Кари, большой черно-белый спаниель, бросился к постели хозяина и, урча и повизгивая, принялся зубами стаскивать с него одеяло.

- А ну, прекрати! – прикрикнул тот. – Чего тебе не спится в шесть утра, а? Гулять, небось, хочется? – И он засмеялся.

Впрочем, мистер Фринд и сам уже давно не спал. Он был стар, а какой у стариков сон! Чуткий и прерывистый, и то ненадолго… Фринд не сердился на собаку. Ведь он жил один, и Кари, подаренный два года назад соседской девочкой, был его единственным компаньоном и утешителем. В то время спаниель являл собой куцехвостый и лопоухий комок шерсти, потешный в своей неуклюжести. За два года он вырос и стал еще подвижнее. Игры он просто обожал, но хозяин был для него плохим партнером.

Пока старик одевался, собака, уже сидя перед дверью, умильно поглядывала на него и колотила хвостом по полу. Стоило Фринду открыть дверь, как спаниель вылетел наружу и залился радостным лаем. Голуби, подбиравшие у порога вчерашние крошки, кинулись от него врассыпную разноцветными лопочущими стайками. Дом Фринда стоял в стороне от других, почти у самой опушки леса. Там они гуляли с Кари каждое утро и каждый вечер. И сейчас Фринд направился туда же. Ночью была гроза и лил сильный дождь. Кое-где природа до сих пор стряхивала с себя остатки капель. Наверно, именно из-за этого утро было не по-летнему прохладным. Мистер Фринд зябко ежился. Сухое старческое тело не мог согреть даже теплый свитер, без которого он никуда не выходил в последнее время.

Они уже углубились в лес. Кари бежал впереди, не пропуская ни одного дерева. Периодически он зарывался носом в лесную подстилку, фыркая, если в ноздри ему попадали сухие листья, или взвизгивая, когда натыкался на опавшую хвою. Старик неспешно следовал за ним. Ему нравился этот лес. Здесь было тихо и спокойно, а для него покой много значил. Он и раньше-то не любил шумных компаний, а после смерти жены остался совсем один. Детей у него не было, друзей тоже, среди соседей он слыл чудаком и нелюдимом, и только Кари скрашивал его одиночество. Прислонившись к шершавому стволу сосны в глубокой задумчивости, Фринд не сразу услышал, как негодующе лает спаниель. «Наверно, опять белка», - улыбнулся он и поспешил туда.

Кари стоял у какого-то огромного пня с перекрученными от старости корнями и то дружелюбно махал хвостом, то, припадая на передние лапы, визгливо и протестующе тявкал. Завидев приближающегося хозяина, он кинулся к нему и начал жаловаться на своем собачьем языке, тщетно пытаясь что-то рассказать человеку.

- Не старайся, милый, - старик ласково погладил его по голове. – Что у тебя тут?

Для своих лет (ему недавно исполнилось семьдесят) он сохранил неплохое зрение и очень этим гордился. Слегка щурясь, он наклонился к земле. В траве у корня, запутавшись в стеблях, ворочался жук. Он был большой и немного напоминал рогача, наверно, из-за двух удлиненных наростов на голове. Его серо-голубые надкрылья отливали металлом. Периодически они двигались, и тогда раздавалось тихое жужжание, что-то вроде «бз-з», «бз-з»…Фринд никогда не видел такого создания. Впрочем, в насекомых он не разбирался.

Кари подпрыгнул и снова залился лаем.

- Ну, ну, мальчик, оставь его в покое, - старик ласково погладил собаку. – Он сам выпутается из травы. Наша помощь ему не нужна.

Спаниель продолжал лаять и кидаться на жука. Обычно покладистый, он сейчас был очень взбудоражен и не подчинялся командам хозяина. Фринд сердито прикрикнул на него и повернул к дому. Пес неохотно последовал за ним.

После утренней прогулки старик обычно завтракал и пил кофе. Кари, сидя на полу, смотрел, как хозяин ставит на стол кофейник с горячим напитком и две большие красивые чашки. Этого Кари никогда не понимал. Ведь хозяин жил один, а он, Кари, кофе не пил. Замечая, как он недоуменно клонит набок голову, Фринд усмехался и, присаживаясь на стул, начинал объяснять.

