Лёгкая прохлада солнечного, осеннего утра никак не портила настроения. Анатолий Петрович шёл бодрой походкой, в прекрасном расположении духа к улице Тополей, где в блочном, семиэтажном здании располагалась районная поликлиника. В голове, без всякого соответствия возрасту, в такт шагам, ритмично звучала одна и та же фраза: «Ура! У нас каникулы». Да и грех было не радоваться: проснулся он на час позже, а в его сорок девять лишний час сна значил совсем не мало, особенно, если учесть, что по жизни дядя Толя, как звали его на стройке, был сова, то есть не привык ложиться рано, хотя просыпаться приходилось ранёхонько. То, что в стенах этого заведения придётся провести весь день, настроения не портило. Всё-таки это несколько лучше, чем таскать мешки с цементом или вёдра с краской. Петровича не расстраивало даже то, что за профосмотр, а именно из-за него он и шёл в поликлинику, придётся заплатить из собственного кармана. Всётаки оптимизм и жизнелюбие хорошие качества. Приятно, когда человек смотрит на всех и на всё с благодушием и доброжелательностью. Проходя мимо недавно открытого небольшого сексшопа, она невольно усмехнулся. Развеселила очень броская вывеска-реклама: - Ч.П. ХОТИМ ИНТИМ. Хозяин, видать, не был лишён остроумия. И хотя Петрович вполне понимал, что Ч.П. означает всего лишь аббревиатуру – частное предприятие, он всё же с хулиганистой игривостью предпочёл объяснить сочетание букв как «чрезвычайное положение». От такого лингвистического хулиганства ухмылка стала ещё шире. Две девчушки, глядя на вывеску, вообще расхохотались безудержно, что заставило и Петровича откровенно рассмеяться, невольно при этом провожая хохотушек маслянистым взглядом. Дядя Толя не был ловеласом, но полюбоваться на женщин любил и не считал это чем-то зазорным. А что? Ведь природа создала женщину и для того, чтобы можно было услаждать глаз. Оправдав таким образом себя, он тут же пожалел о том, что никогда не был в магазинах подобного рода. Вздохнув, он подумал, что уж, наверное, и никогда не будет. Всё-таки неудобно в его-то возрасте посещать подобные заведения. А вдруг продавец, которая, наверняка, окажется женщиной, спросит:

- Чтобы вы хотели? Посоветовать?

А что можно хотеть в таком магазине? Этого дядя Толя не знал и теперь он пожалел о том, что пошёл в поликлинику так рано. А то можно было бы взглянуть хоть на витрину, которая сейчас была закрыта жалюзи. «Ну, ничего, на обратном пути позырю, - успокоил он себя и, как бы оправдываясь, добавил, - интересно же». И дядя Толя опять широко ухмыльнулся.

Вот так, пребывая в радужном настроении, Петрович благополучно дошёл до здания поликлиники с большими стеклянными дверями, сквозь которые можно было видеть огромную толпу, заполонившую всё пространство холла. Но даже длиннющая очередь не смогла испортить ему настроения. «Что ж, понедельник. Пиковый день для поликлиник», - философски констатировал Петрович, занимая очередь в регистратуру.

