Машка сбросила давящую на плечи тяжелую шубу. Её не покидало сомнение, что шаурма, которая только что приятным теплым комом осела в желудке, раньше бегала, мяукала и носила шубу, которую Машка отхватила по дешёвке. Она прошла на кухню, села и задумалась.

 

До зарплаты шесть дней и сто рублей. И счёт за квартиру. И за телефон. И за электричество. «Ладно, электричество и телефон потерпят», – подумала Машка. – «Но с квартирой надо что-то делать».

 

Из-за пустой банки из-под кофе выполз таракан.

– Скучаешь? – поинтересовался он.

– Скучаю, – хлюпнула носом Машка, даже не обратив внимания на того, кто с ней пытался наладить контакт.

– Ясно... - протянул таракан, всем своим видом показывая, что ничего не ясно. – А чего скучаешь?

– Денег нет, – Машка подняла глаза и посмотрела на таракана в упор. – Шесть дней до зарплаты.

– Ой, нашла, из-за чего плакать, – таракан пожал плечами. – Бери пример! – он встал на задние лапы в позу оратора. – Вообще без зарплаты живу.

– Тебе и за квартиру платить не надо, – отпарировала Машка.

Таракан прищурился:

– Не надо, – он торопливо пробежал по подоконнику и остановился перед Машкиной чашкой. – Ты, Машка, зациклилась совсем на своей зарплате. Отдохни! – широким жестом он указал на канализационные трубы под раковиной.

– А как тут не зациклиться? – и Машка смахнула очередную слезинку. – Не хватает ни на что. Скоро колготки в ломбард заложу.

– Так вон, шубу купила? – таракан недоумевающе взглянул в голубые глаза.

– Не май месяц на дворе.

Машка встала и зевнула.

– Спать пойду.

– Давай, давай. Спокойной ночи. Я еще посижу тут.

Дверь Машкиной спальни захлопнулась.

– Совсем довели девчонку, - рассуждал сам с собой таракан. – Радостная была, весёлая, а теперь что? Бледная смерть. Да если бы я так убивался, от меня бы уже давно одни усы остались. Разве ж это жизнь?

 

Дни шли, и до зарплаты осталось всего два. Входная дверь со стуком закрылась, и Машка с растёкшейся от слёз тушью нервно попыталась снять сапог, зацепившись за пятку второй ногой. Сапог никак не желал слезать с ноги. В конце концов, каблук, щелкнув, отлетел куда-то в угол, а Машка, сбросив дрянной кошачий мех, бросилась ничком на диван и зарыдала в голос.

– Машусь, ты... это... чего ревёшь? – послышался тихий голос. Машка подняла глаза, полные слёз, в которых отражалось тёмно-серое февральское небо, и неожиданно затихла.

– Грустно мне, – сказала она минуту спустя.

– Что ж так? – спросил таракан. Он сидел на подоконнике и в упор смотрел на Машкин большой палец ноги, торчащий из дырки в колготках. – Покурим? – предложил он неожиданно.

– Чего? – испуганно промямлила Машка.

– Чего-чего... Травы, - таракан шмыгнул носом. – Я ее тут добывал помаленьку, от соседки. Она часто этим... балуется.

– Какая? – Машка села на пол, прислонившись к дивану спиной, и начала стаскивать джинсы. – Верка, что ли?

– Да нет! Слева, в тридцать пятой.

– Агнесса Ильинична? Ты что, ей же за семьдесят! – лицо Машки слегка порозовело.

– Ну и что? – таракан сел на край подоконника, положив ногу на ногу. – Дует, что твой пылесос. Так покурим?

– Покурим, – Машка окончательно сняла джинсы и стянула свитер, оставшись в белье и колготках. – А ты-то как?

– Я? Да так, пассивно. Я привык. Мне много не надо, – и он выкатил откуда-то из-за спины длинную папиросу, закрученную на конце. – Зато!.. Машка, ты оцени качество забивки! По крошке, чистый, фильтрованный! Сам лично набивал.

– Спасибо, – Машка улыбнулась сквозь слёзы.

Над зажигалкой вспыхнул огонёк. Машка глубоко затянулась и долго ждала, пока дым проберёт до самых пяток. Не пробрал.

– На меня, на меня выдыхай, – запрыгал таракан на подоконнике, пытаясь привлечь внимание. Машка выдохнула. Таракан блаженно хрюкнул. Машка затянулась снова. Таракан внимательно смотрел на ее руки с длинными отполированными ногтями, на то, как эти руки держали папиросу.

– А почему ты её двумя руками держишь, все собирался спросить?

– Сшибает быстрей, – Машка выдохнула и опустила руки. – Я начала так, привычка выработалась.

– Ну, это уж кому как.

– Ту хум хау, – Машка опять затянулась. Затяжка следовала за затяжкой, слово за словом. Машка окончательно расслабилась. Таракан тоже. Он полулежал на подоконнике, подперев ладонью голову и поминутно расправляя левый ус. Комната потонула во мраке и тишине, только на кухне раздражающе капала вода, а над ухом тикали часы.

– Что стряслось-то у тебя, Машка? – с трудом ворочая языком, спросил таракан.

– Да так, ерунда.

– Машка, вот мне-то зачем врать? Если б была ерунда, ты бы не плакала. Не такой ты человек, чтоб из-за ерунды плакать.

