Утро выдалось на редкость мерзким. Ледяной, по-осеннему пронизывающий ветер так и норовил забраться под куртку. А еще этот моросящий дождь. Он буквально сводил с ума своей навязчивой монотонностью. Да и низко нависшее свинцовое небо без единого просвета не обещало никаких улучшений. Город, будто, замер в осеннем промозглом воздухе, смешивая запахи слякоти и жухлой листвы. В такую гадостную погоду, как говорится, хороший хозяин собаку на двор не выгонит.

 

В такую погоду, думал Сергей, хорошо было бы нежиться в теплой постели, обнимая сладко сопящую жену. Или пить самый вкусный на свете фруктовый чай с булочками, которые только его Леночка так вкусно умеет готовить. Булочки с маком и корицей, вареньем и орешками… Сережа, как и большинство мужчин, был ужасным сладкоежкой. А еще лучше, обнимая, с нежностью смотреть на жену и слушать, как та, улыбаясь и поглаживая животик, рассказывает, как вел себя сегодня Ромка. Ромкой они решили назвать своего первенца. Малыш вот-вот должен был появиться на свет. Сережа с таким нетерпением ждал рождения сына, что готов был днем и ночью исполнять все Леночкины желания и прихоти.

Небесно-голубой взгляд из-под густых рыжих ресниц, нежно-просящее: «Зайка, нам с Ромкой ужасно хочется лимона!».- «Конечно, любимые. Я быстренько!»

 

Мелкие, ужасно холодные и оттого колючие капли царапали лицо. Подняв воротник куртки и втянув как можно ниже голову в теплый вязаный шарф, еще, казалось, хранивший тепло заботливо повязывающих его Леночкиных рук, Сергей стремительно направился к небольшому базарчику неподалеку от продуктового магазина. Продавцов в столь противную погоду было немного, а покупателей – и того меньше.

 

У прилавка с горой экзотических фруктов никого не было.

- А где хозяйка? - кивнул Сергей, пряча руки в карманы и поеживаясь от проникающей промозглой сырости.

- А ты, мужчина, подожди. Она отошла ненадолго, щас вернётся, - нехотя отозвалась закутанная в огромный шарф мужеподобная тетка в серых замызганных нарукавниках, торговавшая по соседству солёными огурцами и квашеной капустой.

 

Сергей стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуется Леночка – проходя, неподалеку он увидел цветочную лавку и решил обязательно выбрать для жены букетик её любимых фиолетовых хризантем.

 

Напротив Сергея, прислонившись к мокрому прилавку, стоял старик. Сложно сказать, что именно, но в его облике что-то привлекало. Скорее всего – бросающееся в глаза несоответствие. На нем был неопределенного цвета плащ фасона «прошлого века» с несколькими искусно заштопанными местами. Но этот застиранный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки, несмотря на грязь и слякоть, начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан тонкой проволокой. Было понятно, что подошва на нём просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая, почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной.

Морщин на лице было не так уж много, но они были какие-то основательные, будто это были не просто морщины, а вехи, отмечающие разные, вовсе не пустячные события в жизни этого человека. Лицо мужчины было выбрито, что, судя по нескольким порезам, заклеенным кусочками салфетки, далось старику не легко. Но главное – его взгляд. В этом взгляде было что-то непреклонное и гордое, не смотря ни на что.

Ветхий выношенный плащ явно не мог защитить своего хозяина от пронизывающего ветра. Руки старика были синего цвета. Да и самого его буквально трясло от холода, но он терпеливо стоял на ветру и ждал.

Так как кроме них двоих и продавщицы соленых огурцов, но та, согреваясь, уныло потягивала пиво из бутылки и не представляла никакого интереса, а возле прилавка с фруктами по-прежнему никого не было, Сергей, чтобы не думать о том, что замерзает, продолжал рассматривать старика. Было видно, что перед ним был просто измученный бедностью и заботами человек. Чувствовалось, что тот стесняется теперешнего своего положения.

 

Когда терпение ожидающих, казалось бы, достигло предела, к прилавку неторопливо подошла продавщица. Скорее даже не подошла, а поднесла свое пышное тело. Судя по ее специфическому дыханию и вульгарному похихикиванию, она отходила в подсобку явно погреться.

Старик робким шагом двинулся к ней.

- Хозяюшка… милая, мне нужен один небольшой лимончик, - дрожащими от холода губами попросил мужчина.

- Та-а-ак, а ну вали отсюдава, алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то… - прорычала продавщица, замахав перед его лицом пухлыми ручками с неаккуратными ногтями, покрытыми ядовито-красным полуоблезшим лаком.

- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы один лимончик… Сколько он стоит? - тихо спросил старик.

