц длинную слезу, и незнакомцу не оставалось ничего другого, как снова помочь ей. Когда они пробирались дворами, план, внезапно родившийся в голове журналистки несколько минут назад, приобретал все более ясные очертания. Невская почти не сомневалась, что приняла правильное решение. Ну кто догадается снова искать ее в квартире Сергея? Ее враги будут уверены, что напуганная барышня постарается держаться от его логова как можно дальше. И ошибутся. Именно там Катя и собиралась отсиживаться, наглухо закрыв все окна и двери, отключив телефон и вообще любую связь с внешним миром. Оставалось только решить – как именно попасть в квартиру. Однако эта проблема отпала быстро, мягкосердечный незнакомец резво взобрался по наружной лестнице на балкон третьего этажа и уже через три минуты открыл своей хромоногой спутнице дверь. Еще и пошутил, мол, за проникновение в чужое жилище срок дадут обоим. Когда они прощалась, Катя не преминула воспользоваться редкой человеческой добротой своего спасителя еще один, последний раз – попросила дозвониться маме и от имени редактора сказать, что Невская вновь отправлена в срочную командировку. Идея с квартирой Сергея оказалась хороша еще и тем, что отпадала волнительная необходимость – узнавать, где он и что с ним, нужно было просто набраться терпения и ждать. Должен же он вернуться туда… *** Глава двадцать вторая Учитель вновь ступил во владения кисельного облака воспоминаний. Перед тем как заснуть, он принял слишком много кокаина, и теперь отрава упоительно обволакивала его сознание. Сон был вещим, как стрела с ядом кураре, пущенная из прошлого. …Учитель вновь спускался в подземные лабиринты, искал гробницы, затем «Книгу мертвых». Он хорошо помнил – благодаря кому, наконец, нашел ее. Взамен мадам Д. требовала слишком многого, непосильного смертному. Однако он не смел отказаться, потому что и сам тайно мечтал о страшной, несоизмеримой ни с чем власти. Учителю виделся образ Того, от чьего имени говорила мадам. Он был высечен на розенкрейцерском мемориале в бразильском городе Куритиба. Нынешний Глава Ордена Креста и Розы, которого в реальной жизни видели лишь несколько человек, казался суров профилем и нравом. Но скоро – о! как Учитель свято верил в это! – он сам окажется во власти нового Властелина мира! Осталось совсем, совсем немного… Этот приказ прекрасной мадам, поначалу выглядевший чистым безумием, теперь был для Учителя мечтой его существования – земного и загробного. Да, он сделает все, как от него требуют – и Кристалл Силы заставит содрогнуться планету! – но потом… О! Потом он будет действовать уже от своего Имени! Пусть сначала хаос накроет только три мегаполиса, на которые указала мадам Д. Зато дальше он все решит сам. Люди будут метаться в ужасе, жить в кошмаре и ждать Армагеддона. А он – земной Бог – станет решать, кому отправляться во Мрак, а кому еще мучиться в страшном ожидании… Учитель слизал кончиком языка капельку слюны, выползшую из полуоткрытых в дреме губ, перевернулся. И тут сон, словно цветную бумагу, разрезала Кира. Она смеялась и выглядела пятнадцатилетней девочкой – свежая, еще не срезанная роза. «Зачем ты отправил меня умирать, отец?» – спрашивала она, и Учитель ясно видел, как распадалось на куски ее лицо. «Так было нужно», - безжалостно отвечал он и слышал в ответ удаляющийся голос приемной дочери: «Ты заплатишь за все. За все…» Он вскочил на постели и долго мучился испорченным настроением. Так хорошо начинался сон… Не поднимаясь, Учитель отпил бренди из бутылки, стоявшей на полу рядом с кроватью, и в этот момент спальню наполнили сладостные звуки серенады. - Я хотела бы повторить нашу ночь, - выдохнула в трубку мадам Д., и Учитель вмиг забыл о дурных предчувствиях. *** Глава двадцать третья Пожилой человек осмотрел нежданных гостей с большим вниманием. Он долго раздумывал, прежде чем пригласить их в свою холостяцкую квартиру. Разговор на интересующую пришедших тему никак не шел в нужном направлении. Как только Петр Петрович узнал – зачем явились к нему молодые люди, сразу заметно переполошился и старался быстрее избавиться от них, притворяясь то глухим, то забывчивым, то слабоумным. Покровский чувствовал в поведении археолога явное напряжение и тревогу. Стараясь успокоить его, Семен деликатно стал расспрашивать пенсионера о посторонних вещах, об экспедициях, в которых тому довелось участвовать за всю свою жизнь, о необычных находках, благодарностях и наградах. Последних, кстати, у почтенного археолога оказалось немало – весь большой комод в гостиной и пестрый гобелен над ним были заставлены и увешаны значками и грамотами – одна из них, висевшая на самом почетном месте, была вручена Петру Качанову самим президентом за вклад в исследование российской истории. Покровский выразил свое восхищение и, поняв, что сумел немного усыпить бдительность Петра Петровича, осторожно повернул разговор на Белозерск. - А за Белозерские раскопки, неужели ничего не получили? - Не за что было получать, - археолог вновь захлопнул створки своей души, как моллюск, чувствующий опасность вне раковины. - Ну, как же, - Семен постарался вложить в свой голос как можно больше уважительного почтения. – Не скромничайте, ведь найденное вами поистине бесценно. Словам Покровского удивились все трое: он сам, неожиданно для себя вдруг пошедший ва-банк, Амага, обернувшаяся от грамот археолога и судорожно пытавшаяся поймать ускользнувшую от нее нить логики, и Петр Петрович, напугавшийся чего-то так, что нервный тик запрокинул его левое веко до надбровной дуги. - Я… я… - археолог неумело пытался справиться с растерянностью. - Чего вы боитесь? – напрямую спросил Покровский и тут же пожалел об этом. Лицо Петра Петровича вдруг раздулось и покраснело – белыми остались лишь многочисленные складки на лбу. Он попытался, было что-то сказать, но тут же начал задыхаться, хватаясь руками за горло. Амага первой подбежала к старику, стараясь понять его свистящий хрип. Семен отыскал валидол и попробовал засунуть таблетку под вываливающийся язык Качанова. - Нужно вызывать «Скорую», - испуганно глядя в вытаращенные глаза Петра Петровича, решил Покровский. - Не-ет, - захрипел археолог, - они… не вы…пустят ме-еня. - Вам нужно успокоиться, сейчас приедут врачи, сделают вам укол, - Амага погладила его руку, но старик выдернул ее, как ошпаренный. - Не-ет! – Петр Петрович захрипел с еще большим надрывом. – Ес-ли ме-ня убьют… Кни… - он закашлялся. – Кни… га! Ее надо пе… пе… - У него сейчас точно инсульт случится! – вскрикнул Покровский и схватил телефонную трубку. Пока он общался с дежурным врачом «Скорой», Амага всеми силами старалась успокоить больного. И вдруг тот, больно вонзив в ее руку длинные желтые ногти, тяжело шепнул девушке в самое ухо: - Книга… за стеной шкафа… надо пе-ре…дать… Продолжить он не смог. Сознание неожиданно отключилось, повалив тело пожилого человека на бок. На глухой стук в комнату вбежал Покровский. - Что это, что с ним, Сема? - Амага растерянно глядела на растянувшегося на полу археолога. - Потерял сознание. Давай переложим его на кровать, скоро приедут врачи. - Ты знаешь, - тихо сообщила девушка, обхватывая Качанова с одной стороны, - он успел сказать мне, что какая-то книга у него за стеной шкафа. - Шкафа? – огляделся Покровский. – Наверное, он имел в виду шифоньер. А вдруг Петру Петровичу, действительно, удалось найти что-то важное? - И он скрывал это от всех! – поддержала Амага. - Давай посмотрим. Уложив бесчувственного хозяина квартиры на продавленный диван, они с трудом отодвинули старый деревянный шифоньер за один угол и увидели в стене, которую он закрывал, большой металлический щит. - Вот это да! – ухнула Амага. – Интересно, как он открывается? - А вот, смотри, - Семен осторожно потянул щит за приделанное внизу небольшое колечко, и тот на удивление легко поддался. Открывшаяся их взору небольшая ниша в стене оказалась почти пустой – только в самом дальнем углу лежал маленький целлофановый пакет. Он был на удивление легким – никакой книги в нем быть не могло. Подрагивающими от накатившего волнения пальцами Покровский разорвал несколько слоев пленки и… едва устоял на ногах. Из целлофанового плена вырвался пергаментный свиток, чуть слышно хрустнувший на полу. Осторожно подняв его, Семен быстро пробежал глазами состарившийся до ломкости пергамент. Старательно выведенная старославянская клинопись, на этот раз по счастью, в чистом виде безо всяких чужеродных вкраплений, вселяла большую надежду на то, что им удалось найти настоящее сокровище. Семен почесал глаза, словно боялся оптического обмана. - Что это, Сема? – шепотом спросила из-за его плеча Амага. - Похоже, то, что мы искали, - так же тихо ответил Покровский, и в этот момент в дверь позвонили. За все время, пока «скорая» петляла по дворам и дворикам, а потом мчалась по запруженному проспекту в первую клиническую больницу, Семен с Амагой не проронили ни звука. Собственно, в этом не было никакой необходимости – врачи сами быстро определили состояние бесчувственного Качанова и, уже у дверей палаты заверив сопровождавших археолога молодых людей, что с ним все будет в порядке в самое ближайшее время, отправили их восвояси. На улице Покровский еще некоторое время не отвечал на расспросы Амаги, словно оценивая правильность своих действий. Наконец, он тряхнул головой, утопил в мягком подбородке указательный палец и заговорил. - Ты знаешь, Ами, я уверен, что нам в руки попало, действительно, нечто стоящее. Вот только получается, что мы украли пергамент у Качанова, а ведь именно из-за этого у старика случился приступ. - Ерунда! – совершенно безапелляционно заявила Амага. – Мы ничего не крали, а только взяли прочесть – и сразу же отдадим, как только узнаем все, что нам нужно. Это, во-первых. А, во-вторых, его приступ мог случиться из-за чего угодно, может, перед нашим приходом он поругался с бывшей женой – откуда ты знаешь?! Так что прекрати мучить себя. Лучше давай поговорим о главном – что там, в этом пергаменте? - Ты молодец! - улыбнулся Семен и притянул к себе девушку. – Без тебя я бы пропал. Она просияла. Покровский поцеловал ее в волосы и, отчего-то смутившись, сразу заговорил о находке. - Знаешь, я тут вот о чем подумал… Ведь бесследно пропавшую библиотеку Ивана Грозного видели многие. - Как это?! – опешила Амага. - Давай присядем, - Семен кивнул на скамейку возле кривостволой осины, мимо которой они проходили. Девушка устроилась на дощатых перекладинах, все еще не закрыв рот от изумления. - Ну, не сейчас конечно, - усмехнулся профессор, глядя в широко распахнутые глаза Амаги. – Тогда, в шестнадцатом веке. Максим Грек, например, или Ветерман – ученый из Дерпта, которому Грозный сам предложил почитать его книги. Этот Ветерман, кстати, даже составил каталог находившихся в подземелье книг, но он пропал точно так же, как и сама библиотека. В семнадцатом веке о ней в своих письмах упоминают Аркудий и Сапега – их переписка дошла до наших дней. Но ни один из них или каких-то других, менее известных людей, нигде не оставил ни одного намека о том, где, в каком именно подземелье, хранилась знаменитая Либерия. Как ты думаешь, почему? - Понятия не имею, - пожала плечами Амага. - Вот и я, - Семен качнул головой. – Но к нам в руки, судя по всему, попало свидетельство того, кто собственными глазами видел царские книги. - Этот пергамент? - Да. Видишь ли, все искатели царских сокровищ, когда-либо пытавшиеся напасть на их след, в качестве самого неопровержимого факта существования Либерии Ивана Грозного приводили так называемый «список Дабелова» - указатель книг из библиотеки русских царей. В тысяча восемьсот, кажется, двадцать втором году этот самый профессор Дабелов, специалист в области римского и германского права, опубликовал выдержку из некоего документа, который он, якобы, нашел в архивах города Дерпта, и назвал «Указателем неизвестного лица». В нем и перечислялись книги, которые этот неизвестный видел в подземельной библиотеке царя Ивана. - Подожди-ка, - Амага сощурилась от прыгнувшего на глаза солнечного зайчика, - а не был ли этот некто тем самым Ветерманом, который тоже был из Дерпта и, как ты говорил, как раз и составлял каталог книг? - Да ты мысли мои читаешь! – улыбнулся профессор. - Так ты хочешь сказать, что у нас в руках настоящий список книг Ивана Грозного?! Не может быть! – Амага почувствовала легкий холодок, быстро спустившийся вниз по ногам и уколовший большие пальцы. - Думаю, что все-таки может, - улыбнулся Семен и придвинулся к девушке ближе. – Никаких книг экспедиция, в которой участвовал наш бедный Петр Петрович, судя по всему, не нашла, но кое-что ему все же удалось обнаружить. - И тайно присвоить! - Ну, это мы оставим на его совести, пускай сам решает после выздоровления – что делать с этим пергаментом, тем более что он собирался его куда-то передать. - Ну… ты не тяни, Сема, - Амага уже сгорала от любопытства. – Что там за список? Покровский аккуратно вынул пергаментный свиток из-за пазухи. Написан он был на старославянском, так что читать современника неистового царя приходилось не так просто. К тому же на этот раз специалиста по переводу на современный русский язык Антонины Степановны Рихтер рядом не оказалось. Однако через некоторое время Семен все-таки смог внятно прочесть список. «…Таковых рукописей у царя было всего до 800, которые частью он купил, частью получил в дар. Большая часть греческие, но также много и латинских. Сии манускрипты написаны на тонком пергаменте и имеют золотые переплеты. Видены мною: Ливиевы истории, Цицеронова книга de republika и 8 книг