- Понимаешь, Кари, всегда нужно рассчитывать на то, что к нам могут прийти гости. Возможно, кто-то из них любит кофе так же, как и я. Всегда нужно быть наготове. Так что не удивляйся, приятель. Если б ты пил кофе, я бы, конечно же, ставил три чашки. Я думаю, ты меня понимаешь.

Кари, конечно, ничего не понимал, но согласно вилял хвостом. Ему нравился рассудительный, спокойный голос человека и запах горячей жидкости от одной из чашек.

Фринд неторопливо, с наслаждением, прихлебывал кофе. Он сидел у раскрытого кухонного окна, из которого был виден все тот же лес. Неожиданно раздался низкий гудящий звук, и уже знакомый жук, а может, просто похожий на него, с шумом упал на подоконник. Старик даже вздрогнул. Он изумленно рассматривал насекомое, деловито ползущее к нему, потом тихонько стал отодвигать его в сторону распахнутой створки.

- Лети домой, приятель, здесь тебе делать нечего.

Но жук не слушался. Перескочив через палец человека, он быстро пробежал по столу и с громким стуком свалился на пол. И исчез. По крайней мере, Фринд, щуря глаза, так и не смог его внизу увидеть. Стремясь разглядеть, он привстал и шагнул вперед. Под ногой что-то хрустнуло. Охнув, он снова плюхнулся на стул, кляня себя за поспешность. Потом с брезгливостью и состраданием наклонился к самому полу, ища взглядом то, что должно было, по его мнению, остаться от насекомого. Жук, целый и невредимый, сидел прямо у его ног. На глазах у ошарашенного Фринда он развел в стороны свои металлические надкрылья, снова сложил их и издал звук, который старик уже слышал: четкое вибрирующее «бз-з». Кари ответил ему веселым тявканьем.

- Раз уж ты уцелел, приятель, - с облегчением констатировал Фринд, - хотя я и не знаю, как, то тебе теперь точно уж лучше возвратиться в свой лес.

С этими словами он осторожно, двумя пальцами, перенес насекомое на подоконник. Однако жук никуда не спешил. Он сидел в глубокой задумчивости, изредка кивая рогатой головой, как будто приветствовал невидимых остальным существ. Так его Фринд и оставил, уходя спать. Таким и застал утром, заходя на кухню.

- Что, до сих пор сидишь? – усмехнулся он, и жук, совершив поворот на сто восемьдесят градусов, повернулся к нему головой. Надкрылья произвели быстрое движение, и тихое «бз-з» прозвучало как приветствие.

- И что ж ты за вид такой? – задумчиво произнес старик, наклоняясь над новым знакомым. – Может, ты вообще науке неизвестен? Может, тебя нужно булавкой пришпилить к картонке, а потом отправить в город на исследование?

Конечно, он шутил. Он даже в детстве не поступал так с насекомыми. Но реакция «собеседника» поразила и даже испугала его. Жук подпрыгнул высоко, почти к самому лицу Фринда, отчего тот испуганно отшатнулся, потом, опустившись на подоконник, низко нагнул рогатую голову, как будто защищаясь, и на этот раз его «бз-з» прозвучало явно угрожающе.

- Ну, ну, приятель, - растерянно сказал старик, отступая на шаг. – Такое впечатление, что ты что-то понимаешь. Ишь, как заскакал! Странные вы, однако, насекомые.

Он пошел умываться, а после вывел Кари на прогулку. Вернувшись, он начал готовить завтрак. Все это время жук так и сидел на подоконнике, и казалось, что он настороженно следит за тем, как Фринд благоговейно водружает на стол кофейник.

- А ты все тут сидишь? – обратился к нему старик. – Вот упрямый! Может, тебя еще и на кофе пригласить?

«Бз-з», - тоненько ответило насекомое. Ей-богу, это прозвучало как хихиканье. Фринд только головой покачал. Он уже почти перестал удивляться.

С тех пор их стало трое. Старик так и не смог определить, к какому виду относится его странный знакомец, и даже толстая книга по энтомологии, за которой он специально ездил в городскую библиотеку, не пролила свет на эту тайну. Так он и остался для Фринда просто Жуком. Старик поставил на окно старую картонную коробку, и ночь Жук проводил в ней, а днем сидел на подоконнике или летал по дому, порой оказываясь в самых неожиданных местах. Периодически он исчезал, но Фринд никогда не переживал, потому что каждый вечер он видел в коробке рогатую голову и серую, поблескивающую металлом спинку.

