Жил-был славный ребёнок. Он жадно впитывал всё вокруг. Вначале думал, что так и останется маленьким. Но почему-то быстро рос. Удивляло: люди вокруг – разные. Мальчики тоже ходят в брюках. А девочки носят юбочки, зачем-то выставляя ножки напоказ. Почему бы это? Заплетают забавные косички. Стрекочут, как сороки, высокими, звонкими голосами. Держатся особняком. Не заманишь их ни поиграть мячом, ни взобраться на дерево, ни спрыгнуть с крыши сарая, ни хотя бы в шутку подраться... Зато любят нянчиться со скучными куклами. Страшно надоедают, разучивая одни и те же мелодии на пианино. Да ещё любят петь и даже танцевать. За косички их дёрнешь – начинают плакать, и не остановишь. Но хуже всего, если царапают или даже кусают обидчика. Видимо, не надо их трогать. Однако почему-то хочется. А ещё интересуются платьями, туфлями, причёсками... Могут говорить об этом часами. Бегать по магазинам. И без конца перелистывать какие-то блестящие журналы. С их страниц смотрят худенькие тёти в маленькой одежде. Видимо, бедные. И зачем только нужны эти девочки?

 

Сколько мальчик ни думал об этом, никак не мог ответить. Однажды всё-таки решился. Смущаясь, подошёл к маме. Хотя и боялся попасть в неловкое положение, но всё-таки поведал о своих сомнениях. Она засмеялась и долго не могла остановиться. А потом сказала, что сама когда-то была девочкой. И бабушка в этом призналась. Кто бы мог подумать? Разве поверишь? Ведь они очень добрые, готовят вкусную еду и читают увлекательные сказки...

 

Такое открытие потрясло. Оказывается, девочки тоже растут и даже могут стать хорошими. Правда, не сразу. Да и, наверное, не все. Но теперь мальчик начал смотреть на них другими, добрыми глазами. И ему стало радостнее жить...

 

А вскоре какой-то неизвестный аист незаметно принёс домой малюсенькую сестричку. Бывают куклы больше... И сама она казалась куколкой, но только слишком живой. Кричала, плакала, мешала спать. Но хуже всего было то, что постоянно привлекала к себе внимание. Разве можно такое простить? Однако родные заметили обиду мальчика и решили чаще разговаривать с ним. Тот постепенно оттаял. А когда посмотрел на себя в зеркало, то заметил, что она похожа на него самого...

 

После этого и другие девочки показались намного ближе и понятнее. Зачем обижать хороших? А может, даже удастся понравиться им? Похоже, такое желание стало взаимным. Почему бы это? Тайна за семью печатями... Но спросить не у кого. Папа сразу засмеёт. А мама и бабушка никогда не были мальчиками, так что просто не поймут...

 

Однажды в классе появилась новенькая девочка. Кудри золотистых волос нежно освещали всё вокруг. А большие голубые глаза излучали доброту и пленяли небесной красотой. Она, словно солнце, затмила собой других. А что могло сравниться с божественной музыкой, которая слетала с её губ?!

 

Весь мир прекрасно преобразился. Ярко расцвели земля и небо. Дружно зазвучали радостные птицы. Почудилось, что у самого растут крылья. Так захотелось летать и петь! И даже плясать от счастья. Удивительно! Необъяснимо! Такого ещё никогда не было... Но вот случилось. А что именно произошло?..

 

Девочка же ни о чём не догадывается. Она после уроков всегда спешит на музыку и балет, задорно постукивая каблучками. И, конечно, ничего не замечает. А какие восхищённые тайные взоры бросает на неё мальчик! Но смущается и боится. Ведь если догадаются ребята – засмеют. Ему кажется, что все, кроме этой девочки, смотрят на него. А она – равнодушно, как на пустое место. Совсем слепая! Даже огромные глаза не помогают... Без неё теперь никак. Что же делать после школы, когда надо расставаться? Время в разлуке тянется нестерпимо...

 

Даже любимый футбол уже не спасает. Просто не хочется смотреть на мяч, а тем более бегать за ним. И тот, словно понимая, мстит обидчику и летит куда угодно, только не в ворота соперников. То и дело встречаются косые взгляды товарищей. Один даже спросил насмешливо: «Уж не влюбился ли ты часом, дружище?» Мальчик отрешённо посмотрел почему-то вокруг, но вначале ничего не понял. Только через минуту до него дошло страшное значение сказанных слов. Съёжился. Уши покраснели. Тут же вспомнилась пословица «На воре шапка горит». Но почему на нём самом? Он ведь ни у кого ничего не украл. Да и без шапки. Лето, жара, пот... А вдруг заметят и разоблачат? Закрыл уши руками. Все начали смеяться. Игра остановилась. Его дружно отправили погулять...