Historiarum, Светониевы истории, Тацитовы истории, Книга римских законов, Юстиновы истории, Кодекс конституций императора Феодосия, Вергилия Энеида и Ith, Юстианов кодекс конституций и кодекс новелл, Саллюстия Югуртинская война и сатиры Сира, Цезаря комментарий и Кодра, Апулеевы Метаморфозы, Полибиевы истории, Аристофановы комедии, Пиндаровы стихотворения, Гелиотропов Gynothaet, Гефестионова Geographika...» - Да ведь это… - воскликнул, было, Покровский, едва закончив читать, и осекся. Амага, не заметив его странной растерянности, выдохнула свои эмоции: - Вот это да! Никогда не слышала ни об одной из этих рукописей. - Не удивительно, - кивнул головой профессор, все еще поглощенный изучением раритетного свитка. - Только я не представляю, каким образом мы должны понять, какая именно книга нам нужна! - К тому же, этот анонимный некто упоминает о восьмистах книгах, а перечислено их всего… м-м… семнадцать, - быстро сосчитал Покровский. - Боже мой, я об этом вообще не подумала! – Амага сокрушенно всплеснула руками. Как же мы будем искать? - Честно говоря, - вздохнул Семен, - не имею ни малейшего представления. *** Глава двадцать четвертая - Но это только один вопрос. Странная фраза повисла в воздухе, а профессор защелкал языком, разглядывая двух дерущихся в кустах котов. - Сема! – не выдержала Амага. – Что ты замолчал? Я ничего не поняла – какие еще вопросы? - Второй вопрос, - невозмутимо продолжил Покровский, не отрываясь от кошачьей свары, - в том – что документ, о котором упоминает профессор Дабелов, был написан на немецком… Я от радости совсем забыл об этом. - Что же тогда нашел наш Качанов? - Может быть какое-то другое, неизвестное историкам свидетельство. Русского боярина, например. А может… - Покровский повернулся к Амаге и внимательно посмотрел ей в глаза. – А может это фальшивка. - К-как фальшивка? – испугалась девушка. – Зачем же тогда Качанов ее прятал? Не может быть! - Кроме него на этот вопрос нам никто не ответит, - улыбнулся Покровский и, задумавшись о чем-то, вытянул руки навстречу теплому солнцу. Вокруг скамейки, на которой они сидели, раскинулся круглый парк с небольшой залысиной – в ней суетливая малышня возилась в песочнице. Умиротворенная картина очень способствовала внутреннему настрою Покровского. Он улыбнулся сам себе и погладил Амагу по щеке. - Знаешь, я думаю, нам стоит навестить нашего знакомца прямо сейчас, сколько времени он уже в больнице? - Часа два, вряд ли он уже в состоянии встречаться с кем-то. - Ничего, - упрямо заявил Семен, поднимаясь, - мне почему-то кажется теперь, что не все с ним так плохо. Он подхватил Амагу и направился в сторону дороги, не заметив, как от кривостволой осины отделилась большая тень и двинулась следом за ними. Слова профессора и впрямь оказались пророческими – стоило только Амаге открыть дверь палаты Качанова, как в проеме тут же возникло румяное лицо Петра Петровича, аппетитно жующего круглую булочку. - П-проголодался, - подавился археолог, увидев вошедших, и зачем-то натянул одеяло до подбородка. - Значит, дело идет на поправку, - подмигнул ему Покровский. Амага непонимающе посмотрела на профессора. Тот, как ни в чем не бывало, сел на край больничной кровати и похлопал Качанова по спине. - Что за приступ неожиданно овладел вами? Врачи определили? Петр Петрович нырнул под одеяло, откусил булку и принялся спешно жевать, уставившись на Покровского немигающим взглядом. - Да хватит притворяться, я ведь уже понял, что вы все разыграли. Не понимаю только, чего вы так боитесь. Зачем-то ведь вы сказали нам про свиток в вашем тайнике, - Семен осторожно разложил пергамент перед Качановым. - Кни-и-га, - икнул тот. - Какая книга? Заметавшийся взгляд археолога оповестил о вернувшейся нервозности, старческий румянец бесследно исчез, сделав лицо мучнисто-бледным. - Да расслабьтесь вы, черт вас возьми! – не выдержала Амага. – Мы не собираемся причинять вам никакого вреда. - Мы всего лишь хотим задать вам несколько вопросов, - Покровский постарался смягчить разговор. – Пожалуйста, помогите нам! Петр Петрович надул щеки последним куском булки и задумался. Взгляд его долго блуждал по комнате, пока не споткнулся о какую-то тень, мелькнувшую в проеме незакрытой двери. - Дверь! – пискнул археолог. – Почему вы ее не закрыли?! Нас подслушивают! Семен сочувственно оглядел старика и кивком попросил Амагу прикрыть дверь. Девушка так и сделала, не обратив никакого внимания на человека, стоявшего спиной возле палаты Качанова. Между тем, этот человек сразу обернулся, едва исчез проем, и припал левым ухом к рассохшемуся дверному косяку, за которым жалобно всхлипнул подавленный голос археолога: - Чего вы хотите? - Ответьте сначала – о какой книге вы все время говорите? – спросил Качанова Семен. Старик ответил не сразу. Собирался с мыслями. Несколько минут спустя, видимо, решил, что другого выбора нет, и начал тихо рассказывать: - «Черная Книга» Ивана Грозного! – археолог посмотрел на Покровского безутешным взглядом. - Я ищу ее всю свою жизнь. Сначала был в экспедиции в Москве, обшарил там все подземные лабиринты, которые архитектор Аристотель Фьораванти построил еще в 1472 году, прежде чем заложить стены Кремля. Поверьте мне, это настоящие катакомбы. Но, увы, кроме нескольких десятков скелетов, да сундуков, набитых давно сгнившим тряпьем, мы не нашли ничего. Качанов горько вздохнул и продолжил, уже не глядя на своих слушателей. - В каком из своих чертовых казематов Грозный спрятал Либерию?! На этот вопрос уже никто и никогда не ответит… Здесь, в Вологде нам также не удалось напасть на след сокровищ, доставшихся Рюриковичам от Палеологов. Я находился на грани отчаяния, всю жизнь прожил зря. Белозерск был моей последней надеждой... Петр Петрович всхлипнул и вытер краем одеяла увлажнившиеся глаза. - И вот… - он так мастерски выдержал паузу перед тем, как сказать главное, что Покровский почувствовал легкий холодок на спине – точно такой же, какой всегда гулял по его позвоночнику, когда ему удавалось бывать в Париже на лекциях известного историка и драматурга Завадского. - И вот, - повторил археолог для пущей важности, - однажды ночью, когда вся группа спала, я спустился в разрытое Белозерское подземелье один. Весь день до этого мне казалось, что мы упустили какой-то поворот или углубление, не докопали всего несколько шагов… Неожиданно Качанов умолк и, словно опомнившись, настороженно посмотрел на своих посетителей. - А ведь вы так и не сказали – что вам от меня нужно. - Хорошо, хорошо, - Покровский вновь поспешил успокоить подозрительного археолога. – Мы тоже, вроде вас, ищем одну очень важную вещь, и нам стало известно, что упоминание о ней могло быть именно в «Черной Книге». - Тогда должен вас расстроить – вряд ли вам, впрочем, как и кому-либо другому удастся отыскать ее. Я же говорю, что положил на это жизнь. Впустую. - Но ведь что-то вы все-таки нашли, - напомнила Амага, - дорасскажите нам о той ночи… - Вам ведь нужна именно «Черная Книга», - все еще упрямился Качанов, - какая разница, что я там нашел. - Можете быть совершенно спокойны, Петр Петрович, мы сами не заинтересованы в том, чтобы кто-то узнал об этом. А насчет «Черной Книги» - это всего лишь наша догадка, вдруг нам может помочь и ваша находка?! Мы не возьмем у вас ничего без вашего разрешения, успокойтесь, пожалуйста. Видя нерешительность археолога, Семен решил надавить еще. - Ну, сделайте хоть раз доброе дело! Вы подсунули нам фальшивый «список Дабелова», чтобы скрыть что-то более ценное? Так? Качанов встрепенулся, словно воробей, не заметивший опасной близости кошачьей своры, и сразу же скис перед очевидным поражением. - Настоящее свидетельство очевидца, верно? – добивал Покровский. - Да… Да! - на глаза Качанова неожиданно навернулись слезы. - Я боялся, что и этот жалкий клочок от царских сокровищ у меня отнимут, ведь я завладел им незаконно – нашел и присвоил, никому ничего не сказав. Я пугался каждого неожиданного визита, вот и про вас подумал, что вы пришли за «списком». Пришлось даже придумать вроде как тайник с фальшивым пергаментом. - Который нам и подсунули, разыграв сердечный приступ… - зло цокнула Амага. - Как же мне было еще от вас избавиться, - пожал плечами археолог и снова промокнул глаза одеялом. - Так что же все-таки представляет собой ваша настоящая находка? Петр Петрович еще раз пробежал глазами палату – словно, проверяя, не может ли кто их подслушать, и решился. Он засунул руку в запах больничного халата, под которым была надета безрукавка поверх плотного нательного белья, и откуда-то из глубинных слоев одежды вынул тонкий сложенный вчетверо листок в крупную клетку. - Вот, - выдохнул Качанов. Покровский и Амага обомлели. - Что – вот? – переспросил Семен. - Список, - тон археолога был наполнен недоумением. - Ошибок вашего внука из тетрадки для первого класса? – съязвила Амага. Качанов обиделся. - Я вам – по доброте душевной, как людям, а вы… - он уже собрался убрать лист обратно за пазуху, но Семен успел удержать его руку. - Подождите, Петр Петрович. Мы просто ничего не поняли. Вы нашли в подземелье этот листок? - Вы меня за идиота принимаете?! Мнимый больной дернулся из объятий Покровского с такой силой, что тот едва удержал равновесие. - Стал бы я вам оригинал показывать! Он у меня спрятан в надежном месте, – археолог покосился на Амагу. – И не дома! Вам его ни за что не найти. - Да мы не собираемся ничего искать, - Семен начал раздражаться. – Ничего вашего. Качанов кивнул профессору – мол, ладно, верю. - Это ксерокопия. Я ее всегда с собой ношу – мало ли что. Вот, смотрите, - он протянул лист Покровскому. Семен жадно пробежал глазами отсканированные буквы и замер – список хоть и представлял собой почти идентичный аналог фальшивки, однако разница все же была очевидна сразу. Он был также написан на старославянском, но на этот раз более разборчивым и крупным почерком. Во второй раз профессор стал читать вслух: «…Сии манускрипты писаны на тонком пергамине и имеют золотые переплеты. Большая часть суть греческие, но также много и латинских. Из латинских видены мною: Ливиевы истории, Цицеронова книга de republica и 8 книг Historianim, Светониевы истории о царях, Тацитовы истории, Ульпиана, Палиниана, Павла и т. д. Книга Римских законов, Юстиновы истории, Кодекс конституций императора Феодосия, Вергилия Энеида и Ith, Calvi orationes et poem, Юстинианов кодекс конституций и кодекс новелл, Саллюст[ия] Югурт[инская] война, Сатиры Сира, Цезаря комментарий de bello Gallico и Кодра Epithalam. Греческие рукописи, которые я видел, были: Полибиевы истории, Аристофановы комедии, Basilica и Novelloe Constitutiones, Пиндаровы стихотворения, Гелиотропов Gynothaet, Гефестионова Geographica, Феодора, Афанасия, Lamoreti и других толкования новелл, Юстин[иановы] зак[оны] аграр[ные], Zamolei Mathematica, Стефанов перевод пандектов, Эпиграммы Huphias Hexapod и Evr…» - И заметь, Сема, – опять в списке нет этой самой пресловутой «Черной Книги»! – прищурилась Амага, глядя в список через спину Покровского. Может, ее у царя и не было вовсе? - Как это не было?! – вскипел археолог, положивший жизнь на ее поиски. – Да я тебе могу досконально все о ней рассказать. - Спасибо, не надо! – улыбнулся Покровский. - Для нас имеет значение вовсе не сам факт ее существования, а лишь некая информация, которая, якобы, в ней содержится. - А где вообще гарантия того, что эта информация в ней действительно есть? – не унималась девушка. - Нет у нас никаких гарантий, одни предположения. Вот одно из них у нас в руках. Может этот список наведет на какие-то мысли. - Да что вы ищите-то? – Качанов сложил руки на груди, удобнее устроившись на подушках. – Я же вам все как на духу выложил, теперь ваша очередь. Амага бросила на профессора вопросительный взгляд, но тот уже решил, что старик не представляет никакой опасности. - Хорошо. Всего мы вам сказать не можем, но главное, к чему сводятся все наши поиски – упоминание о неких свитках, в которых содержатся важные сведения о Кристалле Силы атлантов – Меркабе. - Я слышал о нем, - тихо, слегка нараспев ответил Качанов, не задавая к удивлению Амаги и Семена лишних вопросов. – Думаю, что вы взялись за нелегкое дело. Что ж, если чем смогу помочь… - Спасибо, - кивнул Покровский. - Первый список, который вы нашли в моей квартире, можете в расчет не брать – я сам его подделывал. На хорошей экспертизе и пергамент мой быстро бы рассыпался. А вот это, - Качанов показал на бумагу в руке Семена, - абсолютно достоверная копия. Оригинал, извините уж, показывать вам не буду, но и врать мне незачем. Может, и в самом деле вам нужна какая-то из этих рукописей, а вовсе не «Черная Книга». К тому же, насколько я понимаю, вряд ли вам удастся найти прямое указание на Меркабу, скорее это нечто иносказательное, так сказать подтекст, который вы должны будете понять. Мне, например, представляется, что тайны атлантов могут быть связаны с жизнью древних египтян. - Что ж, неплохая идея, - согласился Покровский. – Надо искать, в любом случае вариантов у нас все равно нет. Давайте рассуждать логически. Начнем сначала – из всех этих раритетов мне лично довелось слышать о довольно известных ученому миру «Истории» Тита Ливия, и «Жизни цезарей» Светония. Они нам вряд ли помогут. - А я очень много времени провел во всевозможных скрипториумах, где мне посчастливилось ознакомиться с «Историей» Тацита, «Энеидой» Вергилия, «Югуртинской войной» Саллюстия, - заявил Качанов. – Ну, не с оригиналами, конечно! – быстро добавил он, увидев изумленные взгляды своих посетителей. - Если верить