Так продолжалось несколько недель. Потом наступило Время Удивляться.

В тот день, готовя свой любимый вермишелевый суп, Фринд презентовал Кари огромную кость с остатками мяса. Счастливый спаниель упоенно грыз ее весь день в своем углу, пока, отполированная собачьими зубами, кость не стала белой и гладкой. После этого из пищи она превратилась в игрушку. Единственным местом в доме, где Фринд разрешал собаке играть, был старый потертый палас в холле, на котором Кари и разлегся, удерживая между передних лап свою драгоценность. Он был хорошо виден Фринду, который сидел в гостиной, водрузив на нос очки. Книгу он держал в руках. Читая, старик периодически поднимал глаза от текста, чтобы понаблюдать за спаниелем, с веселым ворчаньем занимавшимся костью. В какой-то момент ворчанье стихло, и Фринд, машинально глянув в холл, застал следующую картину. Кость лежала на паласе; с одной стороны над ней навис Кари, помахивая хвостом, с другой…с другой в нее тыкался рогатой головой Жук. Как ни странно, спаниель не протестовал, а казалось, с благожелательностью наблюдал за исследованиями своего нового приятеля. Потыкавшись, Жук дал задний ход и неподвижно замер в пяти сантиметрах от кости. С ним явно что-то происходило. Фринд смотрел на него внимательно, не отводя глаз. Очертания насекомого расплывались на ковре. Только через несколько секунд старик вдруг понял, что такого странного было в этом: жук рос, и рос быстро. Прошло всего две-три минуты, во время которых человек сидел в кресле, замерев от ужаса, и вот в нескольких метрах от него уже стояло огромное, ростом с собаку, шестилапое чудовище с лобастой головой, выросты на которой напоминали две антенны на шлеме астронавта. Но прежде, чем Фринд смог открыть рот и закричать, произошло еще что-то…словно со старой стены осыпалась мозаика, открывая совсем другой рисунок. Миг – и на ковре стояло зеркальное отображение Кари, такое же черно-белое, лохматое и лопоухое. Создание наклонило голову к кости и шумно втянуло в себя воздух. Только тогда спаниель, доселе находившийся в какой-то прострации, как и его хозяин, пришел в себя и, взвизгнув, схватил кость зубами. Его странный собрат молча впился в кость с другого конца, и они закружились по ковру, каждый ожесточенно дергая кость к себе, один – с сердитым ворчанием, другой – не издавая ни звука. Они так быстро кружились и скакали, что Фринд уже через минуту не мог различить, где его собака, а где тот, другой…Он вдруг сильно испугался за своего единственного друга, и это придало ему силы.

- Кари! – крикнул он повелительно.

Оба одновременно остановились и, не выпуская кость из пасти, скосили глаза в его сторону.

- Ко мне! – позвал Фринд сердито и растерянно одновременно. Одна из собак послушно подбежала к креслу. Старик с облегчением погладил ее, и животное радостно тявкнуло. Потом он посмотрел в холл. Тот, второй, все еще стоял там, держа кость в зубах. Потом он выронил ее и воззрился на человека без тени сомнения или страха. Его карие глаза были так же умны и преданны, и он, черт возьми, он тоже дружелюбно махал хвостом!.. И старик сдался.

- Жук! – позвал он тихо и хрипло, потому что голос изменил ему. - Ко мне!

И странное создание, охотно подбежав к нему, стало тыкаться носом в колени. Все еще настороженно и несмело Фринд погладил его, а пес лизал ему руки и махал хвостом не переставая. В общем, он делал все, как Кари, только абсолютно молча.

Совершенно сбитый с толку, старик задумчиво смотрел на свое новое приобретение. Страх уже исчез полностью, уступив место извечному людскому любопытству.

- Что ж ты такое есть? – произнес он наконец, обращаясь к Жуку. – Разве ж ты насекомое?

Животное (или что там это было?) клонило голову набок, как все удивленные собаки, и колотило хвостом по полу.

