Когда он сказал мне об этом впервые, я потеряла голос и способность контролировать свои слезы. Вместе с этим пропало желание еды и чувство голода. Пропал страх перед физической болью, желание жить, сосредоточенность и работоспособность. Равнодушие к происходящему и утекание прежних ценностей не коробило и не задевало. Хотелось только одного: чтобы он передумал. Вы спрашиваете, почему я так мало боролась? Я могу ответить, только вряд ли вы сможете меня понять. Он ушел от меня ради своего собственного блага, ради своего удовлетворения, ради восстановления утраченного счастья рядом со своей женой и годовалым ребенком. Какие права имеет при этом любовница? Истерики, слезы и просьбы тут неуместны. В подобном случае, тебе всегда расскажут, где выход, если ты «устала». Требовать что-то здесь бесполезно. Твое место было определено изначально. А в том, что ты вдруг полюбила – это полностью твоя вина. На все сто процентов. Не можешь без него жить? А кто разрешил тебе привыкать? Правильно: сама – себе. И пусть он поет тебе о любви, гладит тебя по голове, произносит в твой адрес ласковые слова, в твоей любви к нему будешь виновата только ты. И по прошествии времени осудят в первую очередь тебя, за то, что влезла в чужую жизнь и рушила чужое счастье. Мужчину простят и поймут, многие одобрят, многие сперва осудят, но тебя будут ненавидеть всегда, обзовут дрянью, и никогда, слышишь, никогда тебе этого не забудут и не простят.

Время лечит все…говорят, кажется так. Но никто не лечит время. Оно, больное, способно порой задушить, безжалостно, остервенело. Бывает быстро. Просто ломает. Как сильный ветер вырывает с корнем деревья, так и время способно перевернуть жизнь с ног на голову, вывернуть наизнанку, растерзать, как попавшую зверю дичь, изглодать, как ворон падаль, за один час, за одну минуту, секунду, за один разговор, за одну фразу: я ухожу. Хуже, когда говорят: «уходи». Ужасно – когда все вместе. И просить, плакать – бессмысленно. Он решил. А ведь ты живешь по его законам и его правилам, установленному лимиту времени и тарифу выделенных на тебя моральных и физических сил. Боль во всем этом – не самое страшное. Хуже всего – это осознание, в каком дерьме ты оказалась. Что ничего не вернешь, никого не разжалобишь и не упросишь. Тебя выкинули, как ненужную вещь. Поиграли, как детки с куклой, потроша все внутренности, желая понять, как эта неживая красота ходит и моргает глазками. Нет смысла говорить о предательстве, мужском сволочизме, просить его вспомнить слова, что он когда-то говорил, или напоминать самой. Нет. Сволочь – это ты. И тебе по заслугам. Так обязательно скажут, если ты в агонии своего существования решишься кому-то рассказать о своей любви. Он – примерный семьянин, заботливый отец и любящий муж. Ему далеки твои надежды, а уж тем более слезы по их утрате. А ты обязательно будешь плакать. И обязательно оправдаешь его и возьмешь всю вину на себя.

Когда он мне сказал об этом впервые, мир рухнул. Слезы сыпались градом, отошло на второй план все. Только мысль о не существовании без него пульсировала иголкою в сердце, и будто гвоздями забивала в виски нестерпимую боль. Сны стали короче, ночи – длиннее, дни – мучительнее. А когда он вернулся, просто потому, что решил свои проблемы, мир не встал на место. Просто над руинами засветило солнце. И я, на худых ногах, щурясь опухшими глазами, шагала по этим развалинам к нему и замирала при каждой встрече, ревела при каждом расставании, потому что страшно боялась, что он снова уйдет. Всякий раз, когда он говорил о невозможности встреч, появлялось чувство покинутости и брошенности лицом в грязь. Как нашкодившего котенка тычут в наделанную им лужу, так и тебя кидают в дерьмо, указывая тем самым на твое место и статус. Ты всего лишь любовница. И у тебя нет прав и свобод. Хочешь – терпи. Не хочешь – тебя обязательно поймут и отпустят, и скажут это с такой любовью, что ты никогда больше не захочешь уйти. И никогда не посмеешь сказать ему о своей усталости. Хотя бы из страха, что тебе укажут на дверь. А ведь ты очень боишься, что она захлопнется перед твоим носом, и ты останешься с той стороны, где не будет его. И ты терпишь. Хотя себя убеждаешь, что нет. Тешишь себя, воспитываешь и уверяешь, что готова и хочешь так жить. Ты любишь. И всегда говоришь ему об этом. Ты рассказываешь ему о своей жизни, о своих днях, о своих победах и поражениях. Но никогда больше ты не скажешь ему о той надежде, что ушла с той секундной фразой: «я ухожу». Сволочь – это ты. Чего ты ожидала? Ты – пыль под ногтями его жены, не стоишь и волосинки на ее голове, ни одной молекулы. Ты ни на что не имеешь права. Даже на то, чтобы давать ему советы. Всегда надо помнить о двери, которая в любую минуту может захлопнуться перед твоим носом. Ты всегда боишься. Даже когда вы рядом. Когда он целует тебя, обнимает и гладит, когда говорит тебе о любви и спит с тобой. Ты боишься, что это опять может рухнуть. Раньше ты не задумывалась об этом, но сейчас ты понимаешь, насколько все зависит от него и его семьи, и насколько ты ничтожна оказать на это хоть какое - то влияние. Этот страх будет с тобой всегда. Ты станешь мнительной и депрессивной. Станешь реже улыбаться и больше плакать. Потом ты станешь чувствовать сердечную и головную боль, затем снова пропадет голос. Ты станешь болеть и чахнуть, но будешь продолжать убеждать себя, что без него тебе только хуже, потому как сопоставить факты и установить причинно-следственные связи ты уже будешь не в состоянии. Ты – зависима. Ты - раба. И будешь рада даже скромной подачке в виде смс – сообщения... Я никогда себя не жалела. Ругать и понукать свои совесть, сердце, душу и рассудок стало моим естественным времяпрепровождением. И, хоть я страшно боялась, я все равно просила. Потому что любила и ждала. Страх поселился в душе с той минуты, когда он отказался от близости со мной, озадаченный нехваткой времени. Лимит был исчерпан. Все остальное было ее. И его эрекция, возбуждение и желание, его страсть и любовь – достались ей. А я…уныло поплелась домой и целый час мастурбировала в ванной со слезами на глазах. Я всегда жалела себе подобных. Влюбленных любовниц, на которых не хватило их личного счастья. А себя не жалела. Я ходила в церковь и ставила свечки за него и его семью, жену и сына, но за себя – никогда. Потому что была убеждена, что я дрянь. Иногда мне хотелось оказаться при смерти, кинуться под машину, наглотаться таблеток. А иногда не хотелось даже этого. Не желала ничего, кроме него рядом. А когда прошло время, и он ушел снова, страх сменился на плач, а боль – на отчаяние. И, казалось, невыносимая пустота сдавливала до микроскопической клетки. Дверь стукнула по лбу, и я отлетела, ударившись хребтом о развалины своего мира. Я продолжала ставить свечи за его семью, продолжала болеть. Но сгоревшая надежда мешала просить. Мы больше не виделись. И не общались. Связи были разорваны, контакты стерты. Я, выкинутая из жизни своего любимого, так и нашла себя и силы разобрать тот завал от любовного теракта…

Пока не удается излечить время… Да и время – то не очень торопится излечить меня.