雑じえる

 

воскресенье

Если бы я жил где-нибудь в Америке, например, в штате Калифорния, я бы уже давно знал что делать и как ко всему относиться. Потому что там нормально и даже модно посещать время от времени личного психолога. Я сразу же представил как бы выглядел тогда мой разговор с женой в субботу утром:

- Норико, милая, нас к обеду ждет тетя Мизуки.

- Исами, дорогой, мы заедем к ней сразу после визита к нашему психологу.

Представил и поморщился – картина получилась приторная и фальшивая, как дешевое соевое мороженое. Лучше уж самому…

Откомандированная на неделю в Цуругу, Норико сказала, что звонить не будет, и запретила звонить ей: «Давай соскучимся друг по другу». Она уехала три часа назад. Поэтому на ужин сегодня было пиво и чипсы.

На первый свободный свой вечер, я не строил никаких особых планов – просто останусь дома, постираю белье и потом буду смотреть телевизор, гадая – верят ли сами участники ток-шоу в то, что говорят перед камерой, или это свет софитов настолько ярок, что ослепляет даже их мысли.

Я уже вешал последнюю футболку, когда раздался звонок в дверь. На пороге, опираясь на узловатую трость, стоял незнакомый старик.

- Вы проводите меня на крышу? – вместо приветствия спросил он.

- Извините, только … - начал было я, но старик коротко усмехнулся, трость мелькнула в его руке и с глухим стуком приземлилась на мое плечо.

Я вскрикнул – от боли у меня потемнело в глазах.

- Не волнуйтесь, пожалуйста, перелома нет, - глядя в мое перекошенное лицо, вежливо проговорил гость. – Ну так Вы проводите меня на крышу?...

На крыше было пусто, только в левом от двери углу ютилось несколько цветочных горшков и белое пластиковое кресло с планшеткой. В прошлом году Норико хотела сделать здесь оранжерею, и даже купила несколько сортов фиалок, но потом увлеклась поэзией и о цветах почти забыла. Вечерами она приходила сюда и, сидя в кресле, как на троне, красивым почерком выводила в альбоме танка*. Потом вырывала лист, сминала его и бросала в пустую лейку. Раз в месяц она вытряхивала из лейки свое творчество, выносила мусор и поливала цветы. Неприхотливые фиалки быстро привыкли к такому отношению и цвели постоянно.

- Присаживайтесь, - пробормотал я, указывая на кресло.

Старик наклонился, поднял бумажный комок, застрявший между цветочными горшками, и, подав его мне, сел.

- Прочтите, пожалуйста, - сказал он.

Я расправил бумагу и, любуюсь почерком своей жены, прочел вслух:

 

Покраснел наш клен.

За холодное солнце

Так стыдно ему.

Мысли о новой весне

Меня в стужу согреют.

 

- Что она Вам сказала? - спросил старик.

- Что хочет соскучиться по мне, - ответил я.

- Иногда случается, что жены заново влюбляются в своих же мужей. Если их мужчины открываются для них с новой стороны.

- Она знает меня всего. У меня нет новых сторон. Я весь уже давно ею изучен, - меня раздражала его манера лезть в мои личные дела, но, помня о трости, которую он вертел в руках, я говорил с ним предельно вежливым голосом.

- Тогда станьте новым полностью. Откройте себя и свой мир заново. И себе, и ей. – Старик поднялся, вынул из-за пазухи сверток и вложил его мне в руки. – Возьмите. Это дневник иностранки, русской студентки. Я перевел на японский. Посмотрите на Токио другими глазами. И на себя, если сумеете.

- Зачем мне читать чужой дневник?

- Чтобы Ваша жена осталась с Вами, а не ушла к моему сыну.

Не оглядываясь, он пошел к лестнице. Обычно скрипнула третья ступенька, и он скрылся.

Я вернулся в квартиру и достал из холодильника бутылку пива. Ныло ушибленное плечо, и звенела в голове пустота. Я снова и снова переставлял чашки на полке, пока, одна из них все же не выскользнула у меня из рук.

Я убрал осколки и сел на диван. Мысли стали возвращаться, медленно заполняя мой вакуум, потом хлынули потоком, заставив меня забегать по комнате, хватая и отбрасывая то телефон, то карандаш, то сверток, что дал мне старик. Тогда я пошел в ванную, сунул голову под струю холодной воды, постоял немного и, вытершись, вернулся в комнату. Только после этого я разорвал скотч, которым был обмотан сверток. Упаковка из старой газеты с тихим шелестом упала на пол. Я держал в руках двенадцать усеянных мелким шрифтом иероглифов страниц, на каждой – новая дата. Не читая, сунул все бумаги в рабочий портфель и лег спать. Норико так и не позвонила.

 

понедельник

Утром я выпил кофе и поехал на работу. Также, как обычно. Я был совершенно спокоен. Так, во всяком случае, я думал.

Покачиваясь в вагоне метро, я достал первый лист русского дневника.

 

29.09.2008, 06:16 местного времени

…Уже с полчаса не сплю, так как ужасно интересно стало еще во сне – какой он, Токио? У него три цвета – серый (улицы, дома), голубой (стекла, коих здесь в изобилии) и зеленый. Зелени тут действительно много. Конечно, сложно говорить за весь город, потому что наблюдаю из окон гостиницы.

Решила записывать все, что, происходит вокруг, чтоб ничего потом не забылось, иначе правда перемешается с ощущениями, и я через некоторое время я не смогу сказать была ли я вообще в Японии, может, мне все приснилось))).

Мы, группа из Находки, приехали вчера ночью. Разница во времени – два часа, поэтому аклиматицация долгой не будет. Добирались весь день… Сперва – самолет. Я последний раз летала в 7 лет, поэтому боялась до ужаса. Потом – автобус (это в Ниигате, куда приземлились). Не знаю, все ли автобусы в Японии такие, но (!) ни одной надписи типа «Здесь был Вася» я не заметила.

Из Ниигаты в Токио ехали на электричке, двухэтажной.. Удивительно… Нас задержали в пути часа на два (там что-то со светофорами было), но это даже хорошо – успели немного познакомиться с группой из Хабаровска (они с нами ехали). Потом минут десять, как мне показалось, шлепали до отеля. Первое впечатление от Токио – хорошо, что не надела кепку, так как она бы просто свалилась с моей головы: первое же здание, которое я увидела при выходе из Токио-стейшн… Оно такое высокое…

Отель. «Кейо Прессо Инн Отемачи». Продумано все до мелочей – от ночной рубашки (она в цвет обоев) до фонарика на всякий случай. В холле есть возможность выйти в Интернет (очень здорово, потому что наши телефоны здесь не работают – другой формат связи). Персонал чудесный. Несмотря на наше позднее вторжение, никто не спал за стойкой портье на составленных стульчиках, все такие бодрые… Улыбаются, что-то говорят, опять улыбаются… - может, конечно, они говорят «Что ж вы так поздно приехали, мы спать вообще-то хотим», но – улыбаются же! – все равно приятно… Неловко только, что опоздали. Встречающие нас переводчица и лекторы-организаторы тоже из-за нас поздно домой пришли, тоже не по себе из-за этого – так людей задержали… Хоть и не наша вина, а все равно…

Про то, что чувствовала и видела (некоторая солянка эмоций). Еда в привокзальном кафе (Ниигата) – не совсем понятно что именно, но вкусно. Электрические столбы такие... винтажные! Сложно угадать по лицу и внешним данным возраст людей. Молодежь выглядит, как эмо. Но – почти все, и поэтому это не шокирует, а наоборот смотрится прикольно. Пожилые люди очень самостоятельны и деловиты. Кажется, что здесь нет такой больной, несчастной и безысходной старости, как у нас. Хотя, я же не все видела… На тротуарах, в метро, везде – специальные дорожки для слабовидящих, это впечатляет не меньше, чем небоскребы. Полицейские реально в белых перчатках, то есть это не праздничная форма перед телекамерами, это их повседневная рабочая одежда. Что еще.. а! Минусы: маловато вешалок в номере и кофе, тот, что я покупала в электричке, - оказался жуткой гадостью.

Цены. Такие же, как у нас, но кое-что дороже. Например – транспорт. Мужчины говорят, что еще гораздо дороже пиво и сигареты.

Все, пора потихоньку собираться. Сегодня идем в МИД на церемонию открытия стажировки.

 

Какие-то путевые заметки. Я достал второй лист.

 

30.09.2008, 07:43 местного времени

Дико хочется спать… Вчера были в МИДе – открытие стажировки, лекции (обзорная, по семинарам, которые проходили в России) и работа в группах (нужно было вспомнить и дать оценку этим прошедшим семинарам). У нас две переводчицы, одна по занятиям, другая – по всему остальному. Обе, это чувствуется, профессионалки, хотя достаточно молоды. Обед был в том же здании, организованный, как в детском садике – все четко и понятно. Вообще, за нами присматривают, как за детьми. И, надо сказать, такая опека очень кстати, во всяком случае не чувствуешь себя «брошенным на произвол судьбы». Когда приехали обратно (добирались на метро – оно расположено и устроено очень удобно: как шахматная доска), я пыталась позвонить домой с телефона-автомата, купив карточку. Естественно не получилось. От волнения вспомнила забытый напрочь английский, и какая-то девушка самым честным образом пыталась мне помочь, даже вызванивала по мобильнику свою русскоговорящую подругу. В общем, оказалось, что я купила не ту карточку и пытаюсь позвонить не с того телефона. Значит, пока рано отрываться от группы и переводчика и пытаться что-то сделать самой.

Потом мы поехали в огромный магазин, «Lalaport». За два часа я смогла обойти только три этажа. Эскалаторы повсюду… И, странное дело, у меня ни разу не получилось вернуться назад – все время попадала в новое место. Хотя, зная за собой отсутствие абстрактного мышления и топографический кретинизм, чего я удивляюсь?))). В этом магазине установлен орган, и на нем какая-то девушка даже немного поиграла. Также прямо в торговом зале устроена куча кафешек… Из окон одной видела, как раздвигают мост и под ним проезжает теплоходик. Вид на ночной залив – очень красиво… Однако не могу сказать, что я в восторге от этого похода, потому что очень устала, и это сбило все приятные моменты, которые были.

Потом мы пошли в пивной ресторанчик и сделали ему дневной план выручки. Вчера видела людей, спящих на улице. Интересно, куда они днем деваются? (это вечером уже, нашим ничего не сказала – зачем, ведь и у нас этого «добра» хватает).

