Песнь восьмая. Собрание богов. Прерванная битва. Заря лишь занималась золотая, как Зевс бессмертных на совет созвал; на высшей из вершин Олимпа восседая, пред ними громовержец речь держал: « Хочу сказать вам, боги и богини, что мне происходящее претит и буду так я действовать отныне, как то мне сердце вещее велит. Кому решу печальный жребий уготовить, тех буду в скорбь и ужас повергать. А вы в том не мешать и прекословить, но ревностно должны мне помогать. И строго-настрого предупреждаю: любую из враждующих сторон поддержит если кто, а я узнаю, наказан будет жесточайше он. Судом не затрудняясь и разбором, от самовольства мигом излечу: добро, как на Олимп верну с позором, а то и в мрачный Тартар заточу. Его клоака у корней земли сокрыта! Чтобы представить лучше вы могли – туда и медной наковальне из Аида лететь не меньше, чем от неба до земли. Там, за тремя рядами ночи беспросветной Титаны, вечный обретя приют, томятся в темноте за дверью медной, а дверь Сторукие надёжно стерегут. Насколько я сильнее всех бессмертных, (чтоб не считали Зевса хвастуном) почувствуете в тех ужасных безднах со сводом медным и таким же дном. Могу и силой потягаться с вами! Златую цепь достаточно спустить – повиснув все на ней под небесами, не сможете с небес меня стащить. Но если я поднять вас пожелаю, то и одною правою рукой ту цепь вокруг Олимпа обмотаю: и с вами, и с морями, и с землёй! До солнца самого вода добрызнет, до звёзд далёких разлетится прах, и обомлелая вселенная повиснет вокруг Олимпа на его холмах. Но доходить до мер немилосердных не вынуждайте, вот и весь мой сказ: насколько, боги, вы превыше смертных, настолько, боги, я превыше вас». Напуганные речью властелина, и не рискуя Зевса раздражать, все будто онемели, лишь Афина, в конце концов, осмелилась сказать: «Отец, ты зря ожесточился сердцем и карами нам смертными грозишь, мы ратуем, конечно, за ахейцев, но подчинимся, коли ты велишь! И мощь твою оспорит кто едва ли… Но ты позволь всего-то ничего – советы дать им, чтобы не пропали все до единого от гнева твоего». Зевс улыбнулся: « Неумышленно вещаю! И я ничьей не предан стороне; советы подавать не воспрещаю и милостивым быть приятно мне». Запряг коней бессмертных в колесницу; в наряд свой облачился золотой; бич золотой, плетёный взял в десницу и встал на колеснице расписной… Коней хлестнул и вмиг исчез из виду… Стремглав прорезав облачную хмарь, Зевс прямиком направился на Иду, к вершине Гаргара, где был его алтарь. Пронёсся по заоблачным просторам, распряг коней близ алтаря в лесу, укрыл их мраком и окинул взором земной ландшафт, простёршийся внизу. И были перед ним, как на ладони, пасущиеся среди гор стада, дубравы, море, город, люди, кони, приткнувшиеся к берегу суда. А в это время, укрепившись снедью, ахейцы и троянцы с двух сторон, гремя щитами и сверкая медью, пошли, и пылью затянуло небосклон. И вот сошлись… Раздался рокот медный; схватились, опьянённые борьбой; и рёв, и смертный стон, и крик победный над поприщем слились в единый вой. Убийство жуткое внизу происходило… На землю море крови пролилось до самой той поры, когда светило в зенит о пополудни поднялось. Но вот лучи отвесно пали в темя; тень съёжилась в пятно из полосы; и Зевс решил, что наступило время; и в руки золотые взял весы. Их поднял за скобу. Лишь только чаши уравновесились и обрели покой, как громовержец ценную поклажу на них бросает трепетной рукой. Определял он, кто получит блага и для кого врата в Аид отверзть, как тщательно по бедности лишь пряха для нужд своих отвешивает шерсть. На чаши тех весов не корки хлеба, а судьбы человечества легли: троянский жребий поднялся до неба, ахейский – опустился до земли. И хоть ничто не предвещало бури, Зевс пламенный перун пускает с высоты: стрелой сверкнула молния в лазури