Полдня два черно-белых близнеца играли и возились в холле, а вечером Фринд стал в тупик. Оставить Кари без прогулки невозможно, но выгуливать двух собак?.. Появление из ниоткуда второго спаниеля вызвало бы неминуемые вопросы соседей, а этого он не хотел. Ибо ответов не знал и сам…

И вот, пока он растерянно глядел на собак, ломая голову, как решить эту проблему, с Жуком снова что-то случилось. Просто посреди игры, вызвав недовольство Кари, он присел и странно вздрогнул. Фринд не успел даже удивиться, как на ковре вместо большой черно-белой собаки уже сидел большой серый жук. Обратное превращение заняло всего секунду или две. Таким образом, проблема отпала, зато в доме появилась своя маленькая Тайна.

С тех пор жизнь Герберта Фринда изменилась. Он сам никак не мог определить, к хорошему или плохому, но, по крайней мере, скучать ему уже не приходилось. Утром он видел мирно спавшее в коробке насекомое, а через час, выгуляв Кари, уже любовался невиданным в этих краях растением, пышно цветущим на подоконнике в причудливо расписанном цветочном горшке. Иногда, заходя в гостиную, он растерянно останавливался перед двумя телевизорами, теряясь в догадках, который же включать. Правда, впоследствии он обнаружил, что кое-кто не любит грубого обращения. Стоило шлепнуть по крышке псевдопредмета, как Жук превращался сам в себя и с недовольным «бз-з» уползал куда-нибудь в угол или вообще улетал. Два Кари превратились для Фринда в некую обыденность. Правда, в этом случае он легко различал, кто есть кто: Кари Второй никогда не лаял, не рычал и не визжал. Жук вообще практически не издавал звуков, кроме его обычного «бз-з», да и то только в своем натуральном виде. Верхом его подражательской деятельности стало «ночное чаепитие», как назвал его впоследствии Фринд. Правда, этот случай чуть не кончился для старика инсультом. Войдя полусонный на кухню попить воды, он включил свет и увидел…себя, мирно пьющего горячий чай. Все совершалось, как всегда, в полной тишине, и от этого зрелище выглядело еще более жутко. Но что поразило остолбеневшего Фринда, так это даже не безмятежный вид его самого и не совершенно неурочное время, которое бесстрастно отражали настенные часы, – три часа ночи. Больше всего старика возмутило то, что он пил ЧАЙ! Где и когда Жук, имитируюший только то, что видит или видел, мог такое лицезреть?

- Бессовестный! – ругал человек насекомое, мирно лежащее в своей коробке. – Да в этом доме ни-ког-да не пьют чай, только кофе, кофе и кофе! Если уж приспичило что-то изображать в три часа ночи, так хоть придерживайся истины. Чтоб я больше этого не видел!

А еще Жук не ел, что Фринда удивляло и вначале даже беспокоило. Напрасно он подсовывал приятелю самый разнообразный корм: от крошек и листиков до кусочков мяса. В конце концов, видя, что его новый питомец переносит голодание без всяких последствий, старик успокоился. Возможно, насекомое чем-то питалось во время своих периодических отлучек, но за этим Фринд проследить, конечно же, не мог.

Так они и жили втроем несколько месяцев… Потом к старику зашла соседка, чей маленький чистый домик был ближайшим к дому Фринда. Сначала он не узнал ее, настолько она изменилась: высохла, пожелтела, огромные черные глаза ввалились… Пытаясь скрыть смущение, он растерянно заметался по кухне.

- Доброе утро, миссис Вэрнис. Хотите кофе?

- Спасибо, я уже пила сегодня. – Она нерешительно подняла на него глаза. – У меня к вам просьба, мистер Фринд.

Он почти силой заставил ее присесть в удобное плетеное кресло, а сам сел рядом, на стул с высокой спинкой.

- Вы знали моего мужа, - начала женщина тихо, - вы ходили к нам в гости, пока он был жив. Вы видели, как рос наш сын. Вы - хороший сосед, мистер Фринд. Поэтому я решила обратиться именно к вам.

Старик слушал внимательно, иногда кивая головой. Да, именно так все и было. Много лет они были даже дружны с ее мужем, и ему всегда нравилась эта тихая гостеприимная семья. Он помнил и их сына, который со временем из веселого озорного мальчугана превратился в крепко стоящего на ногах бизнесмена. Сейчас он жил с семьей в большом городе, но, надо отдать ему должное, часто навещал мать. Между ними по-прежнему были очень теплые отношения.