Народу в кабинет терапевта неожиданно оказалось не много. Даже нашлось свободное местечко с краю полужёсткой скамьи. С удовольствием прислонившись к зелёной панели стены, Петрович бегло окинул оценивающим взглядом скопление народа и с удовольствием остановил взор на молодой женщине, сидящей у противоположной стены. Да, это была не просто дама, приятная во всех отношениях, это было само совершенство. «Что там Лувр с его Джокондой», - иронично отметил про себя Петрович и уж было опять хотел ухмыльнуться, но вовремя вспомнил, что он всё-таки находится в общественном месте и, что вообще нехорошо так откровенно пялиться на незнакомую женщину. Дядя Толя тактично отвёл взгляд. Впрочем, шикарная картинная дамы была занята своими мыслями и совсем даже не заметила восхищённого взора. А любоваться столь совершенным созданием природы хотелось. Чтобы отвлечь себя от греховных мыслей, Петрович постарался переключить внимание на мужчину, расположившегося рядом с красоткой. Это был молодой щёголь, которого можно было бы назвать смело красавцем. Да и здоровьем его, видать, бог не обидел. Дядя Толя даже позавидовал этому хлыщу, как он его про себя обозвал. «Бабник ещё тот», - понимающе подумал Петрович и уже собирался отвести от него взгляд, так как странно всё же долго и пристально разглядывать мужчине мужчину, но что–то в этом денди было не так и не то. Ну, а так как тот даже и не взглянул на немолодого работягу, сидящего напротив, то дядя Толя всё же решил попристальнее взглянуть на соседа красавицы. Тот, как и его соседка, был сосредоточенно-безучастен ко всему и ко всем. «Да ведь этот тип абсолютно не обращает внимания на эту фифочку», - понял вдруг Петрович причину, заставившую его задуматься больше положенного об этом красавце. Без всякого стеснения дядя Толя принялся в упор разглядывать странного мужика, который, имея такую наружность и молодость, всё-таки проявлял идиотское безразличие к соседке. «Псих какой-то», - осуждая такое вопиющее кощунство к прекрасному, подумал наш престарелый романтик. Неизвестно, какие бы ещё столь же суровые и нелестные слова нашёл для этого молодого человека ценитель прекрасного, если бы его не отвлекло появление ещё одного мужчины, который тоже занял очередь в тот же кабинет, что и красотка с красавцем. Вновь подошедший так же был весьма видным и представительным. Модная тройка и броский широкий галстук совершенно не стесняли его. Молодой человек видать привык одеваться изящно и картинно-красиво. Его дядя Толя окрестил «Пижоном». Но не внешний вид парня привлёк внимание Петровича, а опять же выражение лица, которое в точности было таким же, как и у красавицы и её соседа: безучастно-сосредоточенное. Пижон даже не взглянул на красавицу. Он просто встал рядом со скамьёй, на которой сидело совершенство. И, словно обиженный на всё и на всех, повернулся лицом к стене и, уставившись на белое пространство повыше филёнки, застыл в позе памятника, а вернее обыкновенного истукана. «Чёрт те что!» - в очередной раз изумился Петрович, - «Таких придурков только в больнице и можно, наверное, встретить. Дама, тоже, словно зомби сидит. Впервые вижу такую женщину, которой было бы всё равно, обращают на неё внимание мужчины или нет. Конечно, она красавица, и, наверняка, избалована вниманием, но не обращать внимания на то, как тебя оценивают находящиеся рядом мужчины…». Петрович просто не находил слов для такого аномального явления. Согласитесь, любой женщине приятно лишний раз почувствовать себя женщиной. Да и какой может быть для этого «лишний раз»? «Наверное, я всё же ни бельмеса не понимаю в женщинах», - обескуражено заклеймил себя Петрович. Но так как наш грузчик имел, как вы уже поняли, дорогой читатель, явно философский склад мышления, то он тут же отыскал во всей этой странности и свои плюсы. Петрович совершенно беззастенчиво принялся любоваться красоткой, словно находился перед шедевром великого живописца в каком-нибудь музее. Он до того увлёкся, что вскоре почувствовал, что это уже не дань красоте, а нечто другое, что начинает трансформироваться в похоть. К месту и ко времени даже вспомнилась цитата из Евангелия: «А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своём». Слова поразили извечной мудростью. Засмущавшись, своей беспардонности, Петрович отвёл взгляд, украдкой при этом тяжко вздохнув. «Насмотришься так-то, а потом будет во сне сниться», - с неопределённым чувством то ли недовольства, то ли удовлетворения, подумалось Петровичу.

