5

 

До самого декабря Лиза писала письма отцу, а Галина Васильевна – своей свахе с красивым именем Ванда. Одно из недописанных Лизкиных писем Аня обнаружила все под той же подушкой. Прочитала и была уязвлена. Ей все не понравилось: тон письма, тема, ласковые слова, которые дочка не жалела для почти чужого человека, но обделяла родную маму.

 

« Дорогой мой папочка! – писала Лиза – Я так соскучилась по тебе, что плачу ночью! И бабушке скажи, что я ее люблю! Папочка! Мне очень обидно, что у меня чужое отчество! Ведь я не Алексеевна, правда? Я ведь Александровна! И фамилия у меня не твоя! Можно, я к тебе перееду? В деревне ведь тоже есть школа? Ты меня перепишешь на свою фамилию. Как поживает тот ежик, что с поломанной лапкой? Или он сейчас спит? А твой лось? У него срослась нога? Ты его отпустил? Папочка, а почему в твоем лесу не водятся олени? Они ведь красивее лосей и не такие страшные, правда? Я бы могла к ним подойти поближе. Знаешь песенку по лесного оленя? Это из старого кинофильма, но ее крутят по радио все равно, и мне нравится. Я почему-то вспоминаю тебя, когда представляю оленя. Мне кажется, что ты в прошлой жизни был все-таки не лосем, а оленем. Ты знаешь, что все мы когда-то жили еще раз? Кто-то был травкой, кто-то зайцем, это я в одной книге прочитала. Интересно, кем была я? Лягушкой? Меня так дразнили за зеленые глаза. Или русалкой? У них тоже глаза зеленые? Как ты думаешь?»

 

Ане не хотелось признаваться дочке, что она роется под чужой подушкой, а потому пришлось молча проглотить обиду – правда, не без некоторых намеков, которые Лиза простодушно не связывала с притворством матери. Пару раз Аня проехалась по поводу реинкарнации, сообщив дочке, что этот бред пришел из буддийской религии. Не может человек в прошлом быть жучком или паучком! Один раз напомнила неблагодарной Лизе, что Алеша спас ее от сплетен, когда женился на ней, бессовестно брошенной жертве мужского коварства, и надо сказать папе Алеше «спасибо».

 

– Так он же меня тоже бросил.

– Это я его бросила, – уточнила Аня.

Все было глупо – весь этот разговор. И Лиза вела себя странно – почти не отвечая, как бы рассеянно, что тоже задевало Аню.

А через месяц после последнего письма отцу, на которое он почему-то не ответил, стали происходить странные вещи: отец не отвечал дочке, бабушка Ванда – Галине Васильевне. Именно та стала бить тревогу: звонила Ане через день, выпытывая, есть ли письма из Белоруссии. Может, распад Союза так повлиял на работу почты? Мы теперь стали заграницей для них? Может, письма не пропускают? Может, у них там цензура работает?

 

– Мама, что ты болтаешь? – злилась Аня. – Какая цензура? Сейчас разгул демократии, а ты – цензура! Да пишите любую глупость – кому вы нужны? В стране горе, а ты...

– Какое горе, дочка? – пугалась мать.

– Ты в своей дерёвне совсем того... Телевизор не смотришь? Вот поставят кругом границы, узнаешь, какое горе! Марыська теперь в России живет, в гости зовет, а как с денежками быть? У нас купоны, у них рубли, а в Белоруссии, куда ты так стремишься душой, вообще какие-то « зайчики».

 

Горе было не в стране. Горе, оказывается, настигло скромную семью из двух человек: лесника Олеся Яновича и его маму Ванду, старуху семидесяти лет. А если точнее – то еще одного человека, словно воспрянувшего из праха и ставшего для бабы Ванды и ее сына светом в окошке. А если еще точнее, то беда ударила еще и по скромной женщине по имени Инга, учительнице местной школы. В сентябре Олесь с новой учительницей познакомился, а в декабре женился – по всем правилам, даже со свадьбой. Инга приняла всем сердцем и Олеся с матерью, и его сына, про которого знали до сих пор только два человека – мать и сын.