и врезалась в ахейские ряды. Ахейцы задрожали, как газели; остановились, не имея сил; их лица от испуга побледнели; их души дикий ужас охватил… Вождей ахейских, словно ветром, сдуло: Аяксы завернули в стан коней; туда же унеслись, как громыхнуло, и Агамемнон, и Идоменей Лишь Нестор поневоле задержался: пока собрался нагонять вождей, Парис вертлявый с луком показался и поразил одну из лошадей. Его стрела, как острая иголка, в лоб кобылице пристяжной впилась в том месте, где подходит к гриве чёлка, и кобылица на дыбы взвилась. Вокруг неё забились и другие… Любой бы тут, наверно, спасовал, но всё-таки в руках бразды тугие Эвримедон-возница, удержал. Пока что Нестор, соскочив, пытался от остальных упавшую отсечь, к нему по полю Гектор направлялся, и уж беды, казалось, не избечь. Но, об убогом Несторе радея, решился Диомед пожертвовать собой, как невдали заметил Одиссея, на берег убегавшего с толпой. Воззвал он: « Одиссей! Бежать нам не по чину! Остановись и обнажи свой меч! Зачем врагу показываешь спину? Того гляди, копьё вонзят меж плеч! Пошли, осилим Несторовы беды!» Да слишком торопился Одиссей и страстные призывы Диомеда он просто пропустил мимо ушей. Но Диомед не побежал с другими, а бросился на помощь старику: «Что, Нестор! Тяжело за молодыми угнаться отставному рысаку?! С упряжкой нелегко тебе возиться: где надо вскачь, там самому – хоть плачь… Но немощный и дряхлый твой возница… И проку нет от тихоходных кляч. Оставь свои бесплодные потуги и поскорей вооружись копьём: пусть лошадьми пока займутся слуги, а мы на Гектора обрушимся вдвоём. Иди ко мне – побудешь за возницу… С конями Троса ты ведь не знаком? А их проворству впору подивиться – по полю мчатся вровень с ветерком. Когда летят – земля под ними стонет: стрекало побоку; забудь про кнут – кого захочешь, вмиг они догонят и от любой погони унесут». И к Диомеду перебрался Нестор; и Гектору навстречу понеслись, а колесницей Несторовой вместе Сфенел с Эвримедоном занялись. И в Гектора, летящего навстречу, надеясь на везение своё, на всём ходу, прицелясь издалече, от локтя Диомед послал копьё. Но не в него попал – в Эниопея: вознице Гектора копьё вонзилось в грудь, и смелый воин, славный сын Фебея, отправился с земли в последний путь. Хотя атака и была отбита, недолго Гектор по Эниопею горевал – в лице Архептолема, отпрыска Ифита, он нового возницу отыскал. Ахейцы бы врагам задали жару: троянцев многих Диомед избил и мог загнать всех в город, как отару, но до разгрома Зевс не допустил. Над Идой вновь ужасно громыхнуло; вонзилась молния у самых конских ног; огнём вонючим сера полыхнула; вокруг траву летучий пламень сжёг. Отпрянули испуганные кони и перестали слушаться узды; оторопелый Нестор из ладоней непроизвольно выпустил бразды. И молвил мудрый старец Диомеду: «Бежим скорее – нет пути вперёд! Или ещё не понял, что победу, Зевс Гектору сегодня отдаёт? Потом и нам, возможно, он поможет, вознаградит от щедроты своей, но спорить с богом человек не может – сильнее он любого из людей!» Ответствовал испытанный воитель: « Возможно, старец, ты и прав кругом – там, где решил вмешаться вседержитель, опасно спорить, но беда в другом: побег даст повод Гектору хвалиться, что перед ним сам Диомед бежал. Тогда мне хоть сквозь землю провалиться! Подобного позора свет не знал!» И молвил Нестор: « Мало, кто что мелет! Да хоть бы он и трусом обозвал… Пусть обзывает! Только кто поверит, что Диомед от Гектора бежал? Кто рядом – ухмыльнутся, а тем боле не сомневайся, что и вдовы тех, чьими телами ты усеял поле, едва ль уверуют в его успех». И воле Зевсовой решив повиноваться, с бегущими к судам коней погнал, а вслед заулюлюкали троянцы и Гектор громогласно закричал: «Эй, Диомед! Пред всеми не тебя ли до сей поры ахейцы на пирах и местом, и