- Ты глянь, Егоровна,- продавщица противным голосом обратилась к соседке, - чо делается! Уже твой товар на закусь не идет. Алкашам, итить его, уже лимончик подавай!

И товарки разразились громким рогатом, сопровождаемым потоком нецензурных слов.

Какой-то нехороший комок подкатил к горлу Сергея. Молодой мужчина стоял позади и чуть сбоку, и отчетливо видел, что у старика в глазах появились слёзы…

- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, - так же тихо сказал пожилой мужчина.

- Так, мужик, давай, вали отсюдава, - рыкнула продавщица, - а то сейчас сторожа вызову. Он так тебе вломит, что и закусь не понадобится.

И, обращаясь к Сергею, жеманно поправляя выбившиеся из-под вязаной шапки немытые волосы, спросила:

- Ну, а тебе чиво, парень? Чё ты стоишь, как не родной?

- Я подожду. Пусть отец сначала выберет товар. И, пожалуйста, повежливее!

Продавщица пожала недоуменно плечами: как, мол, знаешь, и демонстративно отвернулась к соседке, торговавшей капустой.

- Хозяюшка, милая, ну зачем ты так? – как-то очень тихо, одними дрожащими губами, произнес мужчина, чем еще больше разозлил тетку.

- Ну, так что, алкаш, сам свалишь, или Лешика позвать?

На ее истошный крик: «Лё-о-о-ши-ы-ы-ы-к!» из подсобного помещения выглянул здоровенный детина, небритый и изрядно помятый. Судя по ломику в руках, он настроен был противостоять грозному нарушителю спокойствия и заметно удивился, увидев, что гнев был направлен на старика.

- Семеновна, чё там у тя? – Лешик дожевывал что-то на ходу, и всем видом выражал крайнее недовольство оттого, что ему пришлось выйти из более-менее теплой подсобки на ледяной ветер да еще по такому поводу: старик явно был безобиден, - Кидануть этого шибздика?

И он, было, уже сделал шаг в сторону прилавка, но, натолкнувшись на недвусмысленный взгляд Сергея, смачно сплюнул и, ворча себе под нос: «разбирайтесь, мол, сами», поспешил ретироваться обратно в тёплую подсобку. Правда, дверь закрывать не стал. Да и ломик прислонил к стенке… так, на всякий случай.

- Нельзя мне уйти, - мужчина обратился, оправдываясь, к Сергею. А в голосе было столько боли. – Совсем плоха моя Аннушка. Лимончика ей надо.

- Так ты бабе своей на закусь чё ли? – с ехидной ухмылкой спросила продавщица, - На держи, вонючка, беги к своей алкашке, неси…. А то сдохнет она без закуси-то…

Она вновь разразилась противным рогатом, потонувшем в тираде нецензурных выражений, и, порывшись в корзинке, положила в посиневшую негнущуюся ладонь старика гнилой лимон.

Терпеть такое явное издевательство Сергей больше не мог.

- Что Вы себе позволяете? – вступился он гневно. – Как Вы так можете с человеком?

- Чи-и-и-во? Это хтой-та человек? Этот опустившийся алкаш? Ты ж посмотри на него – он же синий весь и трясется. Небось, головка бо-бо, да? – продавщица все больше и больше переходила на крик. – Слышь, Егоровна, дай-ка ты этому вонючке рассольчика – пусть здоровье-то поправит.

И она, перегнувшись из-за прилавка, подтолкнула старика в сторону товарки, да так, что тот то ли от неожиданности, а то ли от усталости, чуть не упал - в последний момент подхватил его подскочивший Сергей.

- Слышишь ты, сука… Да что же ты делаешь? – полушепотом начал молодой человек, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице кулаком.

Видимо, в его глазах было что-то такое, что тётка как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Её карандашом нарисованные брови испуганно поползли вверх. Втянув голову, она смотрела на Сергея как мышь на удава, расширив бесцветные и почти не моргающие от страха глаза. И лишь беспомощно глотала воздух.

Даже детина Лёшик, издалека наблюдавший за происходящим, на всякий случай прикрыл за собой дверь, оставив лишь маленькую щелочку.

- Ты, курица тупая, сколько стоит корзинка с лимонами? Отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух, - еле слышно, но очень понятно прошипел Сергей.

- Э… а… ну… я не знаю, - промямлила испуганно продавщица, соображая явно с трудом.

Каждое слово давалось ей с видимыми усилиями.

- Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит вся корзинка!?

- Наверное, 500 рублей, - она заморгала глазами, - а может 600.

Все это время старик непонимающе смотрел то на Сергея, то на продавщицу.

- Прости, отец, мне пришлось унизиться до оскорблений. - Сергей дотронулся до локтя пожилого мужчины, - но они понимают лишь такой язык.