Как же хочется спать… Теперь я пронимаю, почему многие японцы дремлют в метро – они досыпают свою дневную норму, что при таком ритме и неудивительно. Надеюсь, сегодня получится лечь пораньше. А сейчас надо в темпе собираться, слишком много планов.

 

Прочитав, я убрал оба листа обратно в портфель и прикрыл глаза.

В офисе поздравил Куроки Мамору, чей кабинет находится напротив моего, с повышением и с головой погрузился в дела. Весь рабочий день я сидел над отчетом, прервавшись только один раз, чтобы пообедать. Не могу вспомнить что я все-таки ел. Наверное, это было что-то обыденное и не очень вкусное. Я закончил отчет без пятнадцати шесть и отправил его на печать. В кабинет вошел Мамору.

- Как дела? – спросил он.

- Хорошо, а у тебя?

Он неопределенно махнул рукой.

Около недели назад я случайно услышал, как он, разговаривая по телефону с племянницей, запрещал ей ехать на Окинаву. Теребя узел галстука, он шепотом кричал в трубку: «Что ты там забыла? Нечего девушке делать возле военно-морских баз! А вдруг КНДР опять что-нибудь придумает? Ты же знаешь как мы тебя любим… В конце концов, есть же ЗРК вокруг Токио, зачем уезжать в такую даль?!»… Видимо, она все-таки его не послушалась.

- Как ты смотришь на то, чтобы отметить мое повышение?

- Отлично, - ответил я. – Когда ты планируешь это сделать?

Принтер выплюнул последнюю страницу моего отчета и замолчал. Мамору взглянул на верхний лист и поцокал языком:

- Картридж скоро умрет. Нужно включить в смету новый… Я думаю сходить завтра после работы в какой-нибудь бар. Считай, что ты уже приглашен. Что скажешь?

- Спасибо, - сказал я, скрепляя еще теплые после печати страницы, - Я обязательно приду, чтоб еще раз поздравить тебя.

Обычно я еще позволяю себе выпить чашку кофе перед самым уходом, но сегодня просто забыл о ней. «Неделя началась в хорошем темпе», - подумал я, когда женский голос из громкоговорителя поблагодарил всех за хорошую работу и сообщил об окончании рабочего дня. Это была идея начальника службы персонала. Он считал, что таким образом служащие будут испытывать больше удовлетворения от своей работы и выполнять ее с большим энтузиазмом. Я откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул. Асобигокоро! - я заслужил отдых!...

После работы я спустился в метро. Здесь, как под чуть теплой водой, с людских лиц медленно смывалось выражение бизнеса, и на них потихоньку проступали «домашние» черты. Такая странная прачечная – спускается под землю сосредоточенный «человек-идущий-из-офиса», а выходит «человек-возвращающийся-домой»… Иногда мне кажется, что люди в метро просто меняют маски. Может быть, скоро в каких-нибудь темных уголках переходов даже поставят автоматы по продаже или обмену таких масок. Кто знает…

Я проехал несколько лишних остановок, вышел на Токио-стейшн и направился к отелю, о котором писала русская. Снял номер на сутки, принял душ и спустился в холл.

Я подошел к свободному компьютеру, и, кликнув мышкой на значок Интернета, стал набирать на клавиатуре свой электронный адрес. Потом пароль. У меня простой пароль – мое имя. Забыть или ошибиться невозможно. Но я все же ошибался пару раз. На следующий день после свадьбы и после рождественской корпоративной вечеринки.

Проверив электронную почту, я подошел к дежурной по размещению. Девушка, поклонившись, спросила:

- Чем я могу Вам помочь?

- Я бы хотел продлить номер еще на пять дней, - ответил я.

Она, улыбнувшись, поклонилась и мельком взглянула на мою левую руку. Я не ношу обручального кольца. У меня редкий вид аллергии – аллергия на золото.

Потом я поймал такси и через два часа вернулся в гостиницу с вещами.

…Несмотря на отдаленность магазина «Lalaport» от отеля, поужинать я решил именно там. Покопавшись в себе, я понял, что пришел к такому выводу еще утром, читая дневник русской. Слоняясь по галереям магазина, я дважды прогулялся мимо органа. Потом подошел к самому ограждению и разглядел на средней панели одну небольшую, едва заметную царапину. Она была старой, даже скорее старинной, и очень подходила к его орнаменту, напоминающему паркет. Я попытался представить, как выглядел бы орган без нее, но у меня ничего не получилось - орган в моей голове просто не мог существовать без этой царапины, она словно дополняла его и доводила до логического совершенства. Так мне в тот момент показалось.

Мимо меня прошла семейная пара с ребенком. Малыш что-то щебетал, сидя на руках у матери, его отец нес покупки. Из одного пакета торчала детская бутылочка.

Возможно, тот старик с тростью никогда не пришел бы ко мне, будь у нас с Нарико дети. Но она считала, что ей пока рано уходить в декретный отпуск, во всяком случае, пока она не получит повышения и не поработает хотя бы год в новой должности…

Я купил пару носков, поужинал в первом попавшемся кафе - без аппетита, словно про запас побросал в себя все, что мне подали, и пошел на станцию – магазин закрывался. Доехав до Канда-стейшн, я забрел в какой-то бар, и заказал стакан пива. Мне принесли его вместе с подсоленными орешками.

Когда с этим было покончено, я расплатился и побрел в отель. Поднялся в свой номер и, включив телевизор, наткнулся на новости. Рассказывали о затонувшей на днях в Японском море русской атомной субмарине.

Почувствовав досаду, я выключил телевизор и пошел в душ. Постояв под упругими струями минут десять, я растерся полотенцем и вернулся в комнату. Достал фонарик, который на случай аварии был вставлен в бортик кровати и выключил в номере свет. Подсвечивая снизу лицо, я посмотрел в зеркало. В отражении моих глаз промелькнул испуг, и я невольно улыбнулся себе.

В детстве мама говорила мне, что над своими страхами нужно смеяться, и они уйдут навсегда. Я выучил этот урок наизусть, когда она умерла и отец, женившись на другой, отправил меня в интернат. Я приезжал домой только на выходные и тут же отправлялся к бабушке. С отцом я виделся редко. А со страхами, жившими в спальне интерната, - часто. Так часто, что поначалу смеялся над ними почти каждую ночь, пугая своим жалким, с завываниями, смехом, дежурного. Потом я привык к ним и перестал бояться, но привычка улыбаться, испытывая страх, осталась до сих пор. Я как-то спросил Нарико, не раздражает ли ее это, и она сказала, что у каждого свои причуды. Я потянулся было к телефону, чтоб позвонить ей, но решил: не стоит.

Засыпая, я подумал, что если мой новый знакомый опять придет ко мне домой, ему придется убираться восвояси вместе со своим посохом – дверь никто не откроет.

Мне снилась Норико. Мы вместе ехали в электричке «Шинкансен». Она смотрела в окно, напевала под нос песенку и дирижировала себе узловатой тростью. В стекле вместо отражения ее лица беззвучно шамкал рот старика. Я знал, что электричка едет по кругу, но молчал. Потом появилась старческая, с пигментными пятнами рука и вывела на стекле: «Дневник». Норико прочла надпись и, смеясь, запищала: «Пик! - Пик! – Пик!»

 

вторник

Я проснулся. Будильник в спинке кровати надрывался, мигая двоеточием между цифрами. Семь десять. Пора было собираться на работу.

В метро я, как накануне, достал записки русской студентки. Подумав, что это, наверное, скоро войдет в традицию – по две страницы в день вместо утренних газет, я принялся за чтение.

 

01.10.2008г., 07:35 местного времени

Начинаю понимать, что выспаться просто не получится.

Вчера начались лекции в полном смысле слова. Проучились до полудня, потом поехали в универмаг «Ito Yokado». Там тоже была лекция. Преподаватель (специалист, напрямую работающий с кадрами) заметно волновался – то ли из-за ответственности (аудитория больше двадцати человек), то ли из-за присутствия своего начальника. Тем не менее, это никак не отразилось на качестве лекции. Четко и конкретно. Его руководство может им гордиться))).

Потом мы пошли гулять по магазину, условившись встретиться ровно в пять вечера в условленном месте. И я заблудилась. Подошла к первой встречной парочке (студенты, что ли) и попросила помощи, показав на цветной карте магазина куда мне нужно. Сказала, что очень сильно опаздываю. В итоге мы понеслись по магазину так, что пиджаки заворачивались, и в правильном направлении.)))). Все обошлось, ночевать я там не осталась, просто понервничала немного, да еще и заставила поволноваться группу. Стыдно до сих пор, ведь еще в Находке говорили как японцы не любят опозданий. В электричке, когда ехали из магазина в русское посольство, перевела свои часы на пять минут вперед.

Посольство находится в центре Токио. Нас принимал советник посла. Рассказал о достижениях, проблемах и направлениях дипломатии в Японии. Конечно, все общими словами. Такая уж у них, дипломатов, манера разговора.

Вечером основная часть группы пошла в ресторан, но мне хотелось чего-то поспокойнее. Я и еще четверо пошли в суши-бар. Новый для меня вкус. Очень понравилось.

Личное наблюдение: статус японца можно определить по его рубашке: есть запонки или вышитая монограмма – топ-менеджер, пуговицы – у него еще все впереди. Хотя, может, некоторые просто не заморачиваются по этому поводу. Вообще, здесь, в сити, много людей-пиджаков. Сам стиль жизни такой.

Сегодня в планах лекции и посещение самого первого универмага токийского универмага. Опять много бегать – такое чувство, что по-другому передвигаться в этом городе просто невозможно… Бедные мои ножки…

P.S. Кстати, может, конечно, мне показалось, но прохожие на улицах более приветливы и доброжелательны, чем в том же Владивостоке. Хотя, возможно, что срабатывает эффект «иностранной обезьянки» - им самим интересно пообщаться с иноземцами. Еще, что меня порадовало – моих внезапно выползших из глубин памяти знаний английского вполне хватает, чтоб объясняться. Видела бы меня моя школьная англичанка – она бы перестала меня считать вечной троечницей. Здесь, кстати, мало у кого английский вызывает недоумение (видимо, потому что столица).

По самому Токио: улицы, по сравнению с высотой строений довольно узкие, поэтому оценить красоту и величие зданий сложно, так как видишь только фасады, а ходить, задрав голову, не получается – все бегом и бегом…

 

«Интересно, чему учили этих студентов в магазинах?» - вяло подумал я. Мне не было любопытно, просто промелькнула такая мысль. Иногда меня посещают мысли, которые мне не нужны. Они приходят в голову совершенно неожиданно, цепляясь за какие-то смутные образы и, нарастая друг на друга, превращаются в неровный ком. Но стоит тряхнуть головой, как этот ком рассыпается, чтобы через некоторое время опять собраться и рассыпаться вновь.