- Роберт скоро должен приехать, - продолжала мистер Вэрнис, - и я хочу, чтобы, когда он приехал, вы передали ему письмо от меня.

Ничего не понимая, он принял от нее маленький белый конверт.

- А почему вы сами...? Разве вы куда-то уезжаете?

Слабо улыбнувшись, она махнула рукой как-то неопределенно.

- Можно и так сказать… - Видя его недоумевающий взгляд, она поспешно добавила: - Меня уже здесь не будет…

Он все еще ничего не понимал, пытливо вглядываясь в это изможденное лицо с погасшими глазами. Она вздохнула. Ей явно не хотелось говорить.

- Я очень больна, мистер Фринд. Вы же сами это видите. – Он отвел глаза. – Врачи не оставили мне никаких шансов. И… и это очень болезненно. Я не сплю ночами, мне не помогают лекарства. – Ее голос понизился до шепота, и она вытерла набежавшие слезы. – Вот я и хочу прекратить все это побыстрее…

Только теперь он понял, о чем она говорит, и конверт чуть не выпал у него из рук.

- Но… но, Розмэри, какой это будет удар для вашего сына!… подумайте об этом…

Женщина покачала головой.

- Я уже думала. Конечно, это будет ударом для него, но он сильный мальчик, он справится. Там, в письме, я ему все объясняю.

- А разве он не..?

- Нет, нет, что вы, - запротестовала она. – Я старалась ничего ему не рассказывать. Знаете, мне уже пора. Есть еще несколько дел, которые нужно уладить. Вы выполните мою просьбу? – она смотрела на Фринда с мольбой.

- Да, - выдавил он с трудом.

Она благодарно улыбнулась и погладила подбежавшего спаниеля.

- У вас чудесная собака, мистер Фринд. Она нравится всем в нашем поселке. Такая веселая, дружелюбная… Хороший мальчик Кари, - и она потрепала животное по шее.

Старик машинально глянул вниз, и обычные слова благодарности замерли у него на языке. Это был не Кари. У ног Розмэри Вэрнис крутился Жук, преданно глядя ей в глаза и изо всех сил махая хвостом. Он молча, раз за разом, подсовывал голову под ее ладонь и, казалось, впитывал человеческую ласку каждой клеточкой своего лохматого тела. Они оба проводили женщину до входных дверей, а когда они закрылись за гостьей, Жук задумчиво посмотрел куда-то в угол и убежал.

Письмо пролежало на полке несколько дней. И каждое утро Фринд со страхом смотрел в сторону соседского домика: открыты ли шторки на кухонном окне, что миссис Вэрнис делала каждый день, как только подымалась с постели. И каждое утро они были открыты. Пару раз он даже видел ее в окне, и она приветственно махала ему рукой, но даже на таком расстоянии можно было заметить, как она слаба и какие черные круги расплываются под ее глазами. Вздыхая, он выводил Кари на прогулку и, возвращаясь, украдкой опять же скользил взглядом по соседским окнам. Пока что все было нормально, и он уже начал надеяться, что она передумала.

Потом приехал Роберт Вэрнис. Возвращаясь с вечерней прогулки, Фринд увидел его еще издали у своего крыльца, и мрачный вид молодого человека не предвещал ничего хорошего. «Господи, неужели она это все-таки сделала?», - подумал он с унынием. Подходя к дому, он машинально отметил, что соседские окна плотно зашторены. Они обменялись с Робертом крепким рукопожатием.

- У меня плохие новости, мистер Фринд, - заговорил тот. – Мама с утра в больнице. Ей вдруг стало плохо. Сейчас вроде получше, и она очень хочет вас видеть. Вы сможете приехать к ней сегодня? Если что, то я на машине…

- Конечно, - произнес Фринд поспешно. «Розмэри жива! – подумал он с облегчением. – Но что случилось? Почему она хочет меня видеть?»

Ему потребовалось пятнадцать минут, чтобы собраться. Запертый в доме Кари лаем и визгом выражал свое несогласие с тем, что его не берут. Жука в его коробке не было.

