Антиутопия Михаила Козырева

 

«Тверская жизнь», 16 ноября 2004 г., стр. 6

 

Я не знаю, каким был вид из окна саратовской тюрьмы, где в сорок втором после очередного «допроса» скончался наш земляк Михаил Козырев. Точная дата его смерти неизвестна. Но родился он в сезон осенних дождей в Лихославле сто два года назад. Сейчас его книги в очередной раз кажутся написанными только вчера, и приятно осознавать, что хотя бы слушателям авторского курса по литературному краеведению на филфаке университета это имя знакомо.

Реальное училище в Твери и Петроградский политехнический, казалось бы, не предвещали поворота на неблагодарную стезю литературной сатиры. Правда, с детства выпрыгивали из-под пёрышка весёлые стихи, с семнадцати лет их печатали газеты и журналы, но кто не балуется этим в молодости?! И если в начале двадцатых Михаил Яковлевич окончательно перешёл на прозу, виной этому популярный в то время журнал «Крокодил» да корпоративное издательство писателей «Никитинские субботники», в котором не единожды отметились Белый, Бабель, Пастернак, Булгаков. А также Пильняк, искоренённый вместе с «пильняковщиной» расстрелом в конце тридцатых. А также Замятин, расстрела избежавший, да ведь и вернувшийся к нам печатным словом давно ли?

Когда печатать перестали, Козырев не мог не понимать, что это надолго. И хотя литературная подёнщина давала возможность существовать, от бдительного ока людей в штатском ускользнуть не удалось. В сорок первом сатирик был арестован – как оказалось, в Москве. И только в девяностые годы теперь уже прошлого столетия, после реабилитации, впервые увидело свет его «Пятое путешествие Гулливера», подготовленное к печати ещё в 1936 году.

Эта книга, подсказывает автор, «содержи рассказ о том, как из-за невоздержанности языка, потеряв милость императора, Гулливер признан был несуществующим». Получив в наследство имение, рассказчик находит там рукопись капитана Гулливера. Ускользнув из-под носа полицейских на воздушном шаре, путешественник потерпел кораблекрушение и оказался в Юбераллии, «в лучшей из стран мира» и при этом вовсе не Германии, уточняет писатель.

Что он увидел? Голос крови взамен законов и совесть вместо полиции. «Прислушиваясь к голосу своей совести, каждый подданный прекрасно знал, когда надо платить налоги и в каком размере, как охранять порядок на улицах, когда надо вступать в ряды армии и сколько времени там оставаться, когда и как провинившемуся следует явиться на суд». Преступники порют розгами сами себя: палачу надо платить, а так и лучше и дешевле. Никто не молит императора о прощении. Лишь изредка сознание тяжести вины заставляет преступника просить об усилении тяжести наказания. Император самолично судит своих подданных, нередко присуждая их «к самоубийству посредством лишения головы». И титул императора – «отец солнца, царь луны, зажигатель звёзд, спаситель всех птиц, зверей и китов» - не оставляет сомнений в том, что император одолел дьявола. Если, конечно, понимать под дьяволом наклонность к мудрствованиям и неверие в авторитет.

Чудесное зеркало, в котором все молоды, красивы, богаты – а других зеркал в Юбераллии нет. Одни мысли, одни чувства, одни суждения у подданных великого государства: «дебатировалось только два вопроса: какие юбки должны носить женщины и в каком порядке подавать кушанья за обедом». Отсутствие политики и, следовательно, газет временное ограничение женщин в правах (но лишь до тех пор, пока у них не вырастет борода). Военные третируют штатских. Узнаваемые картины режима «отца народов». Было бы наивно рассчитывать на дальнейшую жизнь, выпустив из-под пера такой текст!

Сейчас о переиздании книг М. Козырева, о полноценном возврате читателям его имени думают прежде всего родственники. Очередной парадокс страны, в которой «свинине предпочитают варёную картошку, а дворцам землянки. Если бы правительство вздумало внедрить в нравы низших сословий привычку к обильной пище, тёплой одежде и просторным квартирам, то неминуемо вспыхнула бы революция».

Формулы, по которым мысль заполняет собой слово, пока не придуманы. И слава Богу. Значит, можно смиренно напрашиваться в очередь на диалог с земляком, страдая лишь оттого, что короткой она не будет. В областной библиотеке есть только обязательный экземпляр его «Гулливера».