Сны об армии 1. Усталость «Мы будем жить...», - твердил, роняя влагу. Роняя пот с пронзенных солью губ. «Живей! - гудел сержант. - Прибавить шагу». И кто не прибавлял, был просто глуп. Те дни, те штурмовые километры, Тот полк, рванувший ночью из казарм, Когда бросалась пыль с рычащим ветром Навстречу обезумевшим глазам, В меня всадились, как кусок железа, Отяготив дыхание мое. Я не зверел, не ныл и вен не резал, Но сознавал, что там мы все – «сучье». Мы все, мы все не стоим слишком много, Когда наперебой шаги гремят, И впереди бездонная дорога, И за спиной проклятый автомат. Так мы бежали. Сзади кто-то харкал И умолял сержанта не звереть, Когда приклад в затылок хрустко шваркал, Казалось мне, он жаждал умереть. О, кто же он? По стону разве вспомнишь, Когда в твоей башке идет война, Когда и сам ползешь, едва не стонешь, И горло рвет медовая слюна! Но кто он ни был, я был с ним навеки, Но от него подальше убегал, Как от проказы. Трепыхались веки. Казалось мне, что я сильнее стал «Бежать, бежать...», - твердило суеверно Разбитое сознание мое. И с каждым шагом выли ступни нервно. Я знал, что пятый день нога гниет. «На гору?! - задыхался от кошмара. - Ведь это... это... это же абсурд. Ведь ноги... их всего лишь только пара. Они ведь просто... ну не понесут!» Гримасы сбоку, спереди и сзади, У самых крепких рты, как у рабов. Как жаждал я избавиться от клади, От этих душу стиснувших оков! Штык-нож, подсумок - колкие, собаки. Противогаз мне печень всю разнес. Мы создали иллюзию атаки, Когда полроты умерло всерьез... С рассветом возвратились мы обратно. В строю брели, пошатываясь, все. И стало до безумия приятно, Когда на табурет я тихо сел. ................................ Мои глаза так странно изменились, Примерившись к железному курку. Подтеки губ... Куда мы торопились? Зачем летели, очертя башку? Я закурю. Я изойду в затяжке, Роняя на пол пепел без стыда. «Мы будем жить...» И вспомню я о Сашке,* Который там остался навсегда. *Парень, погибший в армии в августе 1991 г… Ушел ночью в самоволку и был зарезан шпаной. 2. Строевая Строевая подготовка. Как она честна, чиста. Если обделен сноровкой, Не поможет и устав. Выше грудь да шибче шагу, Втиснуть в рамки счета прыть. Как почувствуешь отвагу, Сразу хочется палить. А не чувствуешь – мученье, Сапоги - постыдный груз. Очумелость повторенья Порождает лишь конфуз. Как все просто: это - бравый, Этот - полный идиот. Тот шагает по уставу, Этот же, как конь, идет. «Выше ногу! Стой! Отставить!» Кто-то может обалдеть, Если кой-кого заставить На плацу весь день смердеть. Я был жиденьким воякой И плохим строевиком. Тут хоть крякай, хоть не крякай, Хоть ругайся матерком, Если, парень, неспособный, Если ноги... не того, Прекращай свой мат загробный, Ноги в руки и - «бегом!» Бег четыре километра Отрезвит тебя чуток. Здесь шагают только мэтры, Так что извини, браток. Первый год я весь продумал. Думал: буду я ходить! На втором махнул угрюмо: Раз козел, так не родить. Подошел ко мне наш ротный, Посмотрел - захохотал. Не взглянул, что я весь потный, В руки мне лопату дал. «На, копай!» - сказал мне лично. (Взмыл армейский смех дурной) Был доволен он обычно, Если хохотал весь строй. И пошел, вертя фуражкой. Стал долбить я кое-как. Это было очень тяжко - Ковыряться, как червяк... Ладно... Выпьем в день рожденья Нашей армии родной, И помянем плац, хожденье, Да у знамени конвой. 3. Часовой Два ночи. Спит все. Спит две сотни солдат. Дежурный, дневальный - спит в ротах наряд. В дремоте на стол головою упав, В окне КПП спит сержант, спит устав. А в штабе помдеж, притулившись к стене И нос свой задрав, сном унесся к жене. Ну что же, дружище, тебе не впервой Ночами сжимать портупею рукой. Ты бредишь и дергаешь нервно ногой: «Я прапорщик, черт, не такой молодой... Я все же лохматых солдат перерос...» Терпи и молчи, потуши свой вопрос. Березы и ивы, мамзель и мадам, Танцуют лениво, отдавшись ветрам. У плаца две ели угрюмо стоят, Спит плац, весь в квадратах, морозом объят. Не хрюкают свиньи на заднем дворе, И чай не дымится в солдатском ведре. Солдаты, сержанты, ремни, сапоги - Все спит... И не будем ворчливо-строги К дневальным, чьи души сон тихо унес. Им снятся варенье и пряников воз. Все тайно и явно, разнежась, смирясь, Во тьме и при свете, страдая, смеясь, Все спит или дремлет, уходит к себе, И каждый своей предоставлен судьбе... Лишь он. Тот единственный, кто не уснул. Он ходит и тихо несет караул. Шаги его мерно и веско звучат, И звякнет порой о ремень автомат, Его он несет, указуя во тьму, Что пост пересечь он не даст никому. Идет мимо боксов, моторов, колес. Ему наплевать на февральский мороз. Идет, охраняя бетон и бензин. В полоске луны заблестит магазин, Немного еще - и опять поворот. Он слушает скрипы и шелест ворот. По-свойски ладонь положив на цевье, Вникает во все, все во тьме узнает. Как маска, скрывает лицо воротник, Чтоб ветер и холод к душе не проник. Лишь только глаза над шинелью горят, За каждым движением ночи следят. И так два часа на морозе подряд... И только когда замаячит отряд Вдали, за оградой немого поста, Он шапку поправит, шепнет: «От винта». И войлочным шариком плюнет вперед. И медленно смене навстречу шагнет. Слегка улыбаясь, откроет свой рот И встретит их окриком: «Стой, кто идет!» Не двигаясь, мерзнут, его ждут команд, Стоят и молчат два солдата, сержант… Смеясь про себя, он в душе слышит гул, Решает, в кого бы он первым пальнул: «Сержант?.. Пусть живет, хоть и сволочь, и вор. Здоровый ефрейтор?.. Другой разговор. Здоров издеваться ты, брат, надо мной. В казарме ты бог, а сейчас ты смурной. Да что ж ты дрожишь так под дулом моим? Недолго осталось страдать вам троим. Точна моя пуля, взлетит налегке. Мелькнет и взорвется в груди и в башке. А третий же где? За чужою спиной?! Вот ты мне и нужен, голубчик родной. Я ради тебя «оттащил» два часа, Чтоб ты пришагал, я молил небеса. И вот ты пришел. И мороз на усах. Мой славный, родной, мой безжалостный враг. Ты помнишь?! Ты помнишь... Не буду опять Все то, что ты делал, в сердцах повторять. Скорее «Прощай» говори февралю. Я просто возьму и тебя застрелю» Так думает он, глядя в лица людей, И рвущийся палец желает смертей. Но губы шепнут, успокоив парней: «Узнал... Хорошо... Проходите скорей». И будет душа его горько-пуста... Они побредут по маршруту поста. Пойдут проверять «дорогие послы», Чтоб было все в норме, печати целы. Он дернется вновь к спусковому крючку, И дуло невольно подастся к виску... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