Белые стены больниц всегда наводили на Фринда тоску, граничащую со страхом. Запахи медикаментов, неслышно скользящий в голубых и белых халатах медперсонал – все это заставляло его нервничать. За всю свою долгую жизнь он очень редко болел, а в больнице так и вообще ни разу не лежал. «Зато Эллис провела в них полжизни», - подумал он с горечью. Маленькая хрупкая провинциалка, подающая надежды молодая художница… Их брак был заключен по любви, и единственное, что отравляло его, - невозможность иметь детей. У Эллис оказалось очень слабое здоровье, и врачи запретили ей даже думать о ребенке. Несмотря на это, они прожили долго и счастливо много лет. А потом он все-таки потерял ее…

- Это здесь, - сказал Роберт и распахнул дверь, пропуская соседа вперед.

Миссис Вэрнис, очень бледная и сосредоточенная, лежала с открытыми глазами. Как только мужчины вошли, она перевела взгляд на них, сначала на Фринда, потом на сына.

- Как ты, мама? – Роберт взял ее руку в свою и легонько погладил.

- Уже намного лучше, сынок, - она улыбнулась ему. – Оставь нас, пожалуйста, вдвоем с мистером Фриндом. Я потом тебя позову.

Он послушно вышел.

Старик тихонько опустился на стул, стоявший у изголовья кровати. Он с удивлением увидел, что женщина волнуется. Несколько раз она пыталась что-то сказать, но сразу же замолкала. Наконец миссис Вэрнис глубоко вздохнула и посмотрела на Фринда странным взглядом.

- Я хочу поблагодарить вас, Герберт, - произнесла она торопливо. – Вы… вы оказали мне такую услугу… Вы снова вернули меня к жизни… Не говорите ничего, прошу вас… Вчера ночью я наконец-то решилась. Я растворила две упаковки снотворного в чашке с водой и уже шла к себе в спальню… И вдруг я увидела вас…

- Меня?! – пролепетал ошарашенный Фринд. – В вашем доме?!

- Да. Вы стояли в холле и смотрели прямо на меня. В вашем взгляде было столько жалости и сострадания… Но вы не произносили ни слова, и мне стало страшно. Я пробовала спросить, что вам нужно здесь так поздно, но язык не повиновался мне. Я пробовала скрыться в своей комнате, но ноги меня не слушались. А вы вдруг медленно покачали головой из стороны в сторону, все так же молча, но укор чувствовался в каждом движении. У меня начали дрожать руки. Чашка выскользнула и, упав на пол, разбилась вдребезги. А я начала плакать. Это были не слезы сожаления по поводу несовершенного поступка и, тем более, не слезы страха или боли. Нет! Во мне словно что-то прорвало, словно какой-то нарыв выпускал из себя гнойное содержимое. Когда я успокоилась, вас уже не было в холле. Я не видела, как вы пришли и как ушли. Меня охватила такая слабость, что я с трудом добралась до постели. Я чувствовала себя так спокойно и умиротворенно… Однако ночью все-таки вызвала медслужбу… Но это еще не все… - глаза женщины сияли. – Врачи сделали полное медицинское освидетельствование. Они ничего не понимают! Единственная версия с их стороны – что какой-то сильный стресс вынудил мой организм мобилизовать свои иммунные силы. Это было кратковременно и изнурительно, но очень полезно. Половина воспалительных очагов в моем теле исчезла без следа. У меня снова появилась надежда!

Она схватила Фринда за руку, неожиданно сильно сжав ее тонкими белыми пальцами.

- Спасибо вам, мистер Фринд! Спасибо! Я знаю, что это сделали вы. Не знаю, как, но знаю, что это именно благодаря вам я буду жить. Вы вернули меня сыну. Я никогда этого не забуду, никогда, - она улыбалась сквозь слезы. – А сейчас позовите, пожалуйста, Роберта. Я хочу побыть с ним.

Потрясенный Фринд вышел в коридор, сказал молодому Вэрнису, что его хочет видеть мать, и тихонько поплелся к выходу. Он ничего не понимал. Он так растерялся, что совершенно забыл о том, что теперь, когда Роберт в палате у матери, ему, Фринду, придется возвращаться в поселок автобусом, что не очень-то удобно в его годы. Да, он ничего не понимал, но он о многом начинал догадываться.

