Пекарки.

 

Екатерина Петровна поднялась, как всегда, ни свет, ни заря и ещё затемно вышла из дома.

Ночью шёл снег, сравняв белым пухом всё вокруг. Прямо от порога простиралась нетронутая снежная пустыня. Заметённая тропинка едва угадывалась в полутьме.

Лёгкой на ногу Петровне не привыкать торить наново снежную тропиночку – уж, сколько лет самой ранней пташкой пролетает через лес от деревни до санаторской пекарни, не глядя под ноги, помня каждую кочку и любой ухаб на привычной дорожке.

Разметая валенками пушистый снег, шла Катерина меж заметённых елей, думая об оставшейся в доме спящей маленькой внучке: « Спит она крепко, не проснётся до меня. Вот опару замешу и прибегу за ней». Катя представила себе румяные Иркины щёки на белой подушке и улыбнулась, радуясь, что сын со снохой оставили внучку погостить.

Пекарня встретила привычными запахами и сонной тишиной, нарушаемой изредка мышиной вознёй в углу. Большущие чаны на колёсиках разинули пустые тёмные рты в ожидании желанного теста.

С ходу ныряя в водоворот нелёгких, привычных и любимых дел, Петровна подхватила тяжеленный мешок с мукой - пора ставить опары. Ловкая да сильная, к работе своей относится Катерина со всей душой, с любовью, чувствуя себя среди этих мешков, чанов и противней, как рыба в воде.

Пришлось, в своё время, поработать и горничной в богатом доме, и в полевой колхозной бригаде, и даже председателем местного колхоза. Была такая история в её биографии. История о том, как вышла замуж молоденькая рыжая девчонка за смелого и настырного колхозного председателя, как жила три года в страхе с мужем, не расстающимся с наганом ни днём, ни ночью, как считала в стенах старенькой избы дырки от пуль после очередного пьяного дебоша, как нашёл он свой конец на рельсах узкоколейки от рук обиженных им «справных» мужиков…

Тогда-то и послали неграмотную девчонку на учёбу в райцентр, а после трёх месяцев «учения», как вдову коммуниста-двадцатипятитысячника, водворили на его должность.

Век не забыть Катерине, как ревела белугой на ненавистной работе, как чуть не в ноги бросалась районному начальству, чтоб отпустили с «должности»…

Сжалившись, и поставили Катю «пекаркой» в местный санаторий. С тех пор и катает она тяжеленные чан, как шахтёр- вагонетки с рудой, месит, мнёт и колотит упругую массу , как боксёр на ринге. А потом раскладывает ласково по формам и противням мягкие гусеницы теста, чтоб достать затем из чрева жаркой печи румяные и духмяные хлеба, булки да пироги. Всё - в свой черёд и час, всё у неё спорится да ладится. Ценят и уважают Петровну в санатории за талант и трудолюбие, а она «горит» на работе, забывая обо всём возле живого, дышащего дрожжевого теста.

Катерина устало стёрла пот со лба. Промешанные опары в чанах пыхтят и пускают пузыри. Протопленная огромная печь пышет жаром. Теперь - желанная передышка.

- Пора за Иришкой, не проснулась бы без меня, напугается ещё…

Бормочет Петровна, накидывая на плечи плюшевую жакетку.

Тёплый дом дышит тишиной и покоем. Ирка, сбросив ватное одеяло, сладко спит, свернувшись калачиком.

Катя склонилась над внучкой. Так жаль будить, а надо. Одну больше не оставишь, а потом дела не отпустят…

Она ласково затормошила сонную девчонку. Ирка села в кровати, поморгала и засмеялась, потянувшись к бабушке. Вот и славно.

Пока внучка пила из кружки молоко с пышной ватрушкой, Катерина покидала в сумку нехитрое детское бельишко да полотенце - с вечера пообещала девчонке искупать её в санаторской ванне.

Одеваясь, Ирка смеётся и тараторит без умолку.

А на улице уже ликует морозный зимний денёк.

По протоптанной тропиночке, держа внучку за руку, Петровна вновь идёт к лесу. Иринка, чирикая, как воробышек, то и дело оступаясь с узкой дорожки, нарушает торжественную тишину ельника.

Пушистые сугробы вокруг голубеют в тени стволов и радужно переливаются на солнце. С еловых лап срываются комья снега и рассыпаются в воздухе, вспыхивая разноцветными искрами.

Иринка ловит ртом падающие снежинки, а Петровна журит её:

- Закрой рот, надышишься холодом-то.