Мужчина кинул две купюры на прилавок, но не рассчитал и те упали под ноги продавщице, вытащил корзинку с лимонами и протянул их старику:

- На, отец, бери! Пойдем отсюда. Пойдем потихоньку.

Слёзы, одна за другой, покатились по морщинистым щекам. Он мотал головой и плакал. Просто молча плакал, все еще сжимая в ладони гнилой лимон.

- Я ведь просто хотел купить… Деньги-то у меня есть.. мало, но есть..- слёзы на его щеках смешались с вновь начавшим накрапывать дождем, - так почему же она?... Из-за того, что я плохо одет? Что я слабее?.. Или потому, что за свою жизнь так и не научился отвечать на хамство?

Губы его дрожали, а лицо, покрытое основательными морщинами-вехами, выражало нестерпимую боль.

- Господи… Ну почему же так? Почему по внешним признакам определяется отношение к человеку. Прямо как у гоголевского Башмачкина - по пуговицам мундира. Так ведь “затаптывается” человеческая личность. Она теряет достоинство. Удивительно: ну почему же таких не терзают муки совести? Почему много в людях бесчеловечья? И так много свирепой грубости?

Мужчина устало облокотился на заботливо подставленную Сергеем руку. Всхлипывание стало затихать – старик понемногу справлялся со своими эмоциями

- Еще Демокрит в свое время говорил, что “совершающий несправедливость несчастнее несправедливо страдающего”,- тихо произнес пожилой мужчина, и взгляды их встретились.

Сергей усмехнулся: знает ли эта крикливая тётка слова такие? Дойдет ли до нее смысл?…

Он понимал, что старик не ждал ответа на эти свои вопросы. Да и что можно было сказать? О духовной скудности этих уродов? Да-а.. нелегкое это дело - высказать все, что на сердце. Нету слов подходящих.. Все какие-то узенькие и линялые. Или злые.

 

- Пойдем, отец, я провожу Вас.

Мужчины некоторое время шли молча. Сергей по-прежнему нес корзинку, а рука пожилого мужчины всё еще по инерции сжимала гнилой лимон.

- Погодите, отец, так не пойдет, - Сергей забрал из окоченевшей ладони старика гнилушку и выбросил в ближайшую урну, - Возьмите, пожалуйста, лимоны. Вы же для жены хотели…

Из глаз старика задрожали губы и хлынули слёзы.

- Для Аннушки… болеет она… лимончика захотелось… сказала, что может в последний раз.. Голубушка моя…

Сергей промолвил сквозь слёзы:

-Значит, отец, одна забота нас с Вами из дому-то выгнала в такую погоду: и моей жене лимончика захотелось. В положении она... первенца ждем.

Старик остановился и некоторое время глядел в одну точку.

- А наш сыночек, наш Ромочка, погиб на последней войне… Офицером был… вертолетчиком… Настоящим мужчиной… - старик ладонью вытер показавшиеся в глазах слёзы и, сглотнув, тихо добавил: - был…

Он как-то вдруг ссутулился, и прерывающийся голос его перешел на шепот.

А потом, помолчав, продолжил:

- Девчушечки у него остались… Машенька и Лизонька… близняшки. Школу в этом году заканчивают. Хотят стать как мы с бабушкой – учителями.

Последнюю фразу старик произнес с особой гордостью.

- А мы с женой сына тоже Романом назвать решили. Так хочется, чтобы и он стал настоящим мужчиной.

Старик выпрямился и, глядя в глаза, пожал Сергею руку.

- Спасибо тебе, сынок. Задержался я – Аннушка будет волноваться. А лимончик я , пожалуй, возьму… Один возьму… Она очень хотела. Знаешь, сегодня утром проснулась и говорит: «Вот если бы мне чайку с лимончиком, я бы, наверное, поднялась»

А потом, помолчав, добавил в полголоса, как бы самому себе:

- Эх, если бы можно было поднять мою голубушку, так отдал бы за это всё на свете. Мы… мы ведь аккурат 50 лет прожили с ней душа в душу. Через столько пришлось пройти, столько пережить… А вот теперь уходит душа моя… Аннушка.

- Погодите, отец, подержите, - Сергей всунул в совсем уже окоченевшие руки корзинку, - Я мигом!

Мгновение, и он показался из дверей цветочной лавки с двумя букетами, а еще спустя несколько минут Сергей вышел из гастронома с тортом и бутылкой красного вина.

- Отец, послушайте меня внимательно. Возьмите, пожалуйста, эти гостинцы для жены и порадуйте ее. Прошу Вас – не отказывайтесь. И… будьте здоровы, отец! Пожалуйста, будьте!

Сергей быстрыми шагами шел к дому. Только сейчас он ощутил, что по его щекам текут слёзы. Что это было? – Он и сам не знал. Но так хорошо почему-то было на душе.