Ну, не может, не может, не способен ни один живой организм мужчины так бурно отреагировать на принятые на грудь, ну, максимум сто грамм! Что-то здесь не то. Начинаю припоминать начало сегодняшнего дня. Колян Щербакову сказал, что будет полностью готов к выезду к 12-ти часам дня. Однако, к 12-ти он не появился. Посыльный, отправленный за ним, вернулся с сообщением о том, что водитель пьет чай. Почему он предпочел пить чай приезду в РММ? А что если он просто пытался оттянуть время, чтобы протрезветь? И именно поэтому так усердствовал с чаем! И именно поэтому пробежал мимо меня «за кипяточком», оставив термос на снегу! Он был пьян с самого утра и изо всех сил старался этого не показать. Но после «расслабухи» возле отряда дорожников силы эти уже явно иссякли.

Снова и снова прокачиваем помпой солярку: к Коляну присоединяется Роман. Оказывается, он служил в Чечне, был водителем БТР. Наконец, с помощью какой-то матери двигатель заводится! И тут же глохнет опять. Наступившая тишина режет уши. Во все щели дует ветер, почти мгновенно забивая их снегом . Я вспоминаю, что через несколько дней обещал жене вернуться на её день рождения и понимаю, что теперь это – нереально и далеко, как параллельный мир…

 

Ты ждёшь гостей. Они – сейчас-сейчас!

Уже идут поздравить с днём рожденья.

Опять всю ночь ты не смыкала глаз,

Зато на всех готовы угощенья.

Друзья войдут весёлою толпой,

В прихожей смех и шутки раздадутся…

Вот только я сегодня не с тобой.

На этот раз я не успел вернуться.

Вокруг стола рассядется народ,

И праздник твой тостами озарится…

Во тьме полярной глохнет вездеход.

Метёт пурга. И мне – не дозвониться.

Дороге нет ни края, ни конца,

Слились в одно заснеженные сутки.

Прости за дочь, позвавшую отца,

И за столом притихнувшие шутки.

Сегодня праздник, проводи гостей.

Спасибо им: всё было слава богу…

Свет ночника из комнаты твоей

И в этот раз мне снится всю дорогу.

 

Двигатель все-таки заводится и пока не глохнет (Нет, он всё-таки глохнет, но не сейчас, не сразу). Мы едем. Дороги впереди нет. Если и были когда-то какие-то её следы ( без вешек), то, во-первых, их напрочь замело, во-вторых, мы такое бессчетное количество раз по милости Коляна сворачивали в сугробы слева и справа и выбирались назад, что потеряли бы эти мифологические следы в любом случае. Неадекватное поведение Коляна взорвало наше терпение в тот момент, когда он вдруг, повернувшись вверх пятой точкой ( а вездеход, между прочим, едет!), начал копаться под своим сидением. Через две минуты на вопрос что он там делает, спокойно отвечает, что ищет свой сотовый телефон. Если учесть, что, очевидно, никакой сотовой связи с внешним миром у нас нет и быть не может (это и коню понятно: мы же в тундре!), мы понимаем, что у водителя слегка поехала крыша.

Наконец, сотовый телефон найден. Использую этот факт для того, чтобы оттащить Коляна от рычагов: предлагаю ему отдохнуть на заднем сиденье и попробовать дозвониться куда-нибудь, пока рычагами управляет Роман. Кое-как удалось убедить. Достаю свою джипиэску (GPS) , задаю в ней направление на крайнюю известную мне точку дороги на двадцать двадцать и голосом даю указания Ромке: куда именно повернуть машину. Через минуту перед нами вырастает стена заснеженных кустов выше человеческого роста.. Едем по прямой, ломая кусты, практически не видя перед собой ничего, потому что пурга превратилась в сплошной снежный заряд. Что означает выражение «снежный заряд»? Это равносильно тому, что видимости нет никакой: пространство перед вездеходом превратилось в сплошную шевелящуюся белоснежную простынь, непроницаемую для света.

Вот уже третий час мы медленно-медленно, ломая кусты, движемся по направлению к неизвестной никому теоретической точке поворота на двадцать двадцать… На нашу беду просыпается Колян и требует возвращения на своё законное место. Едва он прикасается к рычагам, как двигатель немедленно глохнет. Опять воцаряется мертвая свистящая тундровая тишина.