легенде, оригиналы навечно погребены в месте, известном одному Ивану Грозному. Однако современная наука находится на такой высоте, которая давно позволила ей восстановить содержания некоторых текстов легендарной Либерии. Ах! - вдруг взмахнул руками Петр Петрович, нарисовав ими пышное облако, - содержание рукописей, бесспорно, бесспорно бесценно, но как бы хотелось хотя бы одним глазком увидеть оригиналы! Известно, что их оклады были выложены жемчугом, изумрудами и рубинами!.. Он захлебнулся своей фантазией и, печально вздохнув, продолжил: - Один счастливый случай позволил мне прочесть «Историю» Полибия, «Комедии» Аристофана и «Песни» Пиндара. Во всех этих творениях, поверьте мне, нет никакого намека ни на Атлантиду, ни на Кристалл, ни уж тем более, на какие-то свитки. Амага посмотрела на археолога с выражением неожиданного восторга его познаниями. - Что ж, - не скрыл своего впечатления и Покровский, - идем дальше. - Дальше, - удовлетворенно кивнул Качанов. Видимо уже очень давно ему не приходилось так блестяще демонстрировать свой интеллект. – «Оратории и поэмы» Кальвина вам тоже вряд ли понадобятся. «Сатиры» драматурга Сира высмеивают проблемы, совершенно далекие от Атлантиды, как, в общем-то, и «Корпус» Ульпиана, Папиана и Павла. - Откуда вы все это знаете? – не выдержала Амага. Польщенный произведенным эффектом археолог широко улыбнулся. - Я прожил долгую жизнь, барышня. Поиски мои были тщетны, нужно же было ее на что-то тратить. - Да ладно вам, - Покровский дружески похлопал Качанова по плечу, - может у вас еще все впереди. Петр Петрович смущенно хмыкнул. - Ну, давайте вернемся к списку. Что там еще? Вот. Малоизвестная рукопись «О республике» и 8 книг «Истории» Цицерона или «Gynothaet» Гелиотропа – это все тоже не то. - А Книга римских законов, Кодекс конституций императора Феодосия, Юстианов кодекс конституций и кодекс новелл не подходят по определению. Так? – Покровский загнул пальцы на обеих руках. Амага неуверенно пожала плечами. - Так, - ободрил сам себя профессор. Дальше. Смею предположить, что комментарий Цезаря и Епиталам тоже можно вычеркнуть. Что у нас остается? Юстиновы истории, Basilica и Novelloe Constitutiones, толкования новелл, аграрные законы Юстиниана, перевод пандектов некоего Стефана и эпиграммы. Что скажете о них, Петр Петрович? - Скажу, что и это все вам вряд ли поможет. Как и малоизвестные современной науке «Математика» Замолея и «Географика» Гефестиона. Амага растерянно посмотрела на обоих мужчин. - Как же так? – пролепетала она. – Как так? Где тогда нам искать? И что? Девушка еще раз пробежала глазами список из-за плеча Семена и тяжело вздохнула – похоже, перед ними образовался очередной тупик. Однако Покровский и не подумал проникнуться ее пессимизмом, впервые за все время поисков он чувствовал, что разгадка где-то совсем рядом и не собирался опускать руки. - Послушайте-ка, Петр Петрович, - Семен неожиданно резко подскочил на краю кровати. – А ведь в вашей фальшивке есть одна рукопись, которой нет в оригинале. Амага замерла. - «Метаморфозы» Апулея? – ничуть не удивился Качанов. – Да. И я почти не солгал – по моим сведениям в библиотеке Грозного была эта рукопись. - Странно… - Ничего странного. Ведь неизвестный оставил потомкам не полный перечень хранившихся в царском тайнике книг. - Но почему именно Апулей пришел вам на ум? - Видите ли, я как раз тогда смог, наконец, достать этот раритет и прочесть его… Постойте-ка, - Качанов вдруг выпрямился на подушках. – Апулей! Ну, конечно! Вы должны поискать в «Метаморфозах». Обязательно! Там есть очень ценные сведения о древних египтянах. Прочтите, прочтите! - Где же нам взять «Метаморфозы» прямо сейчас? - У меня, естественно! – просиял археолог. – Ведь копия этой рукописи до сих пор хранится в моей квартире… Человек, прильнувший к двери больничной палаты с наружной стороны, тоже обрадовался, услышав этот возглас. Он улыбнулся одними бледно-голубыми глазами и поспешил спрятаться за выступ стены. Ровно через минуту мимо него промчалась сладкая парочка, которую он с таким трудом отыскал снова… Уже полчаса спустя Покровский жадно проглатывал глазами желтые, пыльные на ощупь страницы, шумно выпуская воздух изо рта и носа одновременно. Он сосредоточенно выискивал какую-то фразу, которая могла бы натолкнуть его на нужную мысль. - Не то, не то… - раздраженно бормотал он, краснея с каждым разом все сильнее и обширней. И вдруг, на исходе второго часа, когда бордовое пятно уже сползло с его шеи на грудь, Покровский закричал не своим голосом: - Нашел!!! Амага, пившая в это время уже шестую чашку невкусного растворимого кофе, хранившегося на кухне холостяка Качанова явно не один месяц, подскочила на стуле. - Что?! Еще не владея собой, профессор стал читать, глотая от возбуждения целые куски слов. Ему пришлось остановиться и, немного отдышавшись, он повторил все сначала. - «…Достиг я рубежей смерти, переступил порог Прозерпины и вспять вернулся, пройдя через все стихии; в полночь видел я солнце в сияющем блеске, предстал перед богами подземными и небесными и вблизи поклонился им». Покровский замолчал и восторженно посмотрел на Амагу. Однако девушка не могла разделить его ликования – она ровным счетом ничего не поняла. - И при чем тут наш Кристалл? - Как же?! – снова крикнул профессор. – Ведь это мистерии Изиды! - Да хоть истерии Мизиды, - разозлилась Амага, – какой в этом толк я не понимаю! - Мистерии Изиды – это некое пространство мифа древних египтян, - начал торопливо объяснять Семен. - В нем для них происходили смерть и рождение человека, закат и восход Солнца, гибель и новое рождение Вселенной. И в этом ирреальном пространстве совершалось посвящение в мистерии, которое воспринималось как второе рождение человека. У египтян существовал так называемый Закон ночного пути Солнца, посредством которого можно было проникнуть в тайну рождения. Вот о чем хотел сказать нам Апулей! Теперь все предельно ясно – нам нужна «Книга мертвых»! Библия древних египтян! *** Глава двадцать пятая - Всего-то! – передразнила Амага воодушевление профессора. - Библия древних египтян – уж чего проще! - Не пойму твоего сарказма. Покровский посмотрел на девушку холодными глазами и принялся расхаживать по узкой качановской кухне – три шага туда и столько же обратно. - Я хочу, чтобы ты настроилась, Ами, - слова Семена чеканно подпрыгивали при каждом шаге. – Мы уже у цели, осталось совсем немного. - Ну, хорошо, объясни мне тогда – где ты собираешься искать эту свою библию. Апулей ничего не подсказал? - Ты совершенно права в своем подозрении, что это не обычная книга. И как найти ее… Профессор вдруг умолк и, остановившись у окна, задумался. Внизу сквозь высокие кусты раскидистой сирени пробирались парень с девушкой, пытаясь найти укромное местечко, рядом наперегонки бегали дети, а возле подъезда на скамейке, низко опустив голову, сидел мужчина – его силуэт показался Семену смутно знакомым, однако взгляд геолога не задержался на нем, продолжая рассеяно блуждать по двору. Мысли профессора были далеко. - Послушай, - прищурившись, спросил он Амагу, - а ведь у тебя в руках были кольца, с помощью которых Учитель заставил тебя отыскать кристалл… Словно услышав напоминание о своем отце, внутри Амаги шевельнулся ребенок. - Ой! – она вскрикнула так громко, что Покровский, не удержав равновесия, стукнулся лбом о стекло. - Что такое?! - Малыш. Она обвила руками низ живота, на ее искривленном испугом и болью лице нельзя было не заметить легкой тени улыбки. - Что с ним? - Он... шевелится… Покровский облегченно вздохнул и подошел к девушке. - Это же здорово! Значит, с ним все в порядке! Можно… - он запнулся, и смущение выдавило на его лице и шее два красных пятна. Однако Амага поняла – о чем Семен хотел попросить. - Конечно можно, только вряд ли ты его почувствуешь. Это было где-то очень глубоко. Покровский несмело прижал ладонь к животу девушки и действительно ничего не ощутил. - Это было в первый раз, так что у тебя все впереди! – Амага подарила Семену сияющий, переполненный нежностью взгляд, и профессор снова смутился. - Ладно, - она решила дать ему время прийти в себя и вернулась к разговору о кристалле. – Ты спросил о кольцах. Конечно, меня переполняли тогда чувства, - ее голос едва заметно дрогнул на последнем слове, - и я слепо доверяла Учителю. Я делала все только для него и его целей, мне не было никакой выгоды, кроме его… ну, в общем, не важно… Я была готова залезть на Везувий или разрыть все дно океана, лишь бы Учитель остался доволен. Эта любовь… Амага вздохнула и опустила голову, спрятав накатившие слезы. - Нельзя так любить человека. Я позволяла ему делать с собой все, что угодно. Я позволила сломать себе жизнь. И самое страшное… - голос девушки уже не мог скрыть дрожи, - я до последнего пряталась в раковину как улитка, чтобы не видеть очевидного и не понимать опасности, которую он представляет не только для меня… Покровский смотрел на ее макушку, борясь с переполняющими его чувствами. Он впервые встретил ТАКУЮ девушку – все известные ему прилагательные были слишком безликими для ее описания. Она плакала перед ним, стесняясь и обнажаясь все больше. Такая настоящая… Семен дотронулся до ее волос, спустился пальцами к подбородку и, подняв его к себе, прижался губами к ее пульсирующему рту… Позже, когда они с Амагой уже сидели в самолете, летящем из Москвы в Париж, и она спала на его плече, Покровский подумал о Сессиль. Неожиданная мысль о невесте поразила его. Семен вдруг понял, что в последние дни ни разу о ней не вспомнил. Легкий укол оцарапал его сердце – ведь он до сих пор не знал, что с ней. И опять профессор честно сказал себе, что гораздо больше сейчас обеспокоен судьбой Амаги и поисками кристалла. Чтобы снять с души хоть часть груза, он решил, что жизни миллионов людей, напрямую зависящих теперь от него, вполне допустимое обоснование его поведения. Покровский зевнул и, почувствовав, как затекло тело, потянулся одной свободной рукой. Запрокинув кисть, он случайно задел сидящего сзади пассажира и поспешил извиниться. Ответом ему послужило молчание, и Семен, не имея возможности как следует обернуться, посчитал, что не причинил каких-то заметных неудобств. Он расслабил спину и, не ощущая направленного прямо в затылок взгляда бледно-голубых глаз потревоженного соседа, посмотрел на часы. До взрыва оставалось не больше двадцати часов! Он отвернулся к иллюминатору и, глядя в занавешенное тугими облаками небо, попытался сконцентрироваться. Итак, место, где следовало искать «Книгу мертвых», для профессора было совершенно очевидно. Амага, чудная девочка, конечно же, не могла понять значение иероглифов, высеченных на кольцах, которые дал ей Учитель. Но она в точности запомнила, как они выглядели, когда кольца соединялись друг с другом, и без труда воспроизвела их на бумаге. Проверить память девушки было невозможно, ведь сами кольца остались в пирамиде на дне Атлантики, но Покровский, едва взглянув на рисунки, понял, что способности Амаги действительно уникальны. Сам профессор тоже не отличался знанием мероитского алфавита, но, внимательно просмотрев ряд иероглифов, нарисованных Амагой, он абсолютно точно вспомнил – где уже видел точно такие же… Так называемая пещера Шове была обнаружена в южной части Франции только в 1994 году. Увидев стены, искусно разрисованные львами, носорогами и бизонами, археологи ахнули в голос – перед ними из небытия предстала настоящая галерея доисторического искусства. Пробы черного угля с поверхности изображений для радиоуглеродного исследования потрясли всех. Результаты из Лаборатории климатических и экологических наук в Гиф-сюр-Иветт определили, что рисунки в пещере появились около 30 тысяч лет назад, в начале верхнего палеолита. Покровский оказался одним из тех счастливчиков, которые смогли воочию увидеть древние художества. Он хорошо помнил тот день, когда Сессиль потащила его в гости к своему дяде археологу. Она знала увлеченность жениха историей, поэтому не сомневалась, что легко сможет улизнуть, оставив мужчин за разговорами. Девушка не ошиблась. Дядя Сессиль – Винсент Денье был известен всей Франции не только тем, что участвовал в экспедиции, обнаружившей знаменитую пещеру Шове, но и тем, что добился признания ее общедоступным историческим памятником. Завороженный снимками и рассказами Денье о настенных росписях пещеры, сделанных 30 тысяч лет назад, Семен не сразу заметил исчезновение Сессиль. В тот момент, когда он все же понял, что след невесты давно простыл, красотка была уже далеко… *** Глава двадцать шестая Сессиль ненавидела Париж. Когда-то, еще девчонкой, она не раз слышала выражение «ненавидеть до глубины души». Но тогда это было для нее всего лишь соединением букв из области метафористики. Понадобилось много лет, чтобы девушка совершенно отчетливо ощутила, как эта самая «глубина души» пропитана вязкой ненавистью. Не только к городу, подарившему ей жизнь, но и к ней самой. Разрушительное чувство завладело Сессиль одним дождливым утром, каких в осенней Франции бессчетное множество. Всего лишь накануне это утро предвещало наступление самого волшебного дня, который должен был закончиться настоящим балом... Одетая в один лишь аромат лучшего изобретения Коко Шанель, Сессиль ждала Его у окна. Мокрые дорожки на обратной стороне стекла множились, расходясь многополосным туннелем, закручивались, сворачивали и стремительно бежали вниз. Девушка пробовала сосчитать их, чтобы убить мучительно тянущееся время, но ничего не выходило. Она то и дело сбивалась, начинала сначала, потом не выдерживала, соскакивала