 

С той ночи ему начала сниться Эллис. Он видел ее то молодой, примерно такой, как в день их встречи сорок лет назад, то постарше, когда она уже начинала болеть и нечасто поднималась с кровати. Сны были скупы и обрывочны, и хотя ничего плохого не содержали, после них оставалось чувство недосказанности и какой-то опустошенности. Он достал из кладовой все оставшиеся картины жены, которые она дописывала уже в последние дни или даже совсем незаконченные. Рассматривая их, Фринд словно разговаривал с самой Эллис. Она всегда была бунтаркой, и это отражалось на ее полотнах, которые изображали то штормящий океан, то встающего на дыбы коня, то мрачное нагромождение каменного хаоса у подножия горного хребта. Тревожные темы, тревожные краски… Натюрмортов она никогда не писала: не любила мертвой природы, а картины со светлыми, спокойными ландшафтами можно было пересчитать по пальцам.

В такие минуты оба его товарища обычно находились рядом. Кари, склонив голову набок, рассматривал картины с видом умудренного опытом знатока, а Жук ползал между расставленными полотнами, потешно тыкаясь в них рожками, и периодически издавал свое кратко-одобрительное «бз-з».

Со временем сны стали принимать определенную остроту, и Фринд понял, что начинает скучать за женой. Однажды после особенно яркого сна он проснулся и немощно, по-стариковски, заплакал. Всхлипывая, он звал ее по имени, называя разными ласковыми прозвищами, которыми награждал ее за время семейной жизни. Заснул он только под утро…

Эллис пришла к нему через два дня, на закате, когда солнце уже почти скрылось за горизонт. Его последние лучи осветили ее тонкую фигурку, прислонившуюся к дверному косяку гостиной. Фринд узнал ее легкую улыбку на измученном болезнью лице и неиссякаемый задор в карих глазах. Ему вдруг стало светло и больно одновременно. Он знал, что так не должно быть, что так быть не может, но радостно впитывал в себя эту улыбку, блеск глаз, каштановую волну волос, чуть тронутых сединой. Он привстал с кресла, потянулся к ней…

И вдруг все понял. Руки и ноги налились свинцом, в правой стороне головы запекло огнем, как будто под черепом разложили большой костер. «Хоть бы не инсульт», - подумал он вяло. Несколько минут мужчина молча сидел в кресле, женщина молча стояла у дверей. Потом Фринд с трудом разлепил губы.

- Не нужно, Жук. Спасибо, но… не… нуж-но…

Очертания Эллис дрогнули, словно дым костра под порывом ветра. Он почти безучастно наблюдал, как тает милый сердцу образ, исчезая бесследно. Вскоре на пороге осталось только большое серое насекомое, сидящее неподвижно. Потом оно развернулось и тихонько уползло на кухню.

 

А через три дня, ночью, разразилась гроза. Конечно, осенью это не такое уж редкое явление, но эта была какой-то особенно сильной. За окном так гремело и сверкало, что Кари, поскуливая, жался к кровати хозяина и тоже не мог заснуть. В темноте, при вспышке молний, его карие глаза казались огромными, черными, чернее самой ночи, расцвеченной белыми проблесками. Утром спаниель отказался гулять дольше пятнадцати минут. Быстро покончив со своими делами, он тревожно повел мордой в сторону леса и разразился испуганным лаем. Впрочем, Фринд и сам не был расположен к долгим прогулкам, и они вернулись домой.

Ставя кофейник на плиту, старик обратил внимание на беспокойное поведение Жука. Он то кружил по своей коробке, то замирал, но усики-антенны беспрестанно шевелились, как будто пытались принять какой-то сигнал. И снова Фринд в тысячный раз спрашивал себя, что это такое и почему оно четыре месяца назад пришло из леса именно к нему.

Едва он снял кофейник с огня, раздался стук в дверь.

- Войдите, - откликнулся он с радостным изумлением: впервые за много лет у него появился шанс пить кофе не в одиночестве.

Дверь медленно открылась и так же медленно захлопнулась. На пороге стоял высокий худой мужчина. Он выглядел почти обычно, даже обыденно, но, прежде, чем он заговорил, Фринд внезапно понял, откуда появился Жук, и понял, что у него сейчас заберут это серо-стальное чудо, которое так пыталось ему помочь изо всех своих маленьких сил. Беспомощный, он молча стоял и ждал, пока пришелец заговорит.