Я развернул следующий лист.

 

02.10.2008г., 08:18 местного времени

Кошмар! Я почти проспала! Времени очень мало, поэтому пишу кратко.

Вчера был сумбурный день – лекции до обеда, потом поиски свободной закусочной, потом экскурсия по первому универмагу страны. Ценник там, конечно, заоблачный, но стильно и красиво, без набивших оскомину хай-теков новых магазинов. Там просто веет солидностью и уверенностью. Скорее всего, это впечатление создается за счет вышколенного персонала… На пятом этаже проводилась выставка народного прикладного искусства, а на шестом, в комнате для ВИП-клиентов мы могли отдохнуть. На крыше магазина находится небольшой парк-магазин бонсай , а в самом магазине – театр! Необыкновенно…

Вечером пыталась дозвониться домой, но, видно, не судьба – карточку потеряла, а купленная другая не подошла. Жаль. К переводчикам за помощью не стала обращаться, потому что даже перед собой стыдно, что такая недотепа. Решила больше не связываться с местными телефонами, а звонить сразу из Владивостока, когда прилечу домой. Буду электронные письма слать.

И еще я наконец-то выспалась! Ура мне…

Сегодня по программе весь день экскурсии, поэтому срочно пора собираться – время не ждет.

 

Ну что ж, довольно эмоционально, но смысл понятен. Сегодня после работы еду в «Митсукоши».

…Я принес директору отчет на шесть минут раньше обычного. У него на столе лежал план Мамору, уже с отметками на полях. Такими же лаконичными, как кабинет начальника. Господин Хига во всем проявлял сдержанность, граничащую с аскетизмом. Единственное, что хоть как-то оживляло его рабочее место – одинокий кактус, стоящий на подоконнике. Но и тот никогда не цвел. Его длинные полузасохшие колючки злобно таращились на весь окружающий мир. Я вдруг подумал, что господин Хига завел его для того, чтобы можно было к чему-то проявлять жалость, недостойную своих подчиненных. Так, наверное, и было: кактус кололся, когда его поливали, директор жалел кактус и иногда писал на полях наших докладов краткие замечания. Мы благодарили его за внимание к нашим опусам и старались оправдать его доверие.

Доверие – это самое главное. Я не доверяю продавцу из магазина одежды, что напротив нашего офиса, и отцу. Доверяю своему начальнику, своим подчиненным и соседям. В мою жизнь вторгся странный старик с крючковатой тростью, и я поверил ему, и уже три дня пытаюсь смотреть на свою жизнь другими глазами, замечая то, мимо чего я раньше проходил, не задумываясь. Значит ли это, что я перестал доверять Норико? Я пока не могу ответить на этот вопрос.

- Исами, у тебя что-то случилось? – раздался голос Мамору. Я очнулся от своих мыслей и обнаружил себя перед дверью своего кабинета. – Ты стоишь тут уже минут пять и не заходишь.

Мамору выглядел встревоженным, и я поспешил успокоить его:

- Извини, я что-то задумался. Все хорошо. Планы на вечер не изменились?

- Нет, все в порядке. После работы, как договаривались. Часов в девять вечера.

Он, скрывшись было за своей дверью, вдруг обернулся и серьезно сказал:

- Не пугай меня так больше.

Я кивнул и вошел в свой кабинет. Погрузившись в работу, я чуть не пропустил начало обеденного перерыва. Так и сидел бы, увязнув в бумагах, если бы не все тот же Мамору. Он заглянул ко мне и молча показал на часы.

Вернувшись, я опять засел за документы. Только к вечеру, когда вся стопка бумаг перекочевала с правой стороны моего стола на левую, я налил себе кофе и подошел к окну.

Мандариновое солнце уже нырнуло за соседний небоскреб, и серо-оранжевое, закатное небо как всегда неожиданно стало черным. На Токио упал вечер. Городская иллюминация, захлебываясь в рекламных слоганах, щедро лилась по улицам, купая в неоновом свете спешащие машины, говор прохожих и освободившиеся от листвы деревья вдоль дорог. Все это проступало сквозь мое отражение. Отражение человека-пиджака, как написала русская. Я взъерошил волосы и прижался лбом к прохладному стеклу. Громкоговоритель опять объявил всем благодарность, и я принял это как должное.

До Отемачи-Стейшн я доехал в приподнятом настроении. Одна из каменных коров стада «Маруночи», наряженная в газетные заметки, уныло смотрела мне в спину, пока я переходил улицу. До девяти вечера у меня было немного времени, и я решил зайти в универмаг «Митсукоши».

Быстрым шагом я обошел весь магазин, начиная с бутиков Тиффани и Картье и заканчивая дизайнерскими кимоно на седьмом этаже. Улыбался продавцам и порой ежился от их сканирующих взглядов. Казалось, они прекрасно знают где я покупаю одежду и сколько она стоит. Я поднялся на крышу и осмотрел все растения. Гипсовые скульптурки животных таращились на меня из этих зарослей мертвыми глазами. Продавец хотел было предложить мне семена, но заглянул в мое лицо и ничего не сказал. Я побродил еще немного и направился к выходу – подходило время закрытия.

На первом этаже там, где продают парфюмерию, я увидел Мамору. Я подошел к нему и, кивнув на продавца, заворачивающую его покупку, негромко проговорил:

- Думаю, та женщина, которая получит такие духи, будет очень благосклонна к тебе.

Он улыбнулся:

- Я надеюсь на это. Я купил ее любимые.

Я взглянул на бело-зеленую коробочку. Ca Sent Beau, Kenzo. Такие нравятся моей жене. Я подождал, пока продавец упакует в бумагу «Митсукоши» покупку Мамору, и попросил ее завернуть такие же духи для Норико.

Мамору немного подождал меня, и из универмага мы вышли вместе. Он считает меня своим другом, однако я могу назвать его лишь приятелем. У меня вообще нет друзей, зато есть много приятелей, такой уж я человек. Это не говорит о том, что я не умею дружить или встречаюсь не с теми людьми, просто я считаю это бессмысленным. Мне удобно, когда есть просто приятели, они приходят и уходят, и мне не страшно терять их, потому что они всего лишь приятели. А потерять друга всегда больно. Я не мазохист, поэтому у меня нет друзей. У меня есть только Норико. Не знаю – надолго ли?...

…В баре, куда к назначенному времени подошли еще несколько наших коллег, мы сидели до закрытия, поднимали бокалы за Мамору, за процветание компании, за семьи, которые ждут нас, и просто говорили на всякие мужские темы, от которых у приличных девушек краснеют щечки и блестят глаза. Когда мы разошлись, было слишком поздно, чтобы звонить Нарико.

Я брел по пустой улице, и эхо моих шагов мягко кралось рядом. Иногда я запрокидывал голову и рассматривал дома. Все они были разными, каждый жил по своим внутренним законам, не пытаясь навязать их всему району, но в одном общем ритме. В каждом светящемся окне текла своя жизнь, в чем-то похожая на жизнь за другими окнами, но в чем-то, безусловно, разная. Я попытался представить за одним из этих окон себя и Норико, но образы, и без того неясные, сливались во что-то уютное и спокойное. Просто ощущения, и никаких картинок. Я ускорил шаг и свернул к гостинице.

Уже в отеле я набрал номер Норико. Выждал два гудка и сбросил вызов. Она увидит, что я звонил ей, и, если захочет, перезвонит.

Через полтора часа я лег спать. Норико не перезвонила.

 

среда

Несмотря на позднее возвращение, проснулся я на удивление легко. Через полчаса, выходя к лифту, я увидел висевшую на стене картину. Нельзя сказать, что вчера или пару дней назад ее здесь ее не было, просто я заметил ее лишь сегодня. Подошел лифт, и я сразу же забыл что было изображено на этом полотне. Что-то легкое и умиротворяющее, как субботний вечер первой половины сентября. Или как пятый день отпуска.

Я спустился в метро. Уже неделю мне удается ездить на работу сидя, а не повиснув на поручне. Я достал еще две страницы дневника, и взгляд привычно заскользил по вязи иероглифов.

 

03.10.2008г., 08:04 местного времени

Событий вчера было много, времени, как всегда, не хватает для того, чтобы все подробно описать.

Прямо с утра поехали в храмовый комплекс Мейджи. Его построили в честь супругов Мейджи – императора и его жены. Место, много говорящее о Японии. Там нам показали процедуру омовения перед входом в храм. Еще нам удалось совершенно случайно увидеть свадебную церемонию. Все чинно, медленно, одухотворенно… Бедная невеста, закутанная, словно в коконе, с серьезным выражением лица, но в глазах – счастье…

Потом отправились в магазин-салон народного промысла, очень гламурное место. Они поддерживают умельцев из провинции и пропагандируют возвращение традиционных форм искусства.

После обеда поехали в салон красоты, их десять в этой сети, а президент компании – талантище просто. Самодостаточный в своем творчестве гений. Но – финансами занимается его жена, а он – творец и управленец. Его модель управления построена на взаимообучаемости ученика и мастера. Вначале он рассказывал о своем деле, а под конец поставил видеоклип, где он в он-лайне делает прически – закрепляет на голове модели воздушный шарик, все это красиво обматывает прядями волос, и все – высокая мода, авангард! А потом – бац! – лопает шарик, и получается стильная вечерняя прическа. Очень красиво.

После этого мы поехали на «самый японский» перекресток, тот, который показывают в наших новостях, когда говорят о Токио. Вообще этот город, в котором живут, работают, учатся свыше двенадцати миллионов человек, не составляет впечатления многолюдного. Непонятно было куда все эти двенадцать миллионов деваются, если их не видно. А вот на этом перекрестке… такое чувство, что они, эти потерянные толпы народу, - все здесь. Людей столько, что можно заблудиться в них. Там еще и предвыборная агитация проходила. Сфотографировались возле памятника знаменитой «токийской собачке» и поехали без проводника и переводчика в здание мэрии – посмотреть с высоты двухсот пятидесяти метров на город. Добрались без приключений, наоборот, я даже почувствовала себя более самостоятельной. Пока поднимались на 45 этаж, уши закладывало так, словно находишься на взлетающем самолете. Но это того стоило. Вид ночного Токио и его окрестностей… Очень впечатляет!... Там почему-то вспомнилась Находка, и сразу защипало в горле и глаза стали горячими. Жаль, что сын и муж не видели пока этой красоты…

В храме Мейджи я не был уже года два. Мне не было совестно или грустно по этому поводу, я отметил это про себя машинально, просто как факт своей жизни…

 

4.10.2008г., 08:21 местного времени

Сегодня суббота, поэтому поспать получилось подольше. На полчаса.