с подоконника и в несколько широких прыжков добегала до двери – послушать тишину… Его не было. Сессиль успела продрогнуть, устать и измучиться, а Он все не шел. Закончился дождь, ветер раскидал тучи, позволив выглянуть полуденному солнцу, потом небо вновь затянула плотная завеса, и сверху брызнуло мокрым снегом – жизнь, казалось девушке, успела пройти несколько раз, только Он все не появлялся. «Несчастье», - вздохнула Сессиль у запотевшего окна, не зная, что оно случилось вовсе не теперь, когда Его не было, а в тот момент, когда Он появился. И поначалу Несчастье звалось Любовью. Грудной и болезненной. Карамельная патока не обволакивала Сессиль, как это обычно бывает у молоденьких, неопытных барышень. Ее любовь оказалась внутри горького шоколада. Девушка – первая сердцеедка в гимназии – могла выбирать из десятков молодых людей, однако предпочла своему выбору старое пристрастие, щекотавшее нервы с раннего детства. Это был высокий, полный господин с мясистым подбородком, носивший с Сессиль одну фамилию… Родной брат матери девушки обладал массой недостатков и одним большим достоинством – он любил власть, причем так, как невозможно любить ни одну земную красавицу. И эта любовь была взаимной. Его отношения с племянницей не шли ни в какое сравнение. То, что подарила ему Власть, никогда не смогла бы дать обычная девушка. Впрочем, от обычных сверстниц Сессиль отличалась довольно отчетливо. Чего стоили одни только глаза! Однажды, опьянев от них, дядя все-таки оказался в постели своей несовершеннолетней родственницы и неожиданно понял, что влюбленность девчонки можно весьма умело использовать. Правда с самого начала он предупредил Сессиль – об их связи не должна знать ни одна живая душа. Слишком уж высоким был его полет. Несколько лет девушка могла лишь догадываться о том, какое место в земном мире занимает объект ее воспаленных чувств. Она не понимала, почему большую часть времени должна находиться одна, если не считать общества трех омерзительных гадюк, навязанного дядей. Свой странный выбор он объяснил так: племянница должна была научиться усмирять гадов одним выразительным взглядом. Эти существа, по мнению мсье Денье, служили отличной мишенью, оттачивающей мастерство Сессиль до совершенства – более придирчивую публику найти было невозможно. Именно в этот период в девушке вдруг развилась инфантильная привязанность к сказкам, в которых все происходило абсолютно сказочно, но заканчивалось непременно плохо. Подсознание выталкивало изнутри потребность в иллюзорном мире, который подобно мыльным пузырям разлетался в брызги, как только чудеса решали одержать верх. Гадюки – верные подколодные «подружки» радостно и деловито шипели каждый раз, когда Сессиль плакала над очередным сказочным провалом. Они оберегали ее внутренний и внешний мир от любых посягательств, которые могли задеть глубинную девичью сентиментальность. Дядя Винсент был доволен своей террариумной придумкой и однажды, полностью убедившись в «готовности» племянницы, решил наделить ее Великой, по его представлению, миссией… А потом он пропал. Должен был приехать утром, забрать Сессиль, посадить в свой самолет и увезти в Вену, чтобы сделать жемчужиной роскошного бала. Ничего этого не случилось. Трое суток растянулись для Сессиль в душераздирающее ожидание. Она возненавидела все вокруг себя, ощутив абсолютную невозможность жизни без дяди. Его план сработал. Ровно через год после того дождливого дня, пропитанного желчной горечью, Сессиль соблазнила русского профессора геологии, а спустя еще четыре согласилась стать его женой… *** Глава двадцать седьмая Свежее летнее утро было отравлено паникой и беспокойством. Выпуски новостей выходили в экстренном режиме, офисы наполнились беспорядочными пересудами, а шумные сборища на улицах – крикливыми репликами о реальности чудовищной угрозы, пущенной через Интернет. С подобной дикостью российским СМИ еще не доводилось иметь дело. Главной их задачей теперь было не допустить массового психоза, причиной которого могли стать три строчки, «повисшие» черным запугивающим квадратом на одном из самых посещаемых москвичами сайтов: Разверзнется земля и поглотит столицу российскую! Взрыв огромной силы унесет ваши жизни! Прощайтесь! Отсчет уже начался. Осталось четырнадцать часов пятьдесят три минуты. И никаких подробностей и требований. Отчего-то мало у кого получалось принимать это за дурной розыгрыш. К тому же в средства массовой информации уже просочились некоторые сведения о том, что ФСБ занялось поиском «незадачливого шутника», который, увы, пока ни к чему не привел. Самым неприятным атрибутом всего этого кошмара была стрелка, отсчитывающая на экранах мониторов каждую проходящую минуту. Осталось четырнадцать часов пятьдесят две минуты… пятьдесят одна минута… Учитель, как и тысячи других москвичей тоже наблюдавший за придуманным мадам Д. циферблатом, слегка ухмыльнулся в свои ямочки и, отодвинувшись от компьютера, прошептал одними губами странное стихотворение, озвучив сиплым шепотом только две последних строчки: Ты – моя вечная, вечная – Последняя жизнь и любовь… *** Глава двадцать восьмая Амага ни за что не хотела оставаться, но в этот раз Покровский был неумолим. Непонятно как могла встретить их пещера, к тому же ребенок внутри девушки, похоже, испугался не меньше Семена – он подпрыгивал, икал, а потом вдруг замирал, сообщая маме о плохом настроении вязкой тошнотой. Только из прихожей своей парижской квартиры профессор позволил себе незаметно полюбоваться Амагой. Он бросил тоскующий взгляд в большое овальное зеркало, отражающее витой подголовник софы, на которой шмыгала носом хорошенькая своенравная головка. Не прощаясь, Покровский тихо вздохнул и быстро вышел за дверь. Он хотел, было, запереть квартиру снаружи, чтобы Амага не соблазнилась возможностью отправиться за ним, но передумал. День встретил Семена ласково. Теплое солнце обещало быть неназойливым, а парижская суета словно отступила в легкую завесу, чтобы не мешать профессору ощутить аромат старого города. Покровский знал и любил его – едва уловимый, сладковато-вяжущий – но в этот день обоняние наотрез отказалось доставлять удовольствие – в воздухе отчаянно пахло тревогой. Пытаясь освободиться от дурного предчувствия, Семен принялся восстанавливать в памяти настенные росписи пещеры Шове. Память еще ни разу не подводила профессора, и хотя он видел их всего однажды и то на фотографических снимках дяди Сессиль, мероитский алфавит, изящно вписанный в носорожьи ноздри и бизоньи рога, предстал в его сознании ясно и четко. Найти исторический памятник верхнему палеолиту оказалось не так легко, как думал Покровский. Он знал, что пещера находится где-то в южной части Франции, но, к своему немалому изумлению, не обнаружил упоминания о ней ни в одном справочнике. Наконец, профессору удалось разыскать скупые сведения в брошюре о пещерной живописи. «Пещера Шове, - говорилось в книжке, - находится в департаменте Ардеш, на обрывистом берегу каньона одноименной реки, притока Роны. Поблизости расположена широко известная во Франции достопримечательность – «Арочный Мост». Так называют огромную промоину в скале, которая как бы перекрыла реку гигантским мостом с высотой пролета в 60 м. …» - Хм, Ардеш, - Семен почесал веснушчатый нос, - ну что ж, не так далеко… Он посмотрел на часы и вынул из кармана складную карту Франции. - Будем надеяться, успею на скоростной экспресс. Тридцатитысячелетние львы скалили пасти, полные острых зубов. Бодливо вскидывали вверх рога - острые как пики - древние носороги. Люди, вооруженные причудливыми копьями и палками, сливались в обрядовом танце… Игра воображения давала широкий простор для человека, обладающего фантазией, а ее у профессора Покровского было предостаточно. Жизнь далеких предков предстала перед ним первородной, нетронутой красотой, умчавшейся подобно стремени дикой реки. Однако Семен не мог позволить наслаждаться своими грезами слишком долго – всего несколько минут провел он в давным-давно несуществующем мире, и сразу вернулся в свой. Ему предстояло увидеть нечто, ничуть не менее грандиозное. Профессор оглянулся по сторонам, прикидывая - откуда начать поиски. Глаза уже свыклись с рассеянным светом, короткой дорожкой спускающейся из его фонаря, и сердце дрожало в радостном предчувствии… Однако уже через два часа от него не осталось и следа. Отчаяние все ближе подкатывало к горлу Семена – за время поисков он не приблизился к цели ни на шаг. Профессор облазил все самые укромные уголки пещеры, но не обнаружил даже намека на какой-либо тайник, в котором могла быть спрятана Книга. Заставляя себя успокоиться, Покровский предпринял еще одну попытку, надеясь, что не заметил самый крошечный выступ или углубление. Очередной обход только закрепил уже сделанный вывод – полы и стены пещеры являют собой олицетворение ровнейшей поверхности без изъянов. Профессор принялся за повторное ощупывание и постукивание, но результатов по-прежнему не было. Чувствуя, как настойчиво паника наступает на весь организм, Покровский до боли сжал кулаки. Он не мог позволить, чтобы все их с Амагой усилия оказались тщетными. Он не мог допустить уничтожения людей. И он не мог найти Книги… Направив свет фонаря на свое запястье, Семен с ужасом увидел, что до взрыва остается меньше пятнадцати часов. *** Глава двадцать девятая Беспокойство, овладевшее ребенком, передалось и Амаге. С того момента, как за Семеном закрылась дверь, она не переставала думать о том, какие опасности могут подстерегать его в пещере Шове. И ведь она, идиотка, даже не спросила - где находится это самое подземелье! Девушка бесцельно обходила углы большой профессорской квартиры, с каждым кругом задавая все убыстряющийся темп. И в тот момент, когда нервное напряжение уже потребовало немедленных действий, в коридоре вдруг послышалось какое-то движение. Амага замерла на месте, сомневаясь – не подвел ли слух. Через мгновение звук стал более отчетливым – в квартире явно кто-то находился. Радость, тот час разлившаяся в улыбке, шепнула девушке, что Покровский уже вернулся домой с триумфальным известием. Амага бросилась через длинную прихожую в холл, но успела сделать лишь несколько стремительных шагов. Едва появившийся в поле зрения мужской силуэт почти сразу расплылся в бесформенное черное пятно. От внезапного удара, который тут же отозвался острой болью в груди, сломался крик, и подкосились ноги. Падая, Амага успела подумать о Семене и на периферии сознания уловила будто бы знакомый голос, разбрасывающий слова высоко над ней: - Теперь… подождем… твоего… дружка... Тяжелые веки придавили глаза, и Амага провалилась в мутную патоку, липко обволакивающую руки, ноги и голову… *** Глава тридцатая Покровский не мог знать, что много лет назад один человек уже испытал такое же потрясение. Точно так же он вышел из пещеры и побрел никуда, спрятав голову в плечи. Точно так же непостижимое разочарование давило грудь, причиняя физическое страдание. И совершенно точно так же через сто шагов он понял, что надо вернуться. Этим человеком был Учитель, постигавший свою Тайну несколько лет и, наконец, оказавшийся в пещере заботами таинственной мадам Д. Правда, она не сказала ему – где именно нужно искать заветное, и поиски едва не закончились нервным удушьем... Покровского сюда вел совсем другой мотив, поэтому его счет шел на дни. Озарение пришло к ним обоим сначала тусклой вспышкой, а потом, через сто шагов обратно – фантастически ярким фейерверком. Они оба так долго рассматривали эти холодные стены, испещренные много веков назад, что просто не могли сразу понять – это и есть Книга! Библия древних египтян! Их предания о потустороннем мире начертаны на обычном камне и тем самым сохранены навечно! Жрецы Нового царства старательно вели подробные описания «того света», раскрывая таинства, запретные для широкого круга людей. Загробный мир египтян, «царство Дат» – не географическая территория. Это пространство мифа, где одновременно происходят смерть и рождение человека, закат и восход Солнца, гибель и новое рождение Вселенной. Где совершается посвящение в мистерии, дающее право на второе рождение. Озарение подсказало Покровскому, как и раньше Учителю, что двенадцать стен пещеры – это и есть ступени посвящения, части «Книги мертвых», только читать их нужно было наоборот, а буквы мероитского алфавита, старательно вписанные в бивни, рога и копыта животных, следовали вкруговую одна за другой по часовой стрелке – как двенадцать часов. «…Вслед за солнечной баркой мы проследуем по запредельному царству, где не действует логика будничного мира, где исчезают привычные представления о структуре пространства и времени, где властвует вечность. В конце пути ждет радостное возрождение Солнца и человека, подобное раскрытию лотоса. Но этот праздничный миг далеко. Солнце вступает в первый час ночи...» Послание из Сокрытого помещения Покровский сумел понять далеко не сразу – лишь спустя несколько часов, когда, вернувшись в Париж, показал аккуратно переписанные в блокнот иероглифы со стены своему коллеге из Сорбонны, профессору-палеографу, мсье Дюранту. Француз расправился с тайной пещеры Шове довольно быстро – он сосканировал письмена и отдал их на растерзание гордости свого ноутбука, современнейшей программе расшифровки рукописей. Уже спустя сорок минут умная программа перевела иероглифы в различимую латиницу, а еще через два часа выдала на монитор и смысл древнейшего послания. Немигающим взглядом Покровский любовался каждой буквой в сложенном по-английски тексте. Он боялся пошевелить