Богатырские воспоминания

(отрывок из сказки о горах и их обитателях)

Истории первая и вторая.

 

Богатырь Пётр Васильевич начал свой рассказ. Поначалу его воспоминания были похожи на обрывки снов, но с каждой следующей историей память Богатыря прояснялась, история становилась длиннее и обрастала подробностями.

 

***

Первым испытанием для него стала горная игра, в которую он вступил, не выходя из Солнечной реки.

Пётр Васильевич ясно помнил, как мирно плыл кролем, когда шайба, сделав невероятный зигзаг в воздухе, впечаталась прямо в богатырскую руку и отлетела назад, попав точно в ворота соперников.

В воду тут же нырнул игровой конь на двухполозных коньках и вынес Петра Васильевича на себе. Как потом объяснили Богатырю, чтобы гол был засчитан, нужно соблюдать все правила игры, а значит, быть на коне.

Дальнейшее Пётр Васильевич помнил смутно. Перед глазами мелькали мгновенно сменявшие друг друга горы, обрывы, ущелья и мощные стволы вековых деревьев, упорно выраставших у него на пути.

В общем, хотя матч выиграли, и Богатыря пропустили дальше, всякая охота к азартным и диким играм была отбита раз и навсегда.

 

***

Потом Богатырь оказался у водопада. У того самого , с бугристым Удавом.

Удав был строг.

― Без лихачества, дружище! ― сурово предостерёг он при первом восхождении Петра Васильевича.

Когда же Богатырь забывался, увлеченно громоздясь наверх, Удав порол его хвостом, как мальчишку. Без всякого уважения к возрасту и авторитету. Как никак, а Пётр Васильевич был профессором.

― Дружище, ― приступал в таких случаях к объяснениям Удав, ― твоё пижонство может стоить кому-нибудь жизни. И чихать я хотел на твои знания и звания и прочую бесполезную здесь мишуру. Ещё раз перепутаешь веревки, пеняй на себя, ― пущу по водопаду одного без страховки. В воспитательных целях.

Сколько продолжились тренировки ― стерлось из богатырской памяти.

Питчи, биперы, клювы и хуки, ― смешались в голове Петра Васильевича в зимний компот.

Всё это снаряжение оказалось живым, подвижным и очень общительным. Оно все время что-то советовало, рассказывало или просто бурчало, стоило Удаву отвлечься от подопечного хоть на минуту.

К этому ещё добавились дико орущие кошки, которые в отличие от обычных безмолвных альпинистских, поднимали жуткий крик, стоило Петру Васильевичу сделать хоть одно неправильное движение.

Последнее, что помнил Пётр Васильевич ― на удивление ласковый голос бугристого Удава:

― Умница! Ведь можешь, когда захочешь! Проверь тормозное устройство: все ли наши букашки и шайбы на месте! И на спуск! Мимо каминов и кулуаров ― в депо!

Легко догадаться, что букашки, стоило к ним прикоснуться, разбегались в разные стороны, металлические шайбы тут же становились хоккейными, а камины дымили прямо в лицо, когда Богатырь съезжал вниз.

В депо, по традиции в наиболее безопасном месте, где альпинисты и ледолазы оставляют лишние при восхождении вещи, Пётр Васильевич влетел на большой скорости и только чудом не попал под колеса отправлявшегося в неведомые дали паровоза.

При ближайшем рассмотрении паровоз оказался самым обыкновенным Драконом, который решил немного поразмяться.

Богатырский вид и скорость сильно удивили Дракона. Тот присел на задние лапы, призадумавшись, а что собственно с Богатырем теперь делать. В смысле есть или не есть?

Тут откуда-то раздался звонок будильника. Пётр Васильевич радостно подумал, что вот сейчас он проснется и ― никаких Драконов!

Ничего подобного!

Дракон снял со стены неизвестно как появившийся телефон, выслушал всё, что ему наговорили, и, довольный услышанным, повесил трубку.

― Будем кататься! ― весело сообщил он Петру Васильевичу.

Закинул того себе на загривок и помчался вприпрыжку прочь в неизвестном направлении по горам, по долам.

Богатырь только чудом удержался на Драконе. Весь этот путь, он вспоминал как один большой кошмар. Ему приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы не свалиться в какую-нибудь пропасть при очередном драконьем прыжке. Спина Дракона чем-то напоминала гигантский батут. Пётр Васильевич то взлетал вверх, то падал вниз, успевая сделать в воздухе парочку сальто.

Когда Дракон наконец-то затормозил, Богатырь был совершенно изможден.

― Приехали! ― весело гаркнул Дракон и скинул Петра Васильевича на траву, где тот тут же и уснул.

 

Истории третья и четвертая.

 

Когда Пётр Васильевич проснулся, он с удивлением увидел, что лежит на печи.

― Вставай, Богатырь! Банька уж натоплена! ― услышал он старушечий голос.

Конечно, это была Старуха-Придорожница!

Она Богатыря в баньке попарила, напоила, накормила и опять спать уложила.

И был тогда Богатырь легче перышка. Ни весу, ни силы.

Семь дней и семь ночей спал Пётр Васильевич, а когда проснулся, Старуха-Придорожница собрала ему в узелок пироги да пряники, и прошамкала едва слышно:

― Иди прямо, милок, не оглядывайся! Там тебя ждут! Силу твою вернут!

Богатырь и пошёл. Ветер подул. Чуть его не унес, будто лист сухой. Хорошо Старуха узелок дала, он к земле Богатыря тянет, взлететь не дает.

