Такое иногда случается: заочное знакомство с человеком длится двадцать лет, а непосредственное – пять. Так было у меня с Олегом Драгомировичем Бошняковичем.

 

Давным-давно, в начале 80-х, летом, мой друг Эрик Курмангалиев, тогда ещё студент Гнесинки, как-то сказал мне, что наш общий приятель пианист Миша Мурач будет временно жить в квартире самого Олега Бошняковича!!! (Мол, тот уезжает отдыхать к своей студентке в Чехословакию, а в квартире оставляет жить Мишу). Подозревал ли Олег Драгомирович, что его маленькая двухкомнатная квартирка в тихом переулке в начале Ленинградского проспекта на время станет очень весёлым местом – прибежищем театральных и музыкальных студентов, цирковых гимнастов и один Бог знает кого ещё!

Думаю, не подозревал. Миша Мурач – талантливый и подающий надежды студент-пианист. Серьёзность его лица и располагающий бас внушали доверие и не обещали Бошняковичу никаких сюрпризов в его отсутствие. Ничего «такого»... Однако не успел Олег Драгомирович пересечь границу братской страны, как не один только Миша Мурач, а все мы нашей дружной компанией поселились в его квартирке.

Лето было каким-то особенно тёплым и нежным, солнце было ласково, а зелень в тихом дворе его пятиэтажного дома казалась тропическими зарослями, окутывавшими и скрывавшими наши студенческие шалости.

 

Квартира Бошняковича являла собой типичную хрущёвку, но в ней обитал Дух Музыки. Центром квартирки, разумеется, был рояль, а ещё со шкафа опускались изумрудно-зелёные гроздья цисуса, называемого бабушками «берёзкой». Кухня и вообще всё, что не относилось к Музыке, в этой квартирке было ничтожно мало. Был ещё балкон. Маленький балкон, выходивший в зелёный тенистый двор. Именно на этом балконе как-то ясным летним утром появился, потягиваясь и спросонья рыча, обнаженный, в красных плавках наш любимец - красавец-цирковой гимнаст, душа и гордость нашей компании - незабвенный Андрюша Петринский.

Его появление на балконе в то утро имело историческое, а для житейской будущности Бошняковича - просто-таки судьбоносное значение. Дело в том, что соседей Бошняковича - типичное советское рабочее быдло - звук рояля раздражал так же, как красная тряпка быка или запах дихлофоса тараканов. Быдло всячески издевалось над бедным музыкантом – оно не только строчило кляузы в ЖЭК, но подбрасывало ему - патологически брезгливому чистюле – тараканов в почтовый ящик и в саму квартиру. Старик очень страдал от выходок пролетарской сволочи, но, будучи в житейских вопросах абсолютно беспомощным, поделать ничего не мог. И вот когда на его крошечном балкончике ранним летним утром неожиданно раздалось звериное рычание, вслед за которым возникла фигура молодого мужественного красавца-атлета в красных плавках, наглые советские пролеторы, выскочившие на соседние балконы (чтобы определить источник рычания) – онемели в ужасе и (что допускаю с трудом) эстетическом восторге перед обнажённым цирковым гимнастом.

Быдло, привыкшее видеть одного только беззащитного старика-пианиста, быдло, досаждавшее ему кляузами и тараканами, не на шутку перепугалось. Поначалу быдло решило, что старик Бошнякович поменялся, съехал и оставил вместо себя этого красивого грозного двуногого тигра. Этому тараканов не подбросишь, а кляузы на такого строчить – выйдет себе дороже.

Но когда быдло узнало, что Бошнякович никуда не переехал, тревога переросла в панику. Значит этот мощный и грозный красавец или его родственник, или знакомый – а значит, теперь старик может безнаказанно играть на своём рояле. Короче говоря, уверенность быдла в собственной безнаказанности и в беззащитности их жертвы была если не порушена окончательно, то сильно поколеблена. Доподлинно известно, что по возвращении домой Олег Драгомирович больше не получал тараканов и не был вызываем в ЖЭК кляузами соседского быдла...

 

Тем летом, пропадая в квартирке Бошняковича целыми днями, я ни разу живьём его так и не видел. Заочно мы были знакомы - концертмейстер Елены Образцовой Важа Чачава - мой друг и старинный друг Олега Драгомировича. От Важи я время от времени слышал о Бошняковиче - то какие-то забавные новости, то впечатления от его концертов...

 

Когда, спустя почти двадцать лет, встал вопрос о том, кто должен писать о Марии Петровне Максаковой в буклет пятидискового альбома моей студии, ответ у меня уже был готов – я знал, что помимо уникального знатока вокала Важи Чачавы это должен сделать Олег Бошнякович, влюблённый в искусство Марии Петровны, слышавший её на сцене десятки (если не сотни) раз, начиная с 30-х годов. И потом это был самый стоящий повод для знакомства с Бошняковичем – Мария Петровна Максакова, издание онтологии её искусства, просьба написать о ней статью-воспоминание.

 

Прошли годы. Десятки лет. Олег Бошнякович, выдающийся русский пианист, которому в юности поцеловал руку сам Г.Нейгауз, - теперь совсем старик. И мне уже не 25. И вот я снова оказываюсь в том самом тихом переулке, в той самой квартирке на пятом этаже, ... тот самый рояль, тот самый разросшийся цисус на шкафу.

 

Изысканный, предупредительный, аристократ духа Олег Бошнякович и я в роли заказчика статьи. Мне было и неловко и забавно. Олег Драгомирович отнёсся к задаче с не меньшим тщанием, чем к своему грядущему концерту. Телефонные перезвоны, советы, обсуждения, даже споры и, наконец, большое эссе-воспоминание о Марии Петровне было готово.

 

Лето 2002 года. У меня дома Людмила Васильевна и молодая Мария Петровна Максаковы (дочь и внучка), Важа Николаевич и ... Олег Драгомирович. Олег Драгомирович, для которого каждый выход из дома и спуск с пятого этажа – тяжёлое испытание, на которое он готов только ради своих студентов и собственных концертов. Стол. Красное сухое вино (Важа не пьёт ничего другого), фрукты, чай. Слушают готовые мастера будущего альбома, чтобы вынести окончательный вердикт. Разговариваем тихо и только Важа Николаевич время от времени взрывает идиллическую атмосферу своим грузинским темпераментом, доказывая, что никакой стереофонизации записи делать нельзя, что голос певицы должен остаться живым, пусть и окутанным временем 30-х – 40-х годов прошлого века...

 

Бошнякович нетерпеливо ждал появления альбома, часто звонил, волновался. Я счастлив, что он дождался его, получил свой экземпляр.

 

В один из моих визитов я попросил у Олега Драгомировича кусочек его огромного пышного цисуса. Памятуя о том, что двадцать лет назад, в то весёлое лето втихаря я уже отрезал кусочек цисуса, но тогда он у меня не прижился, памятуя об этом, теперь я забирал две большие плети растения без всякой надежды на успех. Но... чего только не бывает в нашей жизни – цисус пустил корни, был посажен в землю и начал расти с невероятной охотой.

 

Теперь, когда Олега Бошняковича больше нет, я смотрю на мой (его) цисус в моей комнате и мысленно переношусь в тихий московский переулок, в маленькую квартирку на пятом этаже, в мою счастливую студенческую юность.

Я смотрю на его фотографии, где мы вместе, ставлю его диск, и нежность, смешанная с горечью потери сливаются в чувстве благодарности Судьбе, подарившей мне счастье быть знакомым с Музыкантом.

 

Июль 2006