Вчера был самый насыщенный день за все это время. Утром ездили в Тойота-Центр Логистики. Такую технику я видела впервые…

Потом в торгово-промышленной палате была встреча с японскими бизнесменами. Не совсем понятно как она должна была проходить по замыслу организаторов, но вроде прошло не плохо. Единственное, что слишком мало было времени, - ни мы, ни они не успели освоиться в компании друг друга, и разговор по сути оказался каким-то скомканным.

Вообще сложно то, что ни на один прямой вопрос нет прямого ответа. Создается впечатление, что здесь просто не принято что-то спрашивать вот так, в лоб. Они очень осторожны в суждениях, долго взвешивают, прежде чем ответить, но зато потом, что-то решив для себя, они не отступают от своего. Так мне показалось. Этакое созерцание, созерцание, а потом катаной – рраз! - и враги повержены. И опять созерцают. Не говорю, что это характерно для бизнеса или для их повседневной жизни – я просто не знаю этого. Но атмосфера японской жизни, что сейчас течет вокруг меня, оставляет именно такое ощущение.

Вечером все разъехались. Я поехала в National Art Centre, на выставку П. Пикассо, но, как выяснилось, она открывается только на следующий день, поэтому, чтоб не терять времени и настроения, я пошла на выставку китайских авангардистов. Впечатлений, конечно, море. Один зал с экранами чего стоит. Хотя, вначале все воспринималось очень скептично. До тех пор, пока не вникаешь в идею работ.

Потом была прогулка по близлежащим улицам. На Сакура-стрит есть Midtown Park – деревья, дорожки, фонарики, фонтанчики, а напротив – ресторан с открытыми террасами. И кто-то, из ужинавших там людей, заказал музыку. И мне в парке было слышно как играли и пели на итальянском языке настоящие японские мачо)).

Сегодня по плану экскурсия на автобусе по Токио. Хоть увидим город, а то все под землей, как кроты))).

 

…Я вошел в кабинет, снял куртку и включил компьютер. Пока монитор по-свойски подмигивал мне огоньком приветствия, я раздвинул жалюзи. Позвонил в справочную и спросил номер ближайшего из салонов Zenko. Я записался на стрижку, потом раскрыл ежедневник с планом на сегодня и нырнул в новый рабочий день.

Ближе к обеду позвонил господин Хига и попросил меня зайти к нему. Он никогда не приказывал. Он всегда просил. Но только один раз и так, что не выполнить его просьбу было просто невозможно.

Я поднялся к нему в кабинет. Директор сидел за столом, и перед ним лежал мой отчет.

- Проходите, проходите, - он показал мне на стул напротив.

Я сел и, внутренне собравшись, приготовился слушать. В кабинете у начальника нужно было слушать. Если он хотел услышать что-то сам, он приходил в кабинет подчиненного.

- Куроуки Мамору работает рядом с Вами. Мне интересно Ваше мнение о нем как о работнике, – господин Хига внимательно посмотрел на меня.

- Он очень исполнительный и хорошо знает свое дело… - осторожно начал я и замолчал, потому что не представлял, что можно еще сказать о Мамору, кроме общих слов, и потому что не знал зачем нужна моя оценка.

Директор встал из-за стола и подошел к окну. В стекло упирался колючками кактус, и на его изумрудном стволе иронично поблескивала свежая капля воды.

- Господин Куроки достаточно перспективный сотрудник, но ему недостает опыта. Мне бы хотелось, чтобы Вы немного помогли ему, если он Вас попросит об этом, - сказал начальник.

- Конечно, господин Хига. Я буду рад помочь ему.

Я почувствовал, что увертюра уже закончилась, и сейчас пришло время кульминации. Директор вернулся за свой стол и, глядя мне в глаза, спокойно произнес:

- Больше всего я не люблю разочаровываться в людях.

Тут нужна была завершающая ария, и я сказал:

- Я Вас понял, господин Хига.

Концерт закончился, и я вернулся в свой кабинет. Мне было лестно поручение директора, и, будь Норико в Токио, я непременно бы рассказал ей обо всем, не дожидаясь вечера. Но вместо этого я с чувством пожал рукав собственной куртки и поздравил себя с оказанным доверием директора. Потом я зашел к Мамору. Он ходил от стола к окну и что-то бурчал себе под нос. Увидев меня, он улыбнулся:

- Исами, ты что-то хотел спросить?

- Нет, я просто хотел сказать тебе, что, если тебе понадобится моя помощь, обращайся, я постараюсь помочь тебе.

- Спасибо, - Мамору кивнул мне и взглянул на часы: - Кажется, пора обедать.

Мы довольно быстро нашли свободную закусочную, поели и вернулись в офис. Мамору опять принялся расхаживать по кабинету, словно и не прерывался. Я начал составлять план на следующий месяц, однако быстро понял, что сегодня все равно ничего толком не напишу, и потому занялся текущими вопросами.

К вечеру я переделал все, что наметил себе с утра и даже отправил пару писем по электронной почте, хотя предполагал сделать это завтра.

Сразу из офиса я поехал в салон, предусмотрительно проверив кошелек. Пора было подстригаться, поэтому побаловать себя руками настоящих мастеров было бы кстати.

Хотелось чего-то неопределенно-нового, но не кардинальных перемен, а так, просто почувствовать обновление в себе. Так я стилисту и сказал. Он задумчиво провел расческой по моей голове, и тут я увидел фотографию мужчины именно с такой прической, какую мне хотелось. Я показал на изображение, и мастер тут же карандашом изобразил мой портрет в ближайшем будущем. Я кивнул и прикрыл глаза.

Когда я взглянул в зеркало, на меня смотрели основательность и стремление. То, что мне нужно. Я рассчитался и вышел на улицу. Навстречу мне шла молодая женщина. Она посмотрела на меня, и ее щечки заалели. Она опустила глаза и прошла мимо, коснувшись моего плеча капюшоном своей куртки. Мой новый облик определенно имел успех.

…Я приехал к Национальному Центру Искусств, побродил вокруг стеклянной пирамиды входа и, немного вернувшись, вышел к кафе. Поужинав, я направился в Парк, и просто шагал по дорожкам, то уходя, то вновь попадая на высветленные уличными фонарями пятна. Ровный мягкий свет словно лился из них, наполняя весь этот островок зелени уютом и спокойствием. Напротив шумел ресторан.

Я увидел скамью и присел, вытянув ноги. Норико любит такие места, которые словно отгорожены от суеты города. Она как-то сказала мне, что хотела бы жить в пригороде, но не может уехать из Токио, потому что он словно держит ее. Тот сад из фиалок, который она пыталась развести на крыше, был ее убежищем, пока она не забыла о нем.

Вспомнив о цветах, я поднялся и пошел к метро.

Дома все было так, как я оставил. Я достал бутылку пива и упаковку чипсов из холодильника и отнес все это на крышу. Наполнил водой лейку и полил фиалки. Потом сел в пластиковое кресло и открыл пиво. Зачем-то заглянул в лейку, и увидел в ней размокший комок бумаги. Я взял его и осторожно развернул. Бумага смотрела на меня полуразмытыми иероглифами танка, написанного рукой Норико.

 

Лентой от горизонта

Течет разлука,

Притворившись дорогой.

Знаю: расставание -

Это новая встреча.

 

…Ночевать я остался дома.

 

четверг

Я проснулся до будильника. Открыл шторы и увидел огромный кусок синего, холодного

неба, обрамленный сероватыми облаками. Я собрался и, наскоро позавтракав, вышел из дома.

В вагоне метро я искал глазами место, чтобы присесть, но все они были заняты. Я решил подождать до следующей станции. Я проехал еще две прежде, чем место рядом со мной, наконец, освободилось. Я сел, достал из портфеля сразу две страницы и погрузился в чтение.

 

05.10.2008г., 08:40 местного времени

Сегодня проснулась ни свет - ни заря, хотя можно было спать хоть до обеда.

Вчера мы весь день провели в экскурсиях. Один из лекторов даже надел кимоно (чем вызвал бурю восторга у женской части группы), и взял на себя обязанность гида. С нами были еще два лектора. Один из них очень хорошо говорит по-русски. Чем я нагло пользовалась. Конечно, неловко было заваливать его вопросами, но… в общем, с ним очень интересно. С утра мы поехали в парк Императорского Дворца. Все вокруг такое старинное, умиротворенное – ворота, мосты. И все это – в центре мегаполиса, вечно спешащего сити. По газонам, коих там в изобилии, ходить в обуви нельзя. Сам дворец окружен рвом с водой, и в нем, как в реке, плавают рыбы. Я даже одну увидела…. Нам много рассказывали об императорской семье… Странные, однако, взаимоотношения. Не для русской импульсивности))).

Потом мы поехали в музей Эдо (так, оказывается, называется не только эпоха, но и сам Токио в эту эпоху). Зрелищно – три этажа экспонатов, восковые фигуры, показывающие не только величие Токио, но его быт, обычную жизнь обычных людей.

Потом поехали на Токио Тауэр. Высота 333 метра. Там, наверху, есть небольшой участок пола (примерно 40*90 см), сделанный из стекла. Можно встать на него, и поборов страх почувствовать, что весь Токио у твоих ног. Умом понимаешь, что это вполне безопасно, но сердце замирает от ужаса.

После этого мы пошли в синтаистский храм, там кого-то отпевали, очень торжественно и с какой-то терпеливой безысходностью… Вокруг храма стоят фигурки детей, сделанные, наверное, из цемента, они подписаны и одеты в вязаные вещи – так делают семьи, потерявшие детей.

Потом нас впустили на кладбище сегунов, которое открывается только раз или два в год по большим праздникам. Для нас сделали исключение, это очень приятно и трогательно. Надгробия сделаны в виде домиков, а само кладбище «охраняют» статуи духов – они установлены перед огромными тяжелыми воротами.