Солнышко пригрело. Чуть не растаял Пётр Васильевич, словно льдинка. Спасибо Старухе, в узелок фляжку с водой положила. Сделал глоток Пётр Васильевич и дальше идёт.

Дорога привела его к пещере. Вошел в нее Богатырь, а там Старец у котла стоит, что-то варит. Зачерпнул Старец ковшом варево, подал Богатырю.

― Пей, Пётр Васильевич!

Выпил Богатырь и почувствовал, как начала к нему сила возвращаться.

Так стал он у Старца учеником.

Пётр Васильевич собирал травы, коренья, делал настои, но на сердце его не было покоя. Во снах видел он себя могучим Богатырем. А силы было мало. Не мог Пётр Васильевич принять себя таким и не хотел!

Старец не сердился и не упрекал. Только Богатырские настои оставались бесполезными. Не могли они исцелять.

Однажды вечером он вместе со Старцем сидел возле пещеры и смотрел на звезды.

Вдруг звезды стали падать. Богатырь только подумал, что это очень красиво, как внезапно услышал цокот множества копыт и увидел в небе крылатого коня, потом второго, потом третьего. Вскоре уже табун коней несся к земле. Пётр Васильевич удивлённо посмотрел на Старца, не смея задать вопрос, который так и крутился на кончике языка.

Старец был спокоен и неприступен.

А крылатые кони уже шли на посадку. Они легко касались копытами земли, складывали свои громадные крылья на спине и шли к Старцу. Они приветствовал каждого из них и протягивал им на ладони кусочек сахара. Кони с благодарностью принимали лакомство, низко склонив головы и потрясая густыми гривами.

Вскоре табун вновь взмыл в небо и исчез в просторах Вселенной.

― А кому-то кажется, что это идёт метеоритный дождь, ― тихо проговорил Старец, когда последний конь скрылся из виду, потом ласково посмотрел на Богатыря и добавил. ― Ты научился слышать и видеть, Богатырь.

На следующий вечер Пётр Васильевич вновь сидел рядом со Старцем у пещеры.

Вдруг он услышал странный звук, а потом Старец резко встал и что-то схватил над головой Богатыря.

― Будь добр, ― обратился Старец к Петру Васильевичу, ― отойди в сторонку.

Богатырь поднялся и тут же ударился головой обо что-то твёрдое.

― Голову-то, пригни! ― услышал он строгий голос Старца.

Богатырь послушно пригнулся и отошёл в сторону.

― Странно! ― подумал он, потирая ушиб. ― Что ж это может быть?

Богатырь оглянулся. Ноги его подкосились, и он обессилено опустился на землю.

Над тем местом, где он только что сидел, Старец держал огромный кусок скалы.

Только что Старец спас ему жизнь.

Богатырь был благодарен и поражён. Он никак не мог понять, как Старцу удалось удержать такую тяжесть! Где тот взял силы?

Старец осторожно положил кусок скалы на землю и присел отдохнуть.

После недолгого молчания, которое показалось Богатырю вечностью, Старец ответил на его безмолвный вопрос:

― В этом мире есть только одна сила. Сила созидающей любви.

― Запомни, ― продолжал Старец, глядя в ночное небо, усыпанное звездами. ― Этот мир стоит любви и труда. Всё, что ты делаешь, делай легко и радостно, с любовью и благодарностью. Не надо спорить и возражать. Ибо в спорах нет смысла. Просто попробуй. И всё увидишь сам.

На следующее утро Богатырь встал и решил для начала быть просто благодарным. Днём ему это показалось трудноватой задачей, а к вечеру ничего ― втянулся. Ему даже понравилось. Сердце пело, и сила, могучая богатырская сила, стала наполнять Петра Васильевича.

Через неделю приготовленные им снадобья стали лечить. А через месяц Старец простился с ним.

― Тебе пора идти дальше, ― спокойно произнес он за ужином, потом поставил на стол маленький мешочек и добавил, улыбаясь:

― Это тебе на дорожку, сластёна!

Мешок был полон конфет. Всегда. Сколько бы Пётр Васильевич ни съел.

 

История пятая

 

Наутро Пётр Васильевич вышел из пещеры и вдруг оказался на улице какого-то города. Его поразила абсолютная тишина.

Правда, длилась она не долго. Со всех сторон, изо всех окон и дверей, улиц и переулков, изо всех щелей, вдруг грянули голоса, хохот, крики, звон оружия, играли музыкальные инструменты, дико орали коты, оглушительно лаяли собаки. Какофония нарастала и, в конце концов, стала невыносимой. Пётр Васильевич закрыл уши богатырскими ладонями. Шум стал отдаленным и не таким навязчивым.

Богатырь решил оглядеться. И только здесь он понял, что находится уже в совсем другом городе! Он искал его столько лет! Он опускался в глубины морей и океанов, он забирался по опасным маршрутам в горы, он жарился в пустыне, ― всё было напрасно! Древние книги говорили, что город был, и должны остаться хоть какие-то следы от него. Жизненный опыт возражал, что никто никому ничего не должен, и город – это всего лишь легенда, а может навязчивая идея Богатыря.

И вот он, Пётр Васильевич, собственной персоной, стоит в городе своей мечты!

От удивления Пётр Васильевич опустил руки. Какофония грянула с новой силой.