 

Он мог бы иметь и доход, и почёт,

Квартиру, машину и дачу.

Но рвёт его ветер, и дождик сечёт,

И стужа терзает, и солнце печёт,

А он всё спешит наудачу.

Какая удача? Во имя чего?

Нужны ли такие лишенья?

Ни хлеба, ни имени нет у него.

Но он не оставит пути своего

И не переменит решенья!

И так до последних, до талых минут -

Пока они вовсе не канут…

Он верит, что следом другие идут, -

Пусть даже, когда обо всех помянут,

Он так и не будет помянут.

 

Пытаюсь фотографировать темноту. Но фотографии забиты снегом и вселенской пустотой. Андрюха подключается к попыткам оживить вездеходный движок. С его легкой руки и при помощи полуобморочной от человеческих усилий помпы двигатель нехотя заводится, и мы вновь пускаемся напролом через кусты. Ибо другого пути, кроме указываемого навигатором, у нас нет. Это наш единственный шанс. Где же ты, о, заветная двадцать двадцать? Наверное, никто в мире так не мечтает о каких-нибудь экзотических островах в каком-нибудь Карибском море, как мы – о старой заброшенной посреди Пякяхинской тундры буровой с парой полуржавых вагончиков. Да что там острова! Ни одну живую женщину не вожделеют так в три часа ночи полярного времени, находясь неизвестно где один на один со снежным ураганом и бок о бок с полубезумным водителем вездехода!

Кстати, водитель ещё и бухтит на нас: по поводу перерасхода горючего. «Так будем ехать – соляра кончится!» - восклицает этот урод, на которого остальные обитатели вездехода уже несколько часов посматривают с явно немирными плотоядными намерениями...

Андрюха ехидно спрашивает наглеца: на какое расстояние рассчитан расход горючего в его ГТТ при полных баках. И получает ошеломительный, но при этом явно искренний без подвоха ответ: на 3700 ( три тысячи семьсот) километров! Это не вранье! Колян действительно так думает! Теперь нам совершенно ясно – кто у нас водит вездеходы. Кстати, пока мы стояли, этот мудрец примерно двенадцать раз подряд переспросил меня о расстоянии оставшемся до ближайшей известной точки. Стояли мы довольно долго. И каждый раз с интервалом в пять минут он спрашивал: «Ну, а теперь-то сколько осталось ехать?» Повторяю: при этом, мы как стояли так и продолжали стоять на месте

Время тянется мучительно изнуряюще долго. Кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как мы перемалываем гусеницами бескрайние тундровые кусты. Опасность состоит ещё и в том, что карты местности в моем GPS нет, и я понятия не имею – овраг ли впереди, яма ли, река ли, озеро ли. Но пока нам везёт. Просто по-сумасшедшему везёт! Движок никак не заглохнет окончательно, ни ямы, ни овраги впереди нам так и не попадаются. Мало того, Колян дружными усилиями всего коллектива снова отлучен от рычагов управления. И мы движемся. Это – главное.

.Вот она, первая победа! Мы подошли к точке, намеченной мной на расстояние 90 метров и в полном мраке повернули направо. Впервые я беру направление уже на саму двадцать двадцать! Проклятье! У ГТТ всё время заворот налево! Чтобы ехать вправо, машину приходится практически ежесекундно подворачивать на пару градусов! Горло устает от постоянного повтора одного и того же слова : «Вправо! Вправо! Ещё правее! Опять вправо! Вправо! Вправо! Вправо…»

 

Дорога стелется, словно дым,

В ладонях седой пурги…

Читаю путь по губам твоим,

Когда не видно ни зги…

Когда же стихнет, то знаю сам,

Что будет мороз не прост,

Но путь прочту по твоим глазам,

Сияющим среди звёзд.

И пусть метели стоят стеной,

И нет впереди огня:

Пока, любимая, ты со мной,

Всё сладится у меня.

 

Вижу огни. Вернее, не огни, это я поторопился сказать. Просто в облаках между небом и землей задымился забрезжил дальний отсвет, и есть надежда, что отсвет этот неприродного характера! Но – уже надежда! Уже хорошо! Обрадованный неугомонный Коля снова рвется за рычаги и тут же зарюхивает машину в глубокий рыхлый снег. Выбраться можно, но только задним ходом.

