Она появилась поздним вечером. Заглянула в раскрашенные желтым светом окна, погудела в печную трубу и поскребла кривыми ногтями холодную землю.

Собака на улице, учуяв ее уже давно, заливалась бешенным лаем, рвалась и туго натягивала цепь на грубо сколоченной конуре.

Осенний дождь, который лил вот уже четвертый день, намочил ее черный плащ. Он развивался на ветру и шуршал мертвыми листьями. Наверное было еще не время, потому что Она черной тенью скользнула по пустому палисаднику и направилась к соседям…

Телевизор светился мягким светом, пахло жареной картошкой и луком. Старуха сидела в кресле и кутала ноги шерстяным платком.

- Отец! Кобель разрывается, сходил бы посмотрел. Мало-ли кто шарится, погода самая воровская.

Старик недовольно бросил на стол тощую газетенку и поплелся к двери. Подошел, отодвинул штору и выглянул на улицу. По телу мелкой дрожью прошелся ужас. Ему показалось, что за окошком стоит кто-то и смотрит пустыми глазницами ему в душу. Почудился оскал объеденных временем десниц, скрежет загнутых ногтей по мокрому кирпичу.

Собака задохнулась от бешенного лая, взвизгнула и загремела ржавой цепью. Старик медленно опустился на пол и схватился за сердце. Мелкой сеткой треснуло оконное стекло, ветер ринулся в комнату и накинувшись на штору начал яростно трепать ее на карнизе.

- Ты что, старый пень, сдурел совсем? Дверь-то прикрой, и так холод в избе. Раскрыл все на распашку.- Ворчала старуха и ежилась в кресле.

Ей никто не ответил. Пробубнив, она поднялась и вышла сама посмотреть, что-же случилось. Муж сидел на полу под окном и закатив глаза тяжело дышал.

- Ой! Батюшки, да что же это… кто тебя? Убили!- заголосила она и выскочив на улицу начала орать на все село:

- Господи! Убили, мужика убили! Люди помогите. Люди!

В соседних домах вспыхивал свет, полуодетые люди выскакивали на улицу и беспокойно спрашивали:

- У Никитичны что ли шум? Шумит убили Егора…Вот ведь беда. Люди хорошие, тихие…Горе…

Около калитки собралась уже приличная толпа. Один юркий и маленький мужичок проскользнул в комнату.

- Тихо!- заорал он и наклонился над стариком.- Дышит!

Толпа облегченно вздохнула.

- В дом, в дом занесите его,- советовала молодая и здоровая баба.

- Правильно, на диван надо. Помогу,- направился было высокий, как жердь, мужик, но его жена повисла на тонких плечах и запричитала в самое ухо:

« Витя, Витя- не надо, я боюсь. Витя, боюсь я»

- Иди ты, - оттолкнул он ее и прошел в терраску. Вдвоем они осторожно приподняли старика. Руки его медленно соскользнули и упали безвольной плетью. Прошли в дом. Бабы вели следом бесчувственную Никитичну, которая перестала орать, а только глухо всхлипывала. Все остальные, в надежде узнать, что-же будет дальше, топтались на крыльце. Мужики курили и тихо переговаривались. Где-то звонко заплакал ребенок…Дождь не переставал…

Положили деде на кровать. Он медленно приоткрыл глаза и тихо вздохнул:

- Ой!- губы его что-то зашептали и снова голова поползла в сторону.

- Дед, дед!- маленький мужичок легко потормошил его и наклонившись тихо спросил6: « Что случилось то?»

Глаза старика на секунду прояснились, заблестели. Он с трудом проговорил:

- Сердце ребятушки. Так прихватило, так взяло. Смертушку свою увидел. Худо…

Кто-то из толпы крикнул «я сейчас валидол принесу». Ему расстегнули рубашку, жена принесла бутылку самогонки, откупорила. Растерли, дали валидол.

Деду стало легче. Он приподнялся и сел на кровати. Таблетка холодила горло и язык. Запах самогона, размазанного по груди и спине, слегка щекотал нос, дурманил сознание.

- Мать, плесни каплю. Можа она поможет?...

Старуха, немного придя в себя, покрылась багровым румянцем, уперла руки в бока, приняла оборонительную позу и затараторила:

- Ах черт старый! Не успел оклематься, так налей ему сразу. Чуть не помер, а все о стакане думаешь…

Ее слова потонули в громком хохоте. Он разрастался и заполнял все углы комнаты.

- Ну все, жить будет…Никитична не даст помереть…охмелять мужика надо и поживет еще…- Народ повалил обратно. Напряжение спало само по себе. Шутили.

Старуха пошла проводить соседей. В сенцах хлопала дверь и затихали голоса. Дед поднялся, выглянул в окошко. Жена разговаривала с кумом, горячо размахивала руками и притопывала ногой. Она, видимо, делилась впечатлением о случившемся. Дед втихаря достал пузырь самогонки и плеснул себе добрую половину кружки. Смакуя каждый глоток выпил, закусил холодной картошкой. Вышел в сенцы и начал собирать осколки разбитого стекла.

- Эх, горе мне с тобой, горе.- Вошла Никитична, села на табурет и слегка стукнула мужа по плечу.

- Время мать, время. Теперь уже отжили, так и будет. Болячки, недуги …

- Напугал ты меня. А что бы я одна делать стала?- Она заголосила и уткнула голову в плечо мужа. Он сам растрогался, хлюпнул носом.

- Ну ладно тебе, обожди. Поживем еще…

Вдруг старуха перестала реветь, обнюхала мужа и отпрянув грохнула его тяжелой тряпкой, которую держала в руках.

- Успел уже! Ну никуда отойти нельзя. Погодил бы пить-то сегодня.

- Да я чуть-чуть всего. Сам ведь испугался. А так полегшее вроде…

Шум на улице прервал его рассуждения. Темноту рассеял включаемый у дворов свет. Чьи-то голоса и чавканье сапог по жидкому месиву. Народ опять куда-то спешил. В дверь затараторили. Открыв, Никитична увидела свою куму, которая наспех накинув фуфайку , застегивала пуговицы.

- Ой, горе-то горе! Что же это такое творится сегодня…

- А что случилось-то?- выглянул дед подслеповато щуря глаза.

- Да у ваших соседей, Мироновых, сын умер. Господи! Ведь пять годочков всего. Гриппом заболел. Температура сильная в ночь поднялась. Врача вызвали вчера еще, а у него операция в районе. Нет никого… Вот, только от вас пришла, а мне Шурка Федотова стучит…Вот горе-то горе…- она пошла, утопая в своих маленьких сапожках в пожухлой траве.

Дождь будто выключили. Из-за серых, рваных туч показался кусочек призрачно-бледной луны. Над тихим хутором иногда раздавался собачий лай, да плач убитой горем матери…

Здесь ей больше делать было нечего. У остальных осталось время. Еще совсем немного времени. Она вернется, обязательно вернется…

 

Копылов Роман