Мало этого, теперь все эти шумящие, орущие и вопящие выбежали, выпрыгнули, выскочили на улицы города. И теперь носились по нему с неимоверной скоростью. Кошки мчались за собаками, мыши за кошками, кони вставали на дыбы на каждом повороте и сбрасывали всадников наземь, из-под земли возникали странные старухи с котлами, тут же разводили костер и принимались готовить какие-то зелья, над ними проносились ковры-самолеты, приятельски похлопывали старушек по плечам и, конечно же, тут же тушили их костры, изредка по улице проходили здоровяки очень дикого вида с дубинами в ручищах, им навстречу спешили драконы, а в небе парили странные неизвестные науке птицы. Хотя это могли бы грифоны или птицы Феникс.

Вообще, в этом городе очень много всего летало. Богатырь едва успевал уклоняться от разных предметов, как то: сковородок, скалок, сапог-скороходов, мочалок.

Ошарашенный Пётр Васильевич стоял некоторое время, прижавшись к стене, и пытаясь понять, что же ему со всем этим делать.

Вдруг он почувствовал, что кто-то легонько тронул его за плечо. Богатырь вздрогнул от неожиданности и резко повернулся. Перед ним стоял белоснежный Конь и приветливо махал крыльями.

Пётр Васильевич понял, что ещё секунда и он просто грохнется в обморок от всей этой неразберихи.

Но Конь нежно прижал Богатыря крылом к себе:

― Ну, успокойся! ― нежно приговаривал он и ласково гладил по голове Петра Васильевича, словно успокаивал испуганное дитя. ― Что ты, родной! Ты же так хотел сюда попасть! Всё хорошо! Не волнуйся! Просто здесь пересекаются все желания, мечты, легенды и мифы и кое-что из реальности, - всё о чём, думает человек! И не вижу в этом ничего такого, чтобы сразу немедля рушится в обморок! Я с тобой! Я рядом!

Вскоре Богатырь взбодрился, оправился и был готов двинуться в путь.

― Постой, торопыга! ― заржал Конь. ― Садись-ка на меня, я тебе кое-что покажу.

Как только Конь взмыл ввысь, Богатырь, восседавший на его спине, увидел город во всей красе.

И понял, что просто так отсюда не выбраться.

Город был одним гигантским нескончаемым лабиринтом.

― Но где-то же должен быть выход, ― задумчиво произнес Пётр Васильевич.

― Непременно! ― ободрил его Конь. ― Даже не сомневайся. Где-то выход есть.

И пошел на посадку.

― А что дальше? ― оторопело спросил его Богатырь.

― Все очень просто: выбираешь то, что нужно именно тебе, остальное само отступает и дает тебе дорогу, ― весело объяснил Конь.

Богатырь совсем растерялся. Выбрать! Это же так трудно! Столько всего интересного!

― Ладно, упрощаем задачу! ― сжалился Конь. ― Выбери, что тебе нужно сейчас, в данный момент.

Это уже было легче. Сейчас Пётр Васильевич хотел две вещи: пить и выбраться из этого города.

― Не пойдёт! ― разбил его иллюзии Конь. ― Это только смутное направление. А нужен конкретный путь. Давай, родной, соображай! Я за тебя его проложить не могу. Он только твой.

Богатырь закрыл уши руками, чтобы посторонние шумы не отвлекали его, и попытался сосредоточиться.

Ничего не выходило. Мысли шли вразброд. Ни одна не казалась по настоящему стоящей. Богатырь явно попал в тупик.

Тут кто-то на большой скорости промчался мимо Петра Васильевича и сбил узелок, который Богатырь послушно носил с собой. Узелок развязался, конфеты рассыпались на землю. Пётр Васильевич бросился их собирать. А заодно бросил пригоршню конфет за щеку себе, парочкой угостил Коня.

Потом озадаченно почесал в затылке:

― Ну хоть помог бы кто! Посоветовал чего дельного!

― Это мы завсегда готовы! ― тут же раздалось над головой Петра Васильевича.

Богатырь поднял голову и увидел, что прямо над ним парят в ступе три симпатичнейшие старушенции ― местные Бабки-Ёжки. Такие с детства родные, такие знакомые, что Богатырь был готов их расцеловать!

Но Конь строго положил крыло на плечо Богатыря.

― Не мешайтесь, бабульки! Лучше убирайтесь подобру–поздорову! ― сурово заявил Конь.

― Да ты что! ― изумился Пётр Васильевич. ― Они же помочь хотят!

― Ты бы, дружище, думал у кого помощь принимать и что тебе за это будет. Ну ладно, чтобы потом не переживал, полюбопытствуй у кумушек что за помощь возьмут.

― Да не много, родимый! ― дружно заверещали бабульки. ― Послужишь нам с годок, пока не износишь эту пару лапоток.

И Бабы-Ёжки вывесили на обозрение пару дырявых старых лаптей Богатырского размера.

― Ой, да такие я за полдня сношу! ― обрадовался Богатырь.

― Только документик подпиши! ― тут же радостно закивали Бабы-Ёжки.

Конь быстро сообразил, что сказки Богатырь подзабыл и нужно срочно вмешиваться.

Конь взмыл в небо и что было силы вдарил задним копытом по транспортному средству бабулек.

Ступу подбросило высоко вверх, и она исчезла будто и не бывало вместе с хитрющими старушками.

― Женщин, конечно, обижать нельзя! ― устало вздохнул Конь. ― Но утомили! Ты бы, дурень, прежде чем радоваться, хотя бы подумал, кто перед тобой, сказки вспомнил. От их же лаптей не то что год, сто не избавишься. А почему?

― Заколдованы! ― догадался Богатырь.