Наконец, показались деревянные корпуса санатория.

По расчищенной дорожке Ирка припустила вперёд.

Все встреченные по пути работники санатория окликают девчонку:

-Здравствуй, маленькая пекарка!»

А Ирка весело машет всем рукой в пушистой варежке.

Зайдя в один из корпусов, Катерина передала внучку приятельнице-медсестре и умчалась, подхваченная вихрем своих бесконечных дел.

Иринка с любопытством разглядывает новую, непривычную обстановку - шкафчики, столы и топчаны с белоснежными простынями - и с опаской заглядывает в дверь соседней комнаты, где медсестра наливает ванну.

В большой комнате на полу из мелкой кафельной плитки стоят четыре большущие чугунные ванны на чёрных лапах, похожие на спящих бегемотов. Бабушкина подруга подхватила Ирку и опустила в белое эмалевое брюхо ванны-бегемотихи. Шум льющейся воды гулким эхом разносился по комнате.

Иринке ванна кажется целым озером. Вцепившись ручонками в чугунные края, она резвится, плещется и катается по дну, вдыхая запах хвойного экстракта. Сколько времени вертелась она в ванне - неизвестно, только закончилось купание громким рёвом.

Напуганная медсестра, примчавшись на Иркины вопли, никак не могла понять, что случилось, а, разобравшись, вытащила её из воды.

Ванны-бегемотихи стояли в санатории со дня основания оного - то есть со времён царя-гороха и от столь долгого жития гладкая когда-то эмаль потрескалась и зашершавела.

Предоставленная сама себе малышка крутилась на днище, пока не стёрла заднёшку, как морковку на тёрке. Солидные отдыхающие санатория в ваннах спокойно лежат, сами похожие на бегемотиков, а не елозят по дну, поэтому случаев «травматизма» до Ирки в отделении не было.

Верещащей девчушке намазали «раненое место» и отправили обсыхать и успокаиваться к бабке на пекарню. После этого злоключения Катерина несколько дней усаживала Иринку, как принцессу на горошине: на большую пуховую подушку…

Петровна успокоила внучку, и та приушипилась на мешках с мукой, наблюдая за бабушкой, прислушиваясь к звукам и принюхиваясь к запахам пекарни.

Иринке всё здесь нравилось: и красные отсветы пламени в печи, и вкусные запахи хлеба и ватрушек, и пыхтение теста, и даже мышиное шуршание в углу.

Маленький серый мышонок подбежал совсем близко, уселся на задние лапки и - ну намывать передними лапками мордочку. Глазки у крохотули - словно чёрные бусинки, а на лапках - розовые пальчики с коготочками. Умылся и застыл, глядя на Иришку.

Она не шевелилась, боясь спугнуть малыша. Иринке казалось, что он тоже ей улыбается.

Она давно привыкла к мышкам и находила их очень симпатичными.

Под тихую музыку пекарни девчонка незаметно задремала.

Разбудил её громкий голос и весёлый смех. Слух о приключении маленькой пекарки уже разнёсся по санаторию, и к Петровне забежала её подруга, официантка санаторского ресторана с угощением для «раненой».

Ирка присела на мешке и захныкала - сидеть было больно. Подруги закудахтали над ней в два голоса, пытаясь накормить то горячей ватрушкой, то большущей ароматной котлетой. Успокоились только тогда, когда Иришка попробовала всего понемногу.

Бабушка опять принялась за дела, радуясь и удивляясь, что Ирка никогда не докучает ей в пекарне и играет подолгу одна.

А Ирка положила на край мешка спрятанный в ладошке кусочек котлеты, легла на живот, обняв тугой мешок и стала ждать мышонка.

И он появился, смешно шевеля усатой мордочкой, ласково поглядывая на Ирку блестящими бусинками глаз, осторожными перебежками подобрался к лакомому кусочку. Ел мышонок не торопясь, совершенно не боясь улыбающейся девчонки. А, проглотив угощение, сразу не ушёл. Словно из благодарности, ещё какое-то время сидел рядом с Иркой, не сводя с неё глаз.

Но тут бабушка подняла шум, доставая из печи формы с хлебом. И мышонок прошмыгнул в свой угол.

А под вечер усталая Петровна присела на мешок рядом с Иринкой. И теперь они, две пекарки - маленькая и большая, обнявшись, вместе слушали тихие звуки пекарни и молчали.

Им было хорошо здесь. И они были счастливы. Рядом в углу молчал сытый мышонок.

А в тёплую тишину через большое решётчатое окно медленно вплывал густой синий сумрак.