 

Он пошёл, куда глаза глядят. Дорогу преградила река. Холодная вода хотя бы не задавала страшных вопросов. Искупался и успокоился. Просох в объятиях солнца и ветра и вернулся к друзьям. Но они его теперь в упор не замечали. Как и девочка. Увы, он остался совсем один. Никому больше не нужен... Неужели даже родным?

Но не стоять же на месте! Надо идти. Куда? Всё равно. Лишь бы подальше отсюда...

Ноги сами принесли домой. Кто бы мог подумать?

 

Добрая бабушка накормила мальчика. Они с мамой как-то странно переглянулись. Заметил краем глаза, слегка удивился, но стало всё равно... Двинулся в свою комнату.

Шла телепередача. Играла любимая команда. Раньше бы его за уши нельзя было оттащить. А теперь смотрел равнодушно. Так же, как та девочка на него. И всюду ему виделась только она. Да так явственно!

 

Даже не обратил внимания на то, что мама, приоткрыв дверь, тут же беззвучно её прикрыла.

 

А у мальчика не было сил сдвинуться с дивана. Даже раздеться. Когда стемнело за окнами, закрылись глаза. И тогда приснилась девочка. А что она делала? Лежала? Наверное, всё-таки нет. Скорее, сидела. И держала его голову на своих коленях. И склонялась к нему, осторожно прикасаясь чем-то сверху. Оно стучало. Видимо, сердце. Но почему их два? И зачем так быстро наступило утро? Кто его звал? Сон испарился, а с ним и она...

 

Первый урок. Мальчик вроде бы смотрел на доску, но видел не её, а таинственное свечение. Оно ласкало душу тёплыми лучами. Пело очаровательными голосами. И вот появляется девочка. Как в том сказочном сне... Неужели наяву? Но почему никто вокруг ничего не замечает? Учительница говорит о том, чем различаются мужчины и женщины. Кому-то задаёт вопросы, и тетрадки дружно шелестят... Да разве всё это волшебство недоступно другим? Даже избраннице?

 

Какая наивность! Девочка что-то почувствовала и обернулась. Мальчик отвёл взгляд, однако было поздно. Перестарался... Теперь уже она пристально смотрела на него. Сколько продолжалось это испытание? Мгновение или вечность? Его уши снова покраснели. Даже больше, чем тогда. Стыдно! Закрыл их руками. Горят огнём. Почему-то медленным. Хотя бы до перемены остыли! Ведь придётся подойти к ней, извиниться. Правда, поймёт ли, за что именно? Да и как на это решиться? И в таком виде...

 

Звонок не захотел помочь и не задержался ни на секунду. Класс опустел, и они остались вдвоём. Девочка неотрывно смотрела на мальчика, словно видела впервые. А ведь так оно и было! Во всяком случае, другими глазами. Тёплыми. Казалось, теперь они стали ещё глубже и крупнее.

А его уши охватило просто нестерпимое пламя. Стало трудно говорить. Но спасения уже не было. И признание само нечаянно вырвалось из груди:

– А ты мне приснилась!

Сразу стало так легко! Но огонь не проходил. Только теперь он был чудесным.

 

Внезапно, ни слова не говоря, она прижалась к нему всем трепетным телом, которое заждалось счастья. Да, казалось, двумя сердцами. Или одним на двоих?

---

 

 

Ничто не предвещало грядущих чудес. Почему-то захотелось просто пройтись. Может, и за грибами, если попадутся. А почему бы и нет? «Солнце, воздух и вода». И не простая, и даже не золотая и не серебряная, а самая настоящая живая. Байкальская и ангарская. Природный дистиллят. Камертон чистоты. Огромный. До сих пор сопротивляется двуногим хищникам. Пока. Но силы неравные... Подальше от борьбы! В тайгу!

 

...Собрал столько грибов, что больше и не хотелось. Их же надо ещё и тащить на себе домой. Захотелось размяться ангарским заплывом. Оставил одежду и добычу на берегу, залитом золотом солнца в краю золотодобычи. Могучая река гостеприимно увлекла желанной прохладой. По обыкновению переплыл. Отогрелся декламированием

 

Б А Й К А Л У

 

Не с баргузином* ли несётся

стрелой небесной мне в глаза

в жемчужном оперенье солнца

глубин высокая слеза?

 

Тебя не ею ль оросили

кровинки сотен павших рек,

кандальный перезвон России –

былого неизбывный грех?

 

Собак безвременья облава

не тает в голубых мирах.

В тебе – заноза лесосплава

и целлюлозы бумеранг...