― Да, ― Конь оценивающе поглядел на Петра Васильевича. ― Какой ты Богатырь! Одно название! Тебе ещё учиться и учиться. Ладно, не грусти, будет тренировать.

И вот тут-то Пётр Васильевич вдруг ясно увидел начало пути.

― Слушай! ― обратился он к Коню. ― А ведь кто-то на эти лапоточки небось «купился». Ну-ка, давай полетаем, посмотрим, в каком у нас тут направлении Бабы-Ёжки обитают!

 

В логове Бабок-Ёжек

 

Дорога к избушке Бабок-Ёжек с высоты просматривалась легко. Повернул два раза налево, потом прямо, ещё пару раз налево и вот, пожалуйста, ты уже в дремучем лесу, а прямо перед тобой избушка на курьих ножках.

Все как полагается.

Одно непонятно было Богатырю, почему по воздуху туда долететь нельзя. Ведь рукой подать! Нет, спускайся на землю и топай на своих двоих по этому самому лабиринту, ещё и снаряжение на себе тащи!

Правда, со снаряжением у Богатыря вышла незадача. Мешочек с конфетами есть, а всё остальное, что положено по богатырскому уставу, отсутствует. Ни меча, ни щита, ни кольчуги, ни прочей амуниции.

Надо где-то все это раздобыть!

Пётр Васильевич, направляясь в логово Бабок-Ёжек, тщетно пытался отыскать по дороге оружейную лавку. Ничего подобного на их пути не встречалось.

Видимо, в целях собственной безопасности хитрые старушенции избавились от столь опасного для них соседства. Вдруг их лапотные подписчики решат сопротивляться и устроят вооруженное восстание. Таких радостей старушки всячески избегали.

Уже темнело, когда Пётр Васильевич и его крылатый спутник достигли цели.

Прямо перед дремучим лесом стояла избушка. К лесу передом, к путникам задом. А со всего леса к избушке тянулись по земле огоньки. Они двигались равномерно, чётко соблюдая неслышный ритм.

Картина произвела сильное впечатление на Петра Васильевича. Конь отнесся ко всему с присущим его крылатой породе спокойствием.

― Нет, ну ты посмотри сколько их! ― возмутился Богатырь. ― Неужели некому было вмешаться и остановить это безобразие!

Конь хранил невозмутимость и спокойствие.

― А ну, повернись избушка к лесу задом, ко мне передом! ― рявкнул возмущенный Богатырь.

Избушка неохотно заскрипела, засопела, но к Богатырю повернулась. Всё чин чином, как положено.

― Нет, это что ж такое делается! ― послышалось из недр избушки. ― Покоя ни днем, ни ночью! Кто там попусту беспокоит!

Из трех окон избушки (два сбоку от двери, одно наверху) высунулись уже знакомые Петру Васильевичу Бабки-Ёжки.

― А это ты, родимый, ― завидев Богатыря умильно заулыбались они. ― Передумал! Заходи, все обсудим!

― Нечего нам с вами, окаянные, обсуждать! ― громыхнул Богатырь во всю свою мощь. ― Отпускайте-ка лучше замороченных подобру-поздорову, а ту всю вашу хибарку разнесу! Бревна на бревне не оставлю!

Бабки-Ёжки даже не дрогнули, мало этого они и не обиделись вовсе. Много здесь таких молодых да рьяных побывало, а потом ничего смягчались.

― Ну, давай, милок, тогда поборемся, ― ухмыльнулись старушенции.

― С кем это? ― заинтересовался Богатырь.

― А с нами, ― заявили Бабы-Ёжки. ― Если ты победишь, так и быть отпустим замороченных, а если мы, то хочешь, не хочешь, а послужить тебе нам придется!

Не успел Богатырь слово молвить в ответ, как уже полетели в него сковородки, метлы, скалки, ведра и прочая домашняя утварь.

Больно, главное. Пётр Васильевич такого злодейства не ожидал. Поначалу руками от этого воинства отмахивался.

Да куда тут! Скалки да сковородки так и норовят оглушить, ведра с ног сбивают, метлы в бока тыкают, еле-еле Богатырь на ногах держится. Крутится-вертится, а от своры этой домашней никак не отобьется.

Рассердился тут Пётр Васильевич не на шутку да как рванет сквозь это полчище к избе. Посуда и прочая утварь только в стороны полетели. Схватил Богатырь избушку за курьи ноги и ну ее, родимую, о землю охаживать вместе с Бабками-Ёжками. Те визжат, вопят, а наружу вылезти не могут. Крутятся в своей избушке как в центрифуге, будто к полету космическому готовятся.

От такого зрелища утварь домашняя присмирела. Поняла, что этот заполошный так всю посуду побьет, и всю остальное в щепки разнесет. Уж не рада сама, что за Бабок-Ёжек заступалася.

― Ну их, вовсе, ― думает. ― Ладно, когда в охотку да наши побеждают! А с Богатырями отродясь не связывалась! А как его узнаешь, что он Богатырь. Шлема нет, меча нет, ни щита, ни кольчуги! Не честно это! Не по-богатырски!

А Пётр Васильевич знай избушку лупит и лупит о землю-матушку да приговаривает:

― Ну что, подпишем договорчик, вы всех ваших замороченных отпускаете, а я так и быть - вас!

Избушка кудахчет, Бабки-Ёжки стонут.

Конь посмотрел на это дело и решил вмешаться:

― Ты б уже избу-то на место поставил. Они на всё сейчас согласны. А то ведь и правда, так и извести их можно. А что это за сказки без Бабок-Ёжек.

