«Мой папа работает инженером. Он проектирует ракеты. Моя мама домохозяйка. Она занимается моим воспитанием и варит вкусный украинский борщ «капустняк». А мой сосед, татарин, дядя Ишбулды – писатель. Он написал книжку «Роль сабантуя в жизни татарского народа». И я, когда вырасту, тоже хочу стать писательницей. Как мой сосед. Или рентген-лаборантом. Как моя бабушка».

Это сочинение на тему «Кем я хочу стать?» я писала в 3 классе. Если бы я тогда уже читала Булгакова, то порадовалась бы сходству наших взглядов на рентгенологию: «Сделали рентгеновский снимок с меня. Очень красиво. Весь темный, а ребра белые. Видел свою почку. Страшно противная». Писательницей я хотела быть по зову сердца, а про специалиста по лучевой диагностике заставила написать бабушка, чтобы не так стыдно было.

 

Стыдно-не стыдно, но никаким рентген-лаборантом я не стала. А стала наоборот – журналистом. В этой схватке «медиков и лириков» одержал верх татарин Ишбулды. И потянула меня на журфак вовсе не тяга к заполнению информационного поля объявлениями «Что? Где? Когда?» и уж тем более не желание стать «четвертой властью» (на кой ляд она нужна читателю?), а любовь к сочинительству. Другими словами, старая добрая графомания. Если пишешь в свое удовольствие, то, как правило, наивно (или эгоистично) полагаешь, что и у других на твоем творчестве свет клином сошелся. Но и этот период длился недолго. Годы учебы, затем работы на радио и в ИТАР-ТАСС пролетели как одна секунда, о которой мне так и не удалось подумать свысока. Потому как рождение в скором времени дочки затмило собой прошлое: родовые пОтуги смяли графоманские потУги.

 

И, слава Создателю, должна я вам сказать. А то бы так и жила в приятном заблуждении, что Тэффи и я – близнецы-братья, то есть сестры.

 

Несмотря на то, что дочка до 2 лет практически совсем не спала, а денно и нощно жадно познавала мир, я выросла не просто терпеливой матерью, а очень терпеливой. Дианка, умиляя всех смешным фонтанчиком волос на голове, не слезала с моих рук и продолжала пытливо познавать мир, используя меня как средство передвижения. При этом я левой рукой бодро потряхивала погремушкой, а правой – вяло помешивала ложкой куриный суп. («Моя мама домохозяйка. Она вкусно готовит…» проносилось в уме тассовской строкой из школьного сочинения). Так мы с ребенком дошагали до детского садика, и малышка плавно переместилась с рук на голову, пытаясь заморочить последнюю. Но свить гнездо на голове я ей не дала. Родители! Пусть лучше туда прилетят ночевать птицы, чем удобно устроится дневать ваше чадо! Под этим лозунгом мой обломавшийся киндер, тяжело сопя, пошел в школу. А я, переведя дух, не менее тяжелой поступью пошла устраиваться на новую работу, несмотря на протесты мужа.

 

И нашлась же компания, которая снисходительно отнеслась к моим еще «выдающимся», но уже изрядно потрепанным профессиональным качествам, и приняла меня. И компания эта была (не больше, не меньше) ракетно-космическая. «Мой папа работает инженером. Он проектирует ракеты…» опять вспомнилось мое школьное сочинительство. Гены – страшная штука. Никогда не знаешь, каким концом двинет по лбу. И понеслась я бороздить вселенские просторы международной контрактной деятельности корпорации, ориентируясь то по солнцу, то по спутникам, то по курсу рубля к доллару. И должна сказать, ни разу не пожалела! (Ну, или почти ни разу).

 

Орбитальная станция «Мир» (когда я пришла, «старушка» еще летала), российский сегмент МКС, плавучий комплекс «Морской Старт» в Лонг Биче, полеты пятерых космических туристов (шестым пророчат основателя поисковой системы Гугл) – «мотором» и идеологом всех этих грандиозных проектов была фирма, где я работаю.

 

Хотя здесь и главенствуют физики, но и голоса лирически настроенных сотрудников никогда не глушились. Переводчики Лавкрафта и сонетов Шекспира, куртуазные маньеристы и поэты-традиционалы, художники и фото-мастера, музыканты, актеры и философы – так и хочется сказать: «все промелькнули перед нами, все побывали тут».

 

В общем, космическое закулисье открылось мне во всей своей «звездной» и «пыльной» красе.

 

Пока я увлеченно изучала арт-объекты космического клумбария (не путать с кОлумбарием), дома чуть было молоко не убежало – дочурка решила, что уже выросла, и в школу ходить не обязательно. Это в 6-то классе. И в то время - когда у детей всех моих знакомых (по их рассказам) резались, как коренные зубы, один за другим невероятные таланты. У одной обнаружилась феноменальная память, абсолютный слух и третий глаз. Ее брат сочинял палиндромы на нескольких языках (как потом выяснилось, в основном, на албанском). Другой сын-вундеркинд, не вставая с горшка, декламировал наизусть сказки народов мира, пел арии из всех услышанных им опер (представляю себе этого бесштанного карузо в детском саду во время тихого часа), а теперь увлекается ушу с бусидо. А что я могла им соврать в свое оправдание? Что мой «ребенок-индиго», как Авиценна, умеет определять сто болезней по пульсу? Или все-таки признаться, что у меня ребенок обыкновенный, одна штука? Что читать задом-наперед не умеет, что самураи ей одинаково далеки как и фальстафы, что третий глаз, если у нее и имеется, так только в виде фингала после урока физкультуры в школе? Так или иначе, но в дальнейшем грызть гранит науки дочке уже пришлось не запивая и крупными порциями. Вот теперь и догрызла его до самого ЕГЭ, навязанного нам чуждыми французскими стандартами (но это уже тема для отдельного разговора).

 

Прошлой осенью я неожиданно загремела в больницу. Шок – это по-нашему! Восстанавливалась дома с месяц. И вот, чтобы как-то скрасить уныние и навалившуюся депрессию, накропала маленький рассказик. Потом еще один. И еще…Физически ощущала, как знакомое чувство удовольствия начало топорщить кружавчики моей души. Дело пошло на поправку. Потеплело. Заулыбалось. Вспомнилось: «И я, когда вырасту, тоже хочу стать писательницей»… Только вот теперь хотелось бы как Тэффи, а, боюсь, получится как Ишбулды. Ну что ж поделаешь, не переучиваться же мне на рентгенолога, в самом деле?