ресницами, словно от этого движения все могло исчезнуть, как мираж. «…Места пребывания душ, богов, теней и блаженных; а также то, что они делают. Начало – Рог Заката, врата западного горизонта, конец - первичный мрак, врата восточные…» - Так звучит полное заглавие «Книги Амдуат», - прозвенел над ухом Покровского мелодичный голос Дюранта. – Вам это о чем-нибудь говорит? - Пока нет, - прошептал профессор, уверенный, что обязательно все поймет. И очень скоро. Строчки продолжали свое торжественное течение. Глаза Семена устали, веки дрожали от напряжения, но он не обращал на это внимания. Весь мир был для него сейчас в этом послании. «…Чтобы познать таинственные души и то, что они делают. Чтобы знать находящееся в отдельных часах и познать богов этих часов. Чтобы знать, к чему Он (Великий Бог) их призывает. Чтобы познать врата и дороги, по которым странствует этот Великий Бог, чтобы познать течение часов и их божества. Чтобы познать тех, которые преуспели, и тех, которые истреблены…Чтобы владеть силой Великой и гневом Великим править оставлена Сила атлантов земному миру…» Покровский почувствовал, как пересохло во рту. Боже! Близко, совсем близко! «…Чтобы Солнце сияло в указанное ему пространство, Сила должна притянуть полную Луну в серебряную чашу и пронзить сердце Меркабы. Откроются врата на востоке, и придет Конец, за которым возьмется новое Начало…» Вот оно! Оружие, которое Учитель задумал привести в действие! Кристалл Силы нужно установить на серебряной чаше в восточной точке любого города так, чтобы лунные лучи попадали точно в середину камня. И придет Конец. Чудовищный взрыв поглотит все… - Что все это значит? – Дюрант сощурился, продолжая читать из-за плеча Покровского. Однако ответить Семен не мог – губы слиплись, язык, казалось, прирос к небу, и лишь опухшие глаза продолжали глотать с монитора строчки. «…Остановить силу Меркабы подвластно лишь свиткам из Царства Тьмы. Тонкий пергамент с серебряной пыльцой заберет энергию кристалла и, впитав, отдаст ее Солнцу…» И заканчивалось все – о, странность! – первозданной поэзией, которая вполне гармонично легла на латинскую, а затем – в свободном переводе профессора Покровского – и славянскую рифму: Имя твое – Меркаба – чеканное Вымыть слезами нельзя. Горе – слепое и первозданное – Выжжет глаза. Память – живая и бессердечная – Выпила кровь. Ты – моя вечная, вечная – Последняя жизнь и любовь… - Это… - Покровский с трудом разлепил тут же треснувшую кожу губ, - это ведь и есть та самая древняя молитва, о которой рассказывала Амага и которая помогла ей найти Кристалл! О, Боже! - Что, простите? – не понял Дюрант. - Нет-нет, коллега, ничего… - рассеянно выдавил Семен, - вы извините, мой друг, мне нужно бежать. Я не забуду вашей помощи. Спустя минуту профессор географии уже мчался вниз по лестнице, которая вела из кабинета мсье Дюранта прямо к выходу. *** Глава тридцать первая Когда Покровский оказался на улице, день давно обернулся поздним вечером. Он и не заметил, как прошло так много часов – сначала в подземной пещере, затем в огромном кабинете палеографа, лишенном окон. Теперь, словно сомнамбула, выведенная из транса ударом тока, он пустился бежать заправским спринтером, будто мог опоздать выскочить из полусна в явь. Впервые в жизни Семен пожалел о том, что его физическая форма далека от совершенства. Если бы он мог научиться летать или хотя бы проходить сквозь стены, то не понадобилось бы столько времени, чтобы добраться на метро до станции Маделин, перемахнуть на Пляс де Вендом, потом галопом мчаться мимо роскошных бутиков и, наконец, свернув, оказаться в районе Ле Принтемс, где и находилась большая профессорская квартира. Пока Покровский, уже изрядно запыхавшись, бежал вверх по лестнице, нетерпение заметно опередило его. Оно первым ворвалось в квартиру и прямо в коридоре взорвалось таким мощным криком, что задрожала напольная лампа. - Нашел!!! Я понял Книгу!!! Я все знаю!!! Странная тишина гулко прокатила вопль по комнатам и оставила его без ответа. - Ами?! – уже тише удивился Покровский и шагнул в прикрытый дверями холл. – Ты слышишь? Где ты? - Я здесь, - неожиданно рядом раздался писк, совсем не похожий на голос Амаги. Семен быстро обвел взглядом просторный зал и, не увидев никого, обернулся к дивану, уютно вписанному в небольшой карман за дверью. Это пространство находилось довольно далеко от окна, местного освещения там не было, и потому сидящая на диване фигура сливалась с расползшимися по квартире сумерками. - Ами?! – без уверенности в голосе повторил Семен. - Правильно сомневаешься, - согласилась фигура, перестав пищать и заговорив мужским басом. – Я совсем не она. Покровский инстинктивно отступил назад. Фигура же, наоборот, подалась вперед, и через пару секунд из темного закутка навстречу профессору вышел тот самый кошмар, которого столетний Кузьмич так ловко отправил в нокаут гаечным ключом. - Г-где Амага? Семен подавился ужасной догадкой: девушка впустила этого монстра, думая, что вернулся Покровский. И… - мысль остановилась, не хотела заканчиваться очевидным. - Амага… Она… она жива? - Какая тебе разница, - хмыкнул ужасный «гость». – Ты бы о себе лучше подумал. - Где она? – упрямо переспросил Семен. - Там, откуда не возвращаются - ответила Рошфору Миледи, выбегая из ворот Бетюнского монастыря… - говоривший театрально раскинул руки. - Ты Дюма читал, профессор? Покровский судорожно обежал глазами вещи, находившиеся в пределах досягаемости, и попытался сообразить – могут ли они помочь ему. В полуметре на полу стоял увесистый горшок с декоративной пальмой. Если быстро прыгнуть, схватить его и занести над головой кривоносого монстра, то, пожалуй… - Не стоит, - монстр-телепат качнул головой в сторону горшка, - ты и поднять-то его не сможешь. Лучше по-быстрому расскажи мне – что ты там такое понял в пещере, и каждый из нас займется своим делом. Ну! Покровский сжал губы в бессильной ярости – у этого убийцы может быть только одно дело… Профессор качнулся торсом из стороны в сторону и неожиданно для самого себя прыгнул вправо с резвостью напуганной белки. Когда-то, на одной из лекций по геологоразведочным точкам Семен рассуждал со студентами о силе инстинктов и пришел тогда к выводу, что это самый мощный человеческий двигатель, способный привести в действие все скрытые в организме резервы. Теперь профессор Покровский сам подтвердил свою теорию. Схватив тяжеленный горшок с деревом еще в прыжке, он сумел не только развернуться с ним в воздухе, но и вложить все оставшиеся силы в удар… Глиняная посудина раскололась на две равные половины, земля кусками посыпалась на паркет. Пальма, ведомая собственным инстинктом выживания, корнями ухватилась за оставшуюся на дне одного из осколков почву, длинными листьями повиснув на бледно-голубых глазах того, на чью голову приземлился горшок. Эти самые глаза выглядывали из-под веток растерянно и даже жалостно, однако, вопреки ожиданиям Покровского, не закрылись и продолжали смотреть на Семена, даже когда изо рта вырвался тяжелый стон, а со лба на кривой нос потекла темная струйка. Увидев кровь, профессор испугался и одернул замершие над головой противника руки. Половина горшка с повисшей пальмой гулко рухнула вниз. Бледно-голубые глаза безвольно проследили за этим полетом, а когда ресницы вновь поднялись, Покровский увидел прямо перед собой красные склеры, доверху заполненные нестерпимой злобой. Непобедимый монстр размазал кровь по лицу и шагнул навстречу Семену. Тот стоял как вкопанный, отчетливо понимая, что чувствует кролик перед надвигающимся на него удавом. Тело профессора взметнулось лишь, когда тяжелые руки монстра сомкнулись на его шее. Семен запоздало попытался сопротивляться, но его усилия были тщетны. Кольцо, в котором оставался живительный кислород, становилось все уже… Когда обмякшее тело профессора оказалось на кухне, рядом с неподвижной Амагой, кривоносый мужчина почувствовал головокружение. Он сел на пол возле своих жертв и, тяжело дыша, прикрыл глаза. В темноте, сквозь пульсирующую кожу век перед ним проносились отрочество и юность, в которых яркой бабочкой порхала красивая черноглазая девочка… В теперешней жизни ей места не было. Мужчина с болью распахнул намокшие ресницы, стараясь не смотреть на тела. Посидел еще несколько минут, затем вытащил мобильный телефон, нажал кнопку быстрого вызова и, услышав голос Учителя, скороговоркой выдохнул в трубку: - Все сделано. Они готовы. Оба. *** Глава тридцать вторая Все, что когда-либо пережили живые существа или даже целые планеты, не растворяется во вселенском потоке, наоборот – укладывается в безразмерной памяти многомиллиардными свидетельствами. Все сведения о далеком прошлом хранятся в энергоинформационном поле Вселенной. Это поле может вступать во взаимодействие с нервной системой Избранного человека и открывать каналы информации, накопленные за предыдущие века и тысячелетия. Вот что уяснил Учитель после нежного воркования прекрасной мадам Д. Она была еще более умна, чем соблазнительна. Безумие сладострастия сменялось разговорами о Важном, затем новые приступы любовной ярости поглощали их обоих. Учителю казалось, что он мог жить так бесконечно. Эта фантастическая женщина умела подарить мужчине главное – ощущение той самой избранности. Именно благодаря этому теперь уже бесспорному в его осознании качеству, Учитель и сделал то, что было не под силу ни одному существу, именуемому человеком. Он добыл главную ценность атлантов и сумел понять – как с ней нужно обращаться. Теперь, владея самой роскошной женщиной мира, Учитель уже не сомневался в окончательном триумфе. Он разделит свою власть с Ней, подарит Ей радость обладания чужими жизнями и душами. О!.. Сладкая истома вытянула его тело, приятный, чуть болезненный ток пробежал по позвоночнику. Он поднял голову над кружевами пепельных волос, разметавшихся по подушкам, и заглянул в глаза Василиска. Омут еще не потемнел, в нем плескалось блаженство. Однако глядеть в него больше трех минут и теперь было невозможно. Учитель обессилено уронил голову рядом и зашептал Ей на ухо: - Я не могу и дальше называть тебя какой-то малопонятной мадам. Ты – моя, понимаешь? – он прижался к Ней своим горячим, нагим телом. – Я хочу услышать твое имя, обладать им. Я должен знать, ради кого… Учитель сделал небольшую паузу – чтобы окончательно осмыслить то, что он собирался сказать. - … ради кого я готов выдавить из себя жизнь по капле. Мадам тихо засмеялась его серьезному тону. - Я скажу тебе. Всему свое время. А пока ответь – как идут наши дела? Твой человек устранил наше препятствие? - Да. - И профессора? - Да. - Да?.. Учителю вдруг показался странным Ее тон, будто туда вмешали грусть и сожаление. Он только открыл рот, чтобы спросить об этом, как Она заговорила сама – теперь уже жестко, чеканно. - Остается около десяти часов. Ты уверен, что больше ничего не сможет помешать Замыслу? - Я уверен. И полнолуние на нашей стороне. Все будет как нужно. Я уверен, - повторил Учитель. Ему вдруг захотелось поклониться Ей – во весь рост не только тела, но и души. - Гляди – жизнь по капле, - процедила Она в этот момент, и он сумел удержаться. *** Глава тридцать третья Сергей вышел на улицу и едва не захлебнулся свежим воздухом. Его мутило так, что он плохо разбирал дорогу. Кое-как добравшись до Пляс де Маделин, вошел в набитый битком вагон метро и, облокотившись о спину какого-то тучного парижанина, с трудом определил по карте свой маршрут до аэропорта Шарль де Голль. Тошнота усиливалась, и Сергей уже с трудом держался на ногах. Через три остановки он сел на удачно освободившееся рядом место и посмотрел на часы. До взрыва оставалось совсем мало времени. Что ж, работа сделана, еще каких-то пять-шесть часов, и он увидит Катю… Сергей невольно улыбнулся, представив сквозь пелену, окутавшую мозг, образ любимой. Однако неожиданно благодушие сменилось тревогой – а вдруг Учитель обманет, может, он уже расправился с ненужной свидетельницей?.. Может, он с самого начала не собирался отдавать ее?.. Паника нарастала. Как вообще можно было поверить убийце своего отца?! И предстоящий взрыв должен стереть с лица земли не только Москву, но и все преступления этого страшного человека. О, Боже! Неожиданно новая, еще более ужасная мысль пронзила Сергея. Ведь Учитель и его отдаст на растерзание Хаоса, оставит в адском пламени. Даже если Катя жива, и им все-таки суждено встретиться, у них нет будущего… просто потому, что его не будет вообще! Безжалостное озарение вонзило острые шипы в голову, и прежняя физическая боль сделалась почти неощутимой. Единственные, кто мог помешать Учителю – Амага и профессор – остались на мраморном полу парижской квартиры. И теперь… Теперь Кристалл не остановить! И Сергей сам виноват в этом. Выхода нет. Если только… Если… Всего полчаса понадобилось Сергею, чтобы вернуться в Ле Принтемс. Пока он бежал вверх по лестнице, не переставая молился, чтобы Амага и профессор еще были живы. Хвала Господу, ему не хватило душевных сил закончить все самому, и он предпочел оставить бесчувственные тела на кухне с открытым газом. Какое счастье, что профессор выбрал именно этот старый просторный дом с непопулярным теперь в Париже газоснабжением, иначе у Сергея могло не остаться выбора. Только бы они не задохнулись! Только бы еще были живы!.. Картина, представшая перед глазами Сергея, сразила наповал. Он мог ожидать чего угодно, только не этого: Амага – полная сил и решимости, пыталась делать Семену искусственное дыхание. Она смачивала в какой-то чашке носовой платок и вдыхала через него воздух в рот