Но Пётр Васильевич в азарте его не услышал.

― Угомонись, ты! ― заржал грозно Конь, видя, что Богатырь как-то увлекся и не останавливается. ― Побаловался и буде!

Пётр Васильевич на этот раз послушался, избушку на место поставил.

Та едва стоит, курьи ножки трясутся, дверь да ставни пугливо похлопывают.

Зрелище печальное.

А уж когда Бабки-Ёжки на корточках на крыльцо выползли, Конь даже слезу невольную крылом смахнул.

― Нет, ну сколько раз предупреждал, ― обратился он к заслуженно пострадавшим. ― С Богатырями не связывайтесь!

― Кто ж его знал, что он и вправду Богатырь! ― заохали старушенции. ― На нем же не написано. Одет не по чину. Ну, и не признали.

― На твою бумагу, Богатырь! ― простонали Бабки-Ёжки и протянули Пётру Васильевичу какую-то бумаженцию. ― Свободны все пленники. Ты бы хоть посмотрел вначале, за кого бился-то. Может, они того и не стоят.

― Ничего, разберемся! ― приструнил их Богатырь. ― Ну-ка, кто там у нас по лесу шастает, выходи по одному.

И они вышли, в шапочках с помпонами на головах, фонарь - в одной руке, кирка ― в другой.

― Гномы! ― Пётр Васильевич был потрясён. ― Как же вас угораздило?!

Гномы хмуро молчали.

― По жадности, ― язвительно хихикнули зловредные старушенции. ― Хотели совет в серьезном деле задаром получить. На лапоточки и польстились.

― Пожадничали, конечно, ― вперёд вышел старший гном. ― За что и поплатились. Хотели узнать как нам лучше ходы сделать, чтобы никакой чужак до наших богатств не добрался, а нам удобно было.

― Ага! ― вновь захихикали Бабы-Ёжки. ― А вышло как нам удобно. Были ваши богатства, стали наши!

― Но теперь мы учёные. Нас так просто не проведёшь.

― А богатства не вернёшь! ― злорадно отпарировали старушенции.

Богатырь, не долго думая, взял да и тряханул избушку ещё раз-другой.

У Бабок-Ёжек тут же всякие сомнение отпали, что с ними будет, если они богатства обратно гномам не отдадут.

― Ладно, пусть забирают! ― сердито прошепелявили Бабки-Ёжки. После последней встряски они явно подрастеряли не только пыл, но и зубы.

Дальше всё пошло как по маслу: богатства строго под расписку всё отгрузили, гномы всё под расписку получили, в свои пещеры попрятали. Старушонкам избушку поправили, почили. В благодарность за науку, с кем, как и о чём договариваться можно.

А Богатырю гномы меч и щит подарили.

 

Богатырское леченье

 

Хотел было Богатырь дальше пойти, подвиги посовершать, меч и щит в деле испытать, только в этот вечер ничего у него не получилось.

После всех сражений и примирений сморил всех без разбору сон: и Бабок-Ёжек в их избушке, и гномов в их пещерах, и Петра Васильевича на траве-мураве недалеко от избушки зловредных старушек. Богатырь здраво рассудил, что лучше на воздухе отдохнуть. Ну, этих старушенций! Такие выдумщицы да затейницы, никогда не знаешь, что придумают, и где после этого окажешься.

Только Крылатый Конь на сонную провокацию не поддался. Кто-то же должен в дозоре стоять. Тем более места нехоженые, неведомые.

И тень какая-то все время по лесу мелькает. Покою не дает. Может Призрак, может Леший, кто их знает!

Так до первой зорьки Конь глаз и не сомкнул.

А ближе к утру перед избушкой Бабок-Ёжек появился здоровенный котяра. Заглянул в окно избушки, потом подошел к Петру Васильевичу, посмотрел на того оценивающе и направился прямо к Коню. Тот Кота легко узнал (кто же в этих местах Баюна не знает!) и приветственно помахал ему крыльями. Всегда приятно, когда есть с кем поговорить, скоротать время до рассвета.

— Не спишь?! — спросил Кот-Баюн с сочувствием.

— Не сплю! — бодро ответил Конь.

Коту такая бодрость не понравилась.

— Может тебе помочь, — предложил Кот. — Вздремнешь немножко.

— Да как-то неохота, — весело отозвался Конь. — Наша порода спать особо не приучена. Только глаза прикроешь, так подопечный тут же вплачь: то вдохновения нет, то идеи не осеняют. При нашей работе, в общем, и спать некогда. То паришь, то спасаешь, то бережешь. Честно говоря, я давно не видел спящим кого-нибудь из собратьев. И сам не помню, когда я последний раз спал.

— И я не помню! — горько процедил сквозь зубы Кот-Баюн.

— Как это? — удивился Конь. — Ты же любого можешь усыпить?

— Любого могу, — без ложной скромности заявил Кот. — А себя нет, — тут же честно признался он.

Конь оторопело уставился на Кота. Такого поворота он явно не ожидал.

— И что, никакие отвары и снадобья не помогают? — поинтересовался он.

Кот-Баюн отрицательно покачал головой:

— Ни отвары, ни снадобья, ни колыбельные, ни сказки, ни прибаутки. Даже простое человеческое снотворное и то не берет, — грустно вздохнул Кот. — А я так любил на печке понежится, подремать!

— Да, это ж пара пустяков! — раздался голос Петра Васильевича.