 

Прильну душой к прозрачной боли,

к бессольной искренности слёз.

На мне, Байкал, твои побои,

во мне твоя вскипает злость.

 

И чувствую, как эти скалы

сдавили горло нам вдвоём –

нерукотворными тисками

наш человеководоём...

 

Твой непокорный темперамент

становится совсем по мне,

когда, вскипевшим штормом ранен,

взбиваешь пеной цепь камней;

 

в отчаянном седле Шамана**,

былинный, сказочный герой,

подхвачен крыльями-шумами,

в галопе скачешь Ангарой;

 

балластом сбрасывая робость,

тараня крепости плотин,

на режущий турбинный проблеск

летишь, светило воплотив.

 

Мучитель-камень! Сталь-убийца!

Сообщник-железобетон!

Байкал в боренье углубился,

пружинит, словно заведён.

 

Но нет! Он самородно вечен,

все страхи смерти потеряв, –

глубин взволнованное вече,

студёный факел бытия.

 

Прищуром узким, азиатским

скула Сибири рассеклась.

Тебе ль не звонко называться,

таёжный зазеркальный глаз?

 

Волшебней лампы Аладдина –

дистиллированный хрусталь,

пронзительная холодина

и дождь, что солнце отхлестал...

 

Слегка заплаканы ресницы,

стекают светлячки лучей

туда, где омуль нерестится,

качнув бессмертия качель.

 

В твоих объятьях я – как омуль,

хоть холод или баргузин

до боли хваткою знакомой

под рёбра когти погрузил.

 

Исполнен письменных и устных

легенд из твоего пайка,

плыву – союзник твой и узник.

Согрейся мной чуть-чуть, Байкал!

 

*Байкальский ветер.

**Шаман-камень стоит в истоке Ангары.

 

А на обратном пути внезапно мелькнул хвост, решительно и безжалостно ударивший по воде. Огромный. Правда, не кита, но и явно не омуля. Тянул на какую-нибудь не самую грандиозную акулу. Метра полтора-два длиной. Но и такая вполне может откусить конечность-другую. Правда, пока не приходилось слышать о сибирских акулах. Но ведь завелась пиранья в Бодензее... Скорее к берегу! Однако и хвост не отстаёт. Правда, и не нападает. И не демонстрирует остальных частей своего тела. Наверное, они всё-таки есть. Не на сковородке же и не на блюде... И вдруг он исчезает. Неужели навсегда? Успокаиваюсь и плыву к берегу. А там лежит какая-то девушка. Ноги – в воде. Остальное – загляденье. «Ни в сказке сказать...» Но не буду описывать, чтобы не упрекнули в натурализме. И какой-то загадочной улыбкой без косметических ухищрений одаряет меня. Какой магнит! Не устоять... Тщетно пытаюсь. Но всё равно подхожу. Жаль, к ней, однако вряд ли ей. Здороваюсь, но даже не нахожу дальнейших слов. Пропадает красноречие. Она отвечает мне, и так тепло и задушевно, что, кажется, мы целую вечность знакомы. И просит меня сказать пару слов обо мне. Не смею ослушаться, но и не хочу повторять их здесь, чтобы не сочли меня нескромным, хоть и чистая правда и голые, как на пляже нудистов, факты. Царю зверей и поэту на четырёх языках девушка признаётся, что её зовут Олеся, и просит для начала прочитать на русском стихотворение для души, если такое есть сразу на всех четырёх. Сразу вспоминаю Куприна, удивляюсь её логике, но радостно читаю вслух

 

Е Д И Н С Т В Е Н Н О Й

 

Едва не танцуя, ступаешь божественно

превыше колючих камней бытия.

Ребро ты моё, сокровенная женщина!

Тебя потерял – значит, всё потерял.

 

Всегда напоказ и предельно таинственна,

и мать, и сестра, и супруга, и дочь,

в едва ощутимой вуали наивности

моей поэтической музой идёшь.

 

Я вижу тебя животворной мадонною,

в секунду меняющей свой колорит:

отчаянно-горькой и сладко-медовою,

собою влекущей почти в короли.

 

Вдыхаю тебя – ты пьянишь ароматами.

Как морем, напиться тобой не могу.

Ты веешь ласкающим ветром романтики

и выбора муку стираешь в муку.

 

Возвышен твой голос, исполненный музыки.

В тебе всё волнует, играет, поёт.

Когда б не стеснение рамками узкими, –

как песня, взлетела бы в страстный полёт.

 

Не сетуй, что розовой ты обрисована

и фон идеала найдёшь голубой.

Тебе как богине моей адресована

молитвою вера, надежда, любовь.