Покровского. Сергей неловко подогнул ногу, двинувшись вперед, и шаркнул ею по полу. Амага обернулась на шорох и, сдув с красного лба нависшую прядь волос, приказала как ни в чем ни бывало: - Быстро открой все окна и принеси воды с нашатырем! Сергей спешно бросился выполнять указание. Если бы кто-то сказал ему, что чуть больше часа назад он пытался убить того, за жизнь которого будет так усердно бороться потом, он ни за что не поверил бы... Все было забыто в эти мгновения, и только одно имело значение – спасти человеческую жизнь, спасти любой ценой! И тело Покровского отозвалось на эти старания! Оно вдруг дернулось, покрылось мелкой судорогой, и профессор закашлялся подступившей тошнотой. Семен открыл глаза, но почти ничего не увидел из-за сильного головокружения. Сергей на руках поднес его ближе к распахнутому настежь окну и едва успел ополоснуть Покровскому лицо под краном, как у того началась ужасная рвота. Несколько минут профессор мучился спазмами, а потом потерял сознание. Очнулся он спустя полчаса. Чудесный воздух, пропитанный солнечными лучами и свежестью, копошился в волосах и щекотал ноздри. «Я в раю!» - подумал Покровский, не открывая глаз, и тут же услышал над собой приглушенные звуки человеческой речи. - Давай мы поговорим об этом после, - напряженно сказал голос Амаги. - О каком «после» ты говоришь?! Неужели ты не понимаешь, что у нас не будет ничего, как только мы вернемся в Москву втроем? Неужели ты до сих пор не поняла, какое чудовище воспитало нас? Я… я ведь едва не убил вас! Второй раз! – собеседник Амаги сорвался в хрип и замолчал. И тут на Покровского обрушился весь пережитый ужас. Он вспомнил стальные клещи, вырывающие из него жизнь, и бледно-голубые глаза, старающиеся запомнить последнюю искру во взгляде своей жертвы. Это был он! Он, говоривший теперь с Амагой! Амага… Ведь она… умерла… Покровский медленно приоткрыл тяжелые веки и увидел прямо перед собой девичью фигуру. Амага была вполне осязаемая, свежая и очень красивая. Из Семена вырвался невольный стон, и она тут же обернулась. - Ну, наконец-то! Голос девушки источал такую глубокую радость, что профессор окончательно поверил в свое чудесное воскрешение. - Ты сможешь подняться? Амага уже тянула Покровского на себя. - Давай, мой хороший, давай! Мы столько времени потеряли! Семочка, ты же понимаешь, как важна каждая минута, нам нужно как можно скорее вернуться в Москву. Сергей рассказал мне, что ты нашел Книгу. Сергей?! Рассказал?! Покровский поперхнулся уже сорвавшимися с языка словами. - Да он ведь… - откашлявшись, профессор сумел подавить приступ головокружения, самостоятельно взобраться на стул и продолжить, - он хотел убить нас, Ами! Ты, наверное, сошла с ума, он очень опасен! Голос Семена срывался в нервном приступе. Он пытался сконцентрироваться для возможного отпора, но сил еще было слишком мало, и профессор понимал, что если произойдет схватка, второго воскрешения уже не случится. Сдерживая дыхание, Покровский следил за своим недавним палачом сухим ненавистным взглядом и пытался понять, какая странная метаморфоза приключилась с ним. Сергей молча стоял у дальней стены кухни, опустив глаза в пол, словно провинившийся ученик. Никаких следов прежней агрессии, никаких намеков на попытку нападения. - Сема, ты не сможешь этого понять, поскольку не знаешь нашей прежней жизни! – заговорила Амага жарким, надтреснутым голосом. - Все, кого воспитал Учитель – больные существа с истерзанной душой. Нас нужно пожалеть, а не казнить. Прости его, он сам не хотел причинить нам зла, его телом владел бес, которого в каждого из нас запустил наш приемный отец. Ты самый умный, прости его… Девушка умолкла, не справившись со спазмом – крупные горошины слез одна за другой скатились с ресниц, и профессор растерялся. Злость сразу обмякла, жалким куском провалившись на самое дно души. Семен хотел сказать, что нельзя верить тому, кто предал тебя уже не один раз, и не смог. Человеческая трагедия, разыгравшаяся на его глазах, делала ненужными и бессмысленными все логические выводы и прогнозы. Покровский видел перед собой сломанные жизни, искалеченные, изодранные в клочья сердца и не смел судить. *** Глава тридцать четвертая Учитель хотел знать ее имя. Последний раз такое сильное желание владело им, пожалуй, тогда, когда он бился над тайной «Книги мертвых». Теперешняя загадка была не менее захватывающей. Учитель знал – в имени заложен код ко всему, что спрятано в человеке. Не зря он, знаток человеческих душ, давал своим приемным детям новые, придуманные им имена. С помощью этой нехитрой, но очень действенной психологической тактики Учитель управлял своими питомцами, точно зная – когда и как можно заставить играть нужную струну. Разгадка тайны мадам Д. стала для него теперь той занозой, которая входит слишком глубоко в кожу – делаясь невидимой – и саднит постоянно, мучительно. Как искусный кутюрье Учитель подбирал Ей имена – одно таинственнее другого – и отбрасывал каждое, словно красивое платье, которое портило то изобилие страз, то чересчур крикливый рисунок органзы. Ей не шло ни одно. Однако и обходиться известной ему буквой Учитель больше не мог. Что скрывала за своим инициалом прекрасная мадам? Дерзость? Дуновение ветра? Дальновидность? А может просто Дурной сон?.. Именно его Учитель увидел перед прозрением. Кошмар предстал в подсознании абсолютно реальным – оживали наскальные рисунки, его брат, Кира с Сиклом… Огненная лава кипятком лизала его ноги и руки, но боль отзывалась почему-то совсем в другом месте – там, в душе и наступал вожделенный Армагеддон. Учитель проснулся, облизал липкие капельки пота над верхней губой и сразу потянулся к трубке. Внезапная догадка, пришедшая уже во время пробуждения, шепнула – где искать. Когда-то он собирал все возможные сведения об Этом человеке – готовясь подарить розенкрейцерам свою Тайну и взять взамен принадлежащую им, Учитель тщательно узнавал о главе Ордена, окутанном глубокой тайной. Теперь одна деталь, которая стала известна ему тогда, и натолкнула на след… К концу дня хитроумная и крайне опасная комбинация принесла плоды – Учитель знал Ее имя. Оказалось, что Д. – вовсе не метафорический изыск образа, а действительно банальная первая буква Ее фамилии. И какой! *** Глава тридцать пятая У человека, звавшегося с недавнего времени Сергеем Николаевым, болела душа. Он и представить себе не мог, что этот эфемерный орган испещрен вполне плотскими нервными окончаниями, делающими физическую боль непереносимой. Душа корчилась в агонии, страдая за девушку, которой Сергей сам вынес приговор. Он знал, что Учитель непременно убьет Катю, как только узнает, что воспитанник не выполнил поручения, обманул и предал его. Кроме того, теперь на самом волоске еще три жизни: Амаги, профессора и его, Сергея, собственная. Думать о том, какое еще бессчетное количество человеческих судеб оборотень-Учитель приближает к Вечной черте, он не мог просто физически. Мыслительная агония била Сергея без жалости. Не находя в лихорадке отчетливого решения, он то отговаривал Амагу и Покровского возвращаться в Москву, то, напротив, умолял отправляться тотчас, каким угодно способом. Беспокойство, которое не покидало всех троих уже много часов, нарастало. В самолете, на который удачно быстро получилось достать билеты, они измучились, не находя себе места в ограниченном пространстве. Невозможно было просто сидеть, зная, как улетучивается время. Вот, до взрыва осталось девять часов и сорок минут. Девять часов ровно. Восемь с половиной часов. Семь… Когда лайнер, наконец, приземлился в Шереметьево, Сергей, Амага и Семен первыми сбегали по трапу. Несясь во весь дух, они успели перекинуться несколькими фразами, из которых состоял их план: во-первых, как можно дольше водить за нос Учителя, во-вторых, как можно быстрее добраться до Спасо-Андроникова монастыря. Обычная суматоха в аэропорту сразу показалась какой-то слишком возбужденной, однако у троицы не было ни сил, ни времени заметить в этом что-то необычное. Они не стали отвлекаться даже когда возле такси, которое любезно предложило свои услуги, запричитала рыжая толстуха, оповещавшая о скором конце света. Народ в многомиллионной Москве всегда слишком суетлив, криклив и податлив самым неимоверным слухам. Девушка и двое мужчин удобно растеклись в сидениях широкой «Волги», каждый подавляя в себе желание никуда не выходить из этого такси – а ехать, пусть даже на край света, ни о чем не думая, не спеша и не играя больше в спасителей человечества. Бешеная суета за окнами их не трогала. Смертельная усталость от нервных и физических потрясений отвоевывала в организме каждого из троих сантиметр за сантиметром, но сдаваться было совершенно невозможно – ни минуты отдыха от мозгового штурма, ни секунды сомнений. Еще на бегу Амага успела рассказать Сергею о том, как им с Семеном удалось определить место, в котором Учитель установил Кристалл. И теперь, пока машина неслась к монастырю, Покровский нашел в себе силы не только подробно обсудить детали дальнейших действий, но и рассказать целое предание об основании храма. Легенда гласила, что в 1358 году, возвращаясь из Константинополя, митрополит Алексий попал в сильный шторм и дал обет: если останется жив – построит собор в честь Спаса Нерукотворного, чью память верующие чтили в тот страшный день. Вернувшись в Москву, он основал в Заяузье Спасский монастырь с главным деревянным собором. А настоятелем храма стал один из любимых учеников Сергия Радонежского Андроник, причисленный потом к лику святых, поэтому монастырь после его смерти и стал называться Спасо-Андрониковым. Попасть в монастырь оказалось проще простого – ворота были открыты, и никто из послушников не препятствовал странным мирянам, братия занималась своими насущными делами и давно не обращала внимания на снующих каждый день любопытных. Амага, Сергей и Семен быстро пересекли двор, забрались на крыльцо и ступили в прохладное помещение. Вдоль монастырских стен гулял деликатный сквозняк, видимо, давно привыкший к местным порядкам, поэтому многочисленные свечи в закутках не гасли, а пыль не клубилась в воздухе. Троица двинулась вперед по коридору и довольно скоро оказалась у двери, ведущей во внутренний садик. Слева крутым зигзагом убегала вверх деревянная лестница. - Пойдем наверх? – Сергей поднял голову в высокий проем, но ничего там не увидел. - Да, - кивнул Покровский, и они стали подниматься. Второй этаж выглядел еще более безлюдным. В полукруглое пространство возле лестницы почти не добирался солнечный свет, и сумерки рисовали на сводах замысловатые узоры. Семен сделал несколько шагов и остановился в задумчивости. Амага поняла его нерешительность. - Где будем искать, знаешь? – голос девушки слегка дрогнул. - Надо немного подумать. Покровский немного потоптался на месте и стал мерить шагами пол, беззвучно шевеля губами. Никто не решался торопить его, и молчание затягивалось. Амага несколько раз бросала нервный взгляд на часы. Время уходило стремительно, девушке даже казалось, будто минутная стрелка скачет как заводная, перепутав себя с секундной. Наконец, Семен озвучил свои размышления. - Нам не остается ничего другого, как просто рассуждать логически. Смотрите… В 1812 году во время пожара обрушился купол собора. Потом он был восстановлен, но интерьер все-таки оказался перестроенным. Над монастырем, насколько я знаю, подняли восьмигранный барабан с шатровым верхом, кокошники и закомары убрали под четырехскатную крышу. К северной стене пристроили придел святого Андроника, а к южной… - профессор неожиданно замолчал, и по тени, преобразившей его лицо, все поняли, что его осенила Догадка. - О, Боже! – в подтверждение этому воскликнул Покровский. – Ну конечно! Все понятно! Нам нужно искать у южной стены! Именно там находится придел Успения Божьей Матери! - Ничего не понятно,- сощурилась Амага.