Затем на минутку зашли в буддистский храм. Там справа от входа на стене висит огромный ростовой портрет сумоиста. Оказывается, сумо – как вид спорта богоугоден, и самые заслуженные сумоисты становятся кем-то вроде святых. Через нашего лектора я спросила у священника существует ли тайна исповеди и кем для прихожан является сам священник. Исповеди нет. Если японец пришел в храм, значит, он уже осознал свои прегрешения, и своим приходом он просит прощения за это. Прихожане сохраняют в храме свое душевное инкогнито, и священник здесь больше как смотритель храма, нежели наставник.

Еще для нас устроили чайную церемонию. Вообще-то она длится около четырех часов, но для нас ее сократили до часа, понимая, что дольше непривычные к такому русские не высидят. В помещении, где проводилась церемония, на почетном месте висит начертанное первым сегуном изречение. Что-то вроде «Пусть всегда будет мир». Странно, что это слова воина...

В эту неделю проходят дни почитания очень древнего романа, который написала много лет назад японская аристократка, и позже перевела с древнеяпонского на современный язык японская поэтесса Ёсано Акико. Вечером посмотрела про последнюю в Интернете – такое чувство, что переведи она за всю свою творческую жизнь только этот роман, она все равно бы осталась в истории как великая писательница… Так вот. Нам показали иллюстрации к этому роману, некоторым из них свыше семисот лет. Ощущение причастности к истории… Непередаваемо… Наверное, такое же чувство испытывают люди, приезжающие к Египетским пирамидам…

Конечной остановкой в экскурсионной программе было посещение другого храма. До него ведет длинная торговая улица. Сам храм потихоньку реконструируют, но желающих поклониться и проговорить свое заветное желание, хлопнув трижды в ладоши, все равно хватает.

Вечером многие поехали в район Токио-Дома – бани, дискотеки, американские горки… Мне не хотелось разрушать, расплескивать впечатления от этого дня, пропитанного историей, поэтому я мирно поужинала, и на этом все.

Сегодня у меня из глобальных планов всего три пункта: попасть-таки на Пикассо, съездить в «Электрический город» и заглянуть еще раз в первый магазин, который мы посетили – «Ито Йокидо».

 

Я мысленно улыбнулся. У меня создалось впечатление, что русская студентка открывала для себя не только Токио, а весь мир через мой город.

 

06.10.2008г., 07:42 местного времени

В «Ито Йокидо» я вчера так и не попала – банально не знала как добраться, пришлось ограничиться тем, куда дойти не составляла труда – «Мицукоши». И неожиданно для себя попала на потрясающие выставки, которые там проводились: выставка ваз и каких-то огромных блюд, выставки-продажи скульптур, и одна - фигурки людей разных национальностей и профессий, словно куклы, но с такими подробными деталями одежды, что кажется, что еще немного, и они оживут. Я так увлеклась, что отстала от своих, и потом долго, но безрезультатно ждала их в условленном месте.

Так и не встретившись с ними, я в гордом одиночестве поехала познавать Пикассо (чтоб понять – почему люди по нему с ума сходят?) Там было очень много его работ – и в классической манере, и в кубизме, и в абстракции, скульптурные композиции. Выставка проводилась в двух музеях. Знаменитая «Девочка на шаре», «Пьеро», правда, выставлялись не там, куда я приехала, но зато я видела «Портрет любимой женщины». Примерно у третьего полотна я поняла как его воспринимать. Он передавал не форму и не содержание, а эмоции, атмосферу, настроение…

Потом я поехала на Ахикабару, в Электрический город. Не знаю, что меня туда вообще понесло… Если бы я еще в технике разбиралась, я бы, может, смотрела на все другими глазами. Зато видела квартал, посвященный культуре анима. Еще встретила там одну пожилую болгарскую еврейку. Просто краем уха услышала русскую речь, и, поздоровавшись, спросила у нее совета что можно привезти маме в качестве памятного подарка из Японии. А она: «Девушка, ну подумайте, откуда я-таки могу знать Вашу маму? Привезите ей что-нибудь теплое, она останется-таки довольна!», и потом долго рассказывала про своего брата, который тоже не знал что привезти маме в подарок, а потому не привез ничего, чтоб не огорчать ее ненужными вещами…. Интересно… Бывает же такое…

 

…В офис я вошел в приподнятом настроении. Дверь в кабинет Мамору была распахнута настежь, окно приоткрыто, и сквозняк шелестел на его столе какими-то бумагами. Я заглянул в его кабинет, но Мамору там не оказалось. Внезапно один лист слетел мне прямо под ноги. Я поднял его, с чуть помятыми углами и полосой от давнего сгиба посередине, и хотел положить его на место, но глаза ухватились за знакомый почерк. Почерк Норико.

«Я не смогу прийти сегодня. У Исами температура. Как только ему станет лучше, я обязательно приеду к тебе. Я приготовила для тебя небольшой подарок. Это совершенный пустяк, но я не могла оставить без внимания нашу с тобой дату. Целую тебя. Норико.»

Я медленно положил бумагу на стол и вышел из кабинета Мамору, плотно прикрыв за собой дверь. Зашел к себе и сел за компьютер.

Я молча, сосредоточенно смотрел на клавиатуру, пока клавиши не начали сливаться в одну черно-белую полоску. Моргнув, я вернул им обычные очертания, положил перед собой чистый лист бумаги и вывел на нем: «Норико». Помедлил немного и рядом приписал: «Мамору». Глупее сочетание найти было трудно. Я смял лист, выбросил его в мусорку и сжал голову в руках. Мамору, тот, чей кабинет напротив моего; тот, кто улыбается мне в глаза и приглашает в бар после работы; тот самый Мамору, который недавно получил повышение, встречается с моей женой.

Все просто. Старик с тростью – отец Мамору. До сегодняшнего дня я все еще надеялся, что он ошибся, перепутал меня с кем-то, и все, включая дневник русской, было для меня просто небольшим отступлением от обычной жизни. Как-то нереально было все, что закрутилось вокруг меня с отъездом Норико. Почему она так поступила со мной?... Мне хотелось выть, а вместо этого я рисовал карандашом квадратики на обложке справочника.

К обеду, чуть успокоившись, я вдруг понял, что у меня есть некоторые преимущества перед Мамору: я в курсе его романа с Норико, его отец на моей стороне, и я лучше знаю свою жену. Подумав, я вычеркнул последнее и набрал номер Норико.

Она ответила сразу же, словно ждала звонка.

- Привет, - сказал я. – Как ты?

- Привет, все хорошо, а ты как?

- Нормально. Я просто хотел сказать, что соскучился.

- Я приеду, Исами, - голос ее дрогнул. – Сразу, как все решу.

- Только не торопись с этим, - сказал я, - Обдумай все и… в общем, я жду тебя.

Нарико вздохнула и положила трубку.

Через пару ко мне минут заглянул Мамору:

- Ты не забыл про обед?

- Иди без меня, мне нужно немного задержаться, - я выдавил из себя улыбку и переложил бумаги с одного края стола на другой.

- Как хочешь, - он пожал плечами, подмигнул мне и скрылся за дверью.

Я выждал немного и вышел из кабинета.

Обед и остаток дня прошли, как в тумане. Вечером я спустился в метро и поехал в отель. Добравшись до своего номера, я сразу встал под душ. Вода лупила меня по голове, плечам, я делал ее то обжигающе горячей, то ледяной, выворачивая кран то в одну, то в другую сторону. Тело пронзали тысячи мелких иголок, сливались в поток боли и стекали по ногам вниз. Если бы я помнил как плакать, я бы, наверное, заплакал. Но я не помнил, и поэтому стоял под струями, монотонно стуча кулаком в стену и выкрикивая что-то непонятное даже самому себе. Пару раз мой крик срывался на рык, и я, пугаясь своего голоса, улыбался блаженной улыбкой. Моя Норико встречается с Мамору…

Внезапно раздался стук в дверь. Я подумал, что мне послышалось, но стук повторился. Я выбрался из ванной, замотался в полотенце и распахнул дверь. На пороге стоял мой новый знакомый со своей узловатой палкой в руке.

- Я предполагал найти Вас здесь, - задумчиво проговорил он и вошел в номер. Огляделся и, показывая на складной стул, произнес: - Пожалуй, я посижу тут, пока Вы оденетесь.

Я молча взял одежду и, ретировавшись в ванную, быстро натянул на себя брюки и рубашку. Расчесался и этаким пай-мальчиком вышел к старику.

- Я здесь потому, что моя жена уехала, - с вызовом сказал я.

- Знаю. Ей нужно многое обдумать. Она приедет и решит все сама, но Вы должны помочь ей сделать правильный выбор, - старик пристально посмотрел на меня.

- Я читаю тот русский дневник, что Вы мне дали, - сказал я. – Каждый день по две страницы, будто я сам только что прибыл в Токио. Но я не турист, который приехал сюда на неделю, я живу здесь и работаю здесь. Я вырос в этом городе, я не понимаю что здесь может быть нового. У меня не получается смотреть на этот мир другими глазами.

- Читайте внимательно и старайтесь бывать там, где бывают иностранцы. Вы не обращаете внимания на то, что замечают они, просто потому, что Вы привыкли к этому. Но Вы сможете. Научитесь сами и научите свою жену видеть каждый ваш день, а не просто проживать его.

- Вы – отец Мамору. Почему Вы помогаете мне? – спросил я его.

Он вздрогнул, погладил свою трость и ответил:

- Потому что я – отец Мамору. Мой сын должен найти себе свободную женщину, а не уводить из семьи чужую жену. Он пока не может понять этого. Потому я и пришел к Вам.

Старик поднялся и протянул мне руку:

- До свидания. Я искренне желаю Вам удачи.

Я пожал его теплую сухую ладонь и проводил его до лифта. Потом вернулся в номер, взял куртку и пошел к метро. Я давно не был в храме.

Я пришел в район Токио-Тауэр и сел на бордюр под пальмы, что росли напротив входа в синтаистский храм. Зайти в храм у меня просто не было сил. Я сидел на камнях, уставившись на двери, и молился так, как не молился с самого детства. Токийская Башня выглядывала из-за крыши храма и, словно подслушивая мою молитву, недоверчиво покачивала шпилем. Я вдруг подумал: если бы я решил прыгнуть с нее вниз – сколько бы времени я летел? Вытащив из памяти школьную физику, я принялся перемножать и делить силу тяжести, ускорение и свою массу. Потом опять взглянул на храм и, поднявшись, пошел прочь. Честно умеют молиться только дети.

Вернувшись в гостиницу, я вспомнил, что так и не поужинал. Но идти никуда не хотелось. Я разделся и лег на кровать, подтянул к груди колени и так, свернувшись, уснул.