 

И благодарю её за такую просьбу, ибо прозой так не скажешь. Олеся признаётся, что очарована. Я приникаю к ней, как к роднику, и мы сливаемся в единое целое. Тихо плещет вода – единственная свидетельница неповторимого и несказанного блаженства...

 

...Усталое солнце клонится червонным золотом к очарованному закату. Олеся, не отрываясь от меня, приглашает перейти в её хоромы неподалёку. Нелепо отказываться от счастья! Осторожно поднимаюсь, беру её на руки и внезапно вижу, как на мгновение мелькает уже знакомый хвост и тут же тает в вечернем воздухе, превращаясь в стройные ножки как заключительные аккорды чудесной песни совершенного, такого зовущего тела. Галлюцинация? Но несу и несусь. Не как наседка, но как на крыльях. Куда? «Куда глаза глядят»? Нет – куда слова велят. И нежный голосок. Думать не могу и не хочу.

 

...Расступается вековая тайга, и явственно проступают контуры избушки «без окон, без дверей», завуалированные вечерней дымкой. Мелькает какая-то палка, даёт войти и стремительно исчезает. Осторожно кладу драгоценную ношу на постель. Возобновляется поэзия страсти. Раскачивание кровати почему-то кажется необычайно сильным. Неужели стал гигантом? Списываю это на мощные чувства и энергетику. Под утро слегка дремлем в нерушимых взаимных объятиях. Просыпаюсь первым. И нет моей прелести рядом, а страшная баба – взамен. Боже мой! Резко отстраняюсь. Она просыпается и тут же вновь становится прекрасной Олесей. Опять обман зрения? Не много ли сразу? Снова сливаемся в экстазе. Ничего не понимаю. Да и зачем?

 

Сколько так продолжалось, не знаю. Месяцы? Годы? Какая разница?

 

И вдруг однажды я просыпаюсь один. Что случилось? Что делать? Выхожу во двор и не вижу моей волшебницы и там. А что и кого вижу? «Следы невиданных зверей». Курьи ножки избушки. Кота, который кажется тоже учёным. Лешего, который бродит. Правда, не как вино, а как у «Лукоморья». Но где же моя «русалка на ветвях сидит»?

 

Начинается тайга. Оглядываться не решаюсь, чтобы вслед за женой Лота не превратиться в соляной столб или ещё что-нибудь такое. Здесь тоже нечисто. Периферическое зрение осторожно замечает, что чудесная поляна не видна извне. Но это меня сразу не настораживает. Только потом понимаю, что возврата на неё нет.

 

А пока ищу русалку и размышляю. Почему именно пушкинские строки воплотились в этих всегда столь далёких от него краях? Это Чехов по пути на Сахалин здесь оставил следы. Но ведь Александр Сергеевич адресовал сюда «Послание в Сибирь». Да и сказки-то народные, а народ жил и в Сибири... Но почему чести попасть сюда удостоился я? Потому что объехал многие места ссылки и каторги декабристов, как и весь Союз, включая всё тот же Сахалин?

 

Увы, я больше не нашёл ни моей русалки, ни прежней дороги в сказку. Прямо по Высоцкому: «Лукоморья больше нет». Для меня...

 

Вновь собрал грибы и вдоль Ангары вернулся домой. Видимо, так было угодно Всевышнему...

 

Редко рассказываю о подобных происшествиях. Кто поверит? Да и сам сомневаюсь. А вдруг такое лишь приснилось?

---

 

 

А почему только новогодние? В году – всё-таки далеко не одна ночь и не один день. Хочется чаще... Поэтому – не только.

А почему тогда новогодние? Чтобы были особенными. Как впервые. И как в последний раз. Только тогда они предельно вдохновенны. И любовь, и любое творчество.

А каково их соотношение? Что можно сказать о диалектике этих понятий?

Любовь – это творчество? Нет? Тогда что? Конвейер штампованных встреч? Обязательная программа? Как в фигурном катании? Да, тоже катание. Но обычно не на льду, да и фигуры другие. К тому же – ни судей, ни зрителей, ни оценок, ни аплодисментов. Правда, если «на всю катушку», то не будет лишь аплодисментов. В остальном – соседи не останутся в долгу...

А если наоборот? Творчество – это любовь? Да, всегда, хотя и другая. Иначе оно просто вырождается в ремесло. Как и любовь. Если она не творческая, а рутинная. Правда, при этом надо рассматривать любовь в широком смысле слова. Но разве можно её рассматривать вообще? Спугнёшь... Исчезнет...