питьём, и яством отличали? Но это в прошлом всё! Увы и ах! Передо мной, униженный и слабый, бежишь. Тебя подстёгивает страх; отныне не мужчиною, а бабой прослыть тебе придётся в их глазах. Ты в Трою шёл за славою великой, но прежде, чем очутишься ты там, я на глазах у всех вот этой пикой тебя в Аид отправлю к праотцам!» Смущённый Диомед, издёвку слыша, пытался трижды развернуться вспять, но трижды Зевс, стезю диктуя свыше, громы метал и вынуждал бежать. А Гектор тут же начал выхваляться, увидев стену лагеря вдали: «Вы видите – они нас так боятся, что для защиты стену возвели! Но втуне труд – их кара не минует! Ведь нам преграда эта не страшна: мне Зевс громами славу знаменует, а если так, всем стенам – грош цена! Когда ворвусь в их лагерь, так и знайте – немедленно суда начну палить, а вы мне факелов побольше зажигайте, чтоб только успевали подносить. В Элладе пусть готовятся плакуши – вернуться не удастся никому: сожгу огнём их корабли на суше, а их самих всех перебью в дыму! Не упасут их ни щиты, ни брони; их кости скоро будут псы глодать! Легко и ров их одолеют кони!» И принялся коней увещевать: «Ксанф и Подарг, Ламп и Эфон могучий! Пришла пора вам отработать корм: кормила Андромаха вас и полбой лучшей, и сдабривала вам питьё вином. И прежде чем заботиться о муже, она кормушки наполняла вам; и гривы заплетала вам не хуже, чем это бы сумел я сделать сам. Летите! И во времени мы скором у Нестора захватим чудо из чудес: щит золотой – тот, слава о котором уже достигла и самих небес. Доспехи Диомедовы примерим – бессмертного Гефеста дивный труд, и в ту же ночь ахейцы, я уверен, на кораблях отсюда уплывут». Звучало столько похвальбы в надменном тоне, что до каления речь Геру довела: богиня гневная заёрзала на троне и по всему Олимпу дрожь пошла. И Посейдону молвила богиня: « Неужто об ахейцах сердце не болит?! Допустишь, что их воинство погибнет, когда вступаться Зевс нам не велит? Оставишь умирать на чуждом бреге, участия не примешь в их судьбе, тех самых, что при Гелике и Эге дары носили щедрые тебе?! Когда бы мы ахейцам пожелали помочь и все за дело принялись, наверняка бы Зевса обуздали – и в одиночестве на Иде он бы скис». Но Посейдон ответил, негодуя: « Меня тошнит от дерзостных речей! Чтоб враждовали боги, не хочу я – нет равных Зевсу во вселенной всей!» Пока там, на Олимпе, боги говорили, ахейцы пятились, теснимые врагом, и до отказа толпы их забили уже пространство меж стеной и рвом. Суда бы Гектор сжёг, и всех, наверно, ахейцев участь страшная ждала, когда бы Агамемнону тут Гера спасительную мысль не подала. От праведного гнева багровея, и плащ пурпуровый в руке неся, царь на корабль громадный Одиссея, стоявший посредине, поднялся. И закричал… Да так, что слышно было всем далеко-далёко, на концах – в шатрах Аякса и в шатрах Ахилла… Соратников царь укорял в сердцах: «Когда на Лемносе я собирал вас вместе, вы, напиваясь, за столом моим кричали, что осилите – и сто, и двести, но все пред Гектором единственным бежим. Не стыдно вам, презренное отродье?! Мерзавцы, негодяи, подлецы! Давнишние рабы чревоугодия, вы это только с виду храбрецы! Великий Зевс! Со злобою такою кого ты из царей земных карал? За что страдаю? На пути под Трою я хоть один алтарь твой миновал?! Сам знаешь, что везде, без исключения, я туки возжигал и возносил дары! Властитель мира, облегчи мучения! Не дай лишиться жизни до поры! Ужели, родины далёкой не увидев, от рук троянцев здесь мы все падём?!» И, услыхав мольбы его на Иде, Зевс сжалился над плачущим царём. И тут же, благосклонность знаменуя, послал к нему огромного орла – от правой стороны, передний край минуя, лань птица вещая в когтях несла. Но лишь орёл с тем местом поравнялся, где Зевса жертвенник средь алтарей над прочими над всеми возвышался, вдруг