 

пятница

Наутро голова гудела, словно с похмелья. Сквозь этот гул выплыла картинка из детства: бабушка говорит мне, плачущему над разломанной соседскими мальчишками машинкой: «Завтра будет новый день, и все проблемы останутся в дне вчерашнем», и гладит меня по голове. А я плачу не над машинкой, а потому, что эти мальчишки уехали с родителями на субботний пикник, и я знаю, что никогда-никогда не смогу поехать с моими мамой и папой за город. А бабушка все гладит меня, и я, наконец, успокаиваюсь и беру из ее рук хурму, судорожно всхлипываю, и переспелый плод лопается в моей руке и оранжевыми слезами капает из моей ладони на землю. Бабушка вытирает мне руки салфеткой и повторяет: «Ночь рассеет все печали».

Взрослея, я видел, что каждым годом нерешенные вопросы переползали из прошлого в настоящее все чаще и чаще. Когда бабушки не стало, неприятности совсем перестали исчезать с рассветом.

Я собрался и спустился в холл. Отрешенно глядя, как в пластиковый стаканчик наливается вода и концентрат апельсинового сока, я вникал в это утро сквозь шелест утренних газет и шорох отодвигаемых стульев. За стеклом мимо проезжали машины и спешили на работу люди. Мир рухнул, но он не изменился.

…В метро, уже привычным жестом я достал следующие две страницы дневника.

 

07.10.2008г., 07:45 местного времени

Вчера учились весь день в одном здании – «Платформ Сквер». Лекции, практика. Причем практика по такой теме, которая оказалось не просто интересной, но и нужной. Приятно было участвовать в диалоге, а не быть просто слушателем. Мотивация к труду у японцев вообще не такая, как у русских. Можно было наглядно убедиться насколько мы разные… Какое уж тут взаимопонимание… Что-то я аж расстроилась по этому поводу…

После учебы мы на минутку зашли в гостиницу и поехали в Диснейпарк, который состоит из двух парков – Дисней Ленд и Дисней Си. Совместно прияли решение идти в последний. Удалось побывать почти на всех аттракционах – очередей не было вообще (потому что понедельник был). Из серии «для самых маленьких» сходили на «Путешествия Синдбада Морехода». Сказку в оригинале я помнила на зубок, потому что Витюшке часто ее читаю, но наши-то из этого возраста уже выросли, так что я вольным переводом рассказывала то, о чем пели куклы.

В целом все оформление, не только на аттракционах, но на улочках между ними, продумано до мелочей. Кажется, что это не стилизованные кварталы Дисней-парка, а перенесенные сюда реально существующие улочки. Поразило панно, составленное из маленьких фотографий тех людей, которые дарят посетителям праздник каждый день. Самоотверженный труд – улыбаться и любить всех, кто приходит. И так – каждый день… Как они выдерживают?...

 

Мы с Норико ездили в Disney Sea на пятую годовщину нашей свадьбы. Мы обошли все аттракционы, а некоторые и по два раза. Она тогда радовалась, как ребенок, и я, глядя на нее, был вполне счастлив…

 

08.10.2008г., местного времени

Ура мне, имениннице! С днем Рожденья меня-я-я-я!!! Только вот не знаю – получится ли отметить его. Но, если что, я и вчера неплохо повеселилась.

С утра вчера была лекция, а после обеда мы поехали в промышленный район Ота. Мини-производства, поддержка администрацией начинающих бизнесменов и поощрение тех людей, которые там живут и работают. Суровая необходимость, потому что дышать там нечем. Воздух тяжелый, забивается в груди, хочется сделать большой вдох, но задыхаешься еще больше. Как во Владивостоке на центральной улице в час-пик… В центре Токио дышится гораздо легче.

Вечером мы поехали на пристань. Здесь есть такой вид отдыха – садишься на кораблик, плывешь мимо красивых мест, потом останавливаешься, час качаешься на волнах без движения и едешь обратно. На протяжении всей поездки подают ужин. На палубу можно выходить только во время остановки. Дополнительный плюс – нужно было снимать обувь – ножки тоже отдыхают! На нашем кораблике было еще и караоке. С нами поехал один из лекторов (второй не смог), пел с переводчицей дуэтом, очень красиво получалось, только непонятно о чем, наверное, о любви. Мы в ответ спели несколько народных песен, экспромтом соорудили танец на тему «люблю и ненавижу», в общем, повеселились отлично.

Сегодняшний день будет сложным, потому что будем готовиться к завтрашней презентации проектов по всей стажировке. И надеюсь, отмечать мой День Рождения!

 

У меня день Рождения будет в апреле. Странно, еще не началась зима, а уже так хочется весны. Я чувствовал, что токийское выражение лица стянуло мою кожу за эти годы так, словно оно стало моим истинным обликом.

Выйдя из метро, я зашел в цветочный магазин и купил фиалку с бледно - розовыми цветками. Сорт «Зима улыбается». Принес ее в офис и поставил на подоконник в своем кабинете. Уборщица, наверное, удивится.

План на следующий месяц все еще не был написан, и часть сегодняшнего дня мне предстояло потратить именно на него.

Я пролистал свои пометки в ежедневнике, выписывая некоторые из них на чистую страницу, потом включил компьютер и стал из набросков верстать черновой вариант.

Около полудня в мой кабинет вошел Мамору. Он скомкано поздоровался и, чуть помедлив, сказал:

- Исами, я хотел бы поговорить с тобой. У тебя будет сегодня после работы немного свободного времени для меня?

Я посмотрел ему в глаза и подумал, что если бы я был русским, я бы, наверное, подрался с ним. В интернате учительница по биологии говорила нам: «Все, что решается кулаками, можно решить словом». И я всегда верил ей.

- Я найду время для разговора, Мамору. О чем ты хочешь поговорить?

- Мне бы не хотелось обсуждать это на работе, - уклончиво ответил он.

- Ну, вечером, так вечером.

Мамору вышел, и его незаданный вопрос метнулся от закрывающейся двери к моему столу, ударился о монитор и скатился к листу бумаги, лежащему передо мной. Тогда я взял синий маркер и написал: «Да, я все знаю». Потом до хруста в пальцах сжал этот лист и выбросил его.

…После обеда я отнес готовый план на утверждение директору. Господин Хига принимал у себя партнеров, поэтому я оставил бумаги у секретаря. Она кивнула мне и, прижимая плечом трубку телефона, продолжила что-то печатать, изредка повторяя за собеседником отдельные слова. Я вернулся к себе и до вечера наводил порядок в документах, расставляя папки в новом порядке.

Едва громкоговоритель начал объявлять благодарность за последний на этой неделе рабочий день, в дверь постучал Мамору:

- Исами, я буду ждать тебя через полчаса в баре через дорогу, - сказал он.

- Мы могли бы пойти туда вместе, - ответил я.

Мамору сдержанно кивнул, и мы вышли из офиса.

В баре было на удивление свободно. Заказав по стакану пива, мы с выжиданием смотрели друг на друга. Наконец Мамору сказал:

- Исами, мы с Норико любим друг друга.

Я почувствовал, что меня стало двое. Один «я» готов был броситься на Мамору и зубами порвать ему горло, а второй «я» смотрел на происходящее, словно со стороны, и вяло думал, что сейчас, наверное, подойдет официантка и спросит что еще мы будем заказывать. Какое-то из этих двух «я» ответило моим голосом:

- Мамору, Норико - женщина, и потому могла подумать, что любит тебя. Это ее ошибка, но она останется со мной, вместе со своими заблуждениями, ошибками и страхами. Она моя жена, Мамору.

- Исами, она приедет из Цуруги и…

- И решит все сама, Мамору. Дай моей жене право решать самой.

Я откинулся на спинку стула и жестом попросил у официантки счет. Мамору, глядя на мои ботинки, прошептал:

- Когда ты узнал, Исами?

- Это неважно.

Я рассчитался и вышел на улицу, оставив Мамору переживать. Норико я звонить не стал. Я был уверен, что ее номер сейчас занят.

Я поехал в гостиницу, поднялся в свой номер и стал собирать вещи. Их было немного, и я вполне мог бы сделать это завтра, но мне нужно было чем-то занять себя. Включенный на канале BBC телевизор что-то бубнил про финансовый кризис. Мне не хотелось думать о нем.

Когда все вещи, наконец, были собраны, я поставил готовую сумку к столу, взял куртку и поехал на пристань.

…От причала, деловито вспенивая воду, отходил теплоход. Веселые голоса, наполнявшие его пузатый корпус, выплескивались на верхнюю палубу и растекались неровными мазками по вечернему воздуху. Я смотрел в мокрое отражение пристани, которое лениво шевелилось под легким бризом, и не хотел уходить. Плохо, когда тебя никто не ждет. Есть в этом какая-то безысходность.

Рядом кто-то вежливо кашлянул. Я оглянулся и увидел пожилую женщину. На ней было пальто и шляпка, и она была похожа на продавщицу принадлежностей для вязания.

- Добрый вечер, - поздоровалась она.

- Здравствуйте, - ответил я.

Она подошла немного ближе и спросила:

- Как Вам кажется, стоит ждать теплоходы, если на них не приезжают твои родные или знакомые?

- Я не знаю, - ответил я.

- Если я вижу, что теплоход возвращается, я всегда дожидаюсь того момента, когда пассажиры будут спускаться на землю, - сказала она и извиняющимся тоном пояснила, - Мне приятно видеть их счастливые лица. А им приятно, что их кто-то встречает на берегу.

Она взглянула на деревянные ступеньки причала и тихо произнесла:

- Может быть, кто-нибудь встретит и меня.

И она пошла вдоль пристани, изредка посматривая на воду.

Я постоял еще немного и поехал обратно в отель. По дороге завернул в магазинчик «Мини Стоп», что стоит напротив гостиницы, и, взяв пиво и пару салатов, пошел в номер. Включил телевизор и попал на новую серию мультфильма «Лилу и Стич». Досмотрев его до конца и расправившись с ужином, я лег спать.

Норико так и не позвонила.

 

суббота

Ровно в восемь утра я вышел с вещами из гостиницы. Домой я решил ехать на метро. Непрочитанных страниц русского дневника с каждым днем становилось все меньше, как и времени до приезда Норико. Открылись двери полупустого вагона, я вошел и сел с краю. Примостив сумку с вещами, я достал два исписанных листа.

 

09.10.2008г., 07:10 местного времени

Кошмар, я спала только четыре часа. Лицо позволяет усомниться в теории Дарвина о происхождении человека от обезьяны. Люди, скорее всего, произошли от лягушек. Главный аргумент - мешки под глазами после бессонной ночи.