Тогда, может, любовь в широком смысле слова и творчество – это просто синонимы? Всё-таки нет. Можно любить, скажем, те или иные блюда или напитки. Но можно ли назвать эту любовь творчеством? Не надо путать его с кулинарным, как техникум, знакомый мне понаслышке, но незабываемо. А можно ли творчество назвать любовью? Даже в общем случае, пожалуй, нет. Всё-таки разные понятия, хотя их содружество и бросается в глаза.

Так что, фиаско философии с филологией? Три «ф», не считая внутренней. «Бог троицу любит»? Да, но какую именно? Наверное, лучше с внутренней, но вообще без «фиаско».

Разгадка уже близка! Проверяем. Творчество нельзя назвать любовью, но оно должно быть С любовью. А любовь – С творчеством.

Эврика!

Любовь и творчество – неразлучные друзья!..

---

 

 

О милые дамы – посланницы небес!

Вы славно слетаете с них на семейную землю. Но Вам не сокрыть Ваших ангельских крыльев. Поэтому наши растут вдохновенно.

О гармоничные искусницы!

Вы божественно расцветаете хрупкой живописной красой. Поёте возвышенными голосами проникновенные арии. И танцуете загадочной походкой таинственный зов.

О небывалые обольстительницы!

Желанные движения Ваших трепетных тел и тонких душ околдовывают и преображают первый же взгляд. Они властно увлекают его в чудесную страну сладкой страсти. Берут его в очаровательный пылкий плен.

О продолжательницы рода людского!

Извечная миссия выпала Вам – рождать и лелеять грядущее. Оно неудержимо растёт и воплощает Вашу и нашу надежду, веру и любовь. И придаёт задумчивой жизни великий незаменимый смысл.

О хранительницы доброго начала!

Вы удивительно облагораживаете бытие и сознание. Всё искреннее, чистое и светлое жаждет Вашей теплоты. И Вы щедро согреваете его проникновенные ожидания.

О будьте здоровы и счастливы!

---

 

 

О дивная природа-мама!

Неужели ты благосклонно простила печальную забывчивость блудного сына с моим именем?

Как искренне хочу внимать милым знакам!

Прижимаюсь к тебе, драгоценная, всей пылкой душой.

Восторженное сердце радостно выпрыгивает из горячей груди.

Крылья несказанного вдохновения возносят верную надежду в любимые небеса.

И редкая белоснежная перистая облачность лёгкими движениями подчёркивает безукоризненную синеву твоих необъятных очей.

Мои глаза никак не могут насытиться её потрясающим великолепием.

Красочные мечты задумчиво парят над грустной суетой.

И всё былое кажется только предисловием к долгожданному счастью окунуться в твоё высокое гостеприимство.

Мимолётно улыбается понимающее обилие сказочной зелени.

Кудрявые волны земного моря переливаются притягательной прелестью в неутомимых лучах щедрого светила.

Оно безмолвно наслаждается воздушным балетом ветреных растений и привычно дирижирует стихийным оркестром пернатых солистов.

Нестройный хор полётных голосов уверенно пронзает зыбкую тишину вечного времени.

Его пристальное царство властно пленяет подданных.

Его бурная река картинно разливается на живописных просторах бытия и уносит неумолимым потоком тревожные щепки безвозвратных событий.

За старыми деяниями торжественно следуют новые, наивно не ведая о своей трагической участи.

Грядёт час, и они покорной колонной уплывут вдаль, следуя призванию, предназначению и предначертанию...

Всё в тебе естественно! Немедленно исчезла тоска по всему чистому, родниковому, первоначальному, истинному и незаменимому. Они достигнуты!

А ты – словно славная девушка. Разве найдётся на свете музыкальный инструмент с более утончённой настройкой?

Как страстно вкушаю тонкое опьянение твоим преданным доверием! И разве можно обманывать его таинственную, призрачную прозрачность?

Но где-то вдалеке я горестно замечаю стальные признаки затмения.

Безжалостные тучи наступают на нас по всему фронту.

Кольцо окружения немыслимо сжимается.

Почему? За что? Тяжёлые предчувствия переполняют меня.

Враждебность приближается. Её очертания становятся зримыми.

Оказывается, это наше возможное будущее. Вернее, его просто не станет. Начало конца? Неотвратимо?

Остаётся молиться и уповать. Спаси и помилуй, Всевышний! В ответ – пословица: «На Бога надейся, а сам не плошай»!

Покаяние должника. И металл растворяется в дымке. Принято! Авансом!! Ура!!! Урок.

Пора держать слово. Спасибо тебе за то, что предупредила, пока не поздно!

Пока не поздно!

Я снова наедине с тобой, моя дорогая и единственная!

Меня ведут прозрение и постижение твоей неизбывной гармонии. Как хочется влиться в неё, причаститься к ней!