Он уже встал, потянулся, хорошему дню улыбнулся и готов был на всякие подвиги и приключения.

Кот бросил на него суровый взгляд:

— Тебе чего, служивый, не спится? Богатырь ещё без году неделя, а туда же Кота-Баюна подслушивать да учить! А я этого не люблю! — не на шутку рассердился Котяра.

— Да, ты не бушуй! Я же помочь хочу! Может как Богатырь я ещё не опытен, зато я у одного Старца в обучении был! Он тоже не каждую ночь спал. И кое-что про бессонницу мне рассказал! Она, конечно, хитрюга и шляется ко всем без разбору. Пощады и жалости не знает. Только у нее, как и у меня одна слабость имеется.

Кот выразительно хмыкнул:

— Ты льстишь себе, голубчик! Одна слабость! У тебя их гораздо больше!

Конь слегка погладил Кота крылом:

— Не язви, дай человеку сказать! Может, что дельное предложит!

Кот недоверчиво осмотрел Богатыря с головы до пят.

— Ну ладно, выкладывай, про ваши с бессонницей слабости, — разрешил он.

Пётр Васильевич не обиделся, у настоящих богатырей отродясь такого в заводе не было: обижаться, особенно на тех, кому их помощь позарез нужна. Богатырь упираться и секретничать не стал, а честно объяснил:

— А все просто. Может, она баба и вредная, только как и я, — сластёна!

Кот и Конь удивленно переглянулись. Ничего им не было понятно.

— Ну и что дальше? — решили уточнить они.

Пётр Васильевич махнул на них богатырской рукой:

— Вот, Фомы неверующие! Выбирай место, где будешь спать! — скомандовал он Коту.

Кот-Баюн хотел было нанести сокрушительный сонный удар по этому хаму, но сдержался. Уж очень хотелось ему выспаться.

— Довезешь до места? — спросил он у Коня.

— Какой разговор! — ответил Конь. — Забирайтесь на меня и вперед!

Белоснежный легкокрылый Конь взмыл в утреннее золотисто-розовое небо.

На его спине гордо восседал Богатырь Пётр Васильевич, на плече у которого уютно устроился Кот.

 

***

Не прошло и минуты, как троица оказалась высоко в горах у дома Всеведа.

Только тогда ещё Богатырь не был с ним знаком. Пётр Васильевич вошел за Котом-Баюном в дом и оторопел на мгновенье, увидев громилу, заросшего то ли мхом, то ли густой бородой.

— А, явился, гулена! — ласково громыхнул Громила и скреб Кота под мышки. — Опять всю ночь где-то шастал! Устал, поди. Сейчас я тебе молочка налью и каши сварю.

Громила усадил Кота на печь, а сам принялся что-то колдовать у печи. Потом поставил перед Котом две лоханки, как обещал: одну с кашей, другую — с молоком.

Кот так устал и обессилел, что даже не попытался сопротивляться. Будь у него силы, он, конечно же, категорически отказался бы от такой еды. Пил он исключительно медовуху или ключевую, на крайний случай, колодезную воду.

Молоко считал забавой для малолеток. Кашу — тем более!

— Ну, присаживайся, незваный гость! — обратился Громила к Петру Васильевичу. – Зачем пришел, чего надобно?

Кот, конечно, ослаб, но чувство юмора не потерял, а потом громко хмыкнул. Немного зловеще получилось, зато выразительно.

— Ладно, знаю я, зачем пришел! — перестал прикидываться несведущим громила. — Вылечишь Кота — быть тебе настоящим Богатырем! И кольчугу тебе справлю, и боевым искусствам обучу, и самое трудное испытание помогу пройти. Раз и навсегда, чтобы к нему уже возврата не было.

Громила многозначительно помолчал:

— А не вылечишь или, не дай Бог, уморишь! Изведу! — просто, но честно заявил Громила.

Кот блаженно улыбался на печи. Речь ему явно понравилась.

Пётр Васильевич не стал ничего на это возражать, здраво рассудив, что при таком раскладе в словах нет проку. Развязал свой узелок, достал пару леденцов и дал Коту.

— Положи за щеку и смакуй, а глаза закрой, — только и посоветовал он Коту.

А сам сел на скамью у печи, напротив него на другую скамью сел Громила, и они стали ждать.

 

Третий подвиг для настоящего Богатыря

 

Кот-Баюн смаковал конфету, катал ее за щекой, да и не заметил, как заснул.

Спал он сладко, и снились ему сказочные сны с русалками, лешими, домовыми и прочей сказочной живностью. И от удовольствия Кот мурчал во сне.

Когда же Кот наконец проснулся, то увидел, что Всевед и Пётр Васильевич сидят за большим столом, вопреки всем приличиям, поставив на него локти и крепко сцепив домиком правые богатырские ручищи.

Можно, конечно, было предположить, что Всевед решил подготовить Петра Васильевичу к будущим состязаниям и сейчас обучал его правильной тактике в борьбе на руках, в народе больше известной как армрестлинг.

Но Кот отлично знал, в чём дело: просто Всевед любил помериться силами с кем-нибудь, а желающих обычно не находилось. Так что Пётр Васильевич попался как новичок. И теперь прикладывал немало усилий, чтобы хотя бы удержать могучую руку Всеведа в одном положении. Всевед же не тратил сил вовсе. Он уже поспорил сам с собой сколько времени продержится новоиспеченный Богатырь и теперь спокойно ждал, когда Пётр Васильевич наконец-то устанет. Победить Всеведа было невозможно. Но Богатырь пока этого не знал, хотя уже догадывался, и всё-таки пыхтел, сопел и не собирался сдаваться, по крайней мере ещё минут пять.