- Нам объясни. - Во-первых, у нас уже была первая подсказка в виде церкви Успения в Печатниках. А во-вторых, насколько мне известно, когда делали эту монастырскую пристройку, в стене образовалось специальное потайное углубление, в которое помещалась вся серебряная церковная утварь. И устроен этот тайник был таким образом, что там имелось небольшое окошко, выходившее на лунную сторону. Теперь ясно? - Господи! – прошептала Амага. – Ведь Кристалл нужно установить именно в полнолуние… На чашеобразной серебряной подставке… В самой восточной точке города… Она громко выдохнула, и Семен резво сорвался с места. Сергей с Амагой бросились вслед за ним по открывавшемуся впереди длинному коридору. Под гулкий топот Покровский крикнул через спину: - Южная стена на другом конце. Когда мы проходили через двор, я увидел, что в то крыло ведет открытая анфилада с третьего этажа. Быстрее. От быстрого бега дыхание Амаги то и дело сбивалось, а ребенок, потревоженный тряской, больно упирался в левый бок. Обхватив руками живот, она старалась не замечать физического дискомфорта, чтобы ни в коем случае не отстать от Семена. Девушка до такой степени сконцентрировалась на преодолении себя, что не сразу поняла, почему вся процессия внезапно затормозила. Стукнувшись о плечо Сергея, и выглянув вперед, Амага онемела. На долю секунды ей даже показалось, что от боли она таки потеряла сознание, и теперь галлюцинация овладела мозгом. Однако происходящее оказалось вполне реальным и куда более страшным, чем могло быть видение. В центре открывавшегося глазу полукруглого свода дышало небольшой дырой овальное отверстие, из которого ленивым паром выплывал свет. Солнечное марево окутывало проем, спускалось на крупный шершавый камень - отодвинутый в сторону, и, видимо, раньше закрывавший эту самую дыру, - и клубился в ногах человека, на лицо которого Амага и боялась смотреть… *** Глава тридцать шестая Он и сам испугался не меньше Амаги. Странная, деревянная одурь вдруг завладела телом и сковала движения – мутной рекой она наплывала на глаза, ждущие и боящиеся встретиться со взглядом той, которую он столько раз убивал, но так и не смог убить. На минуту все собравшиеся вокруг маленького проема в стене почувствовали себя героями несмешного комикса – вот-вот художник должен был оживить их и запустить в чудовищную гонку… Первым пришел в себя Сергей. Его бросок походил на замах молодого медведя, схватившего летящую муху, однако и Учителю было не занимать сноровки – секундой позже, но он все же успел сравняться со скоростью приемного сына. Они покатились по неровному полу, заполняя собой все узкое пространство, - сплетенные ненавистью и болью. Амага и Семен еще не успели толком осознать увиденное, а яростная схватка уже стремительно катила к развязке – Учитель, примятый крепким телом Сергея, рвал руками воздух, безнадежно пытаясь дотянуться до горла племянника, клацал зубами, изрыгал хрипом проклятия. - …не получится… - различила Амага в злобном шипении, - ничего… у вас… не выйдет… кристалл уже… не остановить… взрыв убьет все… через… Сергей не дал ему договорить – в своей беспамятной ненависти он не слышал, не различал ничего и не мог остановиться. Треском сухого полена, разрываемого огнем, ослабли позвонки, и вялая шея опрокинула на руки Сергея мертвоглазую голову. Но он все продолжал давить, шипя: - Ты лишил меня всего. Отца. Брата. Сестры. Ты чуть не лишил меня… - Сергей подавился сухим горячим спазмом. Першило горло и щипало глаза. – Ты… ты… Но тот, кто долгие годы по капле сосал из Сергея душу, все равно не слышал его хрипа. Тот, кто хотел уничтожить миллионы жизней, сам был мертв. Все кончилось так быстро, что Сергей не успел почувствовать освобождения. Он стоял на коленях – сгорбившись, вобрав в себя плечи, - и едва заметно раскачивался, будто в подступавшем приступе отчаянного плача. Чугунная тяжесть навалилась на его затылок и отозвалась на лице растекшейся судорогой. Амага тоже не могла оправиться от шока. Она органически не понимала происходящего. И только один человек оказался способен не только быстро реагировать, но и незамедлительно действовать. Пытаясь унять бешеный отзвук сердечной мышцы во всех конечностях, профессор Покровский шагнул к проему в стене. Там, в солнечных лучах, переливаясь, купался кристалл – маленький осколок глыбы, по внешнему виду совсем не роднящийся со своим великим именем Меркабы. Семен сначала даже прищурился – таким неприметным показался ему камень. Дрожащей рукой он коснулся острого края и ощутил тепло нагретой поверхности. Странное чувство завладело профессором – будто кто-то ввел ему под пальцы невидимую капельницу, жадно сосущую прохладную человеческую кровь. С каждой секундой энергия камня ощущалась все отчетливей, и Покровский ясно слышал пульс собственного сердца в середине помутневшей каменной синевы. Семен осторожно приподнял кристалл – его вес никак не соизмерялся с кажущейся легкостью. На задней стенке выпукло бугрилась какая-то надпись, язык был незнаком Семену, но Покровский уже знал, что она означает: «Кристалл принадлежит египетскому богу смерти Тоту!» Губы сами собой выпустили в спертый воздух древнюю молитву из «Книги мертвых», а руки в такт принялись за дело… Темно-серебристую пыльцу Покровский приготовил заранее. Признаться по совести, он не особенно надеялся отыскать кристалл в монастыре, но ведь остановить действие камня – где бы он ни находился – это и было главной целью. Едва узнав тайну исчезнувших свитков, Семен там же – у профессора Дюранта – обзавелся пергаментом, аккуратно высыпал на него искрящуюся пыль, в которую превратились стертые шлифовальной машиной серебряные запонки, и уложил все это в целлофане на дно внутреннего кармана пиджака. Изготовить свитки из Царства Тьмы своими руками оказалось довольно просто, Покровский даже разочарованно хмыкнул тогда. «Ничего, - ободрил он себя теперь, в тысячный раз глядя на часы, - лишь бы сработало!» До взрыва оставалось не больше трех с половиной часов, для того, чтобы вытянуть из кристалла энергию требовалось вдвое больше - но! – при рассеянном лунном свечении, а для воздействия солнечных лучей времени как раз хватало. Хрустнув на пергаменте серебряной пылью, кристалл уткнулся острием вверх и замер. Семен придвинул его ближе к окну и повернулся к Амаге. В этот момент девушка являла собой прекрасный пример метафорического сравнения с существом, не имеющим лица. Глаза, рот, нос – все было там, где обычно, и вместе с тем они отсутствовали каждый индивидуально, сливаясь в какой-то бесформенной массе. Покровский приблизился к девушке, тронул за плечо. - Все хорошо, - тихо шепнул он. – Все кончилось. Амага невнятно всхлипнула и непонимающе уставилась на него. - У нас все теперь будет хорошо, - повторил Семен и взял в ладони ее расползающееся лицо. – Обещаю! Нежные, ободряющие поцелуи вернули Амагу в реальность. Она тряхнула головой, словно пыталась смахнуть с себя остатки дурного сна, и неестественно громко спросила: - Что с ним?! Взмах ее ресниц указывал на бездыханное тело Учителя, но и без них Покровский понял – о ком она говорит. Слишком много беспокойного выражения таилось в этом возгласе, и слишком больно кольнуло от этого у профессора под ложечкой. - Он… он мертв, Ами. В первую секунду Семену показалось, что Амага рухнет – так беспомощно дрогнули у нее колени и повисли руки, – но она устояла. Сухим, непослушным языком ворочала внутри себя молитву, обращенную к Богу, в которого Учитель никогда не верил. Только Всевышний мог теперь позаботиться о грешной душе ее приемного отца. Слезы, затопившие горло, никак не хотели излиться наружу, и от этого трудно было дышать. Амага хватала ртом воздух, силясь сказать что-нибудь – она знала, чувствовала, как нужно сейчас услышать Семену хоть слово – и не могла. Спазм передался ребенку, и он снова начал икать. Амага обвила вялыми, непослушными пальцами низ живота и внутренним хрипом шикнула на малыша – откуда он мог знать, что матери нужна тишина для прощания с человеком, которого он уже никогда не назовет папой. Семен тоже понял это, опустил руки с плеча Амаги и позволил ей остаться на некоторое время одной. Самое время было позаботиться о Сергее – тот все также стоял на коленях, не меняя положения. Покровский осторожно обнял его сзади за спину, мягко потянул на себя. Сергей поднялся, не сопротивляясь. Стеклянные глаза его испытующе оглядели лицо профессора, и Семен поспешил утешить: - Мы успели. Все закончилось. - Я… - Сергей не мог найти сил, чтобы задать терзающий его вопрос, но Покровский все понял. «Боже, что это чудовище сделало с ними!», - в который раз подумалось ему. - Он мертв, Сергей. Ты должен был сделать это. Не мучай себя. Потрепанным одичалым стеблем степного ковыля, гнущим под ветром серую спину, ощутил Сергей свое одиночество. Никогда еще опустошение так яростно не рвало его душу, даже – к удивлению и ужасу – когда не стало родного отца, и когда он лишился Сикла. Человек, воспитавший и медленно отравлявший жизнь Сергея, неимоверным образом умудрился оставаться самым важным для него и после своей смерти. Глубочайшая рана, которую напоследок разбередил Учитель, изрыгнула тошноту и накрыла пеленой глаза. Сергей оперся о локоть Семена, обмяк от внутренней боли и медленно, тяжело расстался с сознанием. На некоторое время Покровский совершенно забыл о кристалле. Он метался между впавшей в транс Амагой и беспамятным Сергеем, и непонятно было – кто из них больше нуждался в помощи. Дети, пожелавшие освободиться от своего приемного отца, не смогли перенести его смерти. И на том свете он все еще владел их душами. Пока Покровский приводил их в себя, пока уговаривал и злился, он ни разу не взглянул на часы, а время между тем бежало стремительно. Неожиданно будто сквозняк донес до слуха профессора нашептанные обрывки уже известной ему молитвы: … Выпила кровь. Ты – Меркаба – моя вечная, вечная Последняя жизнь и любовь… Покровский дернулся, как от укуса, обернулся и… обомлел. Легкий ветерок играл на окне тонким углом пергамента, солнце резвилось в серебристой пыльце, свободно разметавшейся по всему периметру листа. Кристалла на нем не было. *** Глава тридцать седьмая Сергей очнулся под стон Покровского. В голове его пульсировала боль. Чувство утраты, заполнившее все естество мужчины, было столь сильным, что ни бороться, ни освободиться от него Сергей был не в состоянии. Он молча поднялся на ноги и напряженным усилием воли заставил себя подумать о Кате, об Амаге и всех остальных, кто был подвергнут страшной опасности. Проследив за испуганным взглядом профессора, Сергей все понял. - Я знаю, кто мог забрать кристалл! Его хриплый шепот прогремел словно раскат грома – даже Амага, очнувшись, расширила зрачки, и в них плеснулся отсвет догадки. Семен перехватил ее взгляд. - Может, и меня просветите? – легкая тень недовольства вкралась в голос профессора. - Это наверняка мадам Д., больше никто не мог знать об этом месте, - тяжело выдохнул Сергей. - Какая еще мадам?! - Помнишь, я говорила тебе о последней пассии Учителя? – тихо спросила Амага, и от Покровского не ускользнула металлическая нотка, напрягшая ее голос. - Кто эта женщина? И почему он мог доверять ей такие вещи? - Я думаю, даже Учитель не знал на самом деле – кто она, - глаза Сергея все еще блуждали, словно боясь остановиться на каком-то предмете и вновь испытать чудовищный шок. - О, Боже! - простонал Покровский. Он и подумать не мог, что за параноидальной идеей Учителя стоит еще кто-то. Тем более женщина. – Как вообще она или кто другой мог попасть сюда и увести кристалл у нас из под носа? Сергей горестно вздрогнул, перевел тусклый взгляд на Амагу и выпихнул из глубины тихий стенящий вопль: - Какая теперь разница?! Все пропало! И мы… И Катя… Я никогда не увижу ее… Амага подняла на него воспаленные глаза. Неприкрытый ужас мешался в них с горячечной решимостью. - Не-еет, Сереженька, - со злостью пропела она, - вот теперь точно отступать нельзя. Эта мадам продолжит начатое. Нам нужно только узнать – где конкретно должен был произойти второй взрыв. Мы знаем, что в Париже, осталось только и там найти восточную точку! – девушка бросила на Покровского лихорадочный взгляд, молящий о помощи. - Конечно, - только и сказал он, хотя сам уже ни во что не верил. *** Глава тридцать восьмая Всю дорогу, пока такси виляло по шумным московским улицам, Покровский не мог отогнать от себя назойливой мухи. Она жужжала в его голове, словно в липовом меде застревая мохнатыми лапками в единственной мысли – Сессиль! Шок от смерти Учителя и пропажи кристалла неожиданно вернул профессора в старое мучительно переживание. Семен чувствовал свое предательство и раньше, но не мог, не хотел честно признаться в нем. Каждый раз упорно гнал от себя терзающую мысль, и вот теперь, в самый неподходящий момент, она впилась в него клещом-кровопийцей. Он не мог больше решать мировые, и даже свои личные проблемы, пока оставалась нерешенной эта. Семен прикрыл усталые веки, и память тот час обрушила на него мощный залп: первое свидание. Первый поцелуй. Первая ночь… Муха противно затрепыхалась в профессорской голове. Что-то было там такое, в этой первой страсти. Что-то… - Приехали, Сема, - он очнулся от прикосновения Амаги. Покровский неловко дернулся на сидении, огляделся по сторонам. - Где мы? - Возле дома Сергея. Он на минуту поднимется к себе в квартиру, забрать кое-что, и поедем дальше. Семен безразлично кивнул и отвернулся к окну. Шум незаглушенного двигателя такси скрашивал густую, тяжелую тишину. Покровский был благодарен Амаге за то, что она не пыталась заговаривать с ним, выведывать его мысли. Видимо, ей и самой сейчас было о чем вспомнить и всплакнуть украдкой. Сергей не возвращался довольно долго, и когда, после тридцатиминутного ожидания, потерявший терпение водитель нажал на клаксон, дернулась, наконец, дверь подъезда. Однако всеобщий вздох облегчения тут же смешался с разочарованием – из парадного вышла рыжеволосая девушка… А секундой позже за ней вынырнула кривоносая голова... Амага невольно улыбнулась, глядя на Катю Невскую – так пылко, смело и смущенно смотрели на мужчин только без памяти влюбленные женщины. Катя и вправду не сводила восхищенных глаз с Сергея. Он вернулся! Живой и здоровый! Он думал о ней! Теперь она была готова следовать за ним куда угодно и помогать во всем. Этой помощью воспользоваться пришлось очень скоро. Будто услышавшие отчаянные мольбы небеса послали Покровскому, Амаге и Сергею Катю Невскую – именно она слышала разговор своих охранников в больнице. Теперь цель мадам Д. была известна - Венсенский замок! - Венсенский? – переспросил Семен, о чем-то задумавшись. - Странно, странно… *** Глава тридцать девятая Ставший почти дежурным рейс Москва-Париж уже не мог никого утомить. Воспрявший духом Покровский и лучащийся под мощным прожектором любви Сергей чувствовали в себе невиданный прилив сил. Только Амага выглядела уставшей, вся эта гонка, утыканная психическими потрясениями, порядком истощила девушку. К тому же ребенок внутри нее тоже давно просил об отдыхе. Однако выбора для самой себя у Амаги не было, она считала своим долгом довести это дело до конца, и ни за что не соглашалась на уговоры Покровского остаться в Москве… До замка решили добираться на метро. От