Ты меня приняла? Наконец-то! Какая удача!

Мы сливаемся, и нашего необыкновенного кентавра уже никогда не разорвать!

---

 

 

«Но разве мы, люди, не любимые твои дети?» (И. Тургенев, «Природа»)

«И зверьё, как братьев наших меньших, // Никогда не бил по голове.» (С. Есенин)

«Мне на плечи кидается век-волкодав, // Но не волк я по крови своей...» (О. Мандельштам)

«Я не ищу гармонии в природе.» (Н. Заболоцкий)

 

-1-

 

И почему я «царь зверей»? Не хочу я с ними быть! Не смогут узнать и ненароком утолят голод. Естественно съестное...

Так что теперь? Отречься от престола? Добровольно?

Ни за что на свете! Хочу царить на ниве доброты! Со страшной силой!

А где найти такое царство? На милой земле? На родных небесах?

Не могу раздвоиться. Объединяю. Получаю природу.

К счастью, женского пола. Да и гармония тоже. Как люблю их обеих!

Треугольник вдохновения. Не беда, что любовный. Выпало счастье.

Да, природа жестока. Даже к царю-человеку. Все её дети лишены бессмертья. Не боги. Нечего зазнаваться.

А может, и хорошо, что жизнь коротка? Иначе не хватало бы места для молодости и красоты. И было бы печально созерцать бесконечное увядание. Да и кто бы ценил непреходящее время? Не было бы гармонии природы...

А так она есть. Редко внимаю ей. Некогда. Сам виноват. Простит ли?

Да и ответит ли? Это царь всегда в ответе. И не только за себя. За всё на свете. За «зверьё как братьев наших меньших». И за гармонию природы. Разрушаемую им. На каждом шагу.

 

-2-

 

...Но конвейер калейдоскопических кадров оживляет сухие каркасы переплетённых киносценариев бытия. И наваливается беспощадная лавина острых вопросов. Часто риторических...

А в чём проявляется гармония природы? В соразмерности её элементов? В их симфонии, опере? Но как достигается эта соразмерность? Тем, что одни объедают или даже съедают других? Тем, что голод – абсолютный монарх? Правом силы?

А что было бы, если бы вся природа вдруг стала гуманной и деликатной? Без хищных санитаров? С эпидемиями, которые распространялись бы со страшной скоростью больными и слабыми особями? С ветеринарными службами для диких животных? Чьими силами? Не воцарилась ли бы гниль? Не вымерло ли бы всё на свете? Не правда ли, «благими намерениями выстлана дорога в ад»? А разве и в обществе не так? Разве возможна полная справедливость даже в природе? Разве нет своей правды как концентрированного выражения собственных интересов у каждого? Одной у помидора, другой у сорняка? Одной у травы, другой у зайца? Одной у зайца, другой у волка? А разве возможно природное государство, способное установить и поддерживать некий компромисс, баланс этих интересов?

Какое хрупкое равновесие в природе, да и в обществе!

«Не навреди!»

 

-3-

 

«И я душой, скорее, слон...»

---

 

 

...Невдалеке гремит военный парад. А принимают его двое.

...Синий всадник рядом, за углом, вскакивает на коня. Въезжает на роскошную площадь и восхищённо смотрит по сторонам. Заворачивает за угол и движется дальше. Почтительно приостанавливается у интересного здания, а затем на круглой площади с обелиском. Опечаленно подъезжает ещё к нескольким домам. Внезапно разворачивается и, скривившись, приближается к невзрачному дому, а позже и к питейному заведению. Потом со смешанными чувствами направляется к сонному царству могучих львов. Встречается с парой ненавистных мрачных громад. Грустно плетётся к новостройке. С чувством несбывшейся надежды устремляется к другому питейному заведению. Исчезает вдали, так и не попрощавшись с университетом и не взобравшись на будущие холмы.

...Раздаётся первый тревожный гудок. На весь мир...

 

И я сразу просыпаюсь. Что же это было? Как истолковать? С чего начать? Ни одной явной зацепки. Сплошные тайны.

 

Логика подсказывает: сон как-то связан с тем, что происходило наяву, воспринималось или обдумывалось мной. Уже кое-что. Вот и начну созерцать всё вокруг. И запускать поток сознания на орбиту. А почему бы и нет?