выпустил он жертву из когтей. Едва орла ахейцы увидали, как в их рядах раздался грозный рёв: они мгновенно духом воспылали и бросились отважно на врагов. Но как ни много в бой рвалось героев, всех снова Диомед опередил: он вырвался за стену перед строем и Агелая возле рва убил. Тот, развернув коней, бежать пытался, но в спину Диомед копьё вогнал: Фрадмона сын, пронзённый, зашатался и с колесницы замертво упал. А следом Агамемнон с Менелаем, Аяксы, Мерион, Идоменей и Эврипил, огнём возмездия пылая, бесстрашно устремили в бой коней. Девятым Тевкр был… Знаменитый лучник, укрывшись у Аякса за щитом, смотрел, куда направить стрелы лучше, и, выйдя, в цель их посылал потом. Так восьмерых* уже успел он ранить и души их отправились в Аид, а Тевкр, свершив свой новый подвиг бранный, мгновенно снова прятался за щит. Набедокурив, озорной мальчишка так от расправы, ждущей впереди, торопится, бежит домой вприпрыжку и прячется у маминой груди. Его делами Агамемнон восхитился: «Ай, Тевкр! Ай, удалая голова! Чтоб всем поведать, как ты отличился, найду ли подходящие слова?! Когда узнает Теламон, какую славу снискал в боях его побочный сын, тобой гордиться будет он по праву – не посрамил отцовских ты седин! А я твой подвиг навсегда запомню и обещаю щедро наградить. И тотчас обещание исполню, едва удастся Трою захватить. Другим такое может только сниться! Вручу тебе треножник золотой, упряжку с золочёной колесницей, или троянской одарю женой. Тевкр отвечал: « Пока способен драться и нанести могу троянцам вред, наградой понуждать меня сражаться необходимости особой нет. На луке тетива натянута по силе; рука крепка, и верен мой прицел; и восьмерых троянцев поразили истраченные мною восемь стрел. И всё бы ничего, но мне сдаётся, что истинно творит Зевс чудеса, ведь как ни целюсь, всё не удаётся убить того, вон, бешеного пса!» *Имена убитых Тевкром троянцев: Орсилох, Офелест, Ормен, Детор, Хромий, Ликафонт, Гамопаон, Меланипп. И лук на Гектора нацелив прямо, послал стрелу, но, отвернув чуть-чуть, она другому из сынов Приама, Горгифиону, угодила в грудь. Кастианиры сын, возросший в холе, Горгифион поник главою так, как до земли склоняется на поле, под каплями дождя, цветущий мак. Тевкр новую стрелу нацелил деловито, когда уж Гектор рядом был совсем, но Феб её отвёл и под копыта упал возница Гектора Архептолем. И брату Кебриону Гектор вожжи вверил, конями заниматься поручил, на землю прыгнул с колесницы лютым зверем и камень обомшелый подхватил. Тевкр не успел и к луку приложиться, как, пущенный троянцем удальски, в плечо ударил камень у ключицы, и лук у Тевкра выпал из руки. Тевкр на колено пал, и туговато ему пришлось бы, но, прознав о том, пришёл Аякс на выручку и брата закрыл от неприятелей щитом. Не смея подойти, они смотрели, как подвизавшиеся невдали Аластор с Мекистеем подоспели и стонущего Тевкра унесли. И снова дух троянцев Зевс возвысил: они взбодрились, как по волшебству, схватились за оружие и рысью погнали рать ахейскую ко рву. А Гектор первым жаждал отличиться – он нёсся так, как в чащах дубняка, пёс гончий, не давая вепрю скрыться, несётся с лаем и хватает за бока. Вот также злобно Гектор бесновался и, лишь момент удобный улучал, стремглав в ряды ахейские врывался и отстававших пикой поражал. Ему, казалось, не было препоны – летел неукротимый, как Арес; его горящий взор, как взгляд Горгоны, грозил ахейцам карами небес. Ахейцы к кораблям бежали в страхе и, обмаравшись в собственном добре, здесь, распростёртые в слезах и прахе, вздевали длани горестно горе. И Гера, сжалясь, молвила Палладе: «Они глядят с надеждою на нас! Так неужели же, спасенья ради, мы не поможем им в последний раз?! Проклятый Гектор столько зла содеял, что и победы вряд ли стоит ждать… Ужель позволим этому злодею задуманное