Вездеход уже преодолел край гигантской Западно-Сибирской низменности и мимо железного монстра медленно проплывали первые признаки Уральских гор. Чахлые хвойные заморыши нефте-газовых болот сменялись более жизнеспособными их сородичами растительного мира, тайга слегка густела, в травах зачиналось разнообразие. Машина уже вкатывалась на горки и затем съезжала с них, пока еще пологих и невысоких. Просверкивали останцы твердых пород, каменные россыпи среди зарослей так досаждающей людям «Бетулы нана» - карликовой березки.

На более твердой почве, чем в низине, пышно разрастались кустики живых витаминов тайги – черники, голубики, морошки и чудо-ягоды водяники, стебельки которой были неотличимы от твердого мха сухих мест.

Но тайга начинающихся предгорий была в это летнее время такой же мокрой, холодной и неприветливой, как и в заболоченной низменности. Создавалось впечатление, что эта непогода, так резко накрывшая предгорья, случилась не просто так. Туман висел такой, что геологи на борту вездехода плохо видели друг друга, не то что дорогу перед движущейся машиной. Вся красота, которой могла бы побаловать их приполярная тайга, была видна только у самой «вездеходки», которая чавкала и хрустела под гусеницами монстра с включенными на полную мощь желтыми фарами, хоть трошки просвечивающими этот «морок». Водитель проклял все на свете, что его вынудили везти этих «питерских» на Нярта-Ю, за пару сотен километров. И чего им, чертям, не сиделось в Саранпауле. Вот сейчас горы закрутеют, как чебурахнет машину по скользкому камню с обрыва, будут знать… Золото! Да подождет их золото, и так богатые небось, в столицах-то своих!..

Медленно-медленно преодолевал вездеход этот бесконечный морок по увеличивающим крутизну склонам гор, с ревом проплескивая вброд зачастившие речки и ручьи – уже шумные и бурливые по-горному. Создавалось полное ощущение преисподней – ничего в белесости не видно, только звуки и запахи. Именно из такого морока в фэнтези выходят долгие тени жильцов параллельного мира, несущие совершенно разное для людей мира «среднего». Так и есть – мгла белесая, только силуэты хвойных деревьев проступят неожиданно над машиной, да сверкнет мокрый валун на обочине, или речка как с-под низу выскочит и своим бурлением победит рев страдающего мотора.

Человек с редким нынче мужским именем Валентин лежал на лавке у борта машины, отходил от перенесенных побоев. Пошел уже третий месяц, как этот парень с непонятной, неведомой судьбой находился тут, нанимаясь в разные геопартии или бригады буровиков и проходчиков для грубой физической работы.

Он поднял голову, чтобы слегка оглядеться, увидеть, хотя бы, где они едут. Приметив молоденькую девчонку Алену, восседающую на заднем борту и с интересом вглядывающуюся в окружающие мороковые белесости, он заново ощутил приступ дурноты и какого-то лютого ужаса перед одному ему ведомой неизбежностью.

Резко раздался крик «Осторожней, Чучело!», брошенный одним из геологов на борту. В ту же секунду огромный сук кедра пребольно полоснул Валентина по шее, чуть не снеся голову. Только медленный ход машины в гору спас его от более тяжелых последствий для здоровья. Валентин, еще совсем не отошедший от побоев в гостинице, скорчился и страдальчески застонал.

- Дурандот! Первый раз, что ль в тайге едешь? – возмутился тот самый парень из партии, - Смотреть же надо! Так и без башки недолго остаться… Если, конечно, есть она еще!

Нет, не первый! За эти три месяца Валентин исходил и изъездил довольно много уголков этой приполярной зоны Урала. Но где бы он ни был тут… Собственно, эта история с суком кедра была не случайностью, а жестокой закономерностью. Этот мир, где «нет закона ни Божьего, ни человеческого», так любимый когда-то Валентином, наступления которого он так ждал там, в звездно далекой теперь Восточной Европе, наотрез отказывался принимать Кремня. Этот мир восставал против данного человека всеми своими средствами – и людьми, и природой. Только слепой и глухой мог бы это не заметить...