Луч света, упавший на лицо. Монотонный городской шум, доносившийся из-за открытой двери. Скрип деревянных сандалий. Все эти признаки реального мира, казалось бы, навсегда потерянного, разом навалившись на сознание, заставили узника открыть глаза. По ту сторону решетки на него филином, не моргая, смотрел человек в сером балахоне, напоминавшем мешок. Дверь закрылась, и теперь подвал освещал только факел на лестнице. Воздух в клетке совершенно не был пригоден для дыхания. Наполовину состоящий из дыма, пропитанный букетом мерзких ароматов человеческих выделений, он вызывал только одно желание – умереть здесь и сейчас.

– Фернандо Кортес де Альварадо? – спросил человек, опустив капюшон. Можно было не утруждать усталые глаза, - совершенно обычное лицо священника с короткой бородой и впалыми глазами.

– Кабальеро Кортес, очнитесь, - сухо взывал монах. – Я пришел поговорить с вами.

– Пошел к дьяволу, чёртов доминиканец! – разразился ругательствами, перешедшими в кашель узник. Попытался подняться на ноги, но лишь перекатился со спины на грудь, упершись лицом в холодный каменный пол.

– Я не доминиканец, я иезуит, - с прежним спокойствием возразил монах. - Кабальеро Кортес, отблагодарите Бога, отблагодарите немедленно! Только его заступничеством вы еще живы, и только он может помочь вам теперь.

– Будь ты проклят, мерзавец! – узник сумел опереться на локти и поднять голову. Ему казалось, что он кричит, но на самом деле трудно было разобрать даже отдельные звуки. – Как вы мне все надоели, почему вы не можете просто убить меня?!

– Я уже пытался объяснить вам, кабальеро. Бог не желает вашей смерти. Пожалуйста, держитесь, не теряйте сознание. Выслушайте то, что я скажу. Вы помните, почему оказались здесь?

– Помню, - затряс обросшей головой идальго. – За то, что имел глупость пустить на порог моего дома епископа Диего де Ламбарду.

– Не берите лишнего греха на душу, этот еретик уже не епископ. Будьте осторожны, только мгновение спасло вас от гибели в прошлый раз, вам следует немедленно начинать каяться в своих прегрешениях, иначе в следующий раз Господь не будет столь милосерден.

– У меня нет никакого желания слушать вас.

– Хорошо, тогда поступим так. Кабальеро Кортес, видите это? – монах указал на стену, противоположенную камере. В тусклом свете факела едва различался маленький ключ, висящий на вбитом в камень гвозде. – Он открывает дверь вашей камеры. И он ваш. Если считаете, что он вам нужен – берите.

– Опять вранье, очередное вранье! Ты лжешь, инквизитор! – снова разразился ругательствами идальго.

– Нет, клянусь вам. Видите черту? – От решетки до стены около полуметра, а посередине этой дистанции желтой краской кто-то провел длинную линию. – Я клянусь вам Девой Марией, если вы пересечете эту черту, то сможете идти туда, куда захотите. Вам никто не осмелиться помешать, это распоряжение самого архиепископа Хименеса. И я – не инквизитор. Я – ученый.

– Почему? Какой в этом смысл? – сменил тон узник. Казалось, надежда на освобождение снова осветила его своими лучами, как это уже не раз случалось за последние недели.

– Мне важно сказать вам кое-что. Пока вы будете заняты отворением своей клетки, выслушайте меня.

Кабальеро Кортес снова попытался подняться, но ноги не держали исхудалое тело, тогда он пополз к решетке.

– Ваши ноги побывали в “башмаке”, осторожнее. Не рискуйте понапрасну, иначе в дальнейшем не сможете ходить. Синьор Альварадо, еретик де Ламбарду беседовал с вами? Ваши слуги подтвердили это на заседании трибунала. Он рассказывал вам про свободу, не правда ли?

Узник не отвечал. Добравшись до решетки, идальго попытался просунуть между прутьев правую руку, но та ужасно распухла и не желала пролазить.

– Вашу правую руку терзали “веревкой”, советую воспользоваться левой. Диего очень любил простые примеры. Эта клетка, в которой вы находитесь, подобна вашему разуму. Глупо это отрицать. Вы его узник. Это причина всех ваших несчастий. Это то, что вы успели полюбить, а затем проклясть. Эта клетка – весь ваш мир, темный и мерзко пахнущий. Не удивительно, что Кабальеро так усердно пытается его покинуть…

Идальго вытянул левую руку, почувствовав, как хрустнули от напряжения суставы. До ключа оставалось около десяти сантиметров.

– Ключ, - прохрипел Кортес.

– Да, а вот он, этот заветный предмет – не иначе знания, – монах стоял в одном шаге от клетки, узник мог бы ухватить его за балахон, но у идальго была другая цель. – Используя знания, такие люди, как вы, мечтают отворить ворота разума, выйти за пределы привычного, обжитого мира и стать свободнее. Чем сокровеннее знания, чем труднее их достичь, чем больше запретов, тем самоотверженнее вы становитесь. Посмотрите, ваши попытки граничат с самоубийством.