 

История ранней гибели первой жены Олеся в его устах была усечена в деталях. Не надо было знать чужим людям (к ним относилась и Аня), что у этой женитьбы, так трагически завершившейся, было бурное начало. Олесь и Нина полюбили друг друга еще в восьмом классе, а накануне десятого, летом, довели эту любовь до логического конца.

 

Таким концом (и позором в глазах родни) стала ранняя беременность Нины. Девочке повезло, что мать, работая акушеркой, насмотрелась на последствия неудачных абортов и запретила дочке совершить глупость. Пришлось уезжать из родного Гомеля в Сибирь, где жила какая-то родня. Нина бросила школу, родила ребенка, которого тут же и усыновили ее родители. Десятый класс Нина кончала в вечерней школе, ожидая, пока будущий супруг закончит первый курс, чтобы воссоединиться.

 

Не желая с ним расставаться, Нина тоже уехала в Ленинград, где учился Олесь, но поступать в институт не стала. Нужны были деньги. На две стипендии не проживешь, если снимаешь даже плохонький уголок. Пришлось идти на медицинские курсы. Работа медсестры помогла кое-как прожить первые два года. Они строили планы на будущее, в котором их было уже трое. Маленького сына Нина собиралась забрать к себе. Летом они уехали к родителям в Омск.

 

Олесь устроился подработать в местном лесничестве, Нина возилась с ребенком, который называл мамой бабушку. Приходилось переучивать... Еще была мечта навестить в Гомеле вторую бабушку, Ванду. Той сильно не нравилась затея с усыновлением ребенка при живой матери. Не нравились и сваты, не только оторвавшие свою дочь от родных мест из-за какого-то «позора», но и разлучившие ее с сыном, Олесем. Семья оказалась разбросанной по Союзу, и куда это годится?

 

Но этим летом Ванда своего сына не дождалась. Нелепая смерть совсем еще юной женщины окончательно разрушила семью. Родители Нины во всех грехах обвиняли своего зятя. Мало того, что совратил их Ниночку, почти ребенка, так еще и уехал в чужой город учиться, точно в Белоруссии не было своих институтов. Тень нелюбви к зятю накрыла и его мать, Ванду. Когда следующим летом Олесь приехал к сыну, он не застал никого. Теща и тесть присвоили себе малыша и спрятали. То есть, увезли в неизвестном направлении.

 

– Сынок, – утешала Ванда, – ты бы все равно не мог держать ребенка при себе. Вот доучишься, тогда и будем своего добиваться, хоть через суд.

Никто не предполагал тогда, что Олесь надолго затоскует по своей любимой Нине. Ванда надеялась, что он встретит женщину, способную отвлечь его от горя. Сколько девушек добивалось его любви! Глядя на сына, Ванда не могла надивиться, какое же чудо она родила. До чего красив! Рядом с ним все ей казались ущербными. И вот эта красота пропадает... Олесь ушел в себя, и если бы не любимое дело, он бы просто свихнулся.

 

Когда Ванда перебралась из Гомеля к сыну, а потом узнала про существование Лизы, она впервые за много лет почувствовала себя счастливой. Если Бог лишил ее радости растить внука, то хоть Лиза утешит на старости лет. Когда девочка приехала, да еще со своей замечательной бабушкой, Галиной Васильевной, Ванда расцвела. Эти две гостьи сразу стали родными. Любить их было легко. Лиза, так похожая на своего папу, что не хотелось глаз от нее отводить, оказалась умной девочкой, спокойной и даже ласковой. А уж ее бабушка... Такой подруги у Ванды никогда не было. Чтоб вот так, с полуслова, ее понимала.

 

А потом Олесь полюбил Ингу. Теперь Ванда мечтала услышать в доме голос младенца. Ее желания стали сбываться с удивительной скоростью. Не было никого – и вдруг внучка, подруга, славная девушка Инга...

А через месяц после свадьбы Олеся объявился... его сын. Нашел отца через передачу «Жду тебя». Это был уже совсем взрослый парень. Ему шел двадцать шестой год. Он жил в Ленинграде, был художником- оформителем по профессии, работал в каком-то театре и, как все художники, имел сложный характер, импульсивный и в то же время не такой открытый, как у Лизы.