Кот некоторое время любовался этой картиной. Он, как и Всевед, любил спортивные состязание.

Но, вспомнив, что Богатырю сейчас силы попусту тратить нечего, они ему скоро пригодятся, Кот решил вмешаться.

― Локти, на обеденном столе! Чему вас только учили в детстве?! ― с шутливым упрёком промурлыкал Кот. ― Позвольте полюбопытствовать, ― продолжил он, ― чем-то вы тут занимаетесь, пока приличные коты отдыхают?

― Ёрничает, значит, живой! ― довольно ухмыльнулся Всевед. – Ну что, Богатырь, ― Всевед ласково посмотрел на Петра Васильевича и легко завалил его руку на стол. ― Будет тебе кольчуга!

― Сейчас она ему не к чему! ― хмыкнул Котяра. ― Пусть вначале сразится, а там уже посмотрим, нужна ли она ему!

― А как же я без кольчуги-то буду? ― удивился Пётр Васильевич, тяжело переводя дыхание. ― Богатырям она положена. Порядок такой.

Кот посмотрел на Петра Васильевича с нескрываемой иронией:

― Богатырям, голубчик! ― выразительно мурлыкнул Кот. ― А ты пока То, Незнамо Что не одолеешь, не Богатырь! Порядок такой! Так что вставай, пойдем в чисто поле. Будешь биться.

Встал Пётр Васильевич и вышел из избы прямо в чисто поле.

Небо голубое, солнце светит, снег блестит, кое-где на проталинах травка зеленеет. Все тихо, мирно, безопасно.

И вдруг откуда ни возьмись такая тоска Богатыря взяла! Ни вдохнуть, ни выдохнуть! В бараний рог Богатыря крутит, разогнуться не даёт. Огнём всё внутри жжёт.

Не устоял на ногах Пётр Васильевич. Рухнул камнем в снег. Охладился немного, и сразу легче стало.

Лежит Пётр Васильевич, вставать не торопится. Кто её знает, тоску эту, откуда она взялась и куда делась. Может, затаилась где. Поднимешься, она опять налетит, хуже прежнего скрутит.

― Нет, ― думает Богатырь, ― полежу-ка я пока, подумаю. С чего бы это мне так печалиться и собственно о чём.

Лучше бы Пётр Васильевич этого не говорил. Как хлынули тут разные тёмные мысли, как вновь тоска навалилась. Не подняться.

И что он, Пётр Васильевич, такого особенного в жизни сделал, и зачем его в эти горы понесло, и что там на земле, внизу делать, - в общем полная каша в голове. Даже не каша! С такими мыслями каши не сваришь! Болото сплошное.

И стало Богатыря то болото затягивать. И стало Петру Васильевичу пусто и одиноко. Попытался встать Богатырь, а болото его не пускает, к земле тянет.

Неизвестно, что дальше было бы. Потому как Всевед и Кот-Баюн в сторонке стояли и явно вмешиваться ни во что не собирались. А белокрылый друг, судя по всему, унесся опять куда-то в просторы Вселенной. В общем, было очевидно, что помощи ждать неоткуда. Придётся выкарабкиваться самому.

― Я смогу! Я выдержу! ― крикнул Богатырь, что было силы.

И вот тут-то что-то произошло. То ли солнечный луч блеснул, то ли бабочка промелькнула, то ли Синяя птица крылом Богатыря коснулась. Только на мгновенье стало ему спокойно.

На этот раз Богатырь не стал терять время. Он собрался с силами и выбрался из болота вязких мыслей. После чего встал.

Нужно было вспомнить что-то очень важное. Это было ясно. Вспомнить то, что поможет сражаться дальше. Потому что теперь Богатырь твердо знал, что То Незнамо Что уже здесь.

Мысли мелькали в голове Богатыря, но ни одна не казалось нужной.

Вдруг, в тот самый миг, когда что-то неведомое вновь начало своё движение, перед мысленным взором Богатыря встало звездное небо, Старец и его слова:

― Этот мир стоит любви!

Только успел Богатырь эти слова повторить, как тут же мощный поток сил и света наполнил его.

И он мгновенно отразил невидимый удар ― мысль-молнию «кому ты нужен?», и следующую ― «что в твоей жизни проку».

Поняв, что Богатыря теперь уже одними мыслями не пробрать, То Незнамо Что сменило тактику.

Оно перешло в рукопашную. Попыталось Богатыря вначале от земли оторвать да об землю и бросить, ну, или хотя бы повалить.

Петру Васильевичу не просто пришлось. Голыми руками То Незнамо Что не возьмешь и не поймаешь. Не видно же, где оно! Стоит Богатырь, защищается, а вот поймать зловредность эту не может. Попытался было, руками замахал, так такой удар в живот получил, что чудом устоял.

А То Незнамо Что не унимается. Вдруг как прыгнет на спину богатырскую, за шею ухватится. Того гляди, задушит.

Да только не тут-то было! Богатырь сдаваться не собирался. Изловчился, схватил То Незнамо Что да бросил в снег.

Оно и исчезло. Только след в снегу остался. Точно такой же как и от Богатыря.

― Что же это такое было?! ― удивился Богатырь.

― Ну что скажем или пусть в неведении остаётся? ― поинтересовался Кот у Всеведа, по-прежнему стоя в стороне.

