Он ехал на заднем сиденье роскошной машины. Последняя модель. Престижнейшая марка. Ничего не радует! Ничего!

Все, чего он добивался, работая дни и ночи, все, чего добивался с бешеным азартом - все потеряло смысл. Для чего жить, если есть все, кроме радости? Если он живет, как на необитаемом острове. Рядом нет людей. Есть партнеры, конкуренты, подчиненные, клиенты, обслуга. И всем от него чего-то нужно. И все на него рассчитывают, ждут чего-то, просят. Он устал. Он живет как на конвейере: нужно бежать быстрее, чем движется жизнь. Что бы был запас скорости, если вдруг споткнешься. Иначе все. Жизнь собьет с ног, его растопчут другие. Он так живет уже много лет. А зачем? Куда он бежит?

 

Жена, помешанная на своей искусственной молодости. Летает с курорта на курорт, иногда чирикая ему по телефону, как у нее все хорошо, она скучает и ей нужны деньги. Так они живут давно. Он и не пытается, что-либо изменить. Жену он выбрал, как всё в своей жизни, тщательно рассчитав и примерившись. Какие уж тут разочарования. Дочек вырастила, его ни разу не опозорила, помогать старалась, как могла. Хозяйство, дом содержала примерно. Пусть тешится на старости лет. Пусть молодеет.

 

Дочки выросли чужими. Тоже, слово «дай» в первой строчке лексикона. Никто не виноват. Они же не видели его почти, пока росли. Работа, работа. Когда он вырывался на пару дней в семью, он осыпал их подарками. Никто не виноват. Сам приучил их видеть в нём Деда Мороза. Отец – подарки. Подарки – отец.

 

Опять пробки, Он обычно не замечает их. Пока добирается до своего банка, успевает сделать кучу звонков, просмотреть документы, почту в ноутбуке. Он начинает работать, как только шофер трогает с места машину.

А сегодня не может работать. Не хочет работать! И это дерганье на дороге совсем вывело его из себя. Все, он больше не может, он сейчас задохнется. Глянул в сторону тротуара. « М». Огромная буква «М» бросилась в глаза. Он и не понял, как это случилось.

- Я выйду. И не спорь! - Почти крик. И резко открыл дверь машины. И так же резко захлопнул, оказавшись снаружи. И почти побежал. В метро.

 

Почему в метро? Он не был там уже черти сколько. Чушь какая-то. Но ноги несли вперед. Он двигался на автопилоте. Как платить в метро, сколько? Бред!

Но ноги упрямо несли его вперед. Он зачем-то вытащил из пиджака десять долларов и сунул выскочившей из будочки тетке. И шел дальше. Как в каком-то трансе. Как зомби. Он шел по переходу, потом попал на платформу. Понятно. Зашел на Краснопресненской и перебрался на Баррикадную.

 

Он заскочил в подошедший вагон. Так, едет по кольцевой. Ну и пусть. Он вдруг успокоился. Да, пусть. Будет просто ехать, как когда-то в сопливой юности, когда не хотелось домой. Странно. Но здесь, в воюще-грохочущем вагоне, среди совершенно незнакомых людей, ему стало спокойно. Здесь его никто не знал, и никто на него не смотрел. На него некому было смотреть, значит некого было подозревать и разгадывать. И стало почти весело:

- Старый дурак! Ну что ты отчебучил? - Сейчас тебя начнут искать, звонить. - Пусть звонят. В метро плохая связь. Он где-то это слышал.

 

Освободилось место. Сел. Ему долго ехать.

И тут увидел глаза! Мамины глаза! Дыханье сперло. Напротив сидела женщина лет пятидесяти. Она была похожа на его маму. Чем-то неуловимым. Взгляд. На него смотрели глаза его мамы!

Он не мог оторваться от этих глаз. Женщина смотрела на него спокойно, с мягкой улыбкой. Как на старого знакомого. Зачесанные назад волосы, крупные серьги в нежных мочках ушей. Полные, покатые плечи. Руки! Да, удивительно маленькие руки, с почти детскими пальцами. Как у его мамы! Он смотрел ошалело. Он ничего не слышал, ни стука колес, ни болтовни, стоявших рядом, подростков.

 

Мама! Его удивительная мама, которой давно уже нет. Он смотрел повлажневшими глазами. Так хотелось подойти, упасть перед нею, обнять эти полные колени, прижаться к ним. Он сидел как парализованный, не мог пошевелиться. Потянуло к этой женщине со страшной силой, неудержимо. Внутри все напряглось, как будто натянутая струна задрожала в нем. Больше не было сил. Он рассматривал ее и уже любовался. Нет, она совсем не похожа на его мать. Но глаза, этот взгляд! Им овладело желание дотронуться до нее. Да, сейчас же. Или он умрет.

 

Сейчас. Сейчас он решится и подойдет к ней. Руки покрылись испариной, в висках гулко стучало. Сейчас. Сейчас. Ну же!

 

Вдруг женщина встала и направилась к выходу, мимо него. Вагон резко качнуло и она чуть не упала. Он успел протянуть руку и поддержать ее. Дотронулся на секунду! Женщина улыбнулась благодарно и вышла из остановившегося вагона. Глаза! Он понял, что это была судьба, это была та родная душа, которую он мечтал видеть рядом. Он хотел вскочить, но сил не было. Двери, шипя, закрылись. Вагон поехал.

 

Как он мог ее отпустить? Как мог потерять, еще не найдя? И как теперь жить?