Тянулся серый поезд на восток, Подальше от войны и страха смерти. А рядом с ним катил людской поток По вздыбленным дорогам лихолетья. В теплушке стон, и плач, и детский крик, Горшки и вши, и жалкие пожитки. Рядном укрытый умерший старик, И скорбное журчание молитвы. Беременная женщина в углу, В пути, в ужасных муках стала мамой... О, мир людей, как ты жесток и глуп, Ты сам творишь трагедии и драмы. Ворвался в ночь фашистский бомбовоз, Стряхнув смертельный груз на серый поезд. Срываются вагоны под откос, Рвет сердце паровоза дикий голос. В один лишь миг спрессован целый век. Он ошалел от боли и от крика. Вот, женщина беззвучная в траве, С новорожденной девочкой в обнимку. Ребенок жив, а мать, увы, мертва. Лишь медальон зажат в холодных пальцах. А на губах застывшие слова. О чем они, лишь можно догадаться. На фото в медальоне два лица. На обороте точно, слово в слово: "Любовь у нас до гроба, до конца. Василий и Анфиса Бирюковы." И все...А крошка в маминых руках Напрасно ищет грудь под блузкой тонкой. Нет мамы.Нет ни капли молока, Лишь к небу, к звездам тянутся ручонки. Но безысходность в мире не одна. За ней порой стоят любовь и жалость. В тот день была малышка спасена И с жадностью к чужой груди прижалась. Спасительница и сама в слезах, Стояла,как мадонна над могилой, Где стынут мужа и ребенка прах: Одним осколком обоих сразило. Могла-ль малышка-несмышленыш знать, Что мама от нее ушла навеки, Что у нее теперь другая мать, Не русская Анфиса, а еврейка. А годы шли и девочка росла С библейским звучным именем Ревекка. Красавица.Лицом белым-бела, Глаз синеву слегка прикрыли веки. Улыбка Моно-Лизы на устах. Горда.Умна.А голос полон звенью. Талантлива и всей душой чиста. А маму любит до самозабвенья. Нет, не забыть Ревекке тот рассвет, Когда, легко откинув одеяло, - - Тебе сегодня восемнадцать лет, - Ей мама с нежной радостью сказала. -Вот медальон.Носи его, он твой. Пусть для тебя он станет талисманом. Запомни эти лица.Мы с тобой Должны быть им всей жизнью благодарны. ...У берега магнолии в цвету, Над морем грома летнего раскаты. Экзамены сдала в мединститут Ревекка Шульман, девушка из Балты. Ей хочется плясать, смеяться, петь, Порадовать друзей, мамулю, близких. Но надо эту радость лицезреть, фамилию свою увидеть в списке. Но прочь сомненья, ведь высокий балл - Гарантия, что ты уже студентка. Когда же список принятых предстал, То вмиг надежда девушки померкла. Она в слезах воскликнула: -Нет,нет! Не может быть того! Ошибка это! И к ректору влетела в кабинет Во время заседанья педсовета. - Я требую ответить, почему Меня отвергли!Помешало что-то? А ректор на коллег своих взглянул И возмущенно перешел на шопот. К ней долетели горькие слова: -Хоть Шульман и блеснула подготовкой, Но не в порядке пятая графа. Не ясно разве, что она - жидовка? Взглянув сердито, ректор крикнул: - Вон! А сам на кресло плюхнулся устало. Она же, уронив свой медальон, Рыдая горько,на ковер упала. Нагнулся ректор, нехотя. И вот, Поднял он то, что зазвенев,блеснуло. Под крышкой медальона на него Вдруг молодость из прошлого взглянула. -О, дочь моя! И он, себя кляня, Покаялся в жестоком заблужденьи. И, как безумный, девушку обняв, Упал перед Ревеккой на колени: - А где ж Анфиса - матушка твоя? Распрашивал он бледную Ревекку. - Нет, матери иной не знаю я. Моя ж - Нэхама.И она навеки. -Анфиса? Ах, простите, вы о ней, Кто в медальоне здесь в обнимку с милым? Я жизнью им обязана своей. Так мне недавно мама говорила. * * * ...У полустанка, где глубокий ров Хранит всю боль далекой, страшной драмы, Стоит седой профессор Бирюков, А рядом с ним - Ревекка и Нэхама. Тут судьбы непредсказанно сплелись, Цветы и слезы, и трава по пояс... Вот, блый голубь устремился ввысь И вдаль прогрохотал курьерский поезд. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