 

Смотрю в окно на соседнюю Королевскую площадь Мюнхена. Да, она и впрямь роскошная. А кто же её автор? Незабываемый тёзка – зодчий Лео фон Кленце. Как экскурсовод я сталкивался с его творчеством. Конечно, то был Новый Эрмитаж. Помнится, баварец хотел снести немало ценных памятников архитектуры, но Стасов сумел встроить в это здание корпус Лоджий Рафаэля и отстоять Большой Эрмитаж. А как вообще Лео попал в Санкт-Петербург? Кто его пригласил? Конечно, император, который живо интересовался искусством. Открыли музей, помнится, в год, когда не стало Гоголя, который по пути в Рим не пожелал миновать Мюнхен. Это было ещё до героической обороны Севастополя. Кто же царствовал тогда?

 

Значит, на престоле был Николай I. Начал с того, что подавил восстание декабристов. Увы... Мне довелось посетить предполагаемое место казни пятерых и объездить места ссылки и каторги многих из остальных. Помню, читал тогда наизусть коллегам по микрофону неизвестные им стихи. Поразило «14-ое Декабря 1825» Фёдора Тютчева (Мюнхен, 1826, впервые опубликовали в 1881): «Вас развратило Самовластье, И меч его вас поразил...»

 

Я сочувствую страдальцам, но не уверен, что для России было бы лучше, если бы их дело победило. Страной, да ещё такой, всё-таки надо твёрдо управлять. Николай Павлович был её настоящим патриотом. Будучи в Риме, даже начертал в соборе Святого Петра на внутренней стороне купола: «Я здесь молился о дорогой России». Это заметил Гоголь, тоже Николай. А Тютчев прожил в Мюнхене больше двух десятилетий... Но что ещё я читал тем экскурсоводам? «Синие гусары» Николая Асеева. Опять-таки «...под снегом лежат» при всём сопереживании. Мне же приснился синий всадник. За углом. Надо взять всё это на заметку.

 

Пора выходить на маршрут. Азарт поиска захватывает меня. Направляюсь за угол к той же Королевской площади. Слева – дом художника Ленбаха. Картины его и друзей. Но и сами немцы подчёркивают, что всемирную славу музею принёс Василий Кандинский. Именно в Мюнхене он стал родоначальником абстрактного искусства и создал группу «Синий всадник». Так вот кто скакал во сне!

 

Случайно ли это? «Город искусств» давно принял у Италии художественную эстафету. Вспоминаю и других российских живописцев, которые здесь жили, учились, работали, участвовали в выставках и даже преподавали. Это соратник Кандинского Алексей Явленский, Игорь Грабарь, Николай Ге, Кузьма Петров-Водкин, Наталья Гончарова, Марианна Верёвкина, Дмитрий Кардовский, Владимир Бехтеев... Интересны мюнхенские зарисовки Андрея Белого... Здесь и учился, и руководил группой художников из Баварской академии искусств баталист, основатель русской школы панорамного искусства Франц Рубо. Они создали Панораму «Оборона Севастополя» – впервые без императора и генералов в центре. Как офицер-артиллерист Четвёртого бастиона сражался Лев Толстой. Самый известный его след в Мюнхене – Библиотека Фонда его имени. Льва Николаевича дважды представляли к Нобелевской премии, когда она только появилась. Из её лауреатов здесь жил Александр Солженицын и, видимо, бывали Иван Бунин и Иосиф Бродский. Борис Пастернак отказался от неё: вынудили... Останавливался здесь, покинув Марбург, где учился намного позже Ломоносова. А направлялся в Италию, в которой впервые был опубликован «Доктор Живаго» на пути к мировой славе, десяткам языков и многим экранизациям. Как живописны стихи Бориса! Не случайно: его отец Леонид учился здесь, а позже рисовал Льва Толстого. Последний – родственник Пушкина и Тютчева. Его мать – урождённая Толстая. Прабабушка Пушкина и прапрабабушка Толстого – родные сёстры. Снова треугольник! Художник Давид Бурлюк – ещё и поэт, соратник Маяковского. Так вот почему «Синий всадник» очутился именно в Мюнхене!

 

Баварскую метрополию называют «самым северным городом Италии». Но и «тайной столицей Германии». Ещё бы! Такой сон... Правда, синий всадник уже рассекречен. Не зря же я создал и свои криптографические системы... А также «Афинами на Изаре». Понятно, на что именно синий всадник смотрел восхищённо. Ансамбль Королевской площади с Пропилеями, Глиптотекой и Музеем античных собраний. Писали: «Акрополь Германии». Да ещё и Пинакотека работы того же Лео. Её здание должно быть интересным, если верить сну. Иду к ней, обогнув её родственницу-Глиптотеку. Так и есть. Именно эти свои творения показывал Лео Николаю I. Вспоминаю, что и синий всадник заворачивал за угол. Пока всё совпадает...