Вчера после заключительной обзорной лекции по всем темам стажировки нас разделили на группы, и мы стали готовиться к презентации. Проанализировать полученные знания, собрать все вместе и пропустив сквозь сито именно нашего проекта, подготовить защиту - оказалось делом очень кропотливым. Пока делали наброски основных идей, многие из нас почувствовали небольшую качку. Лекторы успокоили нас, сказав, что это «землетрясение, но очень слабенькое».

Вечером наши решили немного отдохнуть от учебы, потому что уже начали ходить по кругу и забираться в такие словесные дебри, что грядущее выступление не выдержало бы никакого регламента. Почти все разъехались по магазинам.

А я сидела в номере и ревела. Потому что это был мой первый никому не нужный День Рождения. Праздник без семьи превратился в кривую усмешку. Наконец, поскитавшись по гостинице, я решила не обращать на дату внимания, и отметить все дома, когда приеду. И, чтоб поставить на этом точку, стала раскрывать тезисы проекта, которые мы написали всей группой. Только начала, мне позвонили и сказали, что в номере у одного из наших ребят отмечают мой день рождения и интересуются - когда же я приду. Зашла на минутку вместе с конспектами. Пропустили пару стаканчиков виски и стали петь частушки… Что-то вроде

«В гооороде Токио есть большое метро.

А в Находке «Метро» забыли давно,

Теперь там просто «Кашелка»»…

Позже подъехали остальные, и мы занялись делом - до трех часов ночи писали, чертили и печатали нашу презентацию. Русские всегда славились своим умением работать в авральном режиме. Преподаватель по психологии в институте так и говорила «Мы медленно запрягаем, но быстро погоняем». Как она была права… И как, все-таки, неправ сейчас Дарвин…

…Зеркало меня ненавидит…

 

Я машинально взглянул на свое отражение в окне напротив. Из стекла на меня смотрел человек с модной стрижкой и складкой на лбу. Я с усилием расслабил лицо. Отражение исказилось жалостливо и недоверчиво. Я покачал головой и вернулся к чтению.

 

10.10.2008г., 06:15 местного времени

Сегодня мы уезжаем из Токио. Сахалинцы уже уехали. Теперь наша очередь. Два дня в

Ниигате, и домой. Вещи собраны и упакованы, сейчас вот запишу то, что произошло вчера, и… грустно…

Вчера весь день провели в МИДе. Проводили презентации, слушали оценку своих «творений» экспертами, сами давали оценку стажировке – что-то вроде обратной связи. Труднее всего было ужать свою обычную русскую многословность в японские временные рамки. Наша группа с этим справилась минута в минуту… Потом нам вручили свидетельства-сертификаты и пригласили на фуршет, посвященный церемонии закрытия стажировки. Было много народу, преимущественно все те, кто проводил нам экскурсии на предприятиях – директора, ведущие специалисты. Были сотрудники МИДа и русского посольства. Непринужденная обстановка, разговоры больше о нашем пребывании в Токио, о культуре, о возможном сотрудничестве. Думаю, что пройдет пара месяцев, и все это будет вспоминаться как что-то нереально. Я буду рассказывать друзьям, знакомым о своей поездке и вряд ли буду верить в свои слова – слишком все… по-другому. Совершенно другой мир, другие взгляды на жизнь, на высокое и повседневность…

Вечером мы поехали в район Токио-Дома. Славное место, так хорошо подошло под прощание с Токио. Поющий фонтан – это сказка. Стоять в центре огромного города и видеть, как под музыку русского Чайковского танцует японское многоструйное чудо… Потом мы забрались на сорок третий этаж «Токио Дом отеля» и, слушая джаз, смотрели на ночной Токио. Магистрали, огни рекламы и – джаз.

Потом пешком пошли до гостиницы и набрели на православную церковь, правда, закрытую по позднему времени. Подпорная стена возле нее сделана в японской манере – каменная кладка, уже поросшая кое-где мхом. На воротах – русские буквы. Как напоминание – скоро домой.

Сегодня мы уезжаем…

 

…Квартиру заливало солнце. Оно смотрело в окно дома напротив, и его отражение бликами врывалось в нашу комнату, пробираясь отдельными полосками до прихожей.

Я разобрал сумку и принялся за уборку. Норико любила, когда вокруг нее был порядок, и все вещи лежали на своих местах. Я думал о ней, когда мыл посуду, и о Мамору, когда вытирал пыль с книжной полки. Я вспомнил о старике с тростью, и пошел на крышу. Расставил фиалки, повернув их цветами к креслу, и щедро полил их. Потом спустился вниз, взял бумагу, тушь и кисточку, и вернулся. Я как мог, аккуратно написал по памяти стихи Норико, которые я нашел за эти дни. Остался еще один чистый лист, и я вывел на нем первое, что пришло в голову:

 

На небо смотрю

И не вижу там солнца –

Ты уехала.

Сквозь пустую синеву

Я кричу: Возвращайся!

 

Исправлять ничего не стал.

Я сходил в магазин и купил две рамки. Вставил в них стихи Нарико и повесил над кроватью. Свой «шедевр» я положил на ее подушку.

В холодильнике я нашел немного овощей и соорудил из них простенький обед. Поев, я включил телевизор. Реклама увещевала и давила на чувство превосходства, хотя речь шла всего лишь о готовых завтраках для детей.

Запищал телефон, я взял трубку, и сказал:

- Слушаю.

Женский голос растерянно произнес:

- Здравствуйте, это говорит Тахакаси-сан?

- Да, - ответил я, и сразу же представил, что у нее упрямый подбородок и детская челка, на которую не нужно по утрам тратить время.

- Меня зовут Куроки Касуми, - сказала она, - я племянница Куроки Мамору. Я звоню с Окинава. Дядя оставлял мне Ваш номер на случай, если я не смогу дозвониться до него.

Разочарование накатило на меня волной, и, чтобы мой голос не выдал его, я пошел на кухню и, придерживая трубку плечом, стал складывать из салфетки журавлика.

- Тахакаси-сан, мне неловко просить Вас, но не могли бы Вы зайти к нему домой? – Я очень волнуюсь. Я не могу дозвониться до него со вчерашнего вечера.

Примерно этого я от нее ждал. И ответил:

- Я постараюсь найти для этого время. На какой номер Вам перезвонить?

Она суетливо продиктовала номер и, поблагодарив меня, отключилась.

… Я позвонил в дверь квартиры Мамору. Никакого шевеления. Я подождал немного и позвонил еще раз. Потом ударил кулаком по дверной ручке, и она, щелкнув, вильнула вниз. Дверь распахнулась. Я вошел в квартиру, и знакомый неприятный запах выплыл мне навстречу.

- Эй, Мамору, - позвал я.

Мне никто не отозвался. Я прошел в комнату, и на диване увидел Мамору. Он лежал лицом вниз.

Я бросился к нему и перевернул его на спину. Он вздохнул и обдал меня запахом перегара. Я принялся трясти его, но он только что-то мычал и пьяно улыбался. Вдруг его горло сдавил спазм. Я, морщась от подкатившей тошноты, схватил его и поволок в туалет.

Облокотив Мамору на бортик ванны, я включил холодную воду и сунул его голову под струю. Он, не шевелясь, висел кулем. Я продолжал поливать его ледяным душем и гнал от себя желание утопить его. Это было бы очень просто – набрать ванну, толкнуть в нее Мамору и подольше подержать его голову под водой, потом протереть кафель, барашки смесителя, дверную ручку, кнопку звонка, и уйти домой…

Когда, накнец, Мамору стал вяло брыкаться, я выключил воду и растер его полотенцем. Потом открыл в комнате окно и вскипятил чайник. Мамору с видом побитой собаки пришел на кухню и сел на стул. Я протянул ему кружку свежего кофе и сказал:

- Тебя ищет Касуми. Она уже почти сутки не может до тебя дозвониться. Позвони и успокой ее.

Он кивнул и заплакал, спрятав лицо в ладонях.

Я вышел из дома Мамору и поехал в район Токио Дом. На душе было гадко. Под вопли пассажиров американских горок я зашел в ресторанчик, стилизованный под фильм «Форест Гамп», и заказал большой стакан пива с креветками. Официантка перевернула стоящую на столе красную табличку с надписью «Stop, Forest, stop», и вместо нее на синем фоне металла забелели буквы «Run, Forest, run». Я видел этот фильм дважды, но до сих пор не понимаю почему жизнь обычного человека проходит темой жизни дурака.

Сидя за столом, я видел, как включившаяся иллюминация обозначила вечернее время. Я заказал еще стаканчик пива, и, когда тот опустел, рассчитался и вышел на улицу. Перешел площадь и сел за столик возле большого дерева. Почти сразу же фонтаны озарились подсветкой, и их струи стали танцевать под льющуюся из динамиков музыку. Вода, рассыпаясь на миллионы капель, принимала то форму вееров, то каких-то диковинных растений. Фонтаны резко вырастали и тут же обрушивались вниз, подчиняясь невидимому дирижеру, пока мелодия, наконец, не затихла. Кто-то зааплодировал, а я сидел под деревом и просто смотрел на светящиеся от влаги каменные панели. Когда Норико приедет, мы с ней обязательно придем сюда вместе.

Я решил пройтись до отеля, в котором прожил неделю, и который сейчас почему-то тянул меня к себе. По безлюдной улице я дошел до русской церкви, совершенно непохожей на храм. На массивных воротах что-то было написано на русском языке. Некоторые буквы напоминали английские. Я подергал ворота – они оказались заперты. Тогда я пошел дальше, мимо мерцающих витрин магазинов одежды, мимо отелей – поскромнее того, в котором жил я, повернул на углу от «Seven Eleven» направо и вышел к гостинице. Она возвышалась надо мной, глядя квадратными глазами окон на улицу. Ей, каждый день принимающей все новых постояльцев, конечно, было уже не до меня. Я постоял еще немного и пошел на Канда-стейшн.

Приехав домой, я принял душ, расстелил свою сторону кровати, и лег спать. Завтра моя жена вернется.

 

воскресенье

Я не мог понять что именно, но что-то разбудило меня так внезапно, что я буквально спрыгнул с кровати. Пытаясь вспомнить причину, я лег обратно в постель. Проворочавшись минут тридцать, я включил свет. Соседняя подушка была теплой, будто на ней совсем недавно спала моя жена, но не было ни одной складочки, которая говорила бы мне о присутствии Норико, и бумага с моим стихотворением лежала на том же месте. Я встал, открыл окно и достал оставшиеся непрочитанными два листа чужого дневника.