станции Chateau de Vincennes туда было рукой подать. Огромная очередь, выстроенная туристами всех мастей в экскурсионную кассу, за многие десятки метров закрывала обзор на саму знаменитую достопримечательность. - Хорошо хоть нам не нужно стоять здесь полдня за билетом, - улыбнулась Амага. – У нас экскурсовод при себе. Она наградила Покровского любовным взглядом, и он, польщенный, решил ответить на комплимент. - Раз уж у нас все равно есть время, пока дойдем до входа, расскажу о замке что знаю. Кстати, мы уже вступили в его владения, прямо перед нами – часть знаменитого Венсенского леса. Именно здесь, по преданию, Людовик Святой вершил справедливый суд, сидя под столетним дубом. В XIV веке первые короли династии Валуа построили этот замок. В XVII веке архитектор Лево пристроил к нему павильоны короля и королевы в стиле классицизма, объединенные большим парадным двором – здесь молодой Людовик XIV провел свой медовый месяц, а через год здесь же умер кардинал Мазарини. Однако в самом начале замок выглядел как укрепленное сооружение с мощным донжоном, крепостными стенами и башнями, окруженными рвами. Это был блестящий образец фортификационного искусства того времени. Потом, уже при Наполеоне Бонапарте служил тюрьмой, в которой сидели многие известные люди – принц Конде, Фуке, Дидро, Мирабо. Именно отсюда сумел сбежать герцог де Бофор – вы наверняка знаете эту историю от Дюма. - А сейчас это просто замок? – поинтересовалась увлеченно слушающая журналистка Невская. - Сейчас в донжоне находится исторический музей, рассказывающий об истории самого сооружения и его обитателях, а на первом этаже так называемого павильона короля размещается музей военной символики, - Семен повернулся к Амаге и успел заметить ревнивый прищур – видимо девушка уже слишком привыкла, что все профессор Покровский рассказывает для нее одной. Вход – словно маленькая брешь в плотине – пропускал тонкую людскую струйку внутрь массивного сооружения, от которого веяло не только историей, но и холодом. - Бр-р, - поежилась Амага. Покровский приобнял ее за плечо, медленно увлекая в сторону, противоположную туристическому потоку. Продвигаясь вперед и вверх – осторожно, чуть боязливо – обе пары внимательно смотрели вокруг себя. Кто знает – какой еще сюрприз мог поджидать их. - Где же тут найти восточную точку? И вообще, правильно ли мы поняли про Венсенский замок? Вдруг кристалл вовсе не здесь? – спрашивала Амага, и Покровский, удрученный своими мыслями, не отвечая, тянул ее дальше. Уходя от излюбленных туристами закоулков, вся процессия испытывала все больше напряженния. Один раз охранник попросил их не отставать от разрешенного маршрута и даже проследил за тем, чтобы все четверо примкнули к группе зевак-японцев, однако, улучив удобный момент, они сумели возобновить поиски. Следуя интуиции и собственным расчетам, Покровский вел остальных к цели, которая вполне могла оказаться ложной… Длинный узкий коридор заканчивался витражом, поблескивающим россыпью солнечной пыли. Спиной к нему над едва заметным углублением в шершавой стене наклонялась светловолосая женщина. Секундой позже она выпрямилась и замерла в профиль под одиноким лучом, сползшим с красно-желтого стекла. И в это же мгновение по коридорным стенам пополз удушливый хрип. - Не… не… может… се… Амага с ужасом взглянула на Семена, и по ее глазам он понял, что источник чудовищных звуков – он сам. Не сразу сознание профессора познакомило его со своими выводами, прошло еще несколько секунд, прежде чем Покровский понял причину своего шока. И тогда его сразил второй удар – еще более сокрушительный. Воздух заканчивался внутри него стремительно, будто там, в легких, спускал баллон. Последнее движение Семен адресовал Сергею – махнув слабеющей рукой в сторону пыльного витража. Сползая вниз по холодной стене, профессор точно знал только одно – они не ошиблись, как боялась Амага. Какое же место еще мог выбрать дядя той, которую он любил больше жизни?! Только замок своего имени! *** Глава сороковая Разум не сжалился над Покровским и не покинул его, заставив страдать беспомощное тело еще больше. Лишившись сил, профессор, к своему ужасу, не потерял зрения или хотя бы слуха, до которого донесся злой, торжествующий в истерии голос. Когда-то этот голос был совсем другим – под шелест нежных звуков Семен растворялся в своем счастье. Теперь же он бил наотмашь. - Ты думал, ты самый умный, да?! – звенел голос, слегка выворачивая русские буквы акцентом. Он летел как тугая стрела, пущенная опытной рукой в конкретную цель – сердце Покровского. Оно отозвалось на удар горячей дробью, Семен, схватившись за грудь, не мог вымолвить и слова, только смотрел туда, где в ярости цвело красивое лицо женщины, которая ему больше не принадлежала. Которая не принадлежала ему никогда. Он тоскливо обводил взглядом ее лоб, изжеванный истерией, пунцовые щеки и рот, изрыгающий проклятия: - Твари! Ничего у вас не получится! Жалкое дурачье! Вы опоздали! - Это мы сейчас посмотрим! – выдохнул в ответ Сергей и бросился через коридор прямо на пышную в золотистом облаке копну пепельных волос. - Ха! Ха! Ха! – гремел голос. Семен пытался встать на ноги, протягивал руки, хрипя и умоляя Сергея остановиться. Амага почувствовала, как слезы жгут ее лицо. Горючая, невыплаканная боль рвалась изнутри девушки, она видела, как, превозмогая себя, Покровский сумел-таки подняться и деревянной походкой двинулся вперед, но не могла остановить его. А Семена гнала, подхлестывала единственная мысль – только бы успеть, не дать Сергею сотворить беды. - Ха! Ха! Ха-ааа! – все ожесточеннее накатывало на узкие стены. - Сессиль! Девочка моя! – сухими губами перебирал Покровский. – Зачем же ты… Что ты творишь… Сердце его в эту минуту рвалось на части, колючие слезы мешали смотреть туда, где красно-желтый отсвет уже скакнул по лицу Сергея. Сломанная картинка прыгала перед глазами, стекала на ресницу, и снова расплывалась. Семен мчался вперед будто слепой, неловко вытянув перед собой руки. Когда он был уже в нескольких шагах от витража, сзади его накрыла звуковая волна. - Не-еееееееееееееет!!! – истошно кричала Амага. И в унисон ей накатывал какой-то странный гул, появившийся вдруг одновременно отовсюду – из-под земли, от стен и углов, с высокого потолка. Покровский оглянулся всего на одно мгновение, но и этого оказалось слишком много. В его голове сумасшедший вихрь не успел донести опалившей мысли, а пружинистый толчок под ногами уже лишил равновесия, потом гораздо более сильный опрокинул Семена на пол, и в следующую секунду профессора настигло грохочущее пламя. «Взрыв, - докатилась, наконец, догадка. – Вот и все»… *** Эпилог Круизный лайнер только успел отплыть от Бермуд, когда солнце вдруг пропало за лохмотьями нанизанных друг на друга туч. Ветер, окутанный серым кипящим сгустком – по-утреннему зябкий и неприветливый – наполнил воздух колючей сыростью и погнал по глубокой воде мелкую рябь. Кутаясь в теплый клетчатый плед, Амага вышла на палубу и быстро пересекла ее – на той стороне, возле лоснящегося голубизной бассейна, сидел в шезлонге ее муж. Он читал толстую книгу с вылинявшими листами и поеживался, по очереди поджимая озябшие плечи. Любуясь на него издали, Амага улыбнулась, плотнее запахивая плед на отяжелевшей груди. Она подошла к мужу сзади и, осторожно выглянув из-за спины, прочла вслух: - «Теория возникновения и использования высокоэнергетических кристаллов». Все бьешься над этими загадками? Он потянул ее руку на себя, не оборачиваясь, выдохнул последнее тепло в ладонь. - Зря ты вышла, похолодало. Амага обняла его со спины, закутав в свой плед. - Не хочу, чтобы ты здесь замерз над этой ерундой. - Обычно в это время года Бермуды очень теплые. - Мы везде сеем холод, - хохотнула Амага. - Знаете, мадам Покровская, после пережитого ужаса в вас развилось чувство черного юмора. - И не только. Еще кое-какое чувство развилось во мне со страшной силой! – Она нагнулась над ним и прижалась горячими губами к холодному рту. - Да уж, нечего сказать! – радостно выдохнул он после долгой паузы. - Главное, чтобы тебе было, что делать, дорогой муженек! Амага хотела, было, наклониться снова, но почувствовала, как быстро прибывает молоко – тугая струя пульсировала через кофту. Девушка еще не вполне привыкла к своему преждевременному материнству – всего четыре недели назад они с Семеном спокойно наслаждались своим медовым месяцем, купаясь в бассейнах круизного лайнера, любуясь на дельфинов, весело прыгающих недалеко от борта. И вот стоило им приблизиться к Бермудам – конечной точке их путешествия, как у Амаги начались схватки. - Ты уверена? – переспрашивал Семен каждую минуту. – Ведь еще два месяца! - Ты так говоришь, будто я рожаю каждую неделю, - кривясь от боли, шипела Амага. – В чем я могу быть уверена?! …Она родила прямо на судне. Крохотную черноглазую девочку, которая от слабости не могла как следует крикнуть, только попискивала. Бригада врачей прибыла на пришвартовавшееся в спешном порядке судно с молниеносной скоростью. Трудно было даже предположить, что маленький, сплошь покрытый кровеносными сосудами комочек живой плоти, проведет в специальном кувезе всего неделю и превратится в настоящего ангелоподобного малыша. Прелестная девочка была фантастически похожа на Амагу, жадно кушала и так же жадно хватала большой палец Семена, стоило ему только приблизиться к ней. Как ни крепилась Амага, как ни бравировала своим отменным здоровьем, а выполнять ее работу пришлось нанятым Семеном аквалангистам. Не вводя их в курс дела, профессор просто предложил двум парням весьма приличную сумму за то, чтобы они погрузились под воду в точно указанном месте, нашли на дне Атлантики пирамиду и поместили бы в одну из ее граней – в специальные держатели – небольшой синеватый камень. Аквалангисты даже не удивились странному заданию, все вопросы снимала обозначенная сумма – у богатых, как говорится, свои причуды. Амага осталась в больнице, а Покровский много часов провел в мучительном ожидании на палубе небольшого катера, с которого можно было совершать погружения. Его не успокаивал ни один из известных ему способов. Все пережитое вновь и вновь возвращало Покровского в те страшные дни, когда они вместе с Амагой пытались остановить Кристалл и… Сессиль. При мысли о ней у Семена выворачивало мякоть под ложечкой, муторно становилось на душе. Разве мог он когда-нибудь предположить, что любимая женщина захочет умертвить огромное количество людей, среди которых окажется и он сам. После того, как Семен узнал, что таинственная мадам Д. – не кто иной, как Сессиль Денье, он моментально понял – кто послал головорезов в снятую московскую квартирку, чтобы убить его и Амагу. Она хотела избавиться от Покровского. Но почему? Чем он мешал ей? Тем, что помогал Амаге и путал карты Учителю? – понятно, но не только этим. С самого начала их связи Покровский недоумевал – почему вдруг юная красотка не только вылила на него ушат своей васильковой страсти, но и изъявила желание стать его женой. Теперь с большой долей уверенности Семен мог предположить, что дядя Сессиль – Винсент Денье, известный узкому кругу посвященных, как Глава Ордена Креста и Розы, диктовал племяннице все ее действия. Он хотел использовать Покровского в своих целях, и только волею рока тот встал на сторону его противников. Семен давно мог догадаться, почти сразу, когда еще на первом свидании Сессиль, оговорившись, назвала его в страстном забвении чужим именем. Дядиным… Она причинила ему слишком много боли. Пожалуй, ни одно человеческое сердце не могло вынести такого груза, но Покровский выдержал. Память нещадно хранила в его голове страшную картину после взрыва там, в Венсенском замке: распластанное, изуродованное взрывом тело Сессиль, закрывшее собою кристалл и в последнюю минуту не давшее ему сработать по-настоящему; тяжело раненый, но, слава Богу, живой Сергей; поцарапанные в кровь, напуганные до смерти Катя с Амагой… Позже Семен много думал о том, почему Сессиль вдруг остановила собой кристалл?! Неужели, перед всемогущей Смертью звериное обличье рассыпается в прах, уступая истинной человеческой сути?! Может дядя не смог до конца опустошить сердце и душу Сессиль, как и его последователь – Учитель? Может, он не добился полного умерщвления ее изначально прекрасного (Покровский свято верил в это) естества?.. О человеке, который затеял этот кошмар, профессор тоже хотел бы узнать больше. Что стало с Винсентом Денье? Жив ли он? Властвует ли все еще умами и душами людей? Но на все эти вопросы у Покровского не было, и не могло быть ответов… Амага вернулась на палубу с маленьким свертком на руках. - Зачем ты вытащила ребенка на холод? – тут же вскочил Покровский. - Не волнуйтесь так, папаша, - улыбнулась Амага, - во-первых, ребенку полезен свежий воздух после плотной еды, а, во-вторых, она вся в меня, так что никакие простуды нам не грозят. - Да уж, - помягчел Семен, заглядывая под краешек одеяла в розовых рюшах. – Интересно, какая она будет, наша красавица? - Я знаю! – хохотнула Амага. - В год она станет читать мысли, в полтора – двигать взглядом карандаши! - А самое главное – будет вертеть нами, как захочет! – смеялся Семен. – Причем, не откладывая это на далекое будущее, возьмется прямо сейчас! Амага с обожанием посмотрела на мужа. - Знаешь, - сказала она тихонько, - я хочу стирать твое белье. - Что? – Покровский удивленно изогнул брови. – Намекаешь на мою нечистоплотность? - Дурачок ты, профессор. В Японии так говорят, когда хотят признаться в любви… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