нами поломать?» Афина отвечала: « Вспомни нереиду! Давно пришёл бы Гектору конец, не встань так яро на его защиту Фетиде потакающий отец! Всё разрушает он, что я ни замышляла! А как нуждался в помощи моей… Забыл он, как Геракла я спасала, когда в Эреб того отправил Эврисфей. Прося его избавить от печали, Геракл в Аиде так тогда орал, что до Олимпа вопли долетали… И вызволять его меня Зевс посылал! А знать бы наперёд, что приключится, Геракл земных бы не увидел рек – он так бы и погинул в водах Стикса, и Цербера не вывел бы вовек. Ишь, как его Фетида уломала сынка Ахилла выручить в беде: не зря она колени обнимала и дланью прикасалась к бороде! Ну, ладно! Это всё отцу зачтётся: конечно, и не сразу, и не вдруг, но, думаю, что он не обойдётся, жестокосердый, без моих услуг! Ты, Гера, запрягай коней наверно, а я в чертоги Зевса отлучусь: его доспехи ратные надену, щит захвачу и пикой ополчусь. Как явимся вдвоём на бранном поле, то Гектор не обрадуется нам: троянцев будем избивать доколе все станут кормом воронью и псам!» И Гера сразу к делу приступила: златые сбрую и ярмо взяла; златую колесницу расчехлила; в неё коней бессмертных запрягла. Афина, между тем, уединилась в чертогах Зевса, где, вдали от всех, спустила с плеч хитон и облачилась в свой светозарный боевой доспех. Богини в колеснице разместились, послала Гера лошадей вперёд, и с громом перед ними растворились при Горах створы облачных ворот. Но Зевс всё видел и велел Ириде: «Лети навстречу им и вороти! Предупреди – поездка боком выйдет, когда мне станут поперёк пути! Я ноги лошадям переломаю и в пыль их колесницу превращу; а их самих по небу разбросаю и на Олимпе появляться воспрещу… Да поторопятся пусть воротиться, пока ещё я их прошу добром, иначе им за десять лет не излечиться от страшных язв, что нанесёт мой гром. Я, в общем-то, привык к проделкам Геры – она мне строит козни без конца, а уж Афине, той влетит сверх меры за то, что восстаёт против отца». Ирида вихрем с Иды в небо взмыла; к вершинам Олимпийским притекла; беглянок у ворот перехватила и слово громовержца изрекла: « Ослушницы, а ну остановитесь! Велел вам громовержец передать: перед его могуществом смиритесь – не вздумайте ахейцам помогать! Ещё обеих он предупреждает, что если не прервёте вы полёт, то ноги лошадям переломает и колесницу в порошок сотрёт. Извольте-ка домой поторопиться! А если не воротитесь добром, от язв вам в десять лет не излечиться, которыми изранит Зевсов гром. Настроен он отнюдь не против Геры – она и так всегда ему вредит, но дочери грозят крутые меры: уж очень на Афину Зевс сердит… И он тебе, бессовестная сука, грозит не ради красного словца, накажет так, чтоб впредь была наука, как с пикой выступать против отца!» Закончив речь, Ирида улетела и Гера молвила: « Каков злодей! Афина, я бы с Зевсом не хотела впрямую воевать из-за людей. Поехали назад, и будь, что будет… Как хочет, суд-расправу пусть вершит: пусть тот умрёт, кому он сам присудит, и тот живёт, кого он пощадит». Врата Олимпа Горы вновь открыли, по стойлам быстро развели коней; амброзии задали им и прислонили златую колесницу к золотой стене. Исполненные гнева и обиды, богини сели в сонме средь богов, а тут и громовержец возвратился с Иды и задрожал Олимп весь от его шагов. Сам Посейдон здесь громовержца встретил: коней распряг; к кормушкам проводил; поставил колесницу на повети и серебристым пологом укрыл. А Зевс воссел на золотом престоле, желая Геру и Афину пожурить, но те, изобличённые в крамоле, сидели одаль, не решаясь рта открыть. Зевс понял всё и будто бы невинно к ослушницам поворотился сам: «Чем опечалены так, Гера и Афина? Или запрет мой не по нраву вам? Возрадуйтесь, что целы вы и дома: а ведь начни ахейцам помогать, я разразил бы вас ударом грома, и вам вовек Олимпа