- Здравствуйте, - старательно произнес незнакомец почти по слогам. У него был длинный смешной нос, свисающий аж на верхнюю губу, кончик которого периодически потешно шевелился, как будто он к чему-то принюхивался. Его прищуренные глаза неопределенного цвета быстро обежали гостиную и безошибочно остановились на двери в кухню. Потом он перевел взгляд на Фринда. – Я вижу, что вы уже все поняли, и рад этому. Не затруднит ли вас самого принести сюда Метаморфозника?

- Простите? – выдавил старик. – Боюсь, что я вас не понимаю.

Незнакомец вздохнул, и вид у него сделался какой-то унылый.

- Право, я не знаю, как вы его здесь называете. Это такое маленькое… с шестью конечностями… и двумя антеннами на голове… Он может превращаться во что угодно… Ну, вы же понимаете, о чем я говорю…

- Жук на кухне, - произнес Фринд подавленно. – Я сейчас его принесу.

Шаркая непослушно тяжелыми ногами, он сходил на кухню и принес Жука. Принес не в коробке, а в руках, словно пытаясь напоследок подольше подержать существо, которое вместе с Кари так скрашивало его одиночество в последние месяцы.

- Вот, возьмите, - он бережно протянул насекомое пришельцу. Их руки соприкоснулись. Кожа незнакомца была холодной и влажной.

- Благодарю вас, - отозвался тот, церемонно и четко выговаривая слова. – Я вижу, он в прекрасном состоянии. Мой сын будет очень рад, что нашлась его любимая игрушка.

- И…игрушка?! – переспросил Фринд ошарашенно.

- Ну да, - удивленно ответил незнакомец. – Это Метаморфозник, биоробот высшего класса, специально разработанный для детей младшего возраста. В его программе заложена возможность изменять форму, принимая образы живых и неживых существ. Иногда он ориентируется только на биотоки мозга хозяина или отдельных участков кожи организма, находящегося в контакте с ним. При этом многие из них имеют программу самосовершенствования. Этот, кстати, тоже. Мы потеряли его…э-э…месяца четыре назад, если считать по-вашему…во время, гм-гм, прогулки…Сынишка был очень расстроен. То-то будет радости, когда я вернусь. Конечно, это всего лишь умная машина, но она умеет к себе привязать. А вы, - он неожиданно поперхнулся, - вы думали, что это живое существо?!

- А я думал… - эхом отозвался старик и замолчал. Глаза его невидяще уставились в пространство.

Несколько минут в воздухе висела тишина. Наконец Фринд глубоко вздохнул, приходя в себя.

- Знаете, я как раз собирался пить кофе. Может… я просто подумал… может, вы захотите составить мне компанию?

- Знаете, я бы с удовольствием, - чинно проговорил незнакомец, - хотя и не знаю, что это такое, но мне нужно срочно возвращаться.

В его голосе прозвучала непреклонность, и старик сжался, сник, как будто даже уменьшился в росте.

- Я понимаю, - пролепетал он. – Конечно, вас ждут дома…

Стальная спинка, до этого неподвижная, вдруг пришла в движение. «Бз-з», - сказал Жук. По нему словно прошла судорога, и в следующее мгновение в почти земной ладони стояла белоснежная фарфоровая чашка, полная черного свежезаваренного кофе. От нее подымался легкий парок. Фринд замер. Пришелец, уже направившийся было к двери, резко остановился. Он с недоумением глядел на то, что появилось в его ладони. Его длинный висячий нос снова пришел в движение. Он с явным наслаждением вдыхал незнакомый, но такой чарующий аромат.

- Впрочем, - он откашлялся, и старик с надеждой поднял голову, - почему бы и нет?… конечно, если ненадолго… пожалуй, я мог бы принять ваше предложение. Оно еще в силе?

 

В тот вечер Кари, лежащий у ног хозяина, какое-то время удивлялся, почему на столе стоит три чашки, если людей всего двое. Впрочем, долго эта мысль его собачий ум не занимала. Он был рад, что в доме тихо, тепло и пахнет кофе…