– Ну... как тебе объяснить? В общем, мне на работе нравился один человек... – Машка легла на диван, закинув руки за голову и вытянув ноги к окну.

– А ты ему – нет?

– Не перебивай, а то я мысль потеряю.

– Молчу.

– Ну, в общем, он мне нравился, и я думала, что тоже ему нравлюсь, а сегодня...

– Не смей реветь!

– Спасибо. Сегодня я его с нашей секретаршей застукала. Они там... В туалете в женском... – Машка замолчала.

– Понятно, – сказал таракан, резко приподнялся и сел на край подоконника. – А плакать-то зачем?

– Обидно мне.

Таракан поднялся на ноги и сделал несколько торопливых шагов сначала в одну, потом в другую сторону.

– Еще бы не обидно, – сказал он. – Человек тебе нравится, и ты ему, а об этом-то ты и не знаешь. И мечешься, и не можешь придумать, как к нему подойти. И между ног-то уже сводит, сил нет. И тут подваливает к тебе первый попавшийся мужчина, уверенный в себе. Да и говорит: нравишься ты мне, мол, хочу тебя ужасно. Ну, ты, бедная заблудшая овечка, конечно, не выдерживаешь такого натиска, и идешь с тем, кто тебе, дуре, в общем-то и не нужен, на край света. А тот, кто тебе нравится, дома рыдает. Потому что он, лопух, так к тебе пути и не нашел. Еще бы не обидно! – повторил он и снова расправил левый ус.

– Ты думаешь, ему надо было об этом сказать? – неуверенно спросила Машка.

– А ты не думаешь?

– А он сам не догадается?

– А ты умеешь мысли читать, Мань?

– Не умею. Но ведь нельзя девушке первой подходить.

– А каблуки ломать – можно? – иронически спросил таракан. Он почесал над левым усом и вдруг спрыгнул на диван к Машке. – А ей, секретарше вашей, можно было первой подходить? А тебе можно на диване рыдать? Тебе в детстве говорили не курить? Говорили. Почему же сейчас куришь? Не стоит ли так обойтись с остальными запретами?

– Может, и можно, - Машка посмотрела на таракана и отвернулась. – Только я не знаю, что делать теперь.

– Жить, Машка. Просто жить, – таракан вполз на спинку дивана и свысока взглянул на Машкино распростертое тело.

– Когда мне жить? Когда? – в отчаянии спросила Машка. – Мне двадцать пять лет. Еще немного, и я стану никому не нужна. Сейчас уже, если трезво смотреть на вещи, никому не нужна. Когда мне жить? Кому нужно это будущее, от которого я не жду ничего, ни плохого, ни хорошего?

– Сейчас, Машка, – серьёзно сказал таракан. – Сейчас. Потом поздно будет.

Он оценивающе взглянул на Машку.

– Ты красивая, Машка, – немного смущённо продолжил он. – И хорошая. И у тебя все должно получиться. Неужели эта секретарша красивей тебя?

– Наверное...

– Машка, я по многим квартирам ползаю. По всему городу. Я нигде в городе не видел никого красивей тебя. И лучше. И светлее. А у светлого человека все будет хорошо. Даже не будет, а уже все хорошо, просто ты этого не замечаешь.

– Может, и так, - Машка потянулась и села на диване, спиной к таракану. На душе стало гораздо теплее. – Мне ничего не нужно, только он... Чтобы он любил меня. Чтобы я ему хотя бы нравилась.

– Ты ему нравишься.

– Спасибо тебе. Спать пора.

Таракан сидел и восхищённо смотрел на Машкину спину.

– Пора, – наконец сказал он. – Жаль, что я всего лишь таракан.

– Это плохо?

– Это хорошо. Но иногда жаль. Ладно, не грузись. Иди спать. Приятных снов.

– И тебе приятных снов.

 

Он пришел. Пришел с виноватым видом, и пряча глаза. Машка подошла к нему в обеденный перерыв.

– Димка, – негромко сказала она. – Я тебя люблю.

Он чуть не упал. Они вышли в коридор и встали у окна. Машка тихо говорила, а Дима слушал. Потом начал говорить он, так же тихо, и немного смущённо.

А потом они целовались до конца перерыва, и Машкины светлые глаза сияли еще ярче.

И эту ночь таракан провел в одиночестве.

 

Он застал Машку на следующий день в квартире парня, которому месяц назад вправил мозги. Который мысленно расстался с жизнью, если б не ночной гость на его кухне.

Машка лежала, счастливая, на кровати, и глазами, полными безумного счастья, смотрела в потолок. Дима тихо посапывал носом.

– Живем? – шепотом спросил таракан.

– Спасибо тебе, – прошептала Машка. – Ты – настоящий. Все остальное – болтовня.

– Конечно.

Они посмотрели друг на друга – и улыбнулись.

– Ладно. Не буду мешать, – таракан лукаво стрельнул глазами в сторону Димы.

– Давай спать.

– Давай. Пока, Машка, – и таракан уполз.

 

Он больше не приходил. Может быть, он задохнулся где-нибудь, может быть, вляпался в ловушку. Но скорее всего, он смотрел в очередные ясные девичьи глаза, полные слез, или в безразличные глаза отчаявшегося в жизни парня, и говорил с ним. О чем?

Знают только двое.

Спасённый от самого себя человек.

И тот, который вспоминает ночами Машкины голубые глаза, принадлежащие другому, и шепчет:

– Как жаль, что я всего лишь таракан...