 

11.10.2008г., 08:30 местного времени

Мы в Ниигате. Гостиница напротив станции.

Мы приехали сюда вчера. Утром, в холле токийской гостиницы, нас встретил наш лектор и проводил на станцию. Электричка «Шинкансен», вагон 18, место 24-с, все просто. Всю дорогу что-то держала в руке, пока не сообразила посмотреть – во что это я так вцепилась. Оказалось – сувенир на счастье, который наш провожатый еще в отеле передал мне от другого лектора. На конвертике выведено: «C Днем рождения! Это маленький подарок вам – талисман из японского храма. Желаю удачи!!!» и подпись….

Ехали довольно быстро, но я успела рассмотреть как центр Токио превращается в загородные кварталы, потом – в поля с асфальтированными дорожками… Потом мы приехали в Ниигату. Проводили группу из Хабаровска и пошли селиться в гостиницу. Я проспала до вечера.

Здесь, наконец, мне помогли активировать телефонную карточку, и я смогла позвонить домой.

Вечером мы гуляли по городу, постоянно сравнивали его с Токио. Глупо и тоскливо. Решили, что нужно обязательно съездить в пригород, на гору, высотой 638 метров. Мы едем втроем – Николай, Алексей и я. Остальные – кто остается в гостинице, кто едет в музей и бани.

Сейчас позавтракаем, и поедем.

 

Я с сожалением развернул последнюю страницу.

 

12.10.2008г., 12.04 местного времени

С минуты на минуту уезжаем в аэропорт, поэтому опять пишу кратко.

Вчера съездили-таки на эту гору. Причем никто из нас троих не знал и до сих пор не знает как она все-таки называется. Пока ждали электричку (нужно было ехать за город), послушали как играют школьники – прямо на вокзале, на каких-то барабанах и флейтах – у них, видимо акция в поддержку чего-то проходила.

Ехали мы долго, с пересадкой. Конечная станция – как маленькая деревушка. Мы прошли сквозь нее – кафе, магазинчики и просто жилые дома. Еще видели пруд, в котором плавает куча карпов, и они, наверное, были жутко голодные или просто дрессированные, потому что вели себя, как маленькие дворняжки – наперегонки плыли за нами вокруг всего пруда. Но у нас не было с собой ничего, чем можно было бы их покормить. Мы дошли до храма, и увидели там какой-то обряд: девушки, одетые в светлые бесформенные платья, танцевали с прутиками в руках. Спросить было не у кого, поэтому посмотрели немного и пошли на автобусную остановку, чтоб подняться по канатной дороге наверх. Очень красиво и страшно – мы ехали над высоченными деревьями и смотрели на их макушки. Когда, наконец, поднялись, вышли и сразу же замерзли – как-то мы не вспомнили, что на такой высоте может быть такой холод. Побродили по окрестностям, пофотографировались и спустились обратно, замерзшие до невозможности.

Забрели в первое попавшееся кафе и попросили горячего вина. Его просто не оказалось, и нам взамен предложили теплое саке. Зато нас впустили на кухню, где Алексей дал хозяйкам кафе, которое мы уже успели назвать «У бабы Люды», мастер-класс по приготовлению яичницы-глазуньи. В общем, мы очень душевно посидели, согрелись и пошли гулять по парку. Видели лебедей и уток, красный мост рядом с пока зелеными кленами и еще много чего красивого. Потом дождались электрички и поехали обратно.

Сегодня с утра мы с Алексеем взяли напрокат велосипеды и поехали по Ниигате. (Он с Николаем нашел этот прокат, и они даже успели опробовать велосипеды, когда мы еще только приехали из Токио). Я последний раз каталась на велосипеде лет пятнадцать назад, поэтому вначале немного петляла, но потом приноровилась, и все пошло гладко. Доехали до набережной, попросили удочку у рыбачивших там японцев и сфотались с чужим уловом – свой ждать не было времени. Потом переехали на другую сторону и увидели огромные камни – один «Загадка неба», а второй не помню как называется, но из него пар идет время от времени, как из маленького, в два моих роста, вулканчика. Потом мы вернулись, отдали велосипеды и сейчас собираемся – пора ехать в аэропорт.

 

Я посмотрел на часы: четыре тридцать утра. Уснуть все равно уже не получится. Я неспешно собрался, выпил кофе и поехал на Токио-стейшн. Взял билет до Ниигаты, бутылку воды и пошел на платформу. Через некоторое время подошла электричка, я спустился на первый этаж вагона, занял свое место – оно оказалось у окна, и закрыл глаза. Через полтора часа я буду в Ниигате.

Я дремал до самого вокзала, пока парень с соседнего места не окликнул меня:

- Мужчина, проснитесь, пора выходить.

Я поблагодарил его и вышел на перрон. Оглядевшись, я увидел справочную, и девушка за стойкой объяснила мне как доехать до Яхико.

С пересадкой я добрался до деревни, и пошел сквозь нее к храму. Слишком глухое после Токио место, словно отрешенное от его суеты и спешки. Норико бы здесь понравилось.

Я видел карпов, о которых писала русская, старые деревья и местных жителей, я видел оленей и петухов Наганаки-тори. Я вошел в храм и взглянул на меч Шида но Отачи, по канатной дороге доехал до вершины горы, и вся равнина Эчиго легла передо мной, раскрывшись, словно взмокшая от жаркого одеяла девушка, и желто-зеленые простыни полей, и скомканные подушки гор вокруг меня – все это завораживало своим безмолвным величием. Море с другой стороны Яхико холодно синело внизу до самого горизонта, и даже солнце не делало его менее суровым.

Я еще немного побродил по горе, и поехал вниз, прошел через парк к вокзалу, и уже через час вернулся в Ниигату. Пообедал в привокзальном кафе и пошел искать велопрокат. Он оказался почти напротив гостиницы, в которой, очевидно, и жили русские до отлета в Россию. Я спустился вниз и, заплатив сто йен, взял старенький велосипед. Вывез его на улицу, перешел дорогу и поехал к набережной. Велосипедный звонок не работал, зато тормоза скрипели так, что пугали прохожих, и они поспешно отходили в сторону, пропуская меня. Я доехал до реки, обошел вокруг белого камня и повернул обратно. Сдал удивленному служащему велосипед и пошел на вокзал.

В Токио я вернулся уже к вечеру.

Я поднялся в квартиру, открыл дверь и увидел Норико.

- Привет, - сказала она.

- Привет. Я хотел встретить тебя через три часа.

- У меня получилось приехать раньше. Извини, что не предупредила тебя. Просто не хотела тревожить тебя по пустякам.

Я снял куртку и вошел в комнату. Чемодан моей жены неразобранным стоял у дивана. Кофта и брюки, в которых она приехала, висели на стуле аккуратно сложенные, но все еще хранящие изгибы ее тела.

Норико надела зеленое платье, которое, она знала, очень идет ей, накинула плащ и, стоя у зеркала, поправляла волосы.

Я подошел сзади и посмотрел на наше отражение.

- Когда ты вернешься? – спросил я.

- Не знаю. Я хочу пройтись. Может, загляну ненадолго к Томико.

-Ты уже созвонилась с ней?

Руки жены на миг замерли, потом метнулись от трюмо к прическе, от волос к сумочке, остановились, наконец, на шарфе, и тонкие пальцы в нерешительности стали перебирать шерстяные кисточки.

- Думаю, она мне обрадуется, - сказала она. – К ужину я приду.

Она взяла сумочку и, ушла, оставив после себя повисшие в воздухе ответы на незаданные вопросы.

Постояв у окна, я взял мобильник и набрал номер Мамору. Занято. Позвонил Норико. Тоже занято. Я не знал как ее вернуть. Но догадывался, как ее удержать, если она все же придет обратно. Я сел на диван и обхватил руками голову. Мне просто нужно ее дождаться.

…Уже стемнело, когда ключ робко скрежетнул в замке, и дверь, распахнувшись, впустила Норико. Она сняла плащ, скинула туфли и, прислонившись к стене, медленно съехала по ней на пол. Я принес ей из холодильника пиво и вернулся в комнату. Она встала и пошла на кухню, оставив бутылку в прихожей. Привычно поставила на стол тарелки, и застыла, вглядываясь в их знакомый рисунок. Потом взяла одну из них и с силой ударила об пол. Черепки звонко разлетелись под аккомпанемент ее всхлипов. Я до боли сжал в ладонях пульт от телевизора. Через пару минут Норико успокоилась. Потом она умылась и пришла ко мне. Я встал и обнял ее за худенькие плечи.

- Я хочу показать тебе Токио, - гладя ее, словно маленькую девочку, по голове, проговорил я, – Мне бы хотелось, чтобы ты увидела его таким, каким его увидел я.

Норико внимательно посмотрела на меня и села на диван.

- Знаешь, я очень устала. Лучше расскажи мне о нем.

Я сел рядом с ней, прижал к себе и стал рассказывать. О храмах, Токийской Башне, о магазинах, метро, прогулочных теплоходиках и фонариках на Сакура-стрит; о промышленных районах и о Диснейленде, о танцующих фонтанах и самолетах, которые взлетают через каждые две минуты. Я говорил о том, как чувствовал этот город, что я думал о нем и о тех, кто живет в нем, о тех людях, которые каждый день идут мне навстречу или рядом со мной. Я говорил о нас, вспоминая наше знакомство, мимолетные встречи и взгляды, те кафе, в которые мы забегали на минутку, и те улицы, по которым мы бродили часами.

Норико слушала меня, затаив дыхание. На ее лице, как на экране, мелькало все, о чем я говорил: умиление, задумчивость, нежность и ожидание.

Я рассказывал долго. Когда я, наконец, умолк, Норико еще немного посидела рядом со мной, потом спустилась на пол, обхватила мои колени и сказала:

- Я хочу завести детей.

«От кого?» - чуть не сорвалось у меня с языка. Но я сдержался.

- Это хорошее известие, - сказал я и поцеловал ее.

 

понедельник

…Утром я пришел на работу и узнал, что Куроки Мамору уволился. Говорят, он уехал на Окинава.

 

_____________

Та́нка (短歌 танка, «короткая песня») — японская стихотворная форма. Танка не имеет рифмы. Техника танка основана на сочетании пяти- и семисложных стихов с двумя семисложными заключительными стихами. Большинство японских танка состоит из пяти строк по схеме — 5-7-5-7-7 слогов в строке, что в общей сложности составляет 31 слог.