 

Природа гармонично распределила в его внешности черты матери и отца. Глядя на его длинные темные волосы и нос с легкой горбинкой, Олесь вспоминал Нину. Та, правда, была кареглазая, а Ярославу достались отцовские глаза, что тайно радовало Ванду. Конечно, он не мог здесь жить постоянно, но лето собирался проводить в отцовских «владениях».

 

Все складывалось замечательно. На старости лет Ванда, давно похоронившая мужа, была окружена родными людьми. Когда все разъехались, она начала переписку, радуясь, что Лиза и Галина Васильевна с удовольствием ей отвечают. Жизнь была переполнена новыми, приятными заботами. Инга перебралась жить к ним, и хотя пропадала целый день в школе, а Олесь – на своем участке, зато вечер собирал всех под одну крышу.

 

И когда однажды в заснеженный и морозный вечер Олесь не вернулся, Ванда с Ингой забеспокоились по-настоящему. Он-то мог заночевать в охотничьем домике, где было все на первый случай. Рядом стояли кормушки для лосей и других зверей. Он мог там задержаться, заготавливая корм. У Олеся были помощники, пока еще не испорченные тайным браконьерством.

 

Причин вроде бы для настоящего волнения было мало. Но Ванда металась из дому на подворье и обратно, то и дело выбегала на огороды, через которые пролегала тропа в лес. Ее пугали сугробы, выросшие за один день так, что полуметровые елочки в них утонули.

 

В лес зимой Олесь ходил на лыжах, осенью и весной ездил на крепком жеребце, подаренном лесхозом за отличную работу еще в нежном возрасте. Жеребец был с норовом и получил кличку Леший, как и его хозяин, за последние годы обросший бородой и длинными волосами. Чтоб не возиться со стрижкой, Олесь собирал волосы резинкой на шее, удивляя односельчан экзотической прической.

 

Инга вернула ему молодость, но не изменила внешнего облика: именно таким она увидела его первый раз и была сражена странной красотой лесника, про которого ходили легенды. Ее, горожанку, удивила опрятность Олеся. Он умудрялся держать в чистоте одежду, волосы, бороду, даже руки, от него не пахло потом, как от других мужиков, зато он пропах хвоей и травами, как настоящий обитатель леса.

 

Ночь женщины провели сидя у печки в полном безмолвии. Не хотелось пугать друг друга страшными догадками о том, что в лесу появились пришлые охотнички, не раз пуганные командой Олеся, о волках, что неожиданно перешли западную границу – из болотистого Полесья. Их вой слышали ночами, но пока не могли понять, кто же на самом деле подает голос – одичавшие собаки, стаи которых распространились за последнее время в округе, или настоящие волки.

 

Неделю искали Олеся всем селом, подключившись к команде, присланной из города. Помощники лесника уверяли, что оставили Олеся на развилке между двумя участками леса, то есть – на пути к дому, где была проложена лыжня. Но куда девались приметы его пребывания? Олесь не оставил после себя ни одного следа, словно испарился...

 

А через месяц стало ясно, что он погиб. Лес стоял оцепеневший от снега и мороза, храня свои тайны. Раненный кем-то или замерзший, человек бы непременно нашелся. Ванда просто потеряла рассудок: каждое утро, нацепив лыжи, выпрошенные у соседа, она брела в лес – искать. Инга плакала дома, плакала на уроках. Обе не могли поверить, что в их краях можно пропасть без вести. Ведь здесь все всех знают, и если появляется кто-то чужой, об этом узнают мгновенно.

 

Первым не выдержало сердце Ванды. Инга осталась в доме одна, и тогда уже написала Лизе и Галине Васильевне об этой беде. Она всем сердцем приняла обеих, слушая рассказы свекрови.

Лиза рыдала так бурно, словно знала отца и любила всю свою жизнь. Задетая этим Аня помалкивала, даже не утешала. Понимала, что надолго такого обилия слез не хватит. Они просто иссякнут. Они, конечно, закончились. Но лучше бы не кончались: наступил период затяжного молчания. Девочка не смотрела телевизор, не читала книг, не рисовала, а, как старушка, смотрела в пустоту, пугая Аню таким взрослым проявлением горя. Пришлось звать на помощь Галину Васильевну...