Медленно выбираемся. Продолжаю указывать дорогу. Рома с Андреем хором повторяют глухому водителю мои команды. Рома промерз насквозь и сорвал голос. У него зуб на зуб не попадает. Дверь-то водительскую так и не пришлось закрывать: иначе никакого рожна впереди не видать. Отсветы впереди колышутся. То пугающе исчезают, то внезапно возникают вновь. Наконец, впереди появляются огни буровой! Вот она – двадцать двадцать! Ещё несколько километров и мы у цели! Николай спрашивает куда вести машину. Я показываю уже рукой. Ребята хором кричат куда именно. Вездеход накреняется и начинает съезжать в какую-то низину. Снега впереди всё больше и больше. Колян дает задний ход выбирается на ровное место и … разворачивает машину. Теперь мы несемся с неменьшей скоростью в обратную от буровой сторону. Всё дальше и дальше.

Мы проехали в обратную сторону уже километра полтора, а вездеходчик со стеклянными, как у маньяка глазами, продолжает всё тот же маневр! Обуреваемый гневом и ужасом я срываюсь на ругательства. Парни, Рома и Андрей, сидящие позади нас, готовы вцепиться Коляну в горло. И тут водила оскорбляется и бросает рычаги. Вернее требует для доказательства своей правоты опять заехать в тот же овраг, а потом выехать и двигаться назад. В вездеходе явно назревает рукоприкладство.

О, если бы нам с самого начала было известно, что вездеход этот не его, что Коляна только наняли для исполнения нашей работы, а хозяин сидит в поселке и чаи попивает… Если б мы только знали об этом тогда!.. Но мы-то полагали, что машина принадлежит ему, а он ещё и подтверждал эти наши предположения. Видимо, льстило самолюбию…

Увы нам. Мрачный обиженный Колян продолжает движение в сторону буровой. И намеренно елейным голосом спрашивает на какой именно огонь ему направить машину. Я киваю в сторону буровой. Но там несколько огоньков. И Колян выбирает самый яркий из них. В результате буровая остается справа от нас метрах в семистах, а мы продолжаем ехать за огоньком, который явно перемещается во времени и пространстве. С недовольным видом он взирает на меня и останавливает машину. Двигатель глохнет. Огонек продолжает перемещаться. Теперь ясно, что Колян погнался за фарами какого-то грузовика. И фары эти ему на нашей шушлайке никогда не догнать. Да, и не нужны они никому. Потому что буровая двадцать двадцать уже не просто справа, а вообще позади нас.

Николай продолжает обижаться и корчить из себя даму начала прошлого века. Он требует сатисфакции! То есть: чтобы вернуться в исходную точку и решить оттуда: кто был прав и как надо куда ехать. Все трое хором в три горла орут на него, протестуя и запрещая ему даже думать о таких куролесеньях. И в этот торжественный момент негодяй демонстративно ( а я до сих пор на все сто процентов уверен, что это было сделано намеренно) ломает правый фрекцион! Теперь машина просто не может поворачивать направо. Только влево или прямо. Продемонстрировав всем, что вправо мы не можем двигаться никак

.Теперь, чтобы повернуть направо мы каждый раз кружимся вокруг своей оси, совершая какой-то дикий тундровый вальс своим вездеходом.. А потом идем прямо, и нас опять сносит влево. Так продолжается все последующие семьсот или восемьсот метров. Самосвал с его фарами, введшими Коляна в очередное заблуждение, тем временем окончательно исчезает в метели.

Внезапно перед нами вырастает сама буровая вышка двадцать двадцать. Теперь мы несемся прямо на неё и все хором кричим водиле о том, чтобы он сворачивал правее к вагончикам. Машина совершает ещё один невероятный пирует на месте и движется на вагончики. Видим выскочившую из вагончика фигурку сторожа панически размахивающего руками, потому что махина вездехода прёт непосредственно на него. Не доезжая до сторожа нескольких шагов, ГТТ наконец замирает на месте и глохнет окончательно. Всё. С прибытием!