 

А что было дальше? Круглая площадь с обелиском? Нечто подобное встречалось невдалеке. Это площадь Каролины. Шагаю туда. Там стояли два здания, в которых долго жил и служил российским дипломатом Тютчев. Напротив его дома тот же Лео соорудил к двадцатой годовщине победы союзных войск под Лейпцигом обелиск памяти баварцев, павших под знамёнами Наполеона в России. Это была плата за то, что Бонапарт, в имени которого есть «лео», провозгласил Баварию королевством, удвоил её территорию за счёт её соседей и даже установил родственные связи с местной династией. Но в конце войны бывший вассал перешёл в лагерь победителей...

 

Помнится, синий всадник опечаленно подъезжал ещё к нескольким домам. Трудная задача! Но всё-таки попробуем. Примерно одновременно с Кандинским в Мюнхен переехал Парвус. Он стал видным теоретиком немецкой социал-демократии. Критикой ревизионизма приобрёл авторитет и у русской. Тайно съездил к ней с идеей издавать её газету именно здесь. Так началась «Искра». Ленин жил в Мюнхене два года в начале прошлого века и написал «Что делать». Видимо, то были их дома. Шагаю и туда...

 

А чего же скривился синий всадник, приближаясь к невзрачному зданию? Судя по такой реакции, это начало наихудшей страницы в истории города. Вскоре после того, как появилось абстрактное искусство, Гитлер приехал сюда начинающим художником. Направляюсь к его первому дому. Да, не на что смотреть. Но какое питейное заведение? Начало «пивного путча»? Иду к Гражданской пивной и далее следую его маршруту до Зала полководцев, где мужественные полицейские преградили путь разгорячённой толпе. Она собиралась идти на Берлин. Это ей удалось, но лет через десять... Потому и смешанные чувства синего всадника. Сонное же царство могучих львов – здесь во всём великолепии...

 

Чем больше удаётся разгадать, тем легче двигаться дальше. И не только в кроссвордах, чайнвордах и криптографии. Что за пара ненавистных мрачных громад? Нынешняя Высшая школа музыки была «Домом фюрера». В нём подписали Мюнхенский сговор. А по другую сторону – «Дом партии». Там принимали Муссолини. Всё на той же Королевской площади собирались многочисленные нацисты. До поры до времени...

 

Какая новостройка? Наверняка Выставка «дегенеративного искусства». Грусть понятна: оскорбительный ярлык. Иду и туда. Всё рядом... Антиреклама, как часто бывает, привела к столпотворению зрителей. Но Кандинскому пришлось переехать в Париж...

 

Другое питейное заведение? С чувством несбывшейся надежды? Видимо, из-за покушения на Гитлера перед самой войной. А тот ушёл из Королевской пивной незадолго до взрыва.

 

Синий всадник не попрощался с Университетом Людвига и Максимилиана на улице Людвига. Какие имена учёных! Ом, Планк, Рентген... Ученик последнего, будущий академик Иоффе, как патриот отказывается от предложенного профессорства здесь и возвращается в Россию на должность ассистента... Только позже появилась площадь Ганса и Софии Шоль, после Сталинградской битвы пойманных и казнённых вместе с друзьями и профессором-наставником из подпольной студенческой организации «Белая роза». Руководили ею с самого начала Ганс Шоль и родившийся в Оренбурге Александр Шморель. Частыми гостями дома его родителей в Мюнхене были Леонид Пастернак с женой-пианисткой и дочерьми Женей и Лидой. Позже последняя переводила на английский стихи своего брата Бориса.

 

Будущие холмы в Мюнхене – искусственные. Туда свозились обломки развалин после американских бомбардировок. Батюшка Тимофей самовольно построил южнорусский хутор с церковками и садами и отстоял его от нашествия Олимпийской деревни.

 

Почти весь сон удалось истолковать. Остаются начало и конец.

 

Военный парад принимают двое? Значит, правители. Одним из них мог быть Николай I, который посещал Мюнхен. Вторым – тогдашний король Баварии Людвиг I. Кстати, принимая корону, он – поэт и художник – провозгласил покровительство Религии, Науке, Искусству и Поэзии. А где был парад? Не на Марсовом ли поле? Есть такое в Париже и Санкт-Петербурге. В Мюнхене же вижу только улицу Марса. Сколько раз ходил и ездил по ней! Но вот поля нет... А что есть? Центральный вокзал.

 

Первый гудок? Надо думать, открытие железнодорожного сообщения. Но почему вдруг тревожный? Да ещё и на весь мир? Дело в том, что это было день в день за сто лет до начала Второй мировой войны.

 

Всё ясно. Здесь эпицентр мировой истории, её дремлющий вулкан по имени Мюнхен. А что произойдёт, когда его многочисленные могучие львы снова проснутся?..