не видать!» Афина промолчала с тяжким вздохом, но Гера встряла в перепалку с ним: «О чём ты, Зевс?! Кто сладит с Эгиохом! Известно нам, что ты непобедим! Мы обе, как того бы ни хотели, воздержимся от брани, раз велишь, но, чтобы смерть не все ахейцы претерпели, помочь советом, может, разрешишь?» Зевс усмехнулся: « Нет! Секрет открою: полюбоваться сможешь ты опять, как воинство ахейское с зарёю ещё усерднее я буду истреблять. Пока Ахилл обратно не возьмётся, презрев обиды, за копьё и лук, до той поры и Гектору придётся не выпускать оружие из рук. А это по сценарию случится, когда он у бегущих на плечах в ахейский стан прорваться исхитрится, и разгорится бой при кораблях. Я вам не стану объяснять подробно, как Гектор будет виснуть на хвосте и как за тело мёртвого Патрокла они сражаться будут в тесноте. Так суждено! И под руку не лезьте! Что до твоих и гнева, и обид – катись ты, Гера, в Тартар с ними вместе, туда, где Крон с титанами сидит!» И Гера взор покорно опустила, хотя снопами искры сыпались из глаз… Меж тем спустилось в Океан светило; упали сумерки на землю; день угас. Настала ночь тревожная, слепая… Моря и земли темень облегла… Ахейцам передышку обещая, троянцам ночь досаду принесла. Сражение закончив поневоле, на чистом месте, там, где трупов нет, вблизи от Ксанфа бурного, средь поля, они держали воинский совет. Вещал им Гектор: « Мыслил я сегодня вернуться победителем домой, и всё бы завершилось превосходно, но в темноте пришлось прервать нам бой. Давайте здесь, на поле, заночуем, пусть люди наедятся и поспят, а на рассвете так ахейцев вздуем, что только пух и перья полетят. Коней, уставших за день, распрягайте; готовьте вдоволь мяса, повара; дров для костров побольше запасайте, чтоб топлива хватило до утра. Пусть зарево костров осветит дали; достигнет свет береговой черты, дабы домой ахейцы не сбежали отсюда под покровом темноты. Им не позволим на суда прокрасться; добычу не позволим унести; надеюсь, супостатам не удастся отсюда безнаказанно уйти. Когда всех, осквернивших наши воды, мы, до единого, сумеем перебить, то зарекутся прочие народы с мечом на нашу землю приходить. Глашатаи! А вы ступайте в Трою, скажите, чтоб мужчины, стар и млад, все бдели на стене ночной порою – да не захватит враг незащищённый град. О сне чтоб мыслей не было в помине! Пекут хлебы пусть жёны к будущему дню! Я рассказал, что надо сделать ныне: что делать завтра – позже объясню! Надеюсь, мы, по воле Зевса скоро не только отстоим свой отчий кров, но и с родной земли прогоним свору неистовых и кровожадных псов. Дождёмся только нового рассвета! Завяжем бой с ахейцами чуть свет, а там – или сражу я Диомеда, или меня погубит Диомед! Посмотрим, у кого слабее нервы! И, если так же гладко всё пойдёт, то, я надеюсь, завтра среди первых он на рассвете замертво падёт. Когда скажу, что я, как боги, вечен, то вы не верьте в эту дребедень, но, правда в том, что гибель и увечья ахейцам уготовил новый день ». Ему хвалу троянцы возгласили; коней, уставших за день, распрягли; овец пригнали; лесу навозили; вино и хлеб из Трои принесли. Желая мир умилостивить горний, богам бессмертным гекатомбы жгли; и ветры облако из благовоний до самого Олимпа вознесли. Но зря они мечтали, планы строя: как Олимпийцев ни дарили всеблагих, но так была тем ненавистна Троя, что боги жертв не приняли от них. Троянцы, позаботившись о хлебе, кострами отогнали сумрак прочь их было столько, сколько звёзд на небе является в безоблачную ночь. Не меньше тысячи костров горело; стояло зарево над степью до утра; и по полсотни воинов сидело с оружием у каждого костра. Разверзлись бездны звёздного эфира и лился с неба белый свет луны, и были все причудливости мира до малой малости освещены. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