Идальго прильнул щекой к леденящим прутьям, рука вытянулась в струнку, горло издавало страшный рев, в котором с трудом можно было разобрать слово “Ключ”.

– Вас пытали на дыбе, не забыли? Кабальеро Кортес, ваши внутренние органы могут быть значительно повреждены, одумайтесь, такие усилия могут стоить вам жизни! – ответом служило лишь полное злости мычание, до заветной цели оставалось два – три сантиметра. – Теперь спросите себя, кабальеро: “Так ли плохо мне в этой камере? Чего мне не хватает здесь для уюта и душевного спокойствия?”.

- Вы несете чушь, - прохрипел идальго. – Вы идиот!

Один сантиметр. Всего один сантиметр. Узник стиснул зубы, жуткая боль терзала измученное на дыбе тело, выпученные глаза заключенного не отрывались от ключа.

- Я не идиот, как вы изволили выразиться. Я переводил труды Сократа, Сенеки и Эвклида на кастильский и каталонский. Ваши пальцы испытывали “свечой”, а голову “петлей”, полагаю, это служит причиной некоторой потери координации движений. Вам, сеньор, следует сосредоточиться. Однако, лишь по воле Всевышнего вы избежали пока пытки “каплей”, иначе лишились бы ума, – узник замолчал, продолжая с нечеловеческим упорством тянуться к ключу.

- Позволив божественному свету озарить стены этой камеры – вашего разума – вы наконец-то обретете долгожданную свободу. Вы сможете открыть дверь, не используя ключа, ценой обладания которым может стать ваша жизнь. Потянитесь к свету, почувствуйте божественное начало, раскайтесь в грехах, и увидите, что там, на самом деле, не заперто, путь свободен для чистых сердцем и помыслами, а достижение знания является лишь глупой тратой времени.

- Ключ! – взревел идальго, готовясь выкинуть руку в последнем, решающем броске. На большее сил уже не хватит.

- Но обретя долгожданную свободу, выйдя за рамки привычного мира, кто знает, не пожалеете ли вы об этом? Читайте священное писание, там ясно сказано: только Создатель проведет тебя в лучший из миров, а остальные дороги – от лукавого. Одно могу сказать точно – знания… - в этот момент пальцы узника коснулись сырых камней противоположенной стены, - …лишь иллюзия, путь к которой не стоит внимания по-настоящему умного человека, - ключ был нарисован на стене масленой краской. Идальго в изнеможении откинулся на спину, закрыв глаза.

- Скоты проклятые, грязные животные… Дьявол вас забери, чертовы арагонцы… Я же почти поверил…

- Уверуйте лучше в Создателя, вот мой вам совет, - ответил монах, надевая капюшон и поворачиваясь спиной. – Я не арагонец, а неаполитанец, но это не важно, какой вам от этого прок?

- Идите к чёрту, оставьте меня в покое в этом склепе!

- Да, я забыл, - уже на лестнице монах повернулся к клетке лицом. – Архиепископ Хименес просил сообщить вам: если прекратите упорствовать, и скажете, где еретик де Ламбарду спрятал свое неправедное богатство, он обещает поспособствовать перед Всевышним прощению ваших грехов. Между прочим, ваши слуги уже дали показания трибуналу. Ну ладно, я прощаюсь с вами, приятно было познакомиться, кабальеро Фернандо Кортес де Альварадо.

Некоторое время идальго неподвижно лежал на спине, закрыв глаза и тяжело дыша. Изувеченное тело ныло при каждом движении, жизнь готовилась попрощаться с узником. Внезапно, на самой грани между сном разума и остатками сознания, пронеслась фраза, брошенная монахом: “…и увидите, что там, на самом деле, не заперто”. Кабальеро вскочил на непослушные ноги, преодолевая боль, сделал несколько шагов и, оказавшись у двери, толкнул её левой рукой. Они переиграли сами себя. Не заперто. Колени не выдержали, идальго рухнул на пол, лицом на желтую черту.

Так он лежал долго, очень долго, блуждая в дебрях собственных, путаных мыслей, а снаружи, доносился городской шум. Там, за пределами его подвала, его клетки лежал мир, та “свобода”, к которой он стремился. Мир, где одни негодяи, прикрываясь россказнями о несокрушимой человеческой воле, прячут в твоем саду ворованные деньги. Мир, где другие негодяи, прикрываясь легендами о существе, которого никто из ныне живущих в глаза не видел, идут на самые гнусные жестокости, дабы эти деньги заполучить. Мир, где третьи негодяи, прикрываясь подданническими чувствами и напускной честью, шпионят за тобой и сдают при первой возможности.

Прошла целая вечность, кабальеро чувствовал, что силы возвращаются к нему, боль стихает. Он поднялся на дрожащие ноги, неуверенными шажками поднялся по лестнице и открыл подвальную дверь. Поток свежего воздуха ворвался в камеру, выметая смрад и дым, лучик солнца осветил холодные плиты каменного пола.

Фернандо Кортес де Альварадо с ненавистью сплюнул за порог и побрел назад в клетку. Лучик солнца, свежий воздух, а больше ему ничего и не было нужно от жизни.