― Ладно, не томи, выкладывай, - разрешил Всевед. ― Видишь, Богатырь, тебя спрашивает.

― Но если только Богатырь, — хмыкнул Кот и приступил к объяснениям. ― Сюсиканья и длинных слезливых историй не терплю. Излагаю кратко, в двух словах. Нет ничего тяжелее для человека его грустных мыслей, нет ничего разрушительнее чувства вины, нет опаснее ловушки для человека, чем его собственный страх. Ты боролся сам с собой, Богатырь! - подвел итог своей блестящей речи Кот-Баюн, твердо уверенный, что даже выдающиеся мастера этого речевого жанра, сейчас отдали бы ему должное. Вполне заслуженно, естественно.

― Да, чуть не забыл, ― спохватился Кот и пояснил, не скромничая. ― Был увлечен собственным красноречием. В общем, Огонь и Воду, ты прошел! Осталось самая малость ― Медные трубы. А вот и они, ― обрадовался Кот-Баюн, искренне любивший похвалы. ― Легки на помине.

 

Разговор по душам

 

― Ну, ты и молодец!

― Орел!

― Нет, какой боец! ― послышалось со всех сторон.

― Настоящий Богатырь!

На чистый горный снег высыпала толпа горной нечисти: Тролли, Троллихи с троллятами, гномы, местные Драконы и прочие.

А над их головами в небе громыхал, пиликал и трубил настоящий оркестр. Только музыкантов не было видно. Инструменты свободно парили в воздухе сами.

Горные обитатели устроили на поле битвы веселые танцы. Тролли кружили своих Троллих и Троллят, а потом подбрасывали их высоко вверх. И только иногда ловили. Так что Троллихи и Тролли с радостным гиканьем и улюлюканьем рушились в снег.

― Танцы и тролльный салют в Вашу честь! ―– объявил невидимый распорядитель бала.

Но вдруг трубы грянули туш и все прочие инструменты постепенно стали затихать и вскоре вовсе исчезли.

― Посвящение в Богатыри, Победителя! ― вновь объявил противно подобострастным голосом все тот же распорядитель.

Горная нечисть выстроилась в две шеренги оставив широкий проход через середину поляны к золотому трону. После чего все склонились в едином учтивом поклоне на мгновенье и потом восторженно заулюлюкали вновь:

― Слава Богатырю! Виват Победителю! Браво!

Тут терпение Богатыря лопнуло. Он тихо стоял все это время, только потому, что был оглушен фанфарами и ревом восторженной толпы. Увидев, что с ним собираются делать, Богатырь не на шутку рассердился.

― Всё, баста! ― рявкнул он в нарушение всех приличий. ― Спасибо всем, что пришли! Все свободны!

Но толпа и фанфары не утихомирились, как он наивно полагал. А наоборот, возликовали ещё больше, дружно решив, что Богатырь просто очень скромен.

― Это так мило! ― так же дружно подумали все.

Пётр Васильевич любил хорошее обращение. Но лесть и чествования на дух не переносил!

Он схватил первую попавшуюся Медную трубу и свернул ее в бараний рог. Как его самого совсем недавно пыталось согнуть То Незнамо Что.

Всем всё тут же стало ясно. Поле битвы немедля опустело, и Медные трубы провалились в Тартарары под звон собственных фанфар.

Богатырь устало вытер пот со лба.

― Может, хватит на сегодня? ― поинтересовался он у Всеведа и Кота-Баюна.

― А это и так всё! ― спокойно ответил Всевед.

― На сегодня! ― добавил неуёмный Кот. ― Ну, идём ужинать?! ― предложил он. ― А то мне ещё всю ночь работать.

Не прошло и пяти минут, как все трое оказались снова в избушке Всеведа.

Отужинав, Кот положил за щеку конфету и прилег на печь вздремнуть.

Всевед и Богатырь молча пили чай. Честно заслуженная кольчуга лежала на скамье рядом с Богатырём.

Петру Васильевичу было о чём подумать. Всевед не хотел ему мешать.

― А что случается с теми, кто отказывается идти? ― неожиданно спросил Богатырь.

― Каменеют, ― ответил Всевед, даже для приличия не удивившись вопросу.

― Что? ― не понял Пётр Васильевич.

― Каменеют, ― спокойно повторил Всевед.

Тут неожиданно проснулся Кот. Видимо, разговор его живо заинтересовал, и он не смог удержаться, чтобы не поучаствовать в нём.

― Одни деревенеют, сохнут, ― вступил он в беседу, ― и становятся дремучим непроходимом лесом, другие… Да что, я тебе рассказываю-то! ― осенило Кота. ― Ты же это изучал! Каменные глыбы! Всё как в сказках. Оглянулся ― окаменел. Вначале внутри, а уж если слишком сильно упираются, то можно и снаружи. Только не потому, что оглянулся, ― увлекся подробностями Кот, ― а потому, что испугался идти вперёд! ― хитро блеснул он глазами.

― Почувствуйте разницу! ― продекламировал Кот-Баюн и на удивление серьёзно добавил. ― Никогда ничего не бойся! Это бесполезно. Иди вперёд! Всё равно идти придётся! Вопрос только как: путешествуя с удовольствием, легко и радостно, или упираясь, с неохотой и брюзжаньем. Всё, что ты уже прошёл, ― теперь твои силы. Запомни! Пусть силами и остаются!

Всевед молча кивнул в знак одобрения…

Как ни старался Богатырь вспомнить дальнейшее, но так и не смог.