Вскоре очередь напротив пополнилась двумя юнцами, одетыми в спортивные костюмы и чёрные кожаные куртки, что придавало им вид, по мнению Петровича, членов бандитской группировки. Особенно не пришлись по вкусу нашему скромному работяге слишком белые штаны на одном из них. «Надо же, даже внизу, между ног и то ослепительные, - без всякого восхищения, скорее с раздражением, подметил наш наблюдательный Пинкертон, продолжая сварливо рассуждать о броской парочке, - наверняка на машине губошлёпы прикатили». Вообще-то по своей натуре дядя Толя был человеком не завистливым и, выросший в семье небольшого достатка и, стало быть, имея таких же друзей, он не ощущал ущербности даже от отсутствия видика и телефона, не то что личного транспорта. Но сейчас такое материальное неравенство его почему-то покоробило. Может быть, сыграли значение очень юный вид парней или их криминальный вид, а может быть и то, что парни расхаживали с монотонностью маятников вдоль коридора, мешая любоваться богинеподобной, хотя и странной женщиной. К окружающим парни, как и все из этой очереди, были совершенно равнодушны, напоминая даже чем-то зомби. Эта тёмная парочка даже молоденьких и прелестных медсестёр, иногда порхающих по коридору мимо почтительно расступающегося сонма посетителей, не провожала взглядами. Пожалуй, эта странность в поведении и была решающим фактором неприязни, эта схожесть с остальными из «очереди психов», как определил их Петрович, с неприязнью глядя на того, что сидел не шелохнувшись, упорно повернув голову к выходу. «Как у него до сих пор шею не свело», - брюзгливо подумал Петрович, не в силах справиться с нарастающим раздражением к странной группе. Но тут, прерывая поток желчи, подошла его очередь и наш правильный мужчина вошёл в кабинет. Однако у терапевта Петрович не задержался, так как выяснил, что на медкомиссию необходимо приносить и военный билет, о котором он вовсе не подумал. Дядя Толя выскочил обратно в коридор в тот момент, когда странная дама как раз заходила в противоположную дверь. Только тут, проводив взглядом «приятную во всех отношениях даму», Петрович обратил внимание на табличку двери, за которой скрылась молодая особа. Увиденное, если и не превратило его в соляной столб, то на мгновение попросту парализовало. Отчётливо, хотя и не крупными буквами, на филёнке двери располагалась неброская надпись – анонимное обследование на СПИД. Оторопело Петрович пошёл к выходу. Теперь ему стало понятно это отсутствие жизни в облике этих внешне благополучных людей, их застывши, похожие на маски лица. «Вот почему,- Петрович хотел сказать «эти молодые парни», но осёкся и закончил нейтральным «они», - совсем не обращали внимания на миловидных сестёр, вот почему этот в куртке сидел, постоянно отвернувшись, а тот щёголь стоял уставившись в стену, а … Боже! Дядя Толя вдруг обнаружил, что назвать незнакомку местоимением «она» не в силах даже в мыслях. Вот тебе и «сниться будет»! Вдобавок, к своему ужасу, Петрович обнаружил, что, вспоминая чары посетительницы страшного кабинета, он совсем не думает о прелестях её прелестей и, вообще, как о женщине. Отчётливо вспомнилось совершенно отсутствующее, неулыбающееся лицо. «Господи, засмеётся ли когда-нибудь это создание?» - подавленно подумал Петрович, медленно шагая к дому. Подходя к уже открытому секшопу, Петрович увидел группу юнцов, которая бешено гоготала, стоя возле витрины. Сначала Петрович подумал, что они смеются, разглядывая пластиковые муляжи, но тотчас понял, что ошибся. Молодёжь хохотала над огромным плакатом, вывешенным рядом. Рифмованная реклама гласила:

Помни, товарищ, не дремлет не спит

Враг под названием ласковым СПИД.

Чтоб не звучал панихиды трезвон,

Есть верное средство – надёжный гондон!

Прочитав этот шедевр остроумия, Петрович даже не улыбнулся. С размеренностью участника похоронной процессии прошёл мимо, не остановившись возле витрины, хотя лишь час назад собирался изучить её повнимательнее. В голове, тяжело, словно язык погребального колокола, звучала настойчиво одна и та же фраза: «Неужели не засмеётся? Неужели не засмеётся?»

Только теперь Петрович понял трагедию славного паренька Тима Таллера, продавшего дьяволу свой смех. До сих пор Анатолий Петрович, читая внуку